Одного писателя, доброго христианина, сказавшего много теплых, задушевных слов питомцам своей школы, есть чудная, к сожалению, краткая заметка об одной «стране», такой, по-видимому, маленькой и в то же время такой великой, такой необъятной (Н. Н. Корсунский. «Пятнадцать речей». «Отдых Христианина». № 3. 1905)...
Да, как будто и мала та страна, о которой я хочу говорить: пройдите, господа, различные государства, города, села, загляните в самые ничтожные уголки, где только живет душа человеческая, — и вы нигде не найдете такого незначительного места... И в то же время, пройдите мысленно не только села, города, государства и весь земной шар, нет, пусть ваша мысль, словно молния, прорежет все пространства необъятного мира Божьего,— и вы найдете, что весь последний не составляет и части этой вашей страны. Название ее самое простое, и самое общеизвестное. Ее имя мы почти ежедневно повторяем, ее влияние каждую секунду мы на себе испытываем. Эта страна — сердце человеческое.
И когда смотришь на нее, на эту страну, на эту сердцевину человеческой жизни, то невольно задумываешься над тем; как ее, эту страну, — так прекрасно устроенную Богом, — так безжалостно обездолили люди! Что то странное и в то же время в ужас приводящее, — такое ж на первый взгляд нелепое и страшное, как вот эта молния на чистом, светло-лазурном небе, вдруг внезапно откуда-то иногда появляющаяся, — что-то, повторяю, страшное, душу леденящее чувствуется мне в дикой свистопляске души человеческой, когда она, душа, забыв свою внутреннюю Святыню, с каким-то ожесточением наносит удары великой своей же стране, не чувствуя, как гибнет ее вековечная красота, рушится ее твердыня...
А между тем... что ближе к нам, что ценнее для нас, что так значительно по своему влиянию на нашу жизнь, как не это человеческое сердце?
В самом деле, посмотрите на наших детей, на наших школьников: с каким любопытством и интересом, светящимся в их полных пытливости взорах, читают и изучают они в детских комнатах или на школьных скамьях книжки про разные, им неведомые и незнакомые страны! С каким вниманием и мы, взрослые, все более и более воспитывающие свою мысль на минутных впечатлениях газеты, следим за тем, что происходит где-нибудь в Канаде, Венесуэле, на Полинезийских островах и т. п.! Сколько времени, сил, душевной энергии уходит у нас на эту пытливость, на это узнавание, что делается там, в этих отдаленных странах, часто не имеющих к нам, к нашей жизни решительно никакого отношения! И на ряду с этим, как мы плохо, донельзя дурно изучаем нашу страну, которая нам так близка, что ближе ее нет ничего во всем этом мире! Ведь оно, сердце, бьется у нас не за горами, а вот здесь, в нашей груди, и ближе к нам, чем то любимое нами существо, которое так близко нашей душе. Зубрим, долбим мы разные учебники, штудируем, как говорят, тяжелые объемистые томы немецких и других ученых произведений... Находим новые и новые пути культурного развития... Смотришь, смотришь на эту работу души человеческой... и думаешь: да, много труда кладется на эту спешную, нервную жизнь и работу; немало великих умов и талантов легло здесь костьми, часто с великою честью, с безсмертной славой, говорившей людям: вот сколько знали люди, сколько они вызубрили, выдолбили, изучили, сколько они проявили творчества, сколько любви и энергии ушло у них на эту науку, на эти постройки человеческого знания! И за всем этим штудированием, зубреньем и долбежкой, мы забыли, как будто нарочито отвернувшись в сторону, изучить, или лучше говоря, постоянно изучать наше сердце, следить за его стремлениями, желаньями, за его жизнью. Вот где нужна долбежка прежде всего; вот где лежит та главная цель, к которой должна направляться человеческая мысль, наша душевная чуткость. Само сердце ищет нашей чуткости; оно само просить нас войти в его великие пространства; изучить и наблюсти его жизнь, безконечно важную для нашей человеческой жизни; долбить, вечно долбить те письмена, которые на нем изображаются, и поправлять ошибки там, где это сердце начинает писать неправильные ноты для немолчной песни о добре, которую поет человеческая душа...
А вглядитесь получше в то богатство форм и явлений, в которые выливается жизнь этой страны. Здесь есть и свой «правитель», который, — хотя и не всегда, — властвует в сердце человеческом, неся нам иго благое и бремя легкое. Этот правитель — совесть христианская, так ясно и так настойчиво зовущая душу к добру христианскому. — Здесь есть и свои «подданные», — это стремления и желания человеческие, так иногда плохо подчиняющаяся своему правителю, не желающие знать его величие. Здесь есть и свое разнообразное население. Вот я вижу здесь человеческий уголок — эти идеальные истинно-человвческия чувства, со всей их небесной красой; а вот и животный мир с его животными чувствами и желаниями; вот мир зверей диких, необузданных страстей человеческих, готовых каждую минуту растерзать душу человека; а вот и растительный мир с его богатством растительных видов, начиная от таких неувядающих безсмертников, как любовь, вера и надежда, и кончая теми недолговечными цветами, которые сегодня появляются за тем, чтобы завтра уже исчезнуть; — это те мимолетные порывы к добру, которые свойственны еще не укрепившейся в добре душе человеческой. А вот, наконец, и царство минералов: ведь бывает же так, что или горе, как камень, ляжет на душу, или само сердце делается таким грубым, таким диким, таким тяжелым для человека и окружающих его людей, что перестает уже и сердцем быть, а просто делается камнем безчувственным. Здесь, в этой маленькой и великой стране, есть и свои разнообразные виды и перспективы, подобно тому, как и сама окружающая нас природа открывает пред нами различные картины мира. Тут мы наслаждаемся и своим небом, которое наблюдает внутренний глаз души — вера наша. Здесь есть и виды вдаль. Физический наш глаз любит иногда смотреть на развертывающуюся пред ним красу сияющих вдали гор, полей, лесов, проявляя тем недовольство обстановкой, окружающей человека.
Так и в сердце человеческом, страдающем от неправды людской, взор надежды устремляет человека вперед, в светлое будущее судьбы сердца человеческого, как бы говоря ему: «Подожди, отдохнешь и ты»...
Как любо нам видеть лучи солнечные, согревающие землю и дающие жизнь ее насельникам, с их жаждой жизни! Как мы радуемся, глядя на дождик тучевой, питающий землю и жизнь ее своею влагой, омывающий пыльные налеты на цветах и лепестках — этих дыхательных органах растений! Вот так и в сердце человеческом есть и свое солнце, и свой благодатный дождик, — это любовь человеческая, согревающая сердце, увлажняющая иногда загрубелую почву его, сметающая весь сор души: — страсти, злобу и вражду. Прекрасны, очаровательны эти Божественные взоры сердца человеческого, эти чарующие виды, что открывает нам наша великая страна. Но здесь же, в этом сердце, есть и свои грозные картины.
Мы все знаем, как иногда, как молния, блеснет в сердце какая-то, нами дотоле забытая, или неведомая, полоса света, которая открывает нам наше внутреннее безобразие и приводит нас или к раскаянью в грехах наших или в бездну отчаяния. Мы иногда слышим все более и более усиливающееся в душе раскаты своего рода грома небесного — горя нашей жизни, иногда в оцепенение приводящего наше сердце. Есть в сердце и свои бури, и свои вулканы — наши страсти бурные, ломающие ростки добра в нашей душе. Есть тут и свои волненья морские... И она, та работа, должна заключаться, мы уже отчасти знаем, у нас уже есть опыт жизни. Ведь нам известно, что в благоустроенных странах для обеззараживания, дезинфекции воздуха, для того, чтоб люди не болели и дышали чистым воздухом, осушаются, например, болота, производится очистка местностей, жилищ. Тоже нужно и сердцу. Не валяться же ему в грязи. И тут нужна дезинфекция атмосферы, и тут нужно осушать болото, на котором мы в каком-то ослепленьи хотим основать прочную постройку. Вы спросите: как же осушить это болото? Да все той же любовью к добру, которую надо постоянно подогревать и разжигать, чтобы она, загоревшись ярким пламенем, выжгла бы всякую нечисть души.
Каждую страну стараются укрепить от нападений врага; строят крепости, форты, обзаводятся необходимым для обороны оружием. Крепостями и вооружением надо запастись и нашему сердцу. Эта крепость — христианство, которое не одолеют даже адовы врата, которое так же вечно, как вечно и не может умереть навсегда идеальное в мире человеческом. Христианство имеет на ряду с этим богатейшие склады оружия, свои мечи, шлемы и щиты — веру в Бога, надежду на Него и на вечную и светлую жизнь души, любовь ко Христу и нашим братьям.
Для улучшения жизни, для подъема внутреннего и внешнего благосостояния людей теперь всюду строятся школы, признается необходимым обогащение людей знаниями, науками. И чем шире потребности того или иного общества, тем, соответственно с ними, более строится школ, тем разнообразнее типы последних. Все это прекрасно. Нужно только радоваться всему этому, именно тому, что люди не закапывают в землю талантов своих; что они все более и более постигают мир Божий, его величие, красоту, его таинственную жизнь. Но, применю сюда изречение Христа, нужно и «это делать», но и «другого не забывать».
Можно настроить много школ, сделаться просвещенной страной, заслужить своей просвещенностью мировую славу — и в то же время уйти от правды Божьей, сделаться умирающим, духовно вырождающимся народом. Мало ли примеров в истории? Загляните хоть в последние дни жизни Римской империи... И каждому человеку в отдельности можно достигнуть той точки, когда человек нагружается такой массой знаний, что порой даже в недоуменье приходишь, как это человеческая мысль выдерживает такой громадный груз. А присмотришься к человеку — и видишь, как он страдает и глубоко несчастен от внутреннего разлада в душе, от этого рокового сознания:
— Что же все эти знания дали мне, моему сердцу? что они сделали для того, чтобы душа была покойна и не трепетала перед вопросом: что же дальше? Неужели я все изучал для того, чтобы мои знания с моей смертью умерли, а мои мозги, соединившись с глиной, пошли на заделку щелей в стенах домов и хижин.
Повторяю: человеческий гений должен и знание творить, и школы строить, но он не должен и другого не забывать, не забывать школы сердца человеческого, так как душа имеет глубочайшую потребность в этой весьма важной для нее школе. Эта школа уже есть; она уже устроена. Тут не нужно таскать кирпичей и бревен, звать мастеровых, обзаводиться учебниками и т. д. Школа эта — Церковь наша. Учитель здесь — веками испытанный в Своем неземном величии Христос, а учебник — Его великое Божественное учение, Его Евангелие, озарившее мир своим светом, ставшее для миллионов людей душой и программой всей жизни.
Не хочу скрывать: на этой школе есть вывеска, есть знамя, которое может на первых порах привести душу в смущенье. Это Крест Христов, не только Крест, как внешний символ, но и как внутренний Крест страданий христианина. Но не нужно пугаться и малодушно отсюда бежать. Когда Христос шел на смерть и пал под тяжестью Креста, на котором Его распяли на Голгофе, Ему помог в несении креста Симеон Киринфянин. Христос с Своей стороны не оставляет нас в несении нами нашего Креста, оказывает нам Свою небесную помощь и дает душе мир и силу, говоря о блаженстве тех, которых гонят ради Его правды, о той радости, которая ожидает страдальцев в обителях Отца Его...
Тьма богоотступничества сгущается. Вражья сила, противная христианству, растет не по дням, а по часам. Вражда против Святыни нашей увеличивается. Скорей, скорей надо приниматься за дело усовершенствования нашей великой страны; за сеяние доброго семени в нашем сердце, превращающемся в пустырь, покрытый бурьяном; за укрепление нашего внутреннего духовного царства, могущего превратиться в жалкие развалины, в дымящиеся удушливые головни!..
Свет Христов да просветит всех!
Л. Платонов
Журнал «Отдых Христианина», Март 1905 год.
«Отдых христианина» - ежемесячный религиозно-назидательный журнал.- СПб., 1901-1917. Ежемесячный литературный, популярно-богословский, церковно-общественный и назидательный журнал; 1911-1917 Ежемесячный журнал художественной беллетристики, отражающий в себе и все явления религиозно-философской мысли и жизни…
Подготовил к печати АЛЕКСАНДР РОЖИНЦЕВ
https://monarchija.borda.ru/?1-0-60-00000009-000-0-0-1121270178