Приведу теперь некоторые примеры из числа любительских этимологий, т.е. объяснений происхождения слова, в изобилии встречающихся в различных публикациях, в Интернете. Ссылаться на конкретных изобретателей не буду, это бессмысленно. Свобода в замене одних звуков на другие сочетается в них с поразительно нелепыми выдумками о том, как возник смысл того или иного слова. По-видимому, просто нет таких двух слов, чтобы любитель не смог придумать, как из смысла первого вывести смысл второго. Например, мы читаем, что слово маска произведено от глагола мазать, это якобы нечто, намазанное на лицо. Хотя достаточно заглянуть в этимологический словарь Фасмера, чтобы узнать, что слово маска пришло в русский язык из нем. Maske или франц. masque. Но как я уже говорил, любитель не заглядывает в словарь. К глаголу мазать любитель также возводит слово помада, поскольку по его утверждению имелся и переход З в Д. Хотя из того же словаря Фасмера нетрудно узнать, что слово было заимствовано через немецкое посредство из французского pomade. Тут, правда, можно услышать такое выражение: ну и что из того, что в словаре Фасмера про слово помада сказано именно так? У Фасмера одна гипотеза, а здесь перед нами другая. Чем она хуже? Это чрезвычайно характерное возражение со стороны тех, кому кажется, что по любому вопросу ничего нельзя сказать, кроме того, что есть такое мнение, а есть другое мнение. Поэтому разберу этот пример в качестве образца подробно. Во французском языке слово pomade прозрачнейшим образом делится на корень pomme «яблоко» и суффикс -ade, тоже часто встречающийся. Ясен первоначальный смысл: паста, полученная из яблок. Известно, что вначале данный вид мази изготавливался именно из яблок. При заимствовании в русский язык французского слова такого фонетического состава, судя по другим словам с аналогичной историей, например, баллада, блокада, баррикада, рулада, или другой ряд: мармелад, маскарад и т.д. должно было получиться или помада, или помад. Один из этих двух вариантов мы реально и видим. Таким образом, объяснение Фасмера находится в согласии с ситуацией как во французском, так и в русском языке.
Сравним с этим гипотезу любителя о том, что слово помада – это слово русского происхождения с корнем маз-. Начнем с того, что заявление о том, что имелся переход З в Д просто ложно. Такого перехода в русском языке не было. Замену воображаемого помаза на помада можно оценивать только как уникальное искажение, не имеющее никаких аналогий и никакого объяснения. Далее. При принятии данной версии франц. pomade придется объяснять либо как поразительную случайность, либо как заимствование из русского. Если же это заимствование из русского, то придется признать, что в данном случае заимствованное слово шло не в том хорошо известном направлении, в котором распространялись в Европе новшества косметики, а в противоположном. Впрочем, такие гипотезы часто высказываются по разному поводу. Во-вторых, ничем, кроме некоей фантасмагорической случайности невозможно объяснить, почему взятое из русского языка слово стало легко членимым на французский корень и французский суффикс, да еще при этом корень pomme совпал с названием того плода, из которого помада реально изготавливалась. Как мы видим, версия любителя в каждом из звеньев основана на предположении о том, что произошло нечто случайное, имеющее вероятность, близкую к нулю. Таков ответ на вопрос, почему объяснение, данное в этимологическом словаре, и объяснение любителя – это не просто два разных мнения, а одно из них столь высоко вероятно, что на практическом уровне может быть признано верным, а другое полностью фантастично.
Вот еще несколько примеров любительских этимологий:
Солнце < сон неси, т.е несущее силу.
Заметим, что сон и сила – это не одно и то же звучание, неси и -нце – это тоже не одно и то же звучание, но это для любителя мелочи.
Другая этимология: Солнце < со + лн + це, нечто маленькое (уменьшительный суффикс -це), нечто совместное (приставка со-) с луной (лн).
Бразилия < брез/брег + или, т.е. берег илистый.
Венесуэла < совершенно русское слово венец великий, -икий отброшено.
Молоко – то, что мелют. Доводят до состояния, когда оно мелкое. Как мелют молоко, это интересно. А когда это мелкое кладут в воду, получают млеко, т.е. молоко.
Один из авторов утверждает, что в корне лон- был заключен смысл «жидкость, вода», что видно, по его мнению из слов Лена (река), во-лн-а (прибыль воды), лён (растение, погруженное в воду при отбеливании) и наконец – лень (состояние приятной расслабленности от погружения в воду)
Увы, это не злая пародия. Все это реальные примеры, которые я привожу из реальных любительских текстов, рядовые из сотен подобных, потому что тиражи этих сочинений и их объёмы баснословны и поразительны.
Особый интерес лингвисты-любители проявляют к именам собственным. Как известно, немало иностранных имен собственных совпадает с теми или иными русскими словами, например, личные имена Боб, Дон, Люк, Кнут, названия городов Вена, Рига, Киль, в Эфиопии есть город Горе, под Ливерпулем река Морда. Эти изыскания дают сотни находок. Все по тем же причинам – фонем мало, их сочетания ограничены.
Лингвист-любитель чрезвычайно склонен к тому, чтобы рассматривать такие совпадения как глубоко знаменательные и пытаться разгадать пути, по которым русские названия пришли на иностранные земли. Как видите, это уже небезобидно в социальном отношении. Ему не приходит в голову, что не меньший успех ожидал бы иностранного лингвиста-любителя, который бы захотел отыскать свои родные слова на карте России. Например, испанский любитель быстро бы сообразил, что Кама и Ока – это испанские слова Cama «кровать» и Oca «гусыня». Итальянец догадался бы, что река Пьяная – это итал. piano «тихая», турок догадался бы, что река Дон – это тур. don «мороз», а река Нева – это тур. neva «богатство» и т.д. Но замечательно, что это забава, а целые книги выходят хорошими тиражами, где только это и составляет их содержание, но только не со стороны турок в нашу сторону, а наоборот – с нашей стороны в турецкую, испанскую, венесуэльскую и т.д.
Я приводил здесь только точные звуковые соответствия. Мне было важно показать, что даже при таком жестком условии соответствий обнаруживается очень много. Но как уже говорилось, любители в действительности никогда не ограничиваются одними лишь точными соответствиями, они легко позволяют себе заменять буквы, или переставлять их, или отбрасывать, или добавлять. Иначе говоря, вместо точного звукового соответствия любитель вполне удовлетворяется тем, что он сам субъективно оценивает как сходство. Понятно, что при таких слабых и неопределенных требований к понятию соответствие, число случаев соответствия возрастает почти неограниченно. Например, могут быть признанными соответствующими слова Цюрих и царек, Лондон и ладонь (это реальные примеры), Перу и первый, Бразилия и поросль, Мексика и Москва. Видимо, москвичи туда пришли и основали Мексику. При этом всегда можно найти не одно русское соответствие, а несколько, и свободно выбирать между ними. Например, для города Берн можно подобрать баран, или бревно, или перина, или Перун. Для слова Кёльн можно взять клён, или клин, или колено, или калина (вы же знаете, что гласные не имеют значения), или глина, или холёный; и согласные можно легко менять. Но любитель тем и отличается от научного исследователя, что его совершенно не смущает субъективность и произвольность сделанного им вывода. Ему кажется просто, что он угадал. И вот он с энтузиазмом рассказывает или пишет, что название Кёльн произошло от русского слова клён.
Лингвист-любитель охотно погружается в обсуждение письменных памятников прошлого, совершенно забывая или просто ничего не зная, что в прошлом знакомый ему язык был совершенно не таким, каким он его знает.
Вы видели, что для chaud старое состояние могло быть calidus. Так, немало отечественных любителей делают попытки прочесть по-русски, на современном русском языке те или иные надписи или другие тексты, относящиеся к различным векам до нашей эры или к ранним векам нашей эры, причем, совершенно необязательно на территории России. Например, надписи на этрусских или критских монументах и сосудах. Ни одно из таких прочтений не имеет никаких шансов оказаться верным уже по той простой причине, что 25 или 20 веков язык наших предков был до неузнаваемости непохож на современный русский. Например, любитель, увлеченный чтением этрусских надписей по-русски, вполне может прочесть некоторый отрезок 5 в. до н.э. как русскую словоформу «целый», а другой отрезок – как словосочетание «в начале». Между тем сравнительно-историческое языкознание позволяет с достаточной надежностью утверждать, что 25 веков тому назад, в этрусское время, язык, на котором говорили предки современных русских, имел в качестве предка нынешнего слова «целый» реконструируемую форму *kailu-, а начало звучало как *naken-/*nakon-. По чудовищности анахронизма и по степени невежественности рассказ о том, что 25 веков назад где-то звучало русское слово «целый», ничем не отличается от рассказа о том, что в ту же эпоху некий мореплаватель прошел в Тихий океан через Панамский канал.
Такова пропасть отделяющая любительские прочтения такого рода от всего того, что позволительно всерьез рассматривать как варианты расшифровки. Конечно, попытки этого рода делаются не только в России, но и в других странах. Ту же древнюю надпись, которую российский любитель пытается прочесть по-русски, немецкий любитель попытается прочесть по-немецки, армянский – по-армянски и т.д. Везде с одинаковым шансом на успех.
Среди лингвистов с давнего времени бытует шутка: этруски – это русские. А что? Буквально так, особенно если быстро произнести. А вот у лингвистов-любителей это совсем не шутка. У них это важнейший научный постулат. Мало из нынешних любителей, у кого я не нашел бы в качестве очевидной эту мысль. Для людей, далеких от лингвистики, наверное, не лишне пояснить, почему приравнивание слова этруски к фразе «это русские» может быть только шуткой. Разумеется, совершенно произвольно само допущение, что предки русских в древности каким-то образом оказались в Италии. Можно об этом даже не говорить, достаточно чисто лингвистических соображений. Прежде всего, слово, к которому восходит нынешнее слово русский, в 1-м тысячелетии н.э. в славянском мире практически наверняка не существовало вообще. А если бы оно даже существовало, то оно должно было иметь вид *rouziskos. С другой, стороны основным названием этрусков у латинян было слово tusci, от которого происходит слово Тоскана. Далее. Слова «это русские» – это не наименование, это целое предложение, а не существует никаких примеров того, чтобы наименование народа строилось как предложение. Всё это – помимо того кардинального факта, что у тех этрусских слов, значение которых удалось надежно установить, нет никакого сходства ни с современным русским, ни с тем его предком, который существовал 25 веков назад.
Увлечение любительской лингвистикой в принципе может быть проявлением чистой любознательности. Но, к сожалению, чаще приходится сталкиваться с такой любительской лингвистикой, которая пронизана стремлением обосновать некую более общую идею, обычно некоторую версию происхождения истории целого народа. Практически всегда это версия, приукрашивающая, героизирующая или обеляющая историю собственного народа. Так, например, лингвисты-любители, вдохновляющиеся идеей этрусско-русского тождества, не только смело читают этрусские надписи по-русски, но и очень охотно используют эти свои прочтения в качестве обоснования тезиса о широкой экспансии русских в древности. В частности, в одном из таких сочинений мы читаем: «Из этих надписей следует, что Москва существовала не только до Рима, но именно по её приказу этруски воздвигли этот город и назвали его в духе русских традиций Мир. Другое дело, что слово Мир, написанное в русской традиции, согласно этрусским правилам следовало читать в обратном направлении, и он стал вычитываться как Рим. В Риме, созданном этрусками, для которых родным был русский язык, а неким солдатским жаргоном – язык этрусский, следовательно, довольно долго звучала русская речь. И лишь много позже, когда в Рим стали переселяться латины, они исказили его, приспособив под свою фонетику и грамматику». Вот довольно типичный пассаж из такого сочинения.
Перед лицом такого размаха – что уж там говорить о такой мелочи, что жители города на Тибре все 28 веков его существования называют его не Рим, а Roma. Пассаж этот служит хорошей иллюстрацией того, сколь далеко могут заходить лингвисты-любители в своих построениях и насколько они могут удаляться даже от собственной лингвистической проблематики.
Подобные выдумки с перекраиванием истории на основе вздорных утверждений любительской лингвистики весьма разнообразны. Например, в одних сочинениях подобного рода объявляется, что следует сжать всю мировую историю до 10 веков. В других – что следует продлить историю русского народа вглубь времен на десятки тысяч лет. И это притом, что даже 2 тысячи лет назад биологические предки русских были у них общими с другими нынешними народами. Любительская лингвистика может приводить авторов к утверждению, что Россия и Ирландия – это в прошлом одна и та же страна. Основание: Россия – это Russia (раша), а Ирландия – Ireland (айаленд), но айаленд нам не подходит, нам подходит Irish (айриш). Костяк согласных одинаков, тождество слов – тождество стран. Это замечательный пример Фоменко. Точно так же получается утверждение, что Южная Америка была открыта и колонизована русскими. Увы, тот же источник.
Особо отмечу, что вполне обычно для любителей заявление, будто латынь, или английский, или немецкий и т.д. произошли из русского; причём такая национальная гордость при этом играет. Причём даже не из древнего русского, а именно из такого, на котором мы говорим с вами сейчас. Некоторые ещё более решительные сообщают нам, что все вообще языки произошли из русского. Это мы могли слышать недавно по телевидению. Ничего более нелепого с точки зрения действительной истории языков нельзя и придумать. Не говорю уже о том, что такие открытия делают люди, которые из 99% языков мира не знают ни единого слова, не знают даже названий этих языков. Но знают, что они все произошли из русского. Увы, этот абсурд тешит самолюбие определенной части читателей, в чем, конечно, и причина того, что такие заявления так охотно делаются.
Надо заметить, что потребность в такого рода мифах обычно возникает у представителей тех народов, которым в ходе истории приходилось страдать от притеснений со стороны более могущественных соседей и которым нужны какие-то дополнительные моральные опоры для самоутверждения. И весьма плачевно подобное проявление комплекса неполноценности у российских авторов.
Особая ветвь любительской лингвистики, доводящая идейную нагрузку этого занятия до логического предела, - это составление на воображаемом древнем языке, созданном средствами любительской лингвистики, текстов, прямо изображающих величие наших предков, и попытка выдать эти тексты за древние. В России главным, самым известным сочинением этого рода является т.н. «Велесова книга», якобы написанная новгородскими волхвами в 9 в. и якобы случайно найденная в 1919 г. Поддельность этого сочинения не вызывает у профессиональных лингвистов никакого сомнения. Я не буду здесь заниматься обоснованием этого. Скажу лишь, что подделка необычайно груба и примитивна. Сочинитель был крайне невежествен в том, что касается древних языков, не имел никакого понятия о том, что языки изменяются во времени. Он представлял себе язык древних славян просто как смесь современных языков: русского, церковнославянского, украинского, польского, чешского и т.д., и именно так строил свои тексты. А кроме того он произвольно искажал слова, заменяя в них буквы, добавляя лишние слоги, обрубая концы и т.п. в наивной вере, что все это создаст впечатление древности. К большому сожалению, как и в случае с другими сочинениями лингвистов-любителей, фальшь здесь хорошо видна только профессиональным лингвистам. Неподготовленный читатель и ныне может оказаться в плену примитивных выдумок о том, как древние русичи успешно сражались с врагами несколько тысячелетий тому назад. Нынешнее время, характеризующееся активным расшатыванием общественного доверия к выводам науки, низкопробная подделка, именуемая «Велесовой книгой», увы, продолжает в какой-то мере использоваться распространителями нелепых исторических фантазий русоцентрической направленности.
По способу пропаганды своих домыслов лингвисты-любители делятся на две категории. Большинство из них прилагает большие усилия к тому, чтобы казаться наукой и именно так себя называют. Между прочим, отсюда можно заключить, что психологически позиции науки пока всё же относительно крепки в обществе. Средний читатель хочет думать, что то, что ему понравилось в телевизоре, в книге или в Интернете, - это не вольные фантазии, а наука, пусть не признаваемая косными академическими авторитетами, но именно наука. И чтобы привлечь и повести за собой такого читателя, любитель будет с напором настаивать на том, что он сказал новое слово в науке, и даже открыл новую науку. И на этом пути, конечно, для него очень важно обесценить в глазах читателя профессиональную науку, изобразить всю ее как скопище косных догм, совершенно не нужных свободно мыслящему читателю нашего времени. Поэтому весьма часто дилетантизм бывает агрессивен, он использует принцип «нападение – лучшая защита», а именно – позиция профессионалов объявляется устаревшей наукой, даже прямо – лженаукой, а сами они – косными, закрытыми для всего нового, верящими лишь в высказывания авторитетов, защищающими честь мундира и т.п.
Но ныне появилась и другая категория лингвистов-любителей. Те, кто открыто заявляют, что их утверждения о языке не относятся к науке, а основаны на интуиции, на озарении, на сердечном чувстве. Традиционную науку они ниспровергают с не меньшим напором, чем первые, но уже как бездушную, как не заботящуюся о чувствах народа и т.п. Печальным образом и эта вторая разновидность дилетантизма находит в нашем нынешнем обществе поддержку у некоторой части публики. Вообще ниспровержение традиционной науки стало модным и даёт хорошие дивиденды для искателей публичного успеха. И вот мы уже встречаем в печати, например, такую формулировку: «Истина достигается не точной наукой, а общественным согласием». И в сущности, именно эту идею внушает телевидение и радио, когда проводят голосования по самым разным вопросам, что, к сожалению, вполне прозрачно соответствует собственным интересам средств массовой информации, поскольку с принятием этой идеи именно они, а не наука, становятся держателями истины. Телевидение охотно устраивает диспуты между профессионалами и дилетантами. Это выглядит как благородная попытка найти истину в споре. И вероятно, в каких-то случаях в такой надежде и задумано. Но в действительности неизбежно оказывается на радость и на пропаганду дилетантов. Такой диспут выигрывает в глазах большей части публики не тот, на чьей стороне логика, а тот, кто больше поднаторел в пиаровской технологии и меньше стесняется говорить уверенным тоном что угодно, лишь бы это импонировало публике. А таковым, конечно, всегда окажется дилетант, а не ученый. Для дилетанта такой диспут – бесценный подарок, даже если он проиграет в логике, он неизмеримо больше выиграет в том, что получит в глазах публики статус признанного участника научного противоборства. К счастью, пока ещё кажется немыслимым, чтобы телевизионными диспутами или телевизионным голосованием устанавливалось, что верно и что неверно в химии или физике. Но нельзя гарантировать, что развитие данной тенденции не приведет и к такому.
Здесь нужно особо выделить чрезвычайно важный для дилетантов тезис ценности решительно всех мнений по любому вопросу. В качестве исходного здесь берется положение, с которым естественно согласиться – всякое мнение имеет право на существование. Но далее делается незаметный, а в действительности – капитальный переход к гораздо более сильному тезису – всякое мнение не менее ценно, чем любое другое. Пример я уже демонстрировал на слове помада. При таком постулате оказывается несущественным, изучил ли автор то, что необходимо знать для обоснованного суждения о предмете, и предъявил ли он веские аргументы в пользу своего мнения. Или просто он очень уверен в остроте своего ума и своей интуиции. Увы, в гуманитарных вопросах эта подмена знания информацией о мнениях становится почти общим местом. Вот деталь мелкая, но показательная. Мне никто никогда не писал после лекций записки: «Скажите, Велесова книга - это подлинное произведение или подделка?», хотя записки на эти темы очень часто писали. Писали всегда так: «Какое Ваше мнение о Велесовой книге?» Мелочь, а как показательна. Разумеется, в гуманитарной сфере действительно много вопросов, по которым пока что мы можем констатировать лишь борьбу мнений с сопоставимым числом серьезных аргументов в пользу каждой из сторон. Более того, есть и такие вопросы, где мало шансов, что когда-либо такая ситуация изменится. Но опасным перекосом является скепсис по поводу всех без исключения ответов на вопросы гуманитарной сферы. Там, где критерий серьезного научного анализа проблемы отброшен, на его место непременно выдвинутся мотивы вкусового, эмоционального и, в особенности, идеологического порядка, со всеми вытекающими отсюда общественными опасностями.
Закончу тем, что укажу простые признаки, по которым любой читатель может сразу же определить, что перед ним не научное сочинение о языке, а любительское.
Сочинение о языке любительское, если в нем встречается хотя бы одно из следующих утверждений:
1) Звук А может переходить в звук Б без уточнения языка и периода времени.
2) Гласные не имеют значения, существенен только костяк согласных.
3) Слово А получилось в результате обратного прочтения слова Б.
4) Такая-то древняя надпись из той или иной страны читается по-русски.
5) Название А какого-то города, какой-то реки, или той или иной дальней страны – это просто искаженное русское слово Б, из чего видно, что эта страна когда-то была населена русскими или они овладели ей.
6) Такие-то языки произошли из русского, того, на котором говорим мы с вами.
7) 3000 или 5000 или 10000 или 70000 лет тому назад русские, именно русские, а не их биологические предки, общие с другими народами, делали то-то и то-то.
Любого из этих утверждений достаточно.
Чтение такого сочинения может даже оказаться занятным, но только твёрдо знайте: оно из жанра фантастики, сколько бы ни уверял вас автор, что это научное исследование. Всё.