— Если ты мне не поможешь – нас поймают и отправят в тюрьму, ты понял? Я скажу, что это ты его толкнул, мне поверят.
Айзэк, как не кто иной, знал, насколько убедительной могла быть его старшая сестра, ему не требовались доказательства. К тому же на тот момент ему было лишь одиннадцать лет. Он мог отказаться, но слишком боялся Нину и сделал всё так, как она приказала.
— Он предал нас, Айзэк. Предателей нельзя прощать. Кто тебе дороже – он или я? Не молчи!
— Ты!
— Тогда немедленно соберись и помоги мне!
Нина принесла строительный полиэтиленовый мешок для мусора, который заранее подготовила. Их на территории часто оставляли рабочие. При помощи брата она погрузила тело Томάша внутрь и кое-как завязала. Мешок нужен был для того, чтобы при транспортировке до колодца не оставить следов крови. Весь затылок был размозжён. Нина держала его под руки, а Айзэк – за ноги. Он несколько раз падал, ноги не слушались его, дважды мальчика вырвало. Нина нетерпеливо подгоняла брата. Сознание Айзэка частично отрешилось от реальности, он перестал воспринимать свою ношу как труп.
Конечная остановка располагалась недалеко, примерно метрах в пятнадцати. Верхушка колодца уже была разрушена, вода в нём давно пересохла, внизу, на приличной глубине, остались лишь камни от раскрошившихся со временем бетонных колец. Тело они скинули туда, но на этом работа не заканчивалось. На протяжении нескольких часов, до непроглядной темноты, дети перетаскивали тяжёлые камни с того моста, куда упал Томάш, ведь на них оставались следы. Также требовалось полностью закрыть тело, забросав его сверху.
Домой они вернулись за полночь, изнеможённые и грязные. Их мать крепко спала, она не с слышала ни как они пришли, ни как мылись по очереди, ни как Нина затем отстирывала одежду. Она неспроста выбрала именно этот день, ведь мама Томάша с вечера ушла на работу на сутки и не заметила бы отсутствия сына. Он никогда её не ослушивался, дома был вовремя, потому у неё не имелось оснований для недоверия и опасений. К тому же в их квартире так и не установили стационарный телефон, она никак не могла бы связаться с сыном даже при желании. По той же причине и учителя, не обнаружившие его следующим утром в школе, не имели возможности узнать, что случилось. Впрочем, никто особо не переживал. Все сочли, что Томάш заболел, нескольким друзьям из футбольной команды было велено проведать его после уроков.
Айзэк ночью не сомкнул глаз, он боялся даже плакать, шевелиться – подавно. До сигнала будильника пролежал, отвернувшись к стене и укрывшись одеялом с головой. Он не хотел идти в школу, но Нина заставила.
— Если мы тоже не появимся, то это покажется странным. Мы должны вести себя как обычно, понял? Отвечай, Айзэк, ты меня понял?
Мальчик отстранённо кивал в ответ на всё, что говорила сестра. Его потерянный взгляд был устремлён куда-то сквозь неё, вверх или под ноги. Иногда Нина больно хлопала его по плечу и велела посмотреть в глаза, он подчинялся, но максимум на пару секунд.
— Запомни, мы сделали это вместе. Наказывать будут обоих. Я всем расскажу, что это ты придумал. Тебя заберут в тюрьму, где сидят настоящие преступники, и от них тебя уже никто не спасёт. Даже я не смогу помочь тебе. Там тебя и убьют. Так что не смей распускать нюни и веди себя, как всегда.
Разумеется, одноклассникам Томάша, пришедшим навестить его, никто не открыл. У них всё ещё не было весомого повода тревожиться, ведь мальчик мог уехать вместе с мамой по каким-нибудь экстренным делам.
Паника началась, когда мать Томάша в седьмом часу вечера решила заехать в школу по пути с работы. Приблизительно в это время заканчивались занятия в футбольной секции. Она рассчитывала забрать сына и вместе с ним отправиться домой, но узнала, что Томάш сегодня на занятиях не появлялся. Это насторожило всех. У преподавателей мальчик числился на хорошем счету, хулиганств с его стороны не было, так что вряд ли он мог прогулять. К тому же все его друзья так же оказались в замешательстве и не могли предположить, куда он запропастился. Он переехал в этот город всего полгода назад, так что не успел бы завести себе другую компанию помимо школьной.
Начались поиски. Мать Томάша первым делом предположила, что сына мог забрать его родной отец или же мальчик сам решил сбежать к нему в родной город, потому что сильно тосковал. Со вторым родителем немедленно связались и объяснили ему ситуацию, тот отрицал свою причастность, но полиция всё равно решила это проверить. На их практике встречались случаи, когда при разводе решение суда касательно совместного ребёнка не удовлетворяло одну из сторон, тогда родители, лишённые прав на постоянную опеку, выкрадывали своих детей.
Тем временем Нина и Айзэк издалека наблюдали за ходом очистительных работ на территории заброшенной стройки. За прошедший день порядком обветшавшее здание полностью разрушили, к вечеру от него остались одни лишь руины и фундамент. Колодец засыпали строительным мусором и сравняли его с землёй. Если бы с этим затянули хотя бы на день – тело начало бы разлагаться, запах привлёк бы рабочих, но всё складывалось более, чем идеально. Нине с трудом верилось в свою удачу, но столь выгодное стечение обстоятельств лишь укрепляло веру девочки в то, что она всё сделала правильно.
В течение следующей недели намеченный участок полностью освободили от грязи и всяческих обломков. Земля вокруг была идеально гладкой. Вскоре началась укладка асфальта. Нина и Айзэк каждый день после уроков приходили наблюдать за процессом.
Однажды их, как соседей, опрашивали полицейские. Разговор был непринуждённым и состоялся в неформальной обстановке во дворе, ведь приглашать кого-то в участок не имелось оснований. Спрашивали об отношениях с пропавшим, о его поведении в последнее время. Мать Нины и Айзэка видела его лишь пару раз и ничего конкретного сказать не смогла. Нина простодушно поведала, что они дружили, когда Томάш только переехал сюда, а потом перестали, потому что ему было интереснее с мальчишками своего возраста, нежели с соседкой и её младшим братом. Это было вполне естественно, дети едва ли не каждый день заводят новых друзей.
В тот момент Айзэк в очередной раз поразился хладнокровию своей сестры. Она столь искусно и легко врала, что мальчик и сам чуть не поверил во всё то, что она говорила полицейским.
Подозреваемых в деле исчезновения Томάша не было. Его отец со временем доказал, что не имеет к этому отношения. Было выдвинуто предположение, что мальчик мог отправиться к нему без предупреждения, но что-то произошло с ним в дороге. Версию проверяли.
Нина блестяще имитировала взволнованность, даже плакала, приходя поддерживать безутешную мать. Айзэк не составлял ей в этом компанию. Он молчал, но стал постепенно отдаляться от сестры, ему больше не хотелось гулять с ней. В то же время он боялся спровоцировать ее гнев и беспрекословно исполнял все её просьбы. В его представлении Нина стала чудовищем. Она по-прежнему заботилась о брате по мере своих сил, мальчик в своей жизни не знал больше ничего внимания по отношению к себе, старшая сестра была для него и лучшим другом, и матерью. Но он больше не мог любить её. Теперь всё, что Айзэк чувствовал к ней - это страх.
Шли месяцы, Томάша продолжали искать. Выдвинули новое предположение, согласно которому мальчика похитили неизвестные. Всюду висели объявления о розыске, его лицо смотрело на Айзэка с каждого фонарного столба. А над колодцем, в котором покоилось тело Томάша, в то время уже пролегла автотрасса, по которой начали проезжать первые автомобили.
У Айзэка развилась мания преследования. Ему казалось, что за ним постоянно кто-то наблюдает. Он не чувствовал себя комфортно даже за запертой дверью крошечной ванной комнаты. И вот однажды ночью, ровно год спустя, мальчик проснулся от того, что знакомый голос тихо звал его по имени. Открыв глаза, Айзэк увидел Томάша. Он стоял в центре их с сестрой спальни. Нина крепко спала на верхнем ярусе. В помещении было темно, его освещал лишь слабый лунный свет из окна, но ошибиться Айзэк никак не мог. Томάш не предстал перед ним в виде размытой тени или нечёткого силуэта, мелькнувшего лишь на мгновение. Он был словно живой. Казалось, можно протянуть руку и коснуться его. Томάш смотрел Айзэку в глаза, и тот несколько мгновений не мог найти в себе силы хотя бы моргнуть. Во взгляде покойника не было злобы, он взирал на Айзэка не с упрёком, а скорее с сочувствием. Мальчик хотел сказать явившемуся призраку, что он не виноват в его смерти, но не сумел пересилить себя. Даже в такой ситуации мальчик больше всего боялся разбудить сестру. Он смог убедить себя в том, что это лишь видение. Айзэк зажмурился, отвернулся к стене и укрылся одеялом с головой. Утром он не поведал сестре о ночном госте, но начал тревожно вздрагивать от каждого шороха.
Время шло. Томάш посещал его ещё несколько раз. Он стал появляться и днём в самых неожиданных местах. Айзэк видел мальчика в общественном транспорте, на оживлённых улицах, в школьных коридорах. Томάш всегда стоял неподвижно и с тоской смотрел на него. Однажды Айзэк, не сдержавшись, признался сестре в том, что видит его. Нина сразу же влепила ему пощёчину:
— Не смей вспоминать о нём, — злобно прошипела девочка, скрипя зубами от обуявшей её ярости. — Когда мы вдвоём - никогда о нём не говори, ты понял меня, Айзэк? Ты просто придумал всё это, твоё воображение за тебя придумало, потому что ты чувствуешь себя виноватым. Но мы не виноваты, слышишь? Только он сам виноват в том, что случилось. Или ты хочешь сознаться во всём теперь, когда прошло так много времени? Тебя накажут ещё сильнее, ведь ты всем врал. Знаешь, что делают в тюрьме с лжецами и убийцами? У тебя есть возможность самому проверить. Хочешь? Я могу первая рассказать всем о том, что случилось. Скажу, что ты меня заставил врать и угрожал. Хочешь узнать, кому из нас поверят?
В действительности же Нина видела Томάша с той же частотой, как её брат, но скрывала это. Девочка с успехом игнорировала навязчивые видения, даже если призрак наведывал её несколько раз за день. Она просто отворачивалась от него и делала вид, что не замечает. Бывало, что Томάш не посещал её неделями. Или же девочка научилась попросту не фокусировать на нём внимание. В любом случае, она ни разу не ощутила чувства вины за содеянное. Нина, напротив, расцветала с каждым годом и хорошела. Вскоре она с отличием окончила школу, покинула родной городок и поступила в хороший университет, добившись там стипендии и бесплатного проживания в общежитии. Когда сестра уехала - Айзэк почувствовал облегчение, но длилось это недолго. Томάш не оставлял его в покое. Спать в одиночестве было непривычно и жутко, учитывая постоянное ощущение стороннего присутствия.
Со временем у Айзэка появились приятели, но хорошей компанией их никак нельзя назвать. Те ребята нюхали клей и дешёвым одеколоном запивали путающие сознание таблетки, которые воровали у своих бабушек, ведь без рецепта их никак нельзя было купить. Айзэк охотно разделил их увлечения, ведь это помогало ему хоть ненадолго остаться наедине с самим собой. Когда он пребывал в одурманенном состоянии - Томάш не давал о себе знать. По мере взросления Айзэк перешёл на более тяжёлые препараты, начал употреблять алкоголь, причём в больших количествах и без разбору. В середине девятого класса его отчислили из школы. Он так и не сумел потом восстановиться, потому что, в общем-то, не очень старался.
У Нины тем временем жизнь стремительно налаживалась. Она вышла замуж, забеременела. Пару раз возвращалась проведать брата и мать. Томάш по-прежнему являлся ей, но она никому и никогда не говорила об этом.
Во время лечения Айзэк принудительно посещал психотерапевта, но Нина ничуть не опасалась того, что брат может проболтаться. Само собой, его просили рассказать о семье, о ранних годах, о первых потрясениях, которые могли бы отразиться на неокрепшей детской психике. Айзэк отвечал, но без особых подробностей, даже вспоминал о пропавшем мальчике, который жил по соседству, но за долгое время, проведённое с сестрой, он научился у неё лицемерию. После каждого сеанса ему становилось лишь хуже. Ложь давалась ему с великим трудом. Он больше не мог держать в себе эту тайну. Айзэк вырос и понял, что его сестра не является самым могущественным и устрашающим существом на планете, он перестал её бояться. Когда Нина приехала – он твёрдым голосом поставил её перед фактом:
— Завтра же я иду в полицию и рассказываю им обо всём. Я хочу, чтобы Томάша откопали и похоронили, где положено. Хочу, чтобы его мама могла его навещать. Ты помнишь его маму, Нина? Она была такой доброй…
Внешне Нина сохраняет спокойствие. Женщина понимает, как важно в сложившейся ситуации не дать слабину. Айзэк обязан прочувствовать, что старшей и главной навсегда останется она:
— Тебе никто не поверит, Айзэк, – холодно произносит Нина. — Думаешь, из-за выдумок какого-то полусумасшедшего наркомана власти позволят перекапывать трассу?
На этом у Айзэка заканчиваются аргументы. Он сник, взгляд растерянно заметался по комнатушке. Нина, не снимая туфель, пересекает прихожую и осматривает обстановку. Ковров на полах нет, старый линолеум обшарпан и протёрт. На стенах отслаиваются потускневшие, почти полностью обесцвеченные обои, под потолком расползлась плесень, по углам свисают тенёты. Единственное окно грязное, его будто ни разу не мыли с момента установки. Вместо люстры висит одна лишь лампочка. Из всей обстановки только разложенный, промятый диван, обеденный стол, микроволновка на нём, рядом – компактный холодильник допотопной модели, которую давным-давно сняли с производства, и настолько же старый телевизор, стоящий прямо на полу. Здесь ещё хуже, чем было в мамином доме. Нина брезгливо морщится. Она оказалась здесь впервые с того дня, когда нашла это место по объявлению в газете и привезла сюда брата после выписки. Зато в каждой комнате есть отдельное помещение с личным туалетом и ванной. Айзэк должен быть ей благодарен и не только за общежитие.
— Я вырастила тебя, — женщина меняет интонацию голоса, теперь он звучит вымученно, почти страдальчески. — А ты вот как хочешь мне отплатить? Подумай, чтобы с тобой стало, если бы не я.
— Ну, возможно, я не оказался бы сейчас здесь, не прошёл бы через клинику, не начал бы с тринадцати лет накачиваться всякой дрянью, чтобы просто вырубиться и не видеть его.
От тона Айзэка Нина несколько оробела. Никогда прежде он не дерзил ей, не перечил и не повышал голоса. Сейчас он говорил с явным упрёком, непривычной твёрдостью и не мямлил. Но запала его решительности и отваги хватило ненадолго. Он смог выдержать взгляд сестры не более минуты, затем вновь ссутулился и опустил глаза. Ходя из стороны в сторону по тесной комнатушке и сложа руки на груди, Айзэк начал нервно почёсывать то локоть, то шею. Казалось, будто у него приступ ломки. Нина не могла не заметить приличного количества пустых бутылок из стекла и пластика, валяющихся по углам и под диваном, но шприцов не увидела. Если бы Айзэк прибегал к использованию таковых, то по своей рассеянности наверняка забыл бы прибрать.
— Ты никогда меня не поддерживала, — продолжает он, но уже не с укором, а горечью. — Тогда, на дне рождения Марка, ты впервые меня обняла, и то только потому, что люди смотрели. Тебе же так важно казаться хорошей.
— Прекрати.
— Ты всегда думала только о себе. А я бегал за тобой, как собачонка, и исполнял команды.
— Айзэк, хватит.
— Ни тебе, ни маме я никогда не был нужен. Поэтому мне всё равно, если меня посадят в тюрьму хоть на всю оставшуюся жизнь.
— Айзэк, ты нужен мне.
Нина быстрым шагом подходит к нему и заключает в объятия. Это производит на брата такое же впечатление, как во дворе дома Равински. Он цепенеет, не зная, как реагировать. Ему сложно понять, делает ли Нина это специально, чтобы подкупить его, или сейчас это искренне. Нина же думает лишь об одном – от Айзэка пора избавляться. Он больше не внушает доверия. Надо же было спустя столько лет решить обзавестись личным мнением. Проявления характера совершенно ему не к лицу. Нине хочется рассмеяться от того, насколько глупо он выглядит, пытаясь казаться серьёзным. Женщина привыкла к его бесхребетности и безмолвию, но вот настал момент, когда у брата прорезался голос. Нельзя оставлять это без внимания, ведь он может в одночасье разрушить всю её идеальную жизнь.
— Мой милый, бедный Айзэк, — нежно шепчет она ему на ухо. — Ты так измучен. Твоё сознание отправлено наркотиками. Всё видения - лишь бред. Обернись по сторонам. Скажи, сейчас ты его где-нибудь видишь?
Айзэк мотает головой. Нина приглаживает его взъерошенные волосы, не выпуская из объятий:
— Если хочешь, я останусь с тобой до утра. Тебе нужно принять лекарство и успокоиться. Мне остаться?
Айзэк кивает. Он так и не решается обнять сестру в ответ:
— Хорошо. Иди, налей себе ванну. А я пока поставлю чайник. Мы попьём чаи и обсудим всё, что тебя тревожит.
Нина отстраняется от него и смотрит на брата с улыбкой, в которую вкладывает всё своё обаяние. Айзэк покорно плетётся в ванную. До слуха женщины, оставшейся в комнате, доносится звук льющейся из крана воды. Она подходит к грязному, заляпанному столику, на котором рядом с микроволновкой ютится маленькая, переносная электрическая плита. Удостоверившись, что в эмалированном чайнике осталась вода, Нина вставляет вилку плиты в розетку и осматривается в поиске кружек. Над столом подвешен шкафчик без одной дверцы, на полках имеется довольно скудный запас посуды, среди которых Нине попадается чашка без ручки и относительно чистый бокал. Из-за него вдруг выбегает крупный таракан и тут же скрывается из вида за грудой тарелок. Нина с трудом сдерживает крик отвращения. На микроволновке валяется полупустая, мятая упаковка с чайными пакетиками. Женщина ни за что на свете не станет пить из этой посуды, ей необходимо лишь создать видимость. Вода в чайнике начинает закипать. Нина суетливо осматривает комнатушку, ища прописанные врачом таблетки, и обнаруживает их на телевизоре. Оглядываясь на дверь ванной, Нина хватает всю пачку и возвращается к столу. Принимать рекомендуют по одной за день в вечернее время, Айзэка всегда клонит в сон после них. Нина извлекает из стандартной пластины все десять штук, выкладывает их на стол и при помощи ножа размалывает в пыль, после чего ссыпает в бокал Айзэка и заливает кипятком вместе с чайным пакетиком. Тщательно всё размешав, Нина берёт вторую пластину из упаковки, в которой осталось три таблетки, и несёт её брату. Айзэк с поникшим, задумчивым видом сидит на бортике ванной и наблюдает за водой, постепенно наполняющей ванну.
— Вот, – Нина ненавязчиво протягивает ему пластину. — Чай заваривается, скоро будет готов.
Отойдя на минуту, Нина возвращается в ванну со своей чашкой и с бокалом Айзэка. Он забирает у неё чай, но пить не торопится. Женщина присаживается рядом на бортик и проводит ладонью по его сутулой спине:
— Мы совершили преступление, Нина, — очень тихо, но чётко произносит Айзэк, на этот раз не поднимая на сестру взгляд. — И должны ответить за это.
— Это совершили не мы, а маленькие дети, не ведающие, что творят. Мы не виноваты. Несправедливо наказывать нас сейчас. Неужели ты хочешь оставить Софию и Марка без мамы? Что они будут чувствовать?
— А что, по-твоему, чувствовала мама Томάша?
Айзэк достаёт одну таблетку и глотает её, обильно запивая чаем и морщась при этом от того, насколько напиток горячий. Если в нём и осталась горечь, то он мог принять её за послевкусие от таблетки. Нина напряжённо наблюдает за глотками. Свою чашку она тоже подносит к губам, но даже не касается её.
— Ты – ужасный человек, — Айзэк сам удивляется от того, насколько дерзкое выражение допустил к употреблению. — Это был не несчастный случай. Ты всё продумала. Я знаю, что тебя никогда не мучила совесть. Ты была горда собой и своим удавшимся планом. Знаешь, что такое психопатия? Это такая болезнь, психическое отклонение. Психопаты бессердечны, они не умеют сопереживать другим людям, не могут раскаяться, если причинят кому-то вред. Они лживы и лицемерны, все их эмоции поддельны. Так вот, Нина, ты – настоящий психопат. Ты такая же больная, как я, а то и хуже.
— Так вот какого ты обо мне мнения? — спокойно спрашивает женщина, не меняя выражения лица.
— А ты сама что о себе думаешь? — у Айзэка начинает заплетаться язык, но он сам это не замечает.
— Допивай чай, Айзэк, и прими ванну. Я побуду в комнате.
Нина уходит. Первым делом она ставит на стол чашку, которую ей даже в руках держать неприятно. На диван, само собой, она садиться не собирается. Здесь всё слишком грязно, слишком мерзко. Диагноз, вынесенный братом, не отложился в её голове. Нина пропустила его мимо ушей. Она, как и прежде, уверена в том, что являет собой образец воспитанности и интеллигентности. Пройдя к окну, но стараясь не касаться пыльного подоконника, на котором облупилась краска, Нина выглядывает на улицу. Из-за чрезмерно загрязнённого пылью и выхлопами стекла мало, что удаётся рассмотреть. Видно соседнее однотипное здание, проезжую часть и пасмурное небо.
Нина ждёт, пока подействует препарат. Она достаёт из карманов плаща лакированные чёрные перчатки и рыщет по выдвижным ящичкам стола в поисках ножа поострее, потому что тот, которым она крошила таблетки совсем не годится для задуманного.
Спустя двадцать минут женщина осторожно заглядывает к брату. Айзэк лежит в воде, откинув голову на бортик. Его глаза закрыты, тело выглядит обмякшим, руки безвольно свисают с краёв ванной. Неподвижно стоя за порогом с ножом в руке, Нина смотрит на него и пытается оживить в себе хотя бы слабовыраженные сентиментальные чувства по отношению к брату, но из этого ничего не выходит. Она абсолютно равнодушна, ей не жаль Айзэка.
Бесшумно приблизившись к ванной, Нина вновь присаживается на бортик и берёт в свою ладонь запястье брата. Пульс прослеживается, но очень слабый:
— Айзэк, — она умышленно громко зовёт его, но тот не реагирует.
Ни один мускул не дрогнул на лице Нины, пока она наносила глубокие вертикальные порезы на тонкое запястье брата. Скорее всего, сама по себе доза принятого препарата обеспечила бы летальный исход, но Нина хотела сделать всё наверняка, не оставив повода для сомнений. Женщина прекрасно знала, что Айзэк - левша, потому исполосовала только правую руку, затем опустила её в воду, ведь так кровь будет сворачиваться чуть медленнее. В левую ладонь брата Нина вкладывает нож и крепко сжимает его пальцы, чтобы прибор задержался в ладони, оставив свежие отпечатки. Айзэк даже не морщится. Сейчас он ровным счётом ничего не чувствует, он где-то очень-очень далеко и вряд ли теперь сможет вернуться обратно. Выпавший нож звонко брякается о кафельную плитку. Цокая каблуками, Нина уходит. У неё изначально имелся запасной ключ от комнаты брата на всякий случай, потому дверь она запирает. Нина не ощущает волнения. Теперь всё будет идеально.
***
На следующий день на мобильный Нины позвонили с работы Айзэка, чтобы выяснить причину его отсутствия на месте. Женщина удивлённо отвечает, что заходила к нему накануне вечером, с братом всё было в порядке и она не понимает, почему он не появился. Нина обещает, что непременно навестит его в течение дня. Затем она неспешно продолжает заниматься домашними делами: купает детей, продумывает обед, отвозит Марка на подготовительные занятия, пока ждёт его - ездит с Софией по магазинам, дабы пополнить запасы продовольствия. Ей встречается пара подружек, она любезно с ними беседует, обсуждая планы на предстоящий уикенд. Наступает время возвращаться за сыном. Они успевают как раз к приезду Михаэля, вместе садятся за стол. Марк рассказывает, что нового сегодня узнал на занятиях. После трапезы Нина говорит мужу, что обещала начальнику брата проверить его, потому что тот впервые без предупреждения не вышел на работу. Учитывая его прошлое - ожидать можно чего угодно. Михаэль говорит, что может съездить сам, и Нина соглашается. Она отдаёт ему запасной ключ, целует на прощание и машет отъезжающий со двора машине из окна, держа маленькую Софию на руках. Она и сама могла бы вернуться. Нина, как ни в чём не бывало, отперла бы дверной замок, прошла бы внутрь и, увидев тело брата в ванной, в ужасе закричала бы, чтобы привлечь внимание соседей. Затем она сама вызвала бы скорую и всё в подробностях объяснила. Ей не составило бы труда отыграть скорбь и потрясение.
Через час раздаётся ожидаемый звонок от Михаэля. Первым делом он, как и полагается в подобных ситуациях, просит Нину сесть. Михаэль дрожащим голосом говорит, что её брат мёртв. Вероятно – это самоубийство. К общежитию уже едет полиция. Приходится обратиться за помощью к родителям Михаэля, ведь нужно с кем-то оставить детей.
Прибыв на место происшествия, Нина рассказывает представителям закона о том, что вчера брат позвонил ей и попросил приехать. Он был встревожен чем-то, плакал. Нина провела с ним несколько часов, пыталась хоть как-нибудь помочь, но ничего конкретного от брата о причине его волнения не узнала. В итоге Айзэк, по её словам, принял одну таблетку и немного успокоился. Женщина завершила свой рассказ, назвав ориентировочное время отбытия домой, которое подтвердил муж.
Позже Нину вызвали в участок для дачи показаний, ведь она последней видела Айзэка в живых. В комнате были обнаружены две пластины, одна - пустая, во второй оставались две таблетки. По официальной версии он умышленно принял смертельную дозу лекарственного препарата, после чего вскрыл себе вены, пожелав свести счёты с жизнью. Эта история не произвела фурора. Подобное происходит слишком часто, чтобы вызывать удивление. У полицейских не нашлось оснований сомневаться в самоубийстве Айзэка. Его добровольный уход из жизни не вызвал подозрений ни у психиатра, ни у знакомых из клиники, ни у коллег с работы. Все подтвердили, что он был скрытным, депрессивным молодым человеком, не желавшим идти с кем бы то ни было на контакт.
Нина организовала похороны. Она позаботилась о том, чтобы все было в лучшем виде. По этому случаю женщина надела строгое чёрное платье, в котором её фигура смотрелась особенно хорошо, и специально купила кружевную траурную вуаль. На церемонии погребения присутствовало одиннадцать человек, включая саму Нину, их с Айзэком мать и работников ритуальной службы. Михаэля она попросила остаться дома с детьми и велела готовиться к поминальному вечеру. Наверняка соберутся её подруги и соседи, чтобы выразить соболезнования. Пару раз Нина непременно прослезится для публики. Она специально не стала краситься с утра, чтобы не расходовать попусту дорогую тушь.
Мать, кстати, приехала одна, без ухажёра. Нина не стала бы выяснять подробности даже при более подходящих обстоятельствах. Женщина выглядела очень подавленной. За всё время она почти не произнесла ни слова. Странное дело, но Нина даже привычного запаха алкоголя от неё не почувствовала. После погребения мать отказалась присутствовать на поминальном вечере и попросила отвезти её на вокзал. Она хотела поскорее вернуться домой. И снова странность - Нина хорошо знала свою мать, та никогда бы не отказалась от мероприятия, где присутствовал алкоголь и стол с закусками. С ней в самом деле было что-то не то. Нина не сразу сообразила, что на женщине нет ни следа макияжа, а красилась она при любых обстоятельствах заяристо и обильно. Неужели её настолько сильно сразило горе утраты? У Нины сложилось впечатление, что женщина лишь сейчас осознала, что у неё был сын.
Домой Нина возвращалась одна. На небе ясно светило солнце. На её душе было легко и спокойно. Больше не о чем тревожиться. Единственный свидетель устранён, и впредь ничто не угрожает идеальному миру Нины, который она столь скрупулёзно создавала.
Год спустя.
Через неделю Софии исполнится пять, круглая дата, первый юбилей. Нина хотела сделать этот день особенным для любимой дочери и запланировала поездку на ферму пони. Судя по отзывам, это место пользовалось большой популярностью. Там предлагали не просто посмотреть на животных, но и покататься на них, причесать, заплести косички на гриве. Ферму также хвалили за чистоту и декорации. Всё там выглядело так, будто в ожившей сказке о принцессах. Нина собиралась доехать до туда и забронировать дату. Казалось, не существовало ничего, что было бы способно испортить ей настроение, как вдруг женщина периферическим зрением замечает в зеркале заднего вида человеческий силуэт за своей спиной. Это Томάш. Он неподвижно сидит на заднем сидении автомобиля и смотрит на Нину. Женщина напрягается, крепче перехватив руль, встряхивает головой и вновь сосредотачивается на дороге. Она всё ещё не выехала из города, движение было оживлённым, проезжую часть хаотично и в неположенных местах пересекали торопящиеся пешеходы. Стоило быть особенно бдительной. Вновь мельком глянув в зеркало заднего вида через пару минут, Нина уже никого не обнаруживает. Когда она переводит взгляд вперёд, то видит Томάша уже в десяти метрах прямо перед собой. Он стоит на дороге. Женщина сурово сдвигает брови и набирает скорость. Она не собирается жить в страхе перед бесплотным видением, ему не удастся запугать её. И вот в последнее мгновение перед столкновением Томάш исчезает. На его месте Нина лишь мельком успевает рассмотреть незнакомого мальчика. Женщина ощутимо чувствует удар тела об капот и резко тормозит. Она застывает, пальцы намертво вцепились в руль, глаза широко открыты. В следующую секунду до Нины доносится пронзительный вопль. К сбитому мальчику, которого отбросило на тротуар, с другой стороны дороги подбегает женщина и падает перед ним на колени. Движение за Ниной останавливается. Понимание произошедшего доходит до неё медленно и тягостно. Вокруг начинает собираться народ. Все таращатся на автомобиль Нины, кто-то уже достал телефон и звонит наверняка в полицию. Лишь сейчас Нина видит, что стоит на пешеходном переходе. Именно на нём она сбила ребёнка, и целая толпа людей были тому свидетелями. Нина умышленно прибавила скорость, все это подтвердят. Мальчик не выскакивал неожиданно, он остановился на пару секунд, чтобы подождать маму. Нина смотрит сквозь затонированное стекло на его тело, лежащее в неестественной позе на асфальте. Мальчик не шевелится, под ним начинает разрастаться багровая лужа. Вот уже слышится вой полицейской сирены:
- Но... — охрипший голос Нины срывается. — Я же должна забронировать дату на ферме.
Женщина обращает взгляд в зеркало заднего вида, в котором снова видит Томάша, но на этот раз он не один. Рядом с ним сидит Айзэк. Их лица не выражают злорадства или ликования, они всё так же беспристрастны, как обычно.
Нет, она не может подвести дочь. Нина до упора вдавливает педаль газа в пол и уносится прочь. Полицейская машина пускается за ней. Позади раздаются возмущённые возгласы свидетелей. Женщина мчится вперёд, почти не разбирая перед собой дороги, прохожие шарахаются от несущегося на бешеной скорости автомобиля, встречные водители наперебой сигналят, чудом избегая столкновения. Нина слышит тихой щелчок. Это её ремень безопасности под воздействием неведомой силы отстегнулся сам собой. Айзэк и Томάш по-прежнему сидят на заднем сидении, Нина видит их в зеркале. Она убирает одну руку от руля, чтобы пристегнуться, и в этот момент утрачивает контроль над автомобилем. Его заносит влево, на полной скорости Нина врезается в прочную, бетонную стену многоэтажного здания. Капот сминается, как гармошка. При столкновении женщина пробивает головой лобовое стекло, и свет перед её глазами гаснет навеки.
Эпилог.
Позже, когда личность Нины будет установлена, с Михаэлем свяжутся и расскажут, что его жена насмерть сбила десятилетнего мальчика, после чего предприняла попытку сбежать с места аварии. В процессе погони женщина не справилась с управлением и врезалась в здание. Она скончалась по пути в больницу от черепно-мозговой травмы и прочих многочисленных повреждений.
В вечерних новостях об этом происшествии покажут сюжет. Его увидят все подружки и соседи. Ещё долго после этого они с осуждением будут вспоминать предсмертный поступок Нины, вполголоса приговаривая - «получила по заслугам».