(СЦЕНЫИЗ СТУДЕНЧЕСКОЙ ЖИЗНИ)
ПРЕДИСЛОВИЕ
Я должен сначала объяснить историю возникновения этого необычного сочинения. Когда-то в юности я тоже, как и многие, был студентом. Время это вовсе не оставило во мне светлых и радужных воспоминаний. Я воспринимал его, скорее, как время потери смысла жизни, как что-то беспорядочное, как какую-то бесконечную гонку в непонятном и неизвестном направлении. Оно не создало никакой разумной, прочной основы для моего дальнейшего существования. После окончания учёбы, по существу, пришлось начинать жизнь заново.
Впоследствии, когда моё студенчество закончилось, я не раз пытался это время описать. Мне всё хотелось понять, почему же так вышло, почему этот период жизни, который, вроде бы должен стать самым ярким и основой всего дальнейшего, на самом деле как бы выпал из моей жизни, и даже отбросил меня назад. Я всё пытался описать обстановку нашего обучения, набросать характеры наших студентов, высказать какие-то общие мысли о науке и нашем образовании. Но у меня долго ничего не получалось. Главной причиной, может быть, было то, что я никак не мог совместить объективное описание нашего студенчества - и субъективное восприятие одинокого, встревоженного молодого человека, который всё это наблюдает, и потому, по понятным причинам, просто не может смотреть на вещи объективно. Меня разрывало между желанием написать серьёзное исследование - и повестью, в которой происходят неумолимые события, крушение молодой жизни и всех её надежд. В результате долгое время это сочинение так и оставалось ненаписанным. Видимо, у этого были объективные причины - тема эта была мне просто "не по плечу".
И вот, наконец, недавно я решил забыть обо всём, что было сделано мной до сих пор, сел и решил написать всё как бы заново. В результате, как мне кажется, как ни странно, что-то получилось. Причина, может быть, в том, что в этот раз я вовсе и не стремился к цельности и совершенству. Я просто записывал мои мысли по мере того, как они приходили. Так, я начал с темы, которая все эти годы больше всего меня волновала. Потом дал, как мне кажется, достаточно объективные описания нашей студенческой обстановки. Потом вспомнил некоторые достаточно интересные приключения, которые произошли со мной и с одним моим товарищем накануне сессии. Высказал более спокойные и объективные мысли, которые приходят мне по поводу нашей студенческой жизни уже теперь, через много лет. И затем, после ещё некоторых воспоминаний, завершил одним сюжетом, который почему-то и всегда, и в прежние годы использовался мной для завершения этой темы. В результате получилось то, что вы теперь видите. Конечно, по-прежнему всё это очень несовершенно. По-прежнему не преодолён разрыв между объективностью и субъективностью, между серьёзным исследованием и некоторой тревожной повестью. И вместе с тем мне почему-то кажется, что получилось гораздо более удачно. Дело, может быть, и в том, что в этот раз мне, как ни странно, удалось в какой-то степени "отрешиться" от этой обстановки, взглянуть на неё как бы "со стороны". Я, в каком-то смысле, перестал быть тем студентом, с которым всё это происходит. В результате и возникла некоторая, может быть, не видная первому взгляду цельность. Я перестал пытаться что-то здесь "изобразить". Я просто записывал здесь свои мысли. Я окончательно оставил попытки превратить всё это в стройную, законченную повесть. В результате получилось то, что получилось. Просто некоторый "памятник" студенческим годам. Просто некоторый взгляд на те, достаточно важные и волнующие годы. По существу, это и есть всё, что я могу в связи с этой темой предложить.
Ещё один, последний момент. Дело в том, что читатель, конечно же, прекрасно понимает, что всё это написал совершенно конкретный человек, который учился в совершенно конкретном месте, на вполне определённом факультете. Любой желающий сможет без труда это разузнать. Вот это долгие годы было для меня источником весьма серьёзных сомнений. Что если, думал я, всё то, что волновало меня в те годы, что казалось столь ненормальным и болезненным, является, на самом деле, особенностью именно этого места, и не имеет особого отношения к студенческой жизни в целом?.. Дело в том, что факультет наш, конечно, один из многих - но всё же достаточно сложный, теоретический.
Конечно, и в этом случае мои воспоминания могли бы иметь некоторую ценность. Но всё-таки тогда возникал бы вопрос: если всё это - особенности какого-то частного, узкого круга людей, то зачем тратить на это столько сил?..
. К счастью (если в данном случае уместно такое выражение), в течение дальнейшей жизни я убедился, что явления, которые я наблюдал во время нашей учёбы, в общем-то, характерны не только для нашего факультета. Есть ещё несколько мест, где тоже изучают абстрактные, теоретические науки, в которых, в общем-то, складывается похожая обстановка. Кроме того, сама атмосфера большого института, куда множество молодых людей съезжаются, чтобы "получать знания", складывается, видимо, во всех местах примерно одинаково. Я, конечно, не имею в виду институты, в которых учат чему-то совсем другому - например, выступать в цирке, или ходить в геологические экспедиции, или исполнять на сцене классическую музыку - но именно такие, в которых молодые люди "грызут науку".
Итак, я несколько успокоился насчёт ценности и значения этих моих записей. Если обстановка в больших учебных заведениях (а особенно "абстрактных", "теоретических") складывается примерно одинаково, то, конечно же, эти мои наблюдения, полученные во время обучения, будут интересны достаточному числу людей. И единственное, что меня по-прежнему смущает - это некоторое их несовершенство. Здесь всё как-то фрагментарно и отрывочно. Здесь нет броских, эффектных сцен, которые, как мне кажется, обеспечивают успех литературного произведения. Здесь высказаны далеко не все мысли, которые имею я по этой теме. Возможно, здесь есть проблемы и со стилем - некоторые сцены написаны достаточно строго, в то время как в других, я боюсь, реальность мешается с фантазией. Тем не менее, уж что получилось, то получилось. Это всё, что имею я сказать по этой теме, и теперь уже ничего не стал бы добавлять. Пусть моё изложение этой темы будет достаточно скромным. Я спокойно буду описывать обстановку нашего факультета, вовсе не претендуя на какую-то "всеобщность". Всякий желающий сможет, при желании, узнать, что же это за факультет, что же за место, что за обстановка, которые явились "отправной точкой" для этих моих впечатлений. А уж то, как именно я всё это описываю, какие именно впечатления и темы в первую очередь выбираю, на чём именно в первую очередь сосредотачиваю внимание читателя - это зависит уже целиком от моего авторского восприятия.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВСТУПЛЕНИЕ. НА ЗАНЯТИЯХ.
Я вновь вспоминаю годы моей институтской учёбы. Вообще, это время проходило по-разному, в нём были и свои беды, и свои радости, и нельзя его теперь рисовать одной только чёрной краской. Но мне вспоминается одна самая странная, тревожная сторона нашей тогдашней студенческой жизни - это наши студенческие самоубийства. Они происходили у нас на факультете с какой-то странной регулярностью. Вот начинался учебный год - и можно было быть уверенным, что в течение его очередные два-три человека, быть может, с разных курсов, с разных отделений нашего факультета закончат жизнь таким образом. Подобные события производили тягостное впечатление на студентов. Рассматривали фотографию погибшего, которую обычно вывешивали на стенде около учебной части, шептались об этом на лестницах и по углам. Кто-то, кто посмелее, пытались выяснить обстоятельства происшествия и последние обстоятельства жизни несчастного - особенно, если он был из общежития. Потом постепенно это событие забывалось - есть какие-то защитные механизмы в человеке, который не позволяют слишком долго фиксировать на таких происшествиях наше сознание. Но, в действительности, это не забывалось никогда, и продолжало присутствовать в атмосфере нашего факультета, как-то подспудно, незаметно влияя на нашу учебную атмосферу.
Я постараюсь объяснить, почему меня это так волнует, и почему это так отложилось в моей памяти - по крайней мере, как я сам это понимаю. Ведь наш институт считается одним из лучших ВУЗов страны - по крайней мере, столицы. В него каждый год из самых отдалённых мест съезжаются поступать самые талантливые, одарённые ребята со всей нашей страны - в полном смысле, лучшие ребята. Съезжаются, чтобы приобрести подлинную опору в жизни, получить профессию, действительно изучить эти серьёзные и непростые науки. То же можно сказать и про наш факультет. Быть может, он далеко не самый практический, в каком-то смысле "элитарный" - и всё же его считают очень фундаментальным и основательным, в каком-то смысле "лицом" всего нашего института. Сюда-то как раз и поступают самые одаренные ребята. И, конечно же, с тем, чтобы годы этой учёбы не прошли зря.
И вот вдруг вместо этого - усталость и нервотрёпка, куча непонятного, физическое и умственное переутомление, страх перед экзаменами!.. Я помню, у меня все первые месяцы, как я поступил на обучение, постоянно болела голова. Только прослушаешь лекцию, в которой ничего не понятно - и надо идти в читалку, сидеть над книгами, а потом ещё вечером дома решать задачи!.. А новый материал всё прибывает. Я потом уже махнул рукой на лекции, особенно когда ничего было непонятно - и попросту уходил с них, чтобы гулять по осеннему городу. Так побродишь немного в каком-нибудь сквере - и вроде спокойней станет. И сам как-то приходишь в себя, и голова яснее... Кругом - ковёр ярких осенних листьев, над головой - ясное осеннее небо... Да, но ведь долго-то так не находишься!.. Лекции-то и зачёты тебя ждать не будут!.. Вот ты сейчас гуляешь - а ведь ещё не известно, как это удастся наверстать! И вот, бывало, так походишь-походишь, а потом поворачиваешь, и стиснув зубы, со слезами на глазах снова идёшь на лекцию. Экзамены-то за тебя никто не будет сдавать!..
Я хочу описать наши лекции. Они проходили в большой аудитории на первом этаже. Бывало, ещё утро - а ты с утра пораньше уже спешишь в институт. Хочется спать, голова ещё не очень ясная. Толкотня в автобусе и в метро действует раздражающе. Но вот ты уже вышел на свежий осенний воздух и в утренних сумерках подходишь к институту. Просторный вестибюль со множеством народа, гардероб - и вот ты уже идёшь на лекцию.
Здесь понемногу собирается народ. За окном ещё сумерки, а здесь под потолком горят яркие лампы. Люди подходят, прибывают, устраиваются в рядах. Но нет спокойствия, оживления, молодой естественности. Я чувствую, что все они такие не выспавшиеся и усталые, как и я. Многие здесь ездят с другого конца Москвы или даже из Подмосковья, другие живут в общежитии. В рядах чувствуется напряжение. Разговоры, конечно, ведутся, но все они не очень естественные - не для того, чтобы поговорить, а для того, чтобы снять это напряжение, рассеять эту усталость и чувство неловкости. Вот две мои знакомые девушки в другом конце аудитории затеяли играть "в ладошки" - но делают это они не потому, что им весело, а для того, чтобы избавиться от этого напряжения и тоски.
Наконец, приходит лектор. Все встают, хлопая сиденьями, потом снова садятся. Он начинает говорить. Я обычно уже через несколько минут совершенно терял нить его рассказа. Не было никакой возможности понять это, во всём этом разобраться! Вместо этого я обычно начинал смотреть в окно. Там уже к этому времени рассветало, виднелось хмурое белое небо. Рядом поднималась серая каменная стена соседнего здания. В промежутке между нашей и соседней стеной реяла какая-то птица. Вот она взмахнула крыльями, поднялась - и исчезла в белом светлеющем небе.
Я оборачивался назад и принимался рассматривать аудиторию. Всюду - склонённые над тетрадками головы. Некоторые, впрочем, уже отчаялись что-то понять, и сидят совершенно без толку, просто так. А другие ещё пытаются в чём-то разобраться, напрягаются, смешно вытягивают шеи, пытаясь разглядеть что-то на доске. А другие зато играют в "морской бой". Эти хоть занимаются чем-то интересным!.. А на самом заднем ряду несколько студентов легли прямо на лавках, за партами - и преспокойно спят!.. Видно, они из общежития, где ночью невозможно выспаться - вот они и, приходят досыпать на лекциях. Лектор косится на них недовольно, и время от времени делает замечания - но что тут сделаешь!..
И над всем этим царит его голос. Он, как какие-то мерные тяжёлые капли, медленно падает в аудиторию. Нет никакой возможности во всём этом разобраться, что-то понять. Этот мерный голос лектора уже давно ничего не сообщает нам, он просто становится каким-то скучным постоянным фоном. Но невозможно не понимать - от того, как ты поймёшь это, как ты сумеешь разобраться в этом, зависят твои ближайшие экзамены, и в конечном счёте - твоё будущее.
После лекции я выходил в коридор. Здесь поодиночке и кучками стояли наши студенты. Мне как-то трудно было к ним подойти. Их разговоры и темы были совершенно не интересны мне. Кроме того, я чувствовал всё ту же неестественность и напряжение в их общении. Они говорили о чём-то не потому, что им было интересно, а потому, что они чувствовали себя неестественно и неловко, и надо же было о чём-то говорить. Все чувствовали то же напряжение и усталость. Всем было всё так же непонятно, и все так же боялись экзаменов. И в такой обстановке невозможно было вступить с людьми в здоровое, естественное общение.
Кроме больших лекций были у нас семинары. Эти занятия тоже не доставляли мне никакой радости. На них мы обычно решали сложные хитроумные задачи. Разобраться в них тоже не было никакой возможности. Однажды на одном из таких семинаров в самом начале года я безуспешно вглядывался в доску, стараясь уследить за линиями значков, которые всё появлялись на ней под рукой преподавателя. Наконец, я совсем отчаялся и перестал писать. К моему удивлению, моя соседка всё продолжала быстро взглядывать на доску и заносить что-то в свою тетрадку. Понаблюдав за ней некоторое время, я, наконец, тихо спросил:
- Как, Вы что-то в этом понимаете?..
Она удивлённо и испуганно посмотрела на меня.
- Нет, совершенно ничего не понимаю!.. Но я всё равно пишу, чтобы ничего не пропустить - может быть, потом удастся разобраться!..
Во всей её позе, и голосе, и выражении лица чувствовалось ощущение странности, непостижимости такой ситуации. А я подивился старательности и усидчивости наших девушек. Возможно, в чём-то им было легче, чем нам. Так я с ней в первый раз познакомился.
Вот так проходила моя учёба в те, первые месяцы. Понятно, что мне не очень-то хотелось сидеть в этом тоскливом сером здании! Иногда посидишь лекцию, семинар - а после уже нет сил сидеть, и тогда уходишь из этого здания, и идёшь бродить по городу, куда глаза глядят. Уже осень, октябрь, сеет мелкий дождь. Деревья стоят почти голые, ворохи осенних листьев на газонах. И вот бродишь, бродишь по дождливому городу - но ничто не проясняется, и всё так же темно впереди и вокруг. И всё так же много непонятного, и впереди экзамены.
А то вдруг выглянет солнце - и как-то вдруг будто яснее, легче станет. И как-то вдруг остановишься, и успокоишься, и смотришь на освещённое солнцем дерево, или стену соседнего дома. И, вроде бы, всё в мире как всегда - и солнце светит, и небо над головой - но только в чувствах и мыслях твоих прочно поселилось что-то новое. Там теперь прочно царят какие-то холод и пустота. И постоишь так, посмотришь на дерево, или на солнце - а потом поворачиваешь, и снова идёшь ТУДА. А что делать - учёбы-то моей никто не отменял!.. И всё равно впереди предстоят экзамены...
Вот так начинался для меня первый год моей учёбы.
В УЧЕБНОЙ ЧАСТИ
Я упомянул о прогулах. Наверное, многие студенты у нас не выдерживали ритма занятий и начинали пропускать. Как ни странно, дисциплина на факультете была поставлена очень строго, и все такие пропуски отмечались. Когда их накапливалось достаточно много, студент получал вызов в учебную часть. Это-то и сообщало особый "драматизм" всем нашим прогулам. Студент мог сидеть дома, или гулять по улице - но он знал, что за всем этим непременно последует "расплата". В какой-то момент дома раздавался звонок, равнодушный голос сообщал, что у него накопилось столько-то часов пропусков, и что он должен прийти в учебную часть на приём к инспектору.
Наша учебная часть находилась на одном из верхних этажей. С утра уже у её дверей формировалась порядочная очередь. Это всё были "прогульщики", люди, которых вызвали сюда, чтобы с ними "разбираться". Понятно, что настроение у вызванных людей было далеко не радужное. В очереди царили неловкость и напряжение. Постепенно очередь двигалась, момент твоей встречи с инспектором приближался. Дверь в учебную часть часто оставляли открытой, и из коридора можно было видеть, что там происходило.
Сотрудники нашего факультета вовсе не относились к студентам как к какой-либо ценности; они вовсе не уважали в студенте личность; их не интересовало, здоров ли учащийся, всё ли он успевает, увлечен ли он учёбой; вместо этого в сознании наших сотрудников прочное место заняли такие понятия, как "программа", "курс", "лекция", "количество часов". Главное было - изложить определённый объём знаний в определённом цикле лекций, и чтобы учащиеся его "прослушали". В этом и виделась вся задача образования. Молодые люди при этом воспринимались не столько как люди, сколько как "объекты". В них нужно было всё это "вложить". При этом никого не интересовало, есть ли в них "место" для этих знаний, готовы ли они это "воспринять" - такие "тонкости" нашим преподавателям и администрации, видимо, казались не слишком важными.
Сложнейшие знания одной из глубочайших областей наук на нашем факультете были "упакованы" в лекционные курсы - и в таком упакованном виде "обрушивались" на наши головы. Никого не интересовало, что происходит с нами, живы ли мы под этим "камнепадом". Количество знаний с течением времени прибывало, вставал вопрос о "более плотной упаковке". Новые знания втискивали всё в те же 5 лет. Не было ясных понятий о том, что полезно молодым людям, усваивают ли они этот "продукт". И единственной опорой оставались всё те же "программы", "курсы лекций", "количества часов", которые позволяли организаторам факультета обрести некоторую почву под ногами, и быть уверенными, даже вовсе не интересуясь действительной реальностью, что они все вместе заняты очень важным и полезным делом.
Здесь для справедливости нужно сказать, что сама по себе эта идея "лекционных курсов" и "часов", может быть, очень даже и не плохая. Представьте себе увлечённых наукой людей, обучающих молодёжь, заботящихся о связи старших с младшими, о приобретении практических умений, о связи обучения с жизнью. Как хорошо было бы учиться в таком учебном заведении! И, конечно же, там, где люди действительно обучаются, где каждый день и час действительно посвящены этому, можно было бы условно сказать, что они научились тем больше и тем лучше, чем больше посвятили этому времени, чем больше "часов" провели вместе!
Но у нас была совершенно другая ситуация. Не было даже и намёка на увлечённость, на яркость и интересность занятий, на их связь с жизнью. Всё уже давно приняло формальный характер - просто работала когда-то кем-то созданная и запущенная "учебная машина". И вот в этих-то условиях, казалось бы, и нужно было проявить особое внимание к человеку - как себя чувствует студент, всё ли он успевает; позаботиться о том, чтобы преодолеть общую атмосферу отчуждения и равнодушия на факультете, о том, чтобы учащийся лучше чувствовал связь своего обучения со своей дальнейшей жизнью; но нет! Запущенная и налаженная когда-то "машина" уже окончательно подчинила себе людей! И наши взрослые, уверенные преподаватели, вместо того, чтобы налаживать нормальную обстановку на факультете и устраивать нормальную жизнь для студентов, прятались всё за те же идеи - за создание всё новых лекционных курсов, за высчитывание "количества часов", и за представление о студенте, как об "объекте", который нужно "наполнить" определёнными знаниями, совершенно не интересуясь, как они им усваиваются. Так с самого начала в организацию учебного дела на нашем факультете был заложен некий "сбой". Сосредоточили внимание не на сути, а на форме, на "внешних критериях" - так что человек оказался уже вроде и не человеком, а лишь некоторым "объектом", или "средством".
Именно на этом и было основано отношение к человеку в нашей учебной части. Здесь никого не интересовало, здоров он или болен, интересно ли ему заниматься, понятен ли ему материал. Единственным критерием было количество часов, которые он отсидел на занятиях. Если это количество сильно отклонялось от определённой цифры - его вызывали "на ковёр" и с ним "разбирались".
Я сидел перед учебной частью и ждал своей очереди. В голове у меня всё время крутилось, что я буду говорить нашей инспектрисе. Чтобы не скучать, я поднялся и встал напротив двери, через которую можно было видеть, что происходит в учебной части. Там как раз наша инспектриса встала и куда-то ушла, а вместо неё на её место сел принимать студентов наш начальник курса. Обстановка сразу изменилась. Этот наш начальник курса был замечательный человек, и студенты его любили. Он не придавал такого значения формальностям, и всегда рад был увидеть в студенте человека. К нему шли обычно с самыми важными вопросами, и всегда могли надеяться, что будут внимательно выслушаны. Наличие такого человека было для студентов опорой и само по себе просветляло окружающую обстановку. Но как жалко, что он был один! Он, конечно, мог нас поддержать и самим своим существованием составлял в нашей жизни некоторую "отдушину" - но не мог изменить всю эту "систему" и решить всех наших ежедневных студенческих проблем.
Однако, сейчас он дежурил в учебной части. К нему подошёл и подсел какой-то студент. Кажется, я немного знал этого студента - по крайней мере, видел его на занятиях. Он всегда вёл себя как-то особенно свободно, на лекциях появлялся ненадолго, как бы только чтобы взглянуть - "А ну, что это у вас тут делается?.." Потому, может быть, он почти всегда ходил по факультету в пальто и в шапке. Кажется, он пришёл к нам после армии, имел уже некоторый жизненный опыт. Может быть, именно, поэтому, имея некоторый жизненный кругозор, он и старался "не поддаваться" нашей учебной обстановке, смотрел на неё как бы "со стороны". Но всё равно он оставался студентом, и, пропустив некоторое число занятий, оказался вызван в учебную часть. Теперь он сидел перед нашим начальником курса, и что-то робко и унижено ему объяснял. Он, как всегда, был в пальто, и только нервно мял на коленях в руке шапку. Лицо у него от волнения было красное.
- Я это всё случайно пропустил! - говорил он, - Я обязательно наверстаю! Я ведь уже в другом институте учился, мне этот материал знаком! (Ах, так вот в чём было дело - он пришёл к нам после другого института!) Вот увидите, я все экзамены сдам!
Начальник внимательно слушал его.
- Но вам всё-таки лучше посещать занятия, чтобы лучше знать требования преподавателей, - наконец, сказал он.
- Хорошо, я буду, буду посещать!.. - оживлённо воскликнул студент, - Только знаете... (неожиданно разоткровенничался он) мне иногда кажется, что преподаватели подходят к нашему предмету несколько формально. Я ведь очень увлечён этими вопросами, я очень люблю науку... Мне кажется (продолжал он), что наука - это как поэзия, или музыка, и её действительно надо любить. Я бы вот этого хотел, мне вот этого здесь не хватает...
Я с удивлением слушал его. Совсем непривычно мне было слышать такие разговоры на нашем факультете! Среди тоскливо-свинцовых будней нашей учёбы и наших лекций этот студент казался каким-то беспомощным и наивным, каким-то мечтателем!
Однако, начальник курса слушал его с интересом.
- Если Вы так тонко чувствуете науку, - сказал он с улыбкой, - то тем более нужно Вам быть прилежным в занятиях.
Наивный студент благодарно закивал.
- Хорошо, - продолжал начальник, - я Вам закрою эти пропуски, будем считать, что Вы нормально занимались, не нужно доставать никакой справки. Но только Вы теперь внимательней относитесь к учёбе и старательней готовьтесь к экзаменам.
Бедный студент, кажется, готов был его расцеловать. Он вскочил и, кажется, уже собирался бежать вон из учебной части. Но тут вдруг будто что-то вспомнил, задумался и вновь присел к инспекторскому столу.
- А Вы знаете, я ведь и стихи пишу... - как-то особенно, доверительно глядя на начальника, сказал он.
Я так было и хотел крикнуть ему: "Не надо бы тебе сейчас об этом!.. Не то это время и не то место, чтобы людям душу раскрывать!.. Ни этому начальнику, и никому - особенно теперь, когда ты здесь оправдываешь свои прогулы, и тебя чуть не выгнали из института!.."
Но начальник неожиданно благосклонно сказал:
- Стихи?.. Вот как... Это интересно...
Бедный студент теперь готов был ему во всём довериться.
- Да, Вы знаете, я ведь с детства пишу... Я и публиковался когда-то - там, у себя... И теперь здесь, в общежитии - я сижу иногда у себя в комнате, когда никого нет - и сочиняю...
Начальник внимательно смотрел на него.
- Так, так... Это интересно... А Вы не могли бы дать мне почитать?..
Несчастный студент был на седьмом небе от счастья.
- Конечно, смогу!.. Вот наверстаю немного пропущенное - и Вам обязательно принесу!..
- Ну хорошо, хорошо... - улыбнулся начальник, - Успехов Вам, и больше не пропускайте занятия...
Молодой человек пулей радостно вылетел из учебной части.
Вот что значит, что в учебной части у нас работал один порядочный человек! Кстати, об этом студенте, и о его увлечении стихами. Я после узнал, что у нас на факультете, кажется, куча народу сочиняла стихи! Особенно это касалось ребят из общежития, которые специально приезжали в столицу, чтобы покорить её своими талантами - но, к сожалению, обстановка на нашем факультете была не подходящей для развития этих талантов. Они старались по-всякому, чтобы привлечь к себе внимание - но в результате часто получалось так, что они просто не сдавали сессию. То же касалось и всяких других способностей - в музыке, театре, или любых других. Трудно было сочетать учёбу и развитие этих способностей. Остаётся гадать, почему же люди, поступавшие на наш факультет, часто бывали так творчески одарены, что старались развивать свой талант параллельно с обучением, а иногда даже ставить его на первое место, отводя в этом случае обучению роль некоторого "прикрытия". Из этого часто ничего не получалось, и для меня загадка, почему это так происходило.
Что же касается этого студента, то ему так и не удалось прижиться на нашем факультете. Может быть, он и действительно был одарён, может быть, он и действительно как-то особенно чувствовал науку, музыку и поэзию - но он не смог найти общий язык с нашими преподавателями и удовлетворить их требованиям. Как-то у него на всё были слишком свои, особенные взгляды. В конце концов, на следующий год, он не смог сдать сессию, и вынужден был оставить обучение.
Я уже сказал, как важен был для студентов наш начальник курса, который иногда дежурил в учебной части. Но всё дело в том, что обычно-то там дежурила совсем другая женщина! Звали её Крысой. То есть у неё, конечно, были свои имя, отчество и фамилия, но студенты за глаза "окрестили" её так. Главной её особенностью было полное равнодушие к студентам. Он будто задалась целью относиться к своим обязанностям чисто формально, и старательно высчитывала наши пропуски, наши несданные зачёты и контрольные, но при этом совершенно не интересоваться обстоятельствами жизни студентов. Главным её чувством при общении со студентами было раздражение. Она будто только и думала, что главная задача учащихся молодых людей - пропустить как можно больше занятий, скрыться от учебной части, и при этом ещё и выгораживать друг друга, а её задача - разоблачать их и "выводить на чистую воду". Рядом с ней людям и действительно начинало это казаться. Никто не хотел иметь с ней дело. И хотя я понимаю, что это был лишь её личный характер, и ей не исчерпывалась вся обстановка на нашем факультете, но хочу здесь сказать - как много значит конкретный человек, который общается со студентами в эту трудную пору их жизни, как сильно он может повлиять на общую учебную атмосферу и на их самочувствие! Вновь повторю и про нашего начальника - хотя его фигура, сама его личность и действовали на студентов очень благотворно, но он был один, и не мог изменить ни всей этой системы, ни решить всех наших проблем.
Я пропустил перед собой ещё одного или двух студентов, и, наконец, сам пошёл на приём к начальнику. Признаться, теперь, когда он заместил собой Крысу, у меня появилась некоторая надежда.
Он спросил мою фамилию, потом заглянул в журнал, потом внимательно и приветливо посмотрел на меня.
- У Вас тоже пропуски. Что будем делать? Вы, наверное, тоже стихи сочиняете?..
- Н-нет, я б-болел...
- Болели? А справка у Вас есть?
- Я п-принесу!..
- А где же она сейчас?
- Мне нужно ещё раз сходить ко врачу и её закрыть.
Он с некоторым сомнением взглянул на меня, но не показал виду.
- Ну что ж, закрывайте и приносите.
Я как-то боком и неуверенно вышел из учебной части. Мне было страшно стыдно перед нашим добрым начальником! Я сказал ему неправду - во время моих прогулов я ни к каким врачам вовсе не обращался! Не было у меня никакой справки!
В ПОЛИКЛИНИКЕ
Этот последний эпизод позволяет мне поднять тему здоровья наших студентов. Дело в том, что не только для того надо было доставать медицинскую справку, чтобы оправдать свои прогулы. Многие студенты у нас по-настоящему болели. Происходило всё это примерно так. Осенью человек поступает на обучение. Поначалу всё вроде идёт довольно гладко. Но постепенно, под влиянием недосыпания, напряжённых занятий, длинных лекций и непонятного материала он начинает всё более уставать, пока, наконец, не приходит в состояние постоянного утомления. У нас многие студенты находились в этом состоянии. Оно постепенно становится привычным, и человек уже перестаёт его замечать. У меня, например, на первом курсе от утомления постоянно болели плечи и спина, и я считал это нормальным. Так постепенно человек теряет здоровье. Он поначалу этого не замечает. Он пробует по-прежнему заниматься, всё успевать - но у него это уже не получается. Со временем он начинает обращаться к врачам. Студенты-москвичи делали это в своих поликлиниках по месту жительства - но была у нас и ещё одна поликлиника, прямо в институте, для наших студентов. Она находилась на отдельной территории, в отдельном небольшом корпусе. Сюда сходились захворавшие студенты со всего института. Особенно было много ребят из общежития - они по случаю каких-то непорядков со здоровьем должны были идти именно сюда.
Здесь наших студентов принимали специалисты, которые действительно могли на какое-то время дать освобождение от занятий. Задача их, видимо, была не проста. Нужно было отделить действительно больных студентов от тех, которые только лишь хотели получить оправдание своим прогулам, поток которых никогда не ослабевал в нашей поликлинике. Впрочем, довольно трудно было отделить одних от других. Те студенты, которые болели, и действительно часто пропускали и нуждались в оправдании для учебной части. А те, которые пропускали, и действительно часто испытывали недомогание. Так что эти две стороны жизни - болезни студентов и нарушения учебной дисциплины - у нас шли "рука об руку".
Была одна особенность в этих обращениях наших студентов к врачам, которая придавала всей этой стороне нашей жизни поистине зловещий характер. Я уже сказал, что большинство этих обращений было связано с усталостью, переутомлением от занятий. Но ведь такие болезни не лечит ЛОР, или, к примеру, терапевт. Существуют определённая область медицины и особые специалисты для лечения таких заболеваний.
И вот, студент, переутомившийся от занятий, или от беспорядочной жизни в общежитии, начинал чувствовать недомогание. Он обращался к врачам - но те никак не могли ему помочь. Ведь у него болели не горло, не живот - причина была глубже, во всём состоянии организма. И вот, наконец, его направляли к особым врачам. Визит к такого рода врачам никому не доставлял радости - ведь одно дело знать, что у тебя болит горло, или живот - и совсем другое дело понимать, что у тебя больны психика, или душа!
Столкновение с этой областью медицины привносило в жизнь студента какое-то состояние безысходности. Он начинал чувствовать, что с ним что-то не в порядке, что он не такой, как все. Какой-нибудь диагноз из этой области звучал, как приговор. И главное - вовсе непонятно было, можно ли это исправить. Жизнь души - такая сложная область, в ней всё так тонко, неопределённо!.. Вот сломалось что-то в человеке - как знать, может, он теперь всегда будет такой!.. Как-то незаметно пропала способность заниматься, воспринимать материал... Развилась какая-то хроническая усталость... Человек вроде и живёт - но жизнь будто проходит мимо... вот, человек постепенно к этому привыкает. Это становится его постоянным, как бы "хроническим" состоянием. И может быть, он когда-то и был другим - в детстве, в школе, в родном городе - но это всё было как бы в другой жизни, и это уже невозможно вспомнить, а теперь, во время институтской учёбы он уже многие месяцы такой, и это теперь и есть его настоящая жизнь. Это стало реальностью - и его болезнь, и его визиты ко врачу, и тяжёлый диагноз...
Встречаться с этой областью медицины наши студенты очень не любили. В очереди у кабинета, где принимал этот специалист, стояла какая-то тяжёлая атмосфера. Но делать было нечего - если все остальные врачи от тебя отказались, то нужно было идти именно сюда. Я, честное слово, не знаю, действительно ли людей здесь каким-то образом лечили. Но справку с освобождением от занятий здесь точно могли дать. Могли даже отправить студента в академический отпуск. Для этого ему, однако, как говорили, нужно было "полежать".
Об этом отделении известной больницы, куда клали наших студентов, у нас на факультете ходили самые разные истории. И не удивительно - пожалуй это было самое интересное и необычное, что вообще могло произойти со студентом. Туда отправляли как раз из нашей поликлиники, студентов, которые слишком переутомились, или совсем уже не справлялись с учёбой. Я тоже не знаю, лечили ли там, и какое это могло быть лечение. Но, по крайней мере, формальным основанием для освобождения от занятий это могло быть. Некоторые студенты у нас прошли эту процедуру, я их потом видел. Ничего, остались живы, только были, как правило, какие-то нелюдимые и молчаливые. После этого, как правило, отдыхали полгода или год, и потом снова поступали на младший курс. Но такое "приключение" во время учёбы оставляло травму в душе человека надолго. В самом деле, человек приезжает в Москву, поступает в престижный вуз; он надеется здесь получить образование, обрести своё место в жизни; и вот вдруг, вместо этого, он теряет способность заниматься, начинает ходить по врачам - и в довершение всего ещё попадает в весьма специфическую больницу! Разумеется, для молодого человека это был стресс, серьёзная "жизненная остановка"! Думаю, особенно это чувствовали иногородние, чей приезд в Москву был связан с их надеждами на "новую жизнь". Наверное, они могли воспринимать это как знак своей несостоятельности, как некий жизненный крах. Отношение к ним со стороны товарищей тоже было особенное - с одной стороны сочувственное, а с другой - ведь сам-то туда никто не хотел попадать!..
Впрочем, может быть, были и такие случаи, когда студент сам просил себя положить в эту больницу. Например, приближается сессия, он чувствует, что в этот раз он ничего не сдаст - и тогда он бросается к этому врачу с криком "Помогите!" Врач, который, возможно, чувствует своё призвание в <