Атолл Фангатауфа расположен менее, чем в двадцати милях к югу от Муруроа и представляет невысокий, частично погружающийся на приливе рифовый барьер, имеющий форму кривого квадрата со стороной 3 мили. Значимыми участками суши являются верхушка восточной стены барьера - плоский мол 150 метров шириной и пятисотметровый островок Тауфа в северо-западном углу. Этот островок похож на толстый серп Луны, начавшей убывать. Центр островка покрыт маленькой рощей панданусов, а большая часть представляет собой пляж из неправдоподобно-белого кораллового песка. С восточной части пляжа, обращенной к лагуне, открывается великолепный вид на Мэйн-Гейт - узкий судоходный канал, рассекающий северный барьер атолла. В сотне метров от пляжа, в лагуне, на глубине человеческого роста, находится маленькое плато с изумительным ландшафтом из живых кораллов.
Никто не знает, то ли лагуна Тауфа всегда была так богата экзотической подводной жизнью, то ли это отдаленные последствие мутагенного действия двухсот ядерных взрывов, проведенных тут ВС Франции в 1966-68 годах по программе «Canopus». Нынешний проект «Caravella» практически не затронул островок. Алюминиевые платформы – фундаменты на ножках, и размещенная на них инфраструктура: АЭС, аэродром, морской терминал и бытовые модули, были построены в лагуне вдоль восточного барьера 20 лет назад, когда здесь работала каторжная тюрьма, а позже –опорный пункт морского патруля. Островок Тауфа использовался для размещения контрактного персонала и в те послереволюционные времена, и теперь, в проекте «Caravella» - когда возникла необходимость в достройке инфраструктуры.
Ранним вечером, как обычно после основной смены, примерно полсотни здешних контрактников (из почти двух сотен) собрались на восточном пляже островка, чтобы понырять, поймать и приготовить что-нибудь вкусное, перекусить, поболтать за чаем, поиграть в мяч, поплясать - короче: с толком побездельничать в хорошей компании. Большинство персонала составляли разнорабочие-конголезцы, бежавшие с родины в конце апреля, под влиянием слухов о зверствах армии зулу, вторгшейся в северо-восточное Конго. Каким образом они добрались до Туамоту (практически, на противоположную точку Земного шара), без гроша в кармане, без представления о географии, и без знания языка – не вполне понятно. Скорее всего, сыграла роль африканская воля к жизни во что бы то ни стало. Так или иначе, эти молодые люди угодили в меганезийский фильтрационный лагерь, были признаны «допустимыми хабитантами», и получили временную работу на Фангатауфа (где, вследствие сжатия графика «Каравеллы», возник дефицит рабочих рук)… Деревенские конголезцы из глубинки на современном постиндустриальном объекте – этим сможет управлять не каждый менеджер. Тут пригодился африканский опыт инженера Оскэ Этено, и особые знания его vahine Флер Хок-Карпини. Оскэ, Флер, и двое французов – Гастон Дюги и Доминика Лескамп – входили в немногочисленную высококвалифицированную часть контрактного персонала. А примерно через час им предстояло принять пополнение из двоих тиморцев: Эсао и Стэли Дарэ, операторов мобильно-погрузочных машин…
Гастон выразил определенные сомнения в достаточности 100-дневных курсов соц-тиморской школы рабочей молодежи для выполнения подобной работы на таком ответственном объекте, и сейчас выслушивал возражения инженера Этено.
- Ты, Гастон, у себя дома привык к работникам, которых не столько учили, сколько обтесывали под еврокультурный стандарт. На это и тратились два - три года. А на обучение профессии, как таковой – те же сто дней, если не меньше.
- Ты, Оскэ, опять ругаешь Европу, - проворчал француз, - Это не ответ по существу.
- ОК. Отвечаю по существу. У тебя есть претензии к работе моих негров?
- Знаете, - вмешалась Доминика, - Я не хотела трогать эту тему, но больше не могу! Давайте называть рабочих как-нибудь иначе. Выражение «мои негры» это как-то…
- ОК. Пусть будет: «наши негры», - перебил он, - Есть ли претензии к их работе?
Доминика всплеснула руками.
- Оскэ! Ты понимаешь, что это выражение унижает и рабочих, и тебя, и всех нас.
- Это чем же оно унижает? – удивился меганезиец.
- Так называли африканцев плантаторы-рабовладельцы, - пояснила она.
- Ну, ваще! – искренне удивился он, - Прикинь, Доми, у нас в стране последнего рабовладельца-плантатора поставили к стенке еще до моего рождения!
- Это в базисной Меганезии, - заметила Флер, - А на Западных Территориях их расстреливали по мере расширения Конфедерации.
- Да, - согласился Оскэ, - Но я, по-любому, видел рабовладельцев только в кино.
- Все равно, это унизительно, - сказала француженка.
Оскэ вздохнул, покрутил головой, и сложив ладони рупором, крикнул:
- Нгуту! Иди сюда, ОК?
- ОК, босс, - отозвался рослый молодой банту, одетый в своеобразную набедренную повязку из трех пластиковых карманов на ярком шнурке и, сделав несколько шагов оказался около них, - …Чего надо, босс? Или просто так?
- Типа, спросить, - ответил Оскэ, - Доми думает, что нельзя говорить: «мои негры», Спрашиваю: как ты думаешь, Нгуту?
- У! - произнес чернокожий парень, опускаясь на корточки, - Я думать так: миз Доми боится, что приходить злой колдун, как в Европа. Там если ты говорить «мое», то злой колдун говорить igbekela и все это отбирать. Он называться: адвокат. Но тут нет такой колдун. Можно говорить «мое», никто не отбирать.
- Адвокат? – недоуменно переспросила Доминика.
Нгуту звонко хлопнул себя по бедрам от удивления, и выпучил глаза.
- Миз Доми жить Европа и не знать адвокат? У! Это такой человек, ходить в галстук, говорить с полисмен и отбирать все, что твое. Дом отбирать. Машина тоже отбирать. Совсем все, да! И ты стать нищий. Но тут нет адвокат. Я сказать правда, босс Оскэ?
- Верно, Нгуту, - Оскэ кивнул, - В Меганезии нет адвокатов. Мы их выгнали, когда сделали Алюминиевую революцию.
- Правильно, да! – обрадовался Нгуту, и повернулся к Флер. – Можно просить один маленький дело? Очень надо помогать.
- Что случилось? – спросила меганезийка.
- Я немного побить моя женщина. Она обижаться.
Флер вздохнула и побарабанила пальцами по колену.
- Опять? О, Мауи и Пеле, держащие мир! Ты же взрослый, умный парень!
- Я приходить с работа, хотеть кушать, а нет, - объяснил он.
- Слушай сюда! – объявила Флер, - Если твоя женщина не приготовила тебе обед, то возможны три варианта. Или она тоже работала и не успела. Или она устала, легла отдохнуть и, опять-таки не успела. Или ты с ней не внимателен, и она не захотела. В любом варианте, ты сам виноват. Ты согласен?
- У-у… - растерянно ответил он.
- …В таком случае, - продолжала она, - попытка силового решения проблемы была ошибкой с твоей стороны. Тебе надо подарить ей подарок, чтобы она поняла, что ты понял. Но, чтобы она вообще стала с тобой разговаривать после такого ошибочного действия, придется применить магию. Встань и повернись пузом к солнцу…
Молодой банту выпрямился и развернулся лицом к западу, где солнечный диск уже приближался к линии прибоя на дальнем краю пляжа. Флер порылась в валяющейся рядом с ней на песке рабочей сумке, нашла там ядовито-зеленый люминесцентный маркер, подошла к парню и, подумав немного, начала рисовать на его коже.
Примерно через пять минут на груди и животе Нгуту красовалась композиция из огромного цветка подсолнечника с трогательным смайликом в центре, и силуэта несколько сонной кошки, прижавшейся к стеблю, обхватив его лапкой.
- Вот так! – заключила она, - После заката, но не раньше, иди к своей женщине. Она увидит эту светящуюся картинку, ей станет весело, а дальше как-нибудь постарайся создать ей совсем хорошее настроение. Это понятно?.. Ага. Вижу, что, понятно. И не забудь подарить ей подарок. Завтра же! Такое условие магии. Это тоже понятно?
- Ага! Maururoa, Флер! Я идти, ждать закат. Да!
Флер проводила взглядом быстро удаляющегося парня и фыркнула.
- Обормот! Прикинь, Ежик, он старше тебя, а таких простых вещей не знает.
- По ходу, он в школе не учился, вот и не знает, - ответил Оскэ, - Не он один, как ты, наверное, уже заметила... А что была за тема?… Вспомнил. Доми рассказывала про плантаторов-рабовладельцев. Но я так и не понял, как эта проблема касается меня.
- Никак, - ответила француженка, - Я зря перенесла сюда этот европейский штамп.
Оскэ махнул рукой, улыбнулся и вытащил из пачки сигарету и посоветовал:
- Не морочь себе голову, Доми. Просто у нас другая культура... Гастон, ты так и не ответил: есть ли претензии к работе моих негров?
- Претензий нет, но есть беспокойство. Они работают, не зная элементарных вещей. Просто копируют действия, которые ты, или еще кто-то из спецов, им показал. Как обезьяны, прошу прощения за неполиткорректную аналогию.
- Насрать на политкорректность, - сказала Флер, - и, по ходу, слово «как» - лишнее. Человек - это один из видов обезьян. Биологический факт. И человек, как и любая обезьяна, учится что-либо делать, в основном, путем подражания и фиксации тех коротких пояснений, которыми сопровождается работа в присутствии ученика. Это социально-психологический факт. В европейских школах 12 тысяч учебных часов в течение дюжины лет учебы, только 2 тысячи часов тратится на обучение чему-то, потенциально полезному для личной практики, включая работу. Остальные 10 тысяч часов - промывание мозгов. Это политический факт. В личной практической жизни европеец использует меньше четверти полученных в школе потенциально-полезных знаний. Это статистический факт. В остатке: 500 часов полезной информации. Это соответствует 85 учебным дням. У Эсао и Стэли по 100 учебных дней. Более, чем достаточно, чтобы работать квалифицированным оператором. Это я, как бы, вернула разговор к исходной проблеме…
Гастон задумчиво помассировал виски кончиками пальцев.
- Ты так же категорична, как твоя младшая сестра. Наверное, это у вас в генах.
- Если я в чем-то не права, то опровергни по существу, - предложила Флер.
- По существу, - сказал он, - твоя позиция базируется не на логике, а на априорном отрицании ценности классической европейской культуры, и я сейчас попробую это доказать.
- Решаемая задача, - весело предположил Оскэ, - Наука в университетах Франции началась с поиска доказательства, что у мухи восемь ног. Говорят, все началось с неправильного перевода Аристотеля, а Аристотель ведь не мог ошибаться.
- Это входило в курс софистики, - ответил Гастон, - а я сейчас говорю о корректном доказательстве, без трюков с компонентами силлогизмов.
- Мы превращаемся в одно большое ухо, - сказала Флер.
- Наоборот, я бы предпочел, чтобы мои аргументы оспаривались сразу, если они покажутся вам сомнительными. Итак, я начну с простой вещи. С отношений «свой – чужой» в человеческом обществе, начиная с первобытных времен. Как известно, в архаичных культурах, людьми считаются только соплеменники, а чужаки это, по определению, не люди. С ними можно делать что угодно. Например, на них можно охотиться, как на дичь, для добычи мяса и шкур. Понадобился путь в несколько тысячелетий, чтобы цивилизация преобразовала религию, а религия преобразовала обычаи так, чтобы человек… Любой человек… Стал восприниматься как высшая ценность. Такое представление о человеке невозможно без своего фундамента, без религии и религиозной морали, без корней культуры. Современный гражданский гуманизм неявно опирается на этот фундамент. Теперь - внимание: если какому-то тоталитарному режиму требуется отбросить гуманизм, то это делается не прямо, а кружным путем, через возбуждение ненависти к фундаменту и его разрушение.
Пока произносилась эта тирада, Оскэ Этено успел закурить сигарету, и сейчас, дождавшись паузы, поинтересовался.
- А можно конкретнее, док Гастон? Что это за архаичная культура охотников за человеческим мясом и шкурой? Что за религия и мораль, которая, как ты сказал, прекратила эту экзотическую охотничью практику? И что за тоталитарный режим, который разрушил тот фундамент, на котором держался гуманизм?
- Гм. Я полагал, Оскэ, что это общеизвестно. Я думаю, ты не будешь отрицать, что в Новой Гвинее каннибализм существовал до недавнего времени.
- Да. Существовал. Он распространился в связи с голодом, совпавшим с массовым прибытием европейцев в конце XIX века. Миклухо-Маклай, долго живший в Новой Гвинее за десять лет до европейской колонизации, вовсе не пишет о каннибализме. Получается, что каннибализм там импортный, европейский. Так же, как в Южной Америке, где людоедство начали практиковать конкистадоры. И в Африке...
- А до европейцев все были белые и пушистые, - иронично перебила Доминика.
- Разумеется, нет, - ответил меганезийский инженер, - Но на людей, как на дичь, не охотились, за исключением периодов голода. При голоде людоедство возникает где угодно. Во время ваших войн, в Европе людей запросто ели. А в остальное время существовал довольно редкий религиозный каннибализм. Сейчас в посткультурных странах он исчез, а в условно-западном мире сохранился, но, в основном, с заменой человеческого мяса специальным муляжом. Это называется: «Eucharist».
Гастон Дюги, покачал головой и вздохнул.
- Тяжело иметь дело с историей. Ее перетолковывают все, кому не лень. Я, конечно, оценил намек на людоедский подтекст в христианском причастии, но это далеко не главное в христианстве. Под религией, лежащей в основе гуманизма, я имел в виду, разумеется, христианство. Но прошу тебя, не надо вспоминать эпоху инквизиции и сожжение Джордано Бруно. Я сейчас говорю о христианстве нового времени, после Ренессанса, и после значительных успехов Реформации в XVII веке.
- Мировые войны, - заметила Флер, - были после XVII века.
- Мировые войны, - ответил он, - Это как раз результат той атаки на христианский фундамент гуманизма. Я с этого начал. Режимы с тоталитарными устремлениями, в начале, инициировали массовые сомнения в христианском взгляде на человека. Не случайно эпоха мировых войн совпала с первой волной атеизма.
- Ты веришь в христианского бога? – с сомнением в голосе, спросила Флер.
- Нет, - Гастон покачал головой,- Я индифферентно отношусь к религиозной вере. Я сейчас говорю не о религиозных, а именно о социальных ценностях христианства.
- Каких ценностях? – спросила она, - Ты можешь сформулировать?
- Если в общем виде, - сказал он, - то каждый человек, независимо от расы, пола, убеждений, богатства, обладает некими правами, просто потому, что он является человеком. Более подробно это изложено во Всеобщей декларации ООН. …
Флер вытянула губы и реалистично изобразила звук лопающегося пузыря.
- Прикинь, док Гастон, я знаю из этой декларации только одну статью, 29-ю. Там написано главное: человек обязан подчиняться требованиям морали и какого-то мифического общего благосостояния. Ни эта мораль, ни это благосостояние, нигде формально не описаны, и толкуются оффи как угодно. Все остальные статьи этой декларации не имеет никакого значения.
- Иначе и быть не могло, - добавил Оскэ, - Эта ваша декларация произошла от евро-христианских абстрактных рассуждений про душу, рай и всю прочую фигню, и она осталась абстракцией, чем-то написанным понарошку, как в том ритуале «Eucharist» понарошку едят человека, а в реальности – булку. Это такая игра для взрослых.
- Типа воровского казино, - уточнила Флер, - Карты сдает всегда одна и та же группа шулеров, а доверчивые ротозеи проигрывают деньги, здоровье и жизнь.
Доминика грустно улыбнулась.
- Критиковать и подозревать в жульничестве - проще всего, однако, при всех своих недостатках, ООН, хотя бы, стремится продвинуть какие-то гуманные стандарты.
- Deja vu, - ответил Оскэ, - Примерно полторы тысячи лет назад римская церковная католическая корпорация тоже, типа, стала продвигать гуманные стандарты в стиле «люди, любите друг друга» и «все люди - братья». Вот под эти мантры, она хапнула власть во всей Европе и еще в нескольких кусках мира, и потом тысячу лет топтала жителей, как хотела. Знаешь, Доми, такие карточные фокусы дважды не проходят.
- Позвольте мне, все же, вернуться к моей аргументации, - вмешался доктор Дюги.
- Да, конечно, - согласился Оскэ.
Французский эксперт помолчал несколько секунд, а затем произнес:
- Надеюсь, что вы спокойно воспримете то, что я сейчас скажу…
- Мы, вроде, не очень нервные, - несколько удивленно заметила Флер.
- …Так вот, - продолжил он, - нападая на христианские корни еврокультуры, на христианский гуманизм и на принципы ООН, вы совершенно забываете, что ваша культура Tiki, и ваша Великая Хартия происходят из того же евро-христианского источника. Я читал вашего историка Обо Ван Хорна. Там описана реальная, а не мифическая схема происхождения Tiki.
Оскэ и Флер и переглянулись и синхронно пожали плечами.
- Нам, канакам, - сказал Оскэ, - нечего стыдиться своей истории. Поэтому, у нас нет политкорректности, ни к другим, ни к себе. Все верно. Культуру Tiki придумал мэтр Оливье Бриак, шоумен из парижского кабаре «Moulin Rouge», когда решил заняться туристическим бизнесом на Муреа и Таити, полвека назад. So what? Культура вашей Франции точно так же выдумана. Ваш Хлодвиг Меровинг и наш Мауна Оро имеют одинаково мало общего со своими историческими прототипами. У вас принято это скрывать, как бы, ради мнимой достоверности корней культуры, и вам приходится промывать мозги каждому следующему поколению, а мы смотрим на вещи реально. Поэтому, мы экономим время. Наше среднее образование занимает 7 лет, а не 12, а техническое обучение – сто дней, а не восемьсот. Это к тому, с чего мы начали.
- Интересная концепция, - спокойно констатировал доктор Дюги, - и одновременно признание того, что я прав, не так ли?
- Нет, док, не так. Тот парижский шоумен придумал Tiki не как идеологическую реинкарнацию евро-христианской культуры, а наоборот, как радикальное и даже эпатажное отрицание этой гнилушки, которая к тому времени задолбала уже всех вменяемых людей, и в Европе, и в Америке, и где угодно. Мэтр Бриак отлично умел улавливать и реализовывать мечты своей аудитории. Конкретно, эта мечта удалась настолько хорошо, что даже сумела себя защитить… В отличие, кстати, от насквозь лживой евро-христианской культуры, которая вынуждена приглашать ландскнехтов, чтобы защититься от своей сестры-близнеца, исламской культуры. Я ответил?
Доминика фыркнула и ехидно заметила:
- Культура субъектов вроде Чоро Ндунти, Адэ Нгакве или Ним Гока, тебе, видимо, симпатичнее.
- Она, не то, чтобы симпатичнее, - сказала Флер, - Она просто честнее, и поэтому она жизнеспособнее. Она не пытается запихнуть людей в виртуальный мир, в идиотскую матрицу, где доброе ООН внушает благодарному человечеству братскую любовь, а отдельные злые дядьки в какой-нибудь Бирме, Колумбии или Конго являются просто досадным исключением из общей шоколадной картины с марципановой виньеткой.
- Обидно… - Доминика вздохнула, - К началу века мы дали Французской Полинезии всеобщую грамотность и западноевропейское качество жизни. И вот, благодарность.
Флер улыбнулась и быстрым легким движением погладила француженку по плечу.
- Если эти «мы» - такие люди, как ты, или Гастон, то все верно. Но не путай себя и Гастона со всякими оффи, миссионерами и интеллигентами. К таким, как вы - одно отношение. С такими, как они - другой разговор. Очень короткий. Разве ты этого не заметила? Мне кажется, очень трудно не заметить.
- У вас тут все поставлено с ног на голову, - растеряно проворчала Доминика.
- Нет, у нас все с головы на ноги, – возразила меганезийка.
- Упс!.. – произнес Оскэ, старательно к чему-то прислушиваясь.
- Ффф… - выдохнула Флер.
Над темным океаном все громче звучала «Марсельеза».
Мы, французы, возмущены!
Для нас нет сомнений!
Эти хотят вернуть нас
Назад в рабство!
К оружию, граждане!
Формируйте батальоны!
Марш, марш!
Зальем их нечистой кровью
Наши поля!
Доминика тряхнула головой. У нее мелькнула мысль, что она спит, и она честно (но безрезультатно) попыталась проснуться.
- Черт… Что это значит?
- Это ваш национальный гимн, - сообщил Оскэ, - Кстати, очень классный! Вот это, я понимаю, позитивная культура, а не всякий там евро-христианский гуманизм.
- Если ты про источник, - добавила Флер, - то он вот. Видишь, проблесковый маячок, примерно на ладонь ниже видимой Луны, движется слева направо. 20 фунтов против селедочного хвоста: это Эсао и Стэли летят на ком-то из элаусестерцев.
- Классический ночной лэндинг в полтора витка спирали, - заметил Оскэ, - а аудио-динамик они, по ходу, врубили на полные триста ватт…
Сверкание проблескового маячка приблизилось, а сквозь гремящую Марсельезу, стал слышен звук работающего пропеллера небольшого самолета.
Под нашим флагом, к победе!
Смело спешите вперед
На гибель нашим врагам
К нашему торжеству и славе!
Вспыхнул яркий луч прожектора, выхватив из темноты длинный овал серебристо-мерцающей поверхности моря. Серая тень, в которой угадывались формы тандема-четырехкрылки с лодочным фюзеляжем, с шорохом прокатилась по слабым волнам, впритык к берегу. На несколько секунд она остановилась, и в воду спрыгнули две человеческие фигурки. Маленький самолет снова разбежался и полого ушел в небо. Вдалеке затихали последние куплеты «Марсельезы».
- Ну, реально: Эсао и Стэли, - сообщила Флер.
- Aloha foa! – в ответ, завопили прибывшие, - Включайте быстро TV!
- Какой канал? – спросил Оскэ.
- Galaxy Police! – крикнула Стэли, выбегая на берег, - Сейчас такое будет…!
- Кай Хаамеа на конференции ООН в Дарвине! – пояснил Эсао, - Нормально, а?!
…
----------------------------------------------------
10.07.24. Galaxy Police Flog. Trolley 1001.
Trolley-Jockey Элеа Флегг.
-----------------------------------------------------
Aloha foa! Мы с вами катимся в тысяча первой тележке по Северным Территориям Австралии, по улицам региональной столицы - порта Дарвин на Арафурском море. Сегодня утром здесь началась огромная политическая тусовка. Я никогда не видела столько оффи сразу – выглядит забавно. Флажки, охрана в парадной униформе, все такое… Для тех, кто последние несколько недель не интересовался международной политикой, объясняю, почему такой переполох, и почему толпа оффи собралась на тусовку «Объединенных наций» здесь, в симпатичном провинциальном Дарвине.
Как объяснил прессе Первый заместитель Генсека ООН, Кнут Вилбраге (я цитирую) «Сейчас мы имеем дело с угрожающим развитием мартовского кризиса и апрельской войны в Мадагаскарском проливе». Казалось бы: где мы с вами, а где март и апрель? Однако, вспомним, как все было. 1 марта Западная Новая Гвинея (Папуа - Хитивао) отделилась от Индонезии, затем Красные кхмеры (РККА) заняли Восточный Тимор, а «Inter-Brigade Mobile» заняла Северный Тимор (Атауро). 16 - 17 марта на Тиморе вспыхнула война, в которой РККА при участии IBM разгромила исламскую милицию «Тахрир». Тогда же папуасские коммандос заняли Южные Молуккские острова, а австралийские присоединии западно-тиморский остров Роти. Далее, волна военных действий прошла через Индийский океан до восточного побережья Африки. Агенты международных оффи-союзов метались туда-сюда и не успевали нигде. Тем более, 15 апреля, на пике событий, их отвлек феерический взрыв в космосе - проект «Ballista». Теперь подведем итоги апрельской войны, двигаясь по солнцу, с востока на запад.
В «горячей точке» между Минданао и Борнео возникла маленькая, но гордая страна малайских морских контрабандистов. Вторая маленькая, гордая страна: этническая автономия Терра-Илои, образовалась на большей части архипелага Чагос. У Мпулу появилась военно-морская база риф Фантой, около Маврикия. Исчезла Исламская республика Коморские острова – ее поделили между собой Франция и Мозамбик. Крошечные островки на юге Комор досталась Шонао. Кроме того, Мпулу и Шонао получили Малави и Нижнее Замбези. Так они стали игроками на арене Индийского океана. Королевство Зулу заняло Среднее Конго. Китай (КНР) захватил правый берег дельты Конго и район Кабинда: плацдарм на Атлантике. Вот итог апрельских войн.
Когда отгремели последние залпы, и дым рассеялся, публичные политики условно-западного мира почти сразу забыли об этой войне, перекроившей середину Африки. Условно-западному избирателю это не интересно. Он даже названий таких не знал. Подумаешь, в Африке опять (в сотый раз) кого-то колбасят. Гораздо интереснее для среднего избирателя оказалась интрига вокруг резкого оживившегося космического бизнеса и конкурентная игра французских консорциумов, внезапно примкнувших к новому альянсу по астронавтике: Бразилия - Океания - Арктика. А события в центре Африки, тем временем, продолжали развиваться. Армия королевства Зулу с запада и объединенный корпус Мпулу-Шонао с юга вышли к озерам Альберта и Виктория и, воспользовавшись громким терактом в парижском аэропорту, как поводом, внезапно заняли две ключевые плотины в верховьях Нила. Как бы, контр-террористическая операция… С участием (почему-то) военно-технической службы ВВС США.
Река Нил это основная пресноводная артерия условно-арабского мира. Она не только обеспечивает аграрные области Судана и Египта, но и, по мнению науки, определяет экологию и климат всего юго-запада Средиземного моря. Для Египта, Нил это еще и главный источник электроэнергии из системы ГЭС на Асуане. Конечно, один поворот ключика на плотинах в верховьях Белого Нила не приведет к пересыханию. Ниже по течению, Нил собирает крупные притоки, а в Северном Судане, в районе Хартума, к Белому Нилу присоединяется Голубой Нил, текущий с юго-востока, из Эфиопии. Но, эксперты-экологи считают, что «поворот ключика» может нарушить водный баланс, и более ста миллионов мусульман-арабов, живущих в среднем и нижнем течении Нила, окажутся в неприятной ситуации. А отношение правительств Зулу, Мпулу и Шонао к мусульманам хорошо известно. Лига арабских государств заявила в ООН о (цитирую) «Всемирном заговоре против правоверных», а главным заговорщиком назвала РККА, дислоцированную на Восточном Тиморе и лично комбрига Ним Гока. Вот почему конференция ООН проводится поблизости от Тимора - в австралийском Дарвине.
Это мероприятие на уровне «первых лиц», и в качестве представителя «обвиняемой стороны» прибыл ariki-foa Кайемао Хаамеа. Зачем ему эта тусовка, где (по плану) его будут поливать помоями вместо Ним Гока? Вопрос интересный, ага? В перерыве я заманила атаурского лидера на рюмку абсента и поболтала о том о сем. Вот запись.
Элеа Флэгг: Скажи, Кай, в чем для тебя смысл этого мероприятия?
Кайемао Хаамеа: Я хочу упростить жизнь туристическому бизнесу. И нашему, и австралийскому. Австралийские операторы уже устали объяснять чиновникам, что бизнес-контакты с Атауро, это не поддержка экстремистов, а нормальный туризм.
Элеа Флэгг: Но на тебя здесь грузят именно экстремизм, ты заметил?
Кайемао Хаамеа: Это ничего не значит. Сам факт приглашения развязывает руки туроператорам, морским спортклубам, и всем, кто захочет работать с Атауро.
Элеа Флэгг: Что-то я не верю, что дело только в туризме.
Кайемао Хаамеа: Правильно не веришь. У нас развивается производство дешевой техники: лодки, флайки, тачки, ветряки. Плюс: биология: морепродукты, текстиль, биопластик-губка. Кроме рынков Папуа и Африки, есть Австралия и Европа.
Элеа Флэгг: О-ля-ля! А что вы поставляете в Европу?
Кайемао Хаамеа: Электромоторный байк с коляской. Мы взяли за базу компоновку германского армейского «Zundapp» времен второй мировой войны, и организовали производство для африканцев. Потом оказалось, что на эти машины есть спрос в Германии и Италии. Похоже, там сейчас мода на retro-military столетней давности.
Элеа Флэгг: Классно! А правда, что Атауро не только сам производит товары, но и транслирует на внешний рынок дешевые товары, производимые в Соц-Тиморе.
Кайемао Хаамеа: Не скажу. Это коммерческая тайна.
Элеа Флэгг: А-а. Понятно. А что сказал Ним Гок о твоем визите сюда?
Кайемао Хаамеа: Сказал, что коммунисты Тимора мысленно со мной. Во как!
Элеа Флэгг: Ага! Значит, когда до тебя дойдет очередь выступлений, ты кое-кому врежешь по-коммунистически, верно?
Кайемао Хаамеа: Я врежу по-своему. Но коммунисты не будут разочарованы.
Элеа Флэгг: Iri! Кстати, твоя military похожа на новую соц-тиморскую униформу.
Кайемао Хаамеа: Нет, это соц-тиморская униформа похожа на нашу. Модель «koala-emao». Она разработана в феврале, в лаборатории эргономики колледжа CLAC на Рапатара. Отличия таковы: у атаурской military окраска «vario», а у соц-тиморской - «khaki», и нашивки у нас - сине-красные ромбы, а у них – желтые звезды.
Элеа Флэгг: Ясно! Теперь ни за что не перепутаю! А давай про эту тусовку. Как ты оцениваешь то, что здесь говорилось до перерыва?