Выполнила Антонова Оксана, 19ИПД2
Жанр жития в конце 14 – 16 вв.
«Житие Стефана Пермского» Епифания Премудрого
Принцип и приемы композиции
Развитие действия замедлялось из-за большого количества авторских вставок (прием ретардации). Кроме того, в произведении были как сюжетные, так и внесюжетные элементы. Автор пытается отойти от общепринятых канонов и простой передачи событий.
Житие нарушало традиционные рамки канона:
1) своим размером
2) обилием фактического материала
3) новой трактовкой отрицательного героя
4) отсутствием описания как прижизненных, так и посмертных чудес
5) композиционной структурой
Здесь с особой силой и выразительностью проявилось мастерство Епифания-агиографа. В первую очередь — в блестящем владении композиционными приемами организации произведения. Рассказу об испытании веры предшествует риторический диалог, словесное соревнование крещеных пермян и волхва, упрекающего новообращенных христиан за то, что они отступили от заветов предков. Христиане-пермяки укоряют Пама, высмеивают его самонадеянность, отрицая веру в идолов, бесчувственных кумиров, которые не в состоянии сопротивляться силе спасительной проповеди. Своеобразная драматизация жития, динамичный обмен репликами — безусловное новаторство Епифания Премудрого. Здесь он, бесспорно, проявил себя и как мастер художественной детали. Так, например, пермяки замечают, что слуга Стефана, бывший язычник Матфейка, без всяких опасений забрал пелены (священные ризы идолов), употребив их на портки, онучи и ногавицы, и износил их без всякого для себя вреда: идолы не могут мстить христианам.
Свою оригинальную манеру повествования Епифаний характеризовал как работу писателя, который "слово плетущи и слово плодящи, и словом почтити мнящи", поэтому языковая вычурность его произведений не самоцель, а только средство прославления святого. Нанизывая одни сравнения на другие, плетя словесное кружево, древнерусский книжник достигал виртуозности в использовании слова, придавал повествованию ритмически выразительный рисунок "...Что еще тя нареку? – задавался вопросом автор "Жития Стефана Пермского", пытаясь найти единственно точное определение героя. – Божа заблужшимъ, обрѣтателя погибшимъ, наставника прелщенымъ, руководителя умомъ ослѣпленым, чистителя оскверненымъ, взискателя расточенымъ, стража ратнымъ, утѣшителя печалнымъ, кормителя алчющимъ, подателя требующимъ, наказателя несмысленымъ, помощника обидимымъ, молитвсника тепла, ходатаа вѣрна, поганымъ спасителя, бесомъ проклинателя... идоломъ попирателя, Богу служителя..." Активное использование агиографом приемов синтаксического параллелизма и контекстуально обусловленной синонимии, по словам итальянского исследователя Р. Пиккио, помогало ему "передать муку мистической медитации", когда "чувство расплывалось в непередаваемых оттенках одного слова".
План
По композиции «Слово о житии и учении» делится на введение, основное повествование и риторическое завершение.
1. Введение (автор объясняет, почему пишет житие, говорит, что он «дурной и недостойный» (традиционный прием), просит бога о благодати для написания жития)
2. Начало его жития (рассказ о детстве и пострижении в монархи, о его любви к чтению священных писаний, трудолюбии, о его становлении епископом, о том, как он пошел к пермякам, что «учить и крестить их»)
3. О церкви пермской (Стефан Пермский стал основателем пермской церкви, но пермяки враждебно относились к нему)
4. Поучение (Монолог Стефана Пермского с призывом познать истинного бога, крещение пермяков)
5. О прении с волхвом (рассказ о Пане-сотнике, об его «совращении новокрещеных людей», о том, как не прошел Пан-сотник испытания, за что его хотели казнить, но он пообещал «не разрушать веры»)
6. О епископстве (рассказ о том, как стал Стефан Пермский епископом в Перми)
7. О призывании и вере многих народов (похвала богу)
8. Об азбуке пермской (рассказ о том, как Стефан учил грамоте пермяков, как создал им азбуку, рассказ о Стефане и об его последнем наставлении пермякам)
9. Поучение (монолог о том, что нужно стоять «в вере неколебимо»
10. О преставлении («Преставился ко Господу на 4-й неделе по Великом дне, когда бывает праздник Преполовения Пасхи»)
11. Плач пермских людей («пермские люди печалились и горевали о своем епископе»)
12. Плач церкви пермской, когда овдовела и оплакивала своего епископа (рассказ о том, как церковь услышала о преставлении епископа и померкла красота ее)
13. Плач и похвала пишущего инока (хвала Стефану Пермскому, автор говорит о том, что он «многогрешный и неразумный» и заканчивает житие молитвой)
Лирическое и эпическое
Лирическое начало в памятнике усилено за счет введения молитв и поучений святого, а также троекратно звучащего плача: сначала пермских людей и Пермской церкви, затем самого автора. Само повествование постоянно прерывается лирическими монологами (призываниями и поучениями). Плачи служат выражением не только скорби, но и восторга, удивления перед величием подвига святого. Они призваны оправдать смелость миссионерской инициативы Стефана – основания Пермской церкви с богослужением и письменностью на национальном языке. В жанровом отношении созданный Епифанием памятник находится на стыке традиций агиографии и ораторской прозы, причем эпическое, повествовательное начало в нем ослаблено, поскольку автора больше интересует не событийная, внешняя канва биографии героя, а оценка духовной сути его деяний.
Образ героя в системе образов
В изображении подвигов святого Епифаний Премудрый не признавал полутонов человеческих переживаний. Движения души героя всегда показаны в их максимальном проявлении, чувства доведены до предела, сильны до чрезвычайности. Поступки святого также полны внутренней экспрессии. Стефан Пермский сокрушает языческих идолов "без боязни и без ужасти", день и ночь, в лесах и в полях, без народа и пред народом; бьет идолов обухом в лоб, рассекает на части, испепеляет огнем. Стефан предлагает волхву Паму при стечении народа испытать силу язычества и христианской веры, войдя в огонь костра и опустившись в ледяную прорубь. Духовную красоту и силу Стефана писатель подчеркнул тем, что изобразил его противника как личность незаурядную, имеющую огромное влияние на пермяков. Пам был прав, предупреждая народ, что вслед за христианизацией в Пермскую землю придут "от Москвы... дани тяжкие и насильства". Однако он не готов к подвигу во имя веры, и от ярости пермяков его спасает только заступничество недавнего противника, добившегося замены казни изгнанием Пама.