Воздух становился все более холодным и разреженным, Лиза обеими руками обхватила себя за талию и тяжело дышала, выдыхая изо рта облачка белого тумана. Забравшись еще выше в горы, они с Мирабеллой увидели сидевших на камнях птиц.
А может, это были и не птицы вовсе, а летучие мыши – с уверенностью сказать этого Лиза не могла. Во всяком случае, они были уродливыми, как летучие мыши – крупные, размером с грифа‑стервятника, с какими‑то перепончатыми крыльями, прикрытыми глазами и длинными острыми клювами. Кроме того, они были белыми и без перьев. Неприятные это были существа. Глядя на них, девочка чувствовала себя как на уроке математики, когда стоишь у доски и мистер Тоддл так же внимательно и оценивающе смотрит на тебя.
Птицы – или летучие мыши – пристально наблюдали за передвижениями Лизы и Мирабеллы. Когда путешественницы скрывались среди камней, некоторые существа снимались со своих мест и начинали бесшумно парить в полумраке над их головами.
– Она знает, что мы уже здесь, – напряженным шепотом сказала Мирабелла, наблюдая за кружением этих то ли птиц, то ли мышей.
– Кто это – она? – спросила Лиза.
– Королева прядильщиков, – ответила Мирабелла, и от ее слов по спине девочки пробежал холодок. – Эти морибаты – ее наблюдатели. Шпионы, похитители тайн, разносчики слухов и сплетен, вот кто они.
– А спрятаться от них мы можем? – произнесла Лиза.
Крыса сочувственно покосилась на нее.
– От морибатов никому не спрятаться, – сказала Мирабелла. – Они немедленно узнают обо всем, что случается Внизу. Да и в любом случае, поздно о чем‑то думать. Она уже знает, что мы здесь, и зачем мы здесь, тоже знает.
Лизе не нравилось то, каким тоном Мирабелла произносила слово «Она», словно это было что‑то огромное и пугающее.
Кружившие над их головами морибаты внезапно закричали. Этот крик был таким резким и страшным, что проник в самое сердце девочки словно ледяной кинжал. От этого крика ей невольно подумалось о брошенных, умирающих от голода детях, о разрытых могилах, о беспросветно‑черных зимних ночах, о жутком скрежете покрышек, когда на соседнем шоссе № 47 сталкиваются машины, о скрипе несмазанных колесиков больничной каталки. Короче говоря, крик морибатов вместил в себя все самое печальное, пугающее и безотрадное, что только есть в этом мире.
Лиза решила не слушать их несущиеся сверху крики, заглушить их другими, более приятными воспоминаниями. Например, песенкой, которую распевал маленький, совсем еще маленький Патрик, когда его купали – «Прыг‑скок, на другой бок, мыло‑егоза, не лезь мне в глаза». Глупая, конечно, песенка, но Лиза всегда смеялась, слушая ее. Но спеть сейчас эту песенку у нее не получилось – слишком уж громкими были крики морибатов.
– Ненавижу их, – в отчаянии выкрикнула тогда девочка, и словно в ответ на ее слова морибаты разом замолчали и унеслись куда‑то в темноту. Лизе сразу полегчало.
– Вы думаете, они плохие? – сказала Мирабелла. – Да по сравнению со скавгами они просто милашки‑очаровашки. Словно вчерашняя котлета на помойке. Словно кусок протухшего сыра. Словно яблоко всего с одним червячком внутри!
– Пожалуйста, остановитесь! – взмолилась девочка, которую от этих слов начало подташнивать. – Мне понятен ход ваших мыслей.
Мирабелла фыркнула так, словно сомневалась в этом.
– А кто такие скавги? – с замиранием сердца спросила Лиза. Она не была уверена в том, что ей хочется узнать это. Стаи морибатов по‑прежнему громоздились на камнях вокруг, но, к счастью, продолжали молчать, следя за путешественницами своими ничего не выражающими молочно‑белыми глазами.
Мирабелла поежилась, тревожно помахала хвостом.
– Ужасные создания, – хриплым шепотом ответила она. – Уроды, уроды, уроды, как снаружи, так и внутри. Вообще‑то, они из семейства рептилий, если вас это интересует. Злобные, мерзкие твари. Некоторые говорят, что они тоже служат Королеве, но это не так. Скавги ни на кого не работают, они сами по себе. Их единственная забота – набить себе живот.
– Но все‑таки, какие они? – продолжала выспрашивать Лиза.
Глаза у Мирабеллы забегали, словно она опасалась в следующую секунду увидеть перед собой живого скавга.
– Сложно сказать, трудно описать, – произнесла она. – Они коварные, хитрые, мерзкие, жуткие существа. Постоянно меняют свою форму, хотя им никогда не удается скрыть свой хвост. Никогда. А хвосты у них толстые и длинные, как змеи.
У Лизы похолодело все внутри. Нет, нет, только не это. Змей с нее уже достаточно.
– А еще они воняют, – добавила Мирабелла. – Ужасно воняют. Искупай скавга в ванне с розовым шампунем, от него все равно будет разить, как от скотного двора в августе. Они питаются мертвечиной, потому так и воняют. Скавги совершенно некультурные, у них ужасные манеры.
– Но мы… мы не повстречаемся со скавгами, правда? – испуганно спросила девочка.
– Может, и не повстречаемся, – неуверенно ответила крыса. – Это трудно сказать.
Затем она поспешила дальше, предоставив Лизе самой додумывать на ходу, кто такие скавги. Они представлялись ей какой‑то помесью игуаны и бешеной собаки. Наверное, лучше быть разнесенной в щепки корнем‑змеей, чем столкнуться с этими скавгами, решила она.
Теперь путешественники забрались на такую высоту, где не росли уже даже кусты. Со всех сторон их окружали камни, черные, как уголь, камни, и ничего, кроме камней, если не считать, конечно, редких, едва разгонявших тьму своим слабеньким светом, фонарщиков.
– Почти… пришли, – тяжело дыша, сказала Мирабелла. – Еще… немножко… и мы достигнем… вершины.
А затем сверху, над их головами, раздалось пение.
Голос шел откуда‑то из‑за последнего поворота горной тропы, уходившего в узкую арку, образованную двумя склонившимися друг к другу каменными глыбами. Настолько отвратительного пения Лиза не слышала еще никогда в жизни.
Голос врал неимоверно, еще сильнее, чем папа, когда пытается пропеть «С днем рожденья тебя!» – а мистеру Эльстону, как известно, еще в детстве медведь на ухо наступил.
Лиза и Мирабелла повернули, прошли через каменную арку и неожиданно оказались на вершине горы. Отсюда начинался крутой обрыв, а где‑то далеко внизу виднелась широкая бескрайняя долина, затянутая клочьями молочно‑белого тумана.
А еще здесь был узкий деревянный мостик, соединявший гору с вершиной соседней горы‑близнеца. Впрочем, вторая гора‑близнец не была такой уж «соседней», ее вершина едва виднелась вдалеке. А перекинутый над пропастью мостик казался очень, очень ненадежным. При виде всего этого девочку начало подташнивать.
– И мы… – с трудом сглотнув, начала она. – И нам нужно будет перейти… туда?
– Не так быстро!
Этот голос прозвучал из небольшой груды булыжников. Лиза пораженно наблюдала за тем, как эта груда зашевелилась, развернулась, поднялась, и оказалось вдруг, что это вовсе не куча камней, а один, только очень большой крот. Гигантский. Ростом крот был даже чуть выше, чем Мирабелла, намного толще ее, и одет он был в какую‑то серую хламиду, такую грязную, мятую и тусклую, что Лиза приняла ее в полумраке за груду камней. Шерстка у крота оказалась белоснежной, а глаза – хотя и открытые – были мутными, незрячими, словно полностью затянутое инеем окно. Да этот крот слепой, поняла девочка.
– Мы пришли с миром, – сказала Мирабелла и, несмотря на то что слепой крот не мог оценить ее жест, низко присела перед ним, коснувшись земли краем своей грязной бумажной юбочки.
Крот повел белым, как и его шерстка, носом, и ответил:
– Девочка‑человек и крыса. Что у вас за дело на той стороне?
Голос у крота был хриплым, тихим. Очевидно, это он пел перед этим – точнее, пытался петь. Только таким голосом можно петь так отвратительно.
– Мы идем к гнездам, – ответила Мирабелла. – Мы должны принести дар королеве прядильщиков.
Лиза знала, что Мирабелла говорит так только для того, чтобы пройти на другую сторону моста, но ей не понравилось то, как крот навел на Крысу свои немигающие молочно‑белые глаза, а затем улыбнулся, показав блеснувшие в его розовой пасти острые зубы.
– Ну, да. Подарок, – произнес он тоном, каким очень голодные люди произносят слово «бутерброд». – Но никто не может пересечь мост, не пройдя перед этим испытание.
– Какое испытание? – с опаской спросила Лиза.
– Вы должны разгадать загадку, – проговорил крот.
Сердце у девочки упало. В прошлом году Патрику подарили на его день рождения книгу с загадками, и Лиза, как ни старалась, так и не смогла разгадать ни одной из них.
Крот громко прокашлялся, а затем так же громко, нараспев, затянул:
– Что всегда бежит, но никогда не ходит, всегда бормочет, но никогда не разговаривает, имеет ложе, но никогда не спит, имеет уста, но никогда не ест?
– Ой‑ей‑ей, – сказала Мирабелла, схватила одной лапой свой хвост и принялась грызть его кончик. – Слишком сложно, будь оно все проклято. Я всегда терпеть не могла загадки. Голову можно сломать. Бесполезная штуковина. Дрянь.
– Что всегда бежит, но никогда не ходит… – негромко повторила Лиза.
– Ответ готов? – хихикнул крот, поворачиваясь к ней.
– Секундочку, секундочку, дайте подумать, – проговорила девочка, потирая рукой свой лоб.
– Тик‑так, тик‑так, – пробормотал крот, поводя по сторонам своими слепыми глазами. – Ваше время вышло.
– Но вы не предупреждали, что время на ответ ограничено! – возмутилась Лиза.
– Да, не предупреждал, – улыбнулся крот, показав свой слюнявый розовый язык, – потому что ответ нужно давать сразу. Только умный может перейти через Мост Вздохов.
– Но это нечестно! – выпалила девочка. Здесь у них все точно так же, как Наверху. Есть правила, но тебе о них никто не рассказывает, считается, что ты сам должен их знать, а потом тебя же во всем и обвинят.
– Что значит честно – нечестно? – презрительно фыркнул крот. – Это все лишь слова. А мир таков, каков он есть.
Это буквально взбесило Лизу. Она готова была выйти из себя. Она была уверена, что все совершенно иначе. И что есть в мире вещи правильные и вещи неправильные, это известно и ей, и кроту, и каждому, кто живет Наверху или Внизу. Лиза подумала о Патрике, о своих родителях, которые не желают услышать ее, и от этого разозлилась еще больше. Сердце бешено застучало в ее груди, и она сказала кроту:
– Это неправильно, и вы об этом знаете. Мы не можем повернуть назад. Мы проделали такой длинный путь, нас едва не бросили в тюрьму, нас чуть не съели древесные корни‑змеи, и мы должны идти вдоль реки…
Лиза резко оборвала фразу и захлопнула рот.
– Должны идти вдоль реки… – негромко повторила Мирабелла.
Тут в голове у девочки бешено завертелись какие‑то колесики, складывая части головоломки в единое целое. Щелк‑щелк‑щелк, и спустя секунду она уже знала ответ.
Она взглянула на крота сияющими от счастья глазами и твердо произнесла:
– Река.
– Мы не хотим поворачивать назад из‑за реки? – растерянно спросила ничего не понимающая Крыса. – Но…
– Нет, нет, – возбужденно прервала ее Лиза. – Река – это ответ на загадку. Река бежит, но никогда не ходит, бормочет, но не разговаривает, у нее есть ложе, но она в нем не спит, у нее есть уста – устье – но она им не ест. Все верно?
Крот недовольно хмыкнул, а затем с явной неохотой признал:
– Верно. Вы оказались умнее, чем я решил, судя по вашему запаху.
Девочка взвизгнула от радости. В этот момент ей было наплевать на то, насколько глупой ее можно посчитать, если судить по запаху.
– Ура! Трам‑парам‑парам! Мы можем идти! – затанцевала на месте Мирабелла. Она поправила свой парик – он опять съехал на сторону – и двинулась к мостику.
– Минуточку. – Крот поднял вверх обе лапы и загородил Крысе дорогу. Для слепого он передвигался с поразительной проворностью. – Я еще не сказал, что вы можете идти. Вы еще не заплатили пошлину.
– Но вы сказали… – ахнула Лиза.
– Я сказал, что вы должны пройти испытание, – холодно улыбнулся крот, вновь показывая острые зубы, – но кроме этого вы должны заплатить пошлину.
– Но у нас нет денег, – проговорила девочка, сжимая кулаки, которыми ей ужасно хотелось ударить крота по его уродской белой морде. – У нас вообще ничего нет. Была щетка, но ее перекусил пополам змеиный корень, у Мирабеллы была коробка для завтраков, но она ее потеряла…
– Моя сумочка, – чопорно поправила Лизу Крыса.
– Да, ее сумочка. У меня туфля и то всего одна…
– В таком случае, боюсь, вам не повезло, – сказал крот. Он по‑боксерски согнул передние лапы, шире расставил задние и приготовился защищать вход на мостик.
Девочка сунула руки в свои карманы, пошарила в них. Там по‑прежнему лежал бейсбольный мяч Патрика, носок, который она отобрала у Мирабеллы, и завернутые в него отцовские очки. Лиза вытащила все свои сокровища и протянула их кроту.
– Это все, что у нас есть, – безнадежным тоном произнесла она. – Пожалуйста, забирайте.
Патрик простит ее за свой все равно уже потерянный мяч. И за носок тоже. А отец о своих очках вообще никогда не узнает.
– Барахло! – презрительно фыркнул крот. – Я требую пошлину, настоящую пошлину, а вы суете мне под нос это вонючее человеческое барахло! Убирайтесь отсюда, пока я не позвал на помощь морибатов.
– Пошли, Лиза, – тихо сказала Мирабелла. – Здесь нам не прорваться.
Девочка почувствовала, как на ее глаза навернулись жгучие слезы. Она положила носок, очки и мяч назад в карман и тут наткнулась кончиками пальцев на семена надежды.
– Погодите! – воскликнула Лиза. Она порылась в кармане и вытащила из него несколько семян. Девочка не знала, хватит ли этих семян, чтобы заплатить пошлину, но на всякий случай протянула их кроту. – Раскройте свою лапу.
Когти у крота были очень острыми и грязными. Стараясь не задеть их, Лиза положила в середину мягкой подушечки лапы три семечка.
Внезапно пасть крота отвисла, затем медленно сложилась в улыбку. Крот любовно погладил второй лапой семена и тихо проговорил:
– Семена надежды… О, я никогда не думал…
И крот погрузился в молчание, бесцельно поводя по сторонам своими слепыми молочно‑белыми глазами и продолжая нежно поглаживать лежащие у него в лапе семена.
Затем, кажется, вспомнил о Лизе и ее спутнице, отступил в сторону, прокашлялся и торжественно объявил:
– Все в порядке. Вы можете идти.
И девочка вместе с Мирабеллой направилась по Мосту Вздохов, оставив за спиной счастливо лепечущего над своими семенами слепого крота.
Глава 14
Накрытый стол
Мост был сделан из очень старого дерева, и Лиза боялась, что прогнившие доски в любой момент могут обломиться. Он был таким узким, что идти по нему можно было только друг за другом – впереди, как обычно, шагала Мирабелла. Мост скрипел и раскачивался, поэтому девочке приходилось все время держаться за ветхие разлохмаченные веревочные поручни.
Лизе не терпелось попасть на этот мост, но когда она, наконец, оказалась на нем, ей стало страшно. Вершина второй горы‑близнеца казалась такой далекой, а под ногами у них была пропасть – сотни и сотни метров пустоты до текущей где‑то далеко внизу реки Познания.
Теперь Лиза поняла, почему этот мостик назывался Мостом Вздохов – весь воздух вокруг был наполнен негромкими жалобными звуками, казалось, что тысячи невидимых призраков оплакивают идущих над пропастью путников.
– Не люблю высоту, утерпеть ее никогда не могла, эту гадость, – нервно бормотала Мирабелла.
– Просто не нужно смотреть вниз, – бодро посоветовала ей девочка, хотя на самом деле сама боялась высоты не меньше, чем Крыса. Мостик резко качнулся, Лиза вскрикнула и крепче вцепилась руками в перила.
– Не смотри вниз, не смотри вниз, только вперед. Поспешай вперед, если не хочешь опоздать, если хочешь вообще живой до конца дойти, – продолжала бубнить Мирабелла, и с каждой секундой ее бормотание подбиралось все ближе к истерике.
– Пожалуйста, – сказала Лиза, у которой от веревочных перил на ладонях уже появились мозоли. – Прошу вас, Мирабелла, замолчите.
– Тсс, тсс, – тихо принялась напевать себе под нос Крыса.
Наконец впереди показалась угольно‑черная стена второго из пиков‑близнецов. Лиза едва сдержалась, чтобы не броситься к ней бегом, но вовремя подумала, что от ее бега гнилые доски мостика уж точно не выдержат и развалятся прямо у нее под ногами. Так что они с Мирабеллой продолжали идти вперед медленно и чинно, как на прогулке в парке. Сердце девочки бешено колотилось под ребрами, горели ободранные о шершавые веревки ладони.
«Еще десять метров, – твердила самой себе Лиза. – Всего каких‑нибудь десять метров». Она представила себе стоящего на противоположном конце моста Патрика. Вспомнила его лицо, сосредоточила свое внимание на трех веснушках, украшавших кончик его носа – летом веснушек становилось больше, а сами они делались крупнее.
Мост продолжал скрипеть и раскачиваться под ногами девочки, вокруг все сильнее вздыхали призрачные голоса, которым подвывал ветер.
А затем сквозь ветер Лиза услышала еще один, новый звук. Поначалу она подумала, что ей почудилось, и она приостановилась, чтобы вслушаться.
Нет, ей не почудилось. Кто‑то смеялся в темноте, скрытый пеленой тумана, и, возможно, это был не один, а сразу несколько голосов. Смех катился над пропастью, отражаясь от каменного склона горы. Затем кроме смеха Лиза расслышала колокольчики и бьющие вдали барабаны, и ей сразу вспомнилось, как несколько лет назад они с родителями поехали в сочельник к их знакомым, и она уснула, а затем посреди ночи проснулась от приглушенного смеха, негромкой музыки и шороха. Лиза тихонько спустилась по скрипучим ступенькам и увидела, как ее мать спит на кушетке, а в соседней комнате несколько человек продолжают танцевать, шаркая по полу босыми ногами, а ее отец играет им на гитаре. Это был один из самых странных моментов в ее жизни, одновременно удивительный и пугающий. Между прочим, до того времени Лиза вообще не знала, что ее отец умеет играть на гитаре.
Вот и сейчас, в этом запретном месте, произошло нечто похожее – долетавший издалека смех и музыка наполняли девочку трепетом и страхом.
Она настолько сосредоточилась на странных звуках, что даже не заметила, что мостик под ее ногами больше не шатается. Они дошли до твердой земли.
– Отлично, – сказала Мирабелла, поправляя свой парик. – Чудненько, прекрасненько. А что, это было интересно. Хотя я все равно не люблю мосты. Терпеть их не могу. Паршивая вещь – шатаются, качаются…
– Тсс, – вновь оборвала ее Лиза. – Я пытаюсь расслышать.
Мирабелла что‑то пробормотала себе под нос о «праве голоса», но девочке было не до Крысы. В воздухе появился какой‑то новый запах, она принюхалась и поначалу сама не поверила себе.
– Пахнет… – произнесла она, вдохнула глубже и почувствовала, как у нее забурчало в животе. – Не может быть… Нет, я думаю, что это все‑таки пахнет…
Неожиданно Мирабелла широко распахнула глаза, и в них блеснули искры.
– Мясо! – воскликнула она. – Мясо!
Мирабелла опустилась на все четыре лапы и побежала вперед по тропинке.
– Подождите меня! – крикнула ей вслед Лиза и тоже побежала так быстро, как только могла, из‑под ног у нее полетели мелкие камешки, они скатывались с обрыва и летели к бегущей по долине реке.
Нога, на которой не было туфли, болела, но девочка не могла ни остановиться, ни замедлить свой бег. Она вдруг поняла, что такой голодной, как сейчас, она не была еще никогда в жизни. С каждым шагом аромат зажаренного на углях мяса становился все сильнее, и теперь к нему начинали примешиваться новые восхитительные запахи – горячего хлеба, густого кленового сиропа, куриного бульона, запеченных с сыром макарон, горячих, только что вынутых из кипящего масла и политых шоколадом пончиков.
Тропинка завернула за угол и вывела на широкую ровную площадку – казалось, что часть горы здесь аккуратно срезали ножом, чтобы получилось что‑то вроде чаши с ровным дном и каменными стенками. В центре площадки стоял длинный деревянный стол, ломившийся от угощений. Кроме тех блюд, запах которых успела различить Лиза, здесь виднелись еще и жареные индейки, покрытые аппетитной коричневой хрустящей кожицей, и роскошные ветки с крупными лиловыми виноградинами, блестевшими в свете зажженных на стенах вокруг всей площадки факелов и придававшими столу какой‑то особенный, очень торжественный и праздничный вид.
За столом сидели и смеялись четыре женщины. Одна с каштановыми волосами, вторая с ярко‑рыжими, третья с угольно‑черными, как ночь, локонами, четвертая – блондинка с заплетенными в косу волосами цвета соломы.
Все они были прехорошенькими, с одинаковыми круглыми лицами и большими голубыми глазами – заметив это, Лиза решила про себя, что это, должно быть, сестры.
Итак, они сидели за столом, смеялись и пели. Брюнетка отбивала ритм на тамбурине, который держала в своих бледных пальцах, а рыжеволосая играла на маленькой гитаре. Вокруг стола стояли удивительные красные цветки – огромные, каждый величиной с голову Лизы, – от которых шел изумительный аромат, в котором смешалась сладость меда, свежесть сосны и соленый морской ветерок. При этом казалось, что все цветки покачиваются в ритме музыки.
– Смотрите, сестры, – сказала рыжеволосая, взглянув через стол. – У нас гости.
Брюнетка опустила на землю свой тамбурин. Все четыре женщины обернулись, внимательно посмотрели на пришедших, и Лиза почувствовала, как у нее запылали щеки. Она несколько раз сглотнула появившуюся при виде уставленного едой стола слюну, из последних сил сдерживаясь, чтобы не броситься к нему и не набить поскорее рот.
– З‑здравствуйте, – застенчиво поздоровалась девочка.
– Здравствуйте, – хором ответили женщины. Они были так красивы, что это почему‑то внушало страх, несмотря на их теплые улыбки.
Мирабелла продолжала стоять молча, бесконечно поправляя то парик, то шаль, то одергивая свою драную юбочку.
Так продолжалось до тех пор, пока Лиза не толкнула ее локтем в мохнатый бок. Тут Мирабелла ожила, подпрыгнула на месте, затем отвесила низкий поклон и нараспев проговорила:
– Очаровательно, восхитительно. Наше вам почтение.
– Не смущайтесь, – произнесла блондинка. – Пожалуйста, проходите и присаживайтесь с нами.
– Вы, наверное, проголодались, – вступила рыжеволосая, которая улыбалась шире остальных сестер. – Очень проголодались.
– Э‑э, да. Честно говоря, проголодались. – Словно в подтверждение этих слов желудок Лизы громко забурчал.
– Прошу вас, – сказала шатенка. – Поешьте с нами. А моя сестра обещала нам сыграть и спеть.
– Сыграю и спою, – улыбнулась рыжеволосая, показав крупные, ровные белоснежные зубы. – А вы ешьте.
– Благодарю вас. – Лиза чуть не всхлипнула от переполнявшей ее благодарности и пошла к столу, сдерживаясь от того, чтобы не ринуться к нему бегом. Краешком глаза она заметила, что Мирабелла тоже держится из последних сил. Девочка сейчас думала только о том, как оторвет вон ту ножку от индейки и вонзит в нее зубы. И будет жевать, жевать…
Мирабелла добралась до стола и уселась рядом с блондинкой.
– Какая миленькая юбочка, – заметила блондинка, протянула руку и почесала крысу за ухом. – А какая у вас прелестная мягкая шерстка.
Лиза никогда не думала, что крысы умеют краснеть, но Мирабелле это удалось. Она залилась пунцовой краской, казалось, даже усы у нее порозовели до самых кончиков.
– Благодарю вас, – смущенно пробормотала Крыса, схватила огромный кусок сыра и бесцеремонно затолкала его в рот.
Девочка села рядом с рыжеволосой женщиной, которая принялась негромко перебирать струны гитары. Музыка была прелестной, она напоминала Лизе о солнечном свете и плеске морской волны. Девочка взяла со стола мягкую теплую булочку, погрузила зубы в хрустящую корочку и едва не вскрикнула от радости, когда почувствовала на языке ее вкус.
– Должно быть, вы прибыли издалека, – произнесла сестра‑брюнетка.
– М‑м‑м, – промычала Лиза, набившая к этому времени рот яблочным пирогом, политым сладким кленовым сиропом. – Офень издафека.
Она была так голодна, что не стеснялась говорить с полным ртом.
– А откуда же вы пришли? – спросила сестра‑блондинка, подкладывая на тарелку девочки бисквиты, бекон и сливочные тянучки.
– Свехху, – ответила Лиза, проглатывая почти целиком бисквит и запивая его шоколадным молоком из каменной кружки, которую поставила перед ней рыжеволосая сестра.
Удивительное дело: чем больше девочка ела, тем голоднее себя чувствовала – словно ее желудок превратился в какую‑то бездонную яму.
Скосив глаза, она поняла, что то же самое можно сказать и о Мирабелле. Крыса забыла про все свои великосветские замашки, забралась задними лапами на стул и сейчас с бешеной скоростью уминала огромную индейку. Лизу уже начинало подташнивать от еды, но все равно ей никак не удавалось утолить голод.
– Ешьте, ешьте, – ласково приговаривали сестры. Музыка продолжала звучать – тамбурин тихо отбивал ритм, нежные звуки гитары обволакивали Лизу мягким облачком, не давали думать о чем‑либо. Запах еды и аромат цветов дурманил голову, нагонял сон. А ведь им с Крысой нужно было куда‑то идти… они собирались что‑то сделать… что‑то искали…
Лиза нахмурилась. Она ничего не могла вспомнить, эта нежная музыка вытеснила у нее из головы все мысли. Наверное, будет лучше, намного лучше остаться здесь, есть всякие вкусности и забыть обо всем. Вечно жевать и никогда не насытиться.
Не успев закончить со сливочной тянучкой, девочка взяла со стола жареного цыпленка, оторвала ножку и принялась жевать. Удивительно, но тянучка и цыпленок отлично сочетались друг с другом – интересное открытие. Нужно не забыть рассказать об этом Патрику.
Патрик. Это имя словно молния пронзило мозг Лизы. Ну конечно же! Она шла искать прядильщиков. Спешила спасти Патрика.
«Погоди», – хотела сказать самой себе девочка, но даже это простое слово не давалось ей, уплывало куда‑то, тонуло в окутавшем ее голову густом тумане. Лиза потянулась, чтобы взять стакан воды, и с удивлением заметила, как неуверенно движется ее рука, а стакан расплывается перед глазами, словно мираж в струйках раскаленного воздуха пустыни. Веки девочки сделались тяжелыми, как свинец. Протянутая было к стакану рука безвольно упала.
– Спать, спать, – хором напевали сестры.
«Нет!» – пыталась крикнуть в ответ Лиза, но это у нее никак не получалось.
А сидевшая неподалеку от нее Мирабелла уже спала – посапывая, уткнувшись мордой в политое соусом картофельное пюре. Девочка почувствовала, как все ее тело наливается тяжестью, погружается в густой туман. Пытаясь сбросить с себя это навеянное музыкой наваждение, она собрала всю свою волю в кулак и, пошатываясь, поднялась на ноги. Затем оттолкнулась ладонями от столешницы, сделала несколько неуверенных шагов и натолкнулась на один из громадных цветков, что стояли вокруг стола.
Воздух наполнил жуткий пронзительный вой, Лиза со страхом увидела, как цветок принялся корчиться, словно от боли. Все сестры тоже кричали, и теперь Лиза заметила, что они стали вовсе не красивыми, их лица начали оплывать, как горячий воск. И еще они на глазах стремительно старели, их кожа посерела, покрылась морщинами, местами, казалось, даже прогнила.
От страха сознание девочки слегка прояснилось, и она закричала:
– Что происходит? Кто вы?
– Иди сюда, мерзкий маленький червячок, – сказала сестра‑брюнетка и потянулась к Лизе. У девочки кровь застыла в жилах, потому что в этот миг она увидела, что перед ней вовсе не женщина, а какое‑то совершенно другое существо. Нижнюю часть этой твари покрывали толстые черно‑зеленые чешуйки, внизу у бывшей брюнетки появился длинный, волочившийся по земле хвост с острым, как бритва, кончиком. Когда эта ужасная уродливая тварь завершила свое превращение, повеяло таким зловонием, что Лизу едва не стошнило.
Все перед глазами девочки плыло, мелькало, как в калейдоскопе, дробилось на куски. Ее тело по‑прежнему оставалось непослушным, тяжелым. Она не могла двинуться с места. Бывшая рыжеволосая сестра тоже кричала, широко раскрыв рот, внутри которого появился отвратительный угольно‑черный язык, и радостно хлопала в ладоши.
Другая тварь – бывшая сестра‑шатенка – вспрыгнула на стол, попав прямо в чашу с шоколадным пудингом, которая тут же развалилась на куски, и обхватила своим хвостом, как канатом, все еще спящую Мирабеллу.
Лиза попробовала убежать, но не успела сделать и нескольких шагов, как ее нагнала и схватила за плечи бывшая рыжеволосая сестра.
– Не надо так спешить, милочка, – прошипела тварь.
Девочка чувствовала, что ее вот‑вот вырвет. От мерзкого запаха твари у нее даже заслезились глаза.
– Отпустите меня! – крикнула она, молотя чудовище кулаками. Но тварь была сильна, намного сильнее Лизы, и без труда повалила ее на землю. Девочка ударилась щекой о камень, почувствовала, как ей больно заломили назад руки, а затем чем‑то толстым и шершавым стянули запястья.
В застилавшем сознание Лизы тумане всплыло слово, которое она когда‑то – кажется, сто лет назад! – услышала от своего ночника.
«Скавги», – произнес голос в ее голове.
Затем сознание девочки отключилось, и она погрузилась в беспросветную тьму.
Глава 15
Река Познания
Когда Лиза очнулась, поначалу ей показалось, что она находится у себя дома, в своей постели, прижимаясь к одному из своих плюшевых зверей, с которыми она спала. Наверное, она во сне перевернулась к стене и уткнулась лицом в своего любимого медвежонка, мистера Теда…
Но почему мистер Тед такой грязный и от него пахнет сыром?.. И почему ее постель сделалась такой бугристой, шершавой и жесткой?
Затем Лиза окончательно пришла в себя и поняла, что ни в какой она не постели, а в деревянной тележке, и лежит она зарывшись носом в мохнатый бок Мирабеллы. Лиза перекатилась на спину, кашляя, выплевывая набившуюся в рот крысиную шерсть и думая о том, что теперь мама обязательно отведет ее к доктору, чтобы сделать целый курс специальных уколов от крысиной заразы, и как будет потрясен Патрик, увидев, с каким спокойствием Лиза переносит эти уколы.
Да, так и будет, если ей повезет когда‑нибудь вновь увидеть Патрика. Или маму.
Подумав об этом, Лиза решила, что готова ходить на уколы каждый день до самого конца своей жизни, лишь бы вновь, целой и невредимой, оказаться у себя Наверху.
Тележку, задевая то и дело ее краем за склон горы, толкала скавг‑блондинка. Лиза заметила, что ее совсем еще недавно такие красивые пепельные локоны теперь стали грязными, и в них тучами копошились насекомые. Остальные скавги весело шагали впереди тележки. Одна из сестер‑скавгов пританцовывала, две другие по‑прежнему играли на гитаре и тамбурине, но теперь их музыка была громкой, резкой, навевающей страх, она одновременно напоминала тревожные гудки автомобилей, скрежет тормозов и скрип мела по школьной доске.
Мирабелла тоже только что проснулась. Она зевнула и открыла глаза.
– Ой‑ой. Так‑так‑так. Я, должно быть, задремала на минутку‑другую, – сказала Крыса.
– Вы не дремали, – прошептала Лиза. – Вас усыпили. А потом нас похитили скавги.
– Скавги? – встревоженно округлила глаза Мирабелла. – Где они?
– Можете взглянуть сами, – ответила девочка, указывая кивком на их похитителей.
Мирабелла испуганно пискнула и попыталась сесть, а когда поняла, что передние лапы у нее связаны, начала брыкаться, больно угодив при этом локтем в живот Лизы.
– Перестаньте барахтаться, – произнесла та. – Вы ударили меня.
– О, это плохо. Очень‑очень плохо.
– Вы не могли бы помолчать? Я пытаюсь поразмыслить.
Скрипучий голос Крысы в сочетании с громкой музыкой и странным, непонятно откуда доносящимся шелестом – все это мешало Лизе сосредоточиться, к тому же она еще до сих пор не слишком пришла в себя.
Тележка дернулась и неожиданно остановилась. Девочка исхитрилась сесть и увидела, что шелестящий звук издает река – оказывается, скавги скатили тележку вниз по горному склону, до самого края воды. В этом месте река была очень широкой, а ее вода казалась темно‑красной. На каменистом берегу стояла деревянная лодочка‑плоскодонка.
Лиза сразу догадалась, что скавги собираются везти их с Мирабеллой вниз по реке.
– Поднимайтесь, красотки, – сказала появившаяся у края тележки скавг‑брюнетка, обнажая в ухмылке свои мерзкие гнилые зубы. – Готовы покататься на лодочке?
Она с легкостью перебросила Лизу через одно свое плечо, Мирабеллу через другое и потащила к лодке, а затем бесцеремонно сбросила их в нее. Упав на дно лодки, девочка обнаружила, что весь ее рот снова забит крысиной шерстью.
Лиза отодвинулась подальше и спросила, поморщившись:
– Вы когда‑нибудь моетесь, Мирабелла?
– Дважды в неделю, – обиженно ответила Крыса. – В сточной трубе возле очистных сооружений.
Девочка мысленно поклялась, что, если это приключение закончится благополучно, она кроме уколов согласится даже на то, чтобы мать отвела ее на прием к зубному врачу. И еще всегда‑всегда будет утром и вечером чистить зубы.
Трое скавгов сели вместе с Лизой и Мирабеллой в лодку. Они продолжали играть свою жуткую музыку и весело перекрикивались друг с другом. Четвертый скавг столкнул лодку в реку, а следом и сам запрыгнул в лодку с поразительной для такого массивного и уродливого существа ловкостью. Лиза обратила внимание, что все четверо скавгов внимательно следят за тем, чтобы не прикоснуться к воде.
Скавг‑брюнетка перешла на нос лодки и оттолкнула ее от берега изогнутым черным шестом.
Когда лодка приблизилась к середине реки, ее подхватило течением. Теперь скавгу‑брюнетке уже не нужно было подталкивать лодку шестом, но сестра‑скавг осталась на носу, подставляя лицо навстречу ветру и радостно улыбаясь, словно ребенок, которому посчастливилось занять переднее место в вагончике, катящемся на роликах с американской горки. Скавги вели себя оживленно и весело, и это очень не нравилось Лизе. Если скавгам есть отчего веселиться, значит, им с Мирабеллой есть о чем тревожиться.
– Мирабелла, – прошептала девочка. – Помните, вы мне говорили, что эта река смертельно опасна для всех, кроме ночников?
– О, река, – простонала страдавшая от морской болезни Мирабелла. «Только бы ее не стошнило, – подумала Лиза. – Или, по крайней мере, не на меня».
– Река… – слабым голосом продолжила Мирабелла. – Да, эта река опасна, очень опасна… ик! Держитесь от нее подальше… ик!
Лодка накренилась, и Мирабелла закатила глаза. Девочка решила, что в таком состоянии от Мирабеллы слишком мало толку, и рискнула обратиться к своим врагам, скавгам.
– Куда вы нас везете? – громко спросила она, пытаясь перекричать грохочущую музыку.
– Вам действительно хочется это узнать? – криво усмехнулась скавг‑блондинка и показала Лизе свой пятнистый зеленый язык.
Девочка постаралась сделать вид, что слова блондинки не произвели на нее никакого впечатления.
– Просто мне кажется, – сказала она, прикидываясь, что зевает. – Да, готова поспорить, что вы сбились с пути.
– Сбились! – фыркнула рыжая сестра‑скавг. – Это невозможно. Мы знаем каждый поворот реки и каждый поворот под скалами между горами‑близнецами и Черной ямой.
Черная яма – вот, значит, куда они направляются. Лизе не понравилось название этого местечка.
– А что вы собираетесь сделать с нами? – решительно спросила она, стараясь сдержать дрожь в голосе.
Скавги принялись хихикать. Рыжая сестра‑скавг продолжала бренчать на своей гитаре, перебирая струны черными когтями.
– Ах, милая, это вопрос сложный, – произнесла она. – На него трудно ответить, не так ли, сестрицы?
– Очень трудно.
– Такой выбор!
– Так мног<