Светлой памяти
Блаженной девицы Евдокии
И молитвенницы нашей
от верующих христиан посвящается
Блаженная девица Евдокия родилась 21 февраля 1870[1] года в деревне Заманиловка.[2] Родители её, – Трофим и Дарья Маханьковы, были простые крестьяне. Отец, помимо крестьянского труда, помогал строить церкви. Когда сия благословенная отроковица родилась, произошло чудо – запел цыплёнок. Семи лет Дунюшка осталась без матери – сиротой. У неё было ещё три младших братика: Иван, Трофим и Павел. Вскоре отец женился второй раз и взял женщину с ребёнком. Мачеха падчерицу невзлюбила. Свою дочь любила, жалела, а восьмилетнюю Дуню обижала и заставляла работать.
По сказанию матушки Серафимы (Головиной), мачеха послала однажды девочку теребить лён и сказала ей:
− Не осилишь – домой не ходи.
Ленок рос возле леса, вдали от селенья его было много-много – две полосы. Страшно, кругом ни души и идти далеко. Теребит, а силёнок мало, лён никак не поддаётся. Потеребила: ручки ломит, головка болит, заныла больная спинка. Теребить Дуне трудно, неловко. Теребит, старается, а лён и не убывает, будто стеной стоит перед ней. Никому она не нужна, дома её не ждут; лишившись рано матери, лишилась и детства. Устала Евдокия, но до этого никому нет дела. Так ей обидно и больно на душе стало, плачет горько, молится, а уж вечереет. Льна ещё много, а теребить надо, иначе домой не пустят. Что делать? Не выразить нам её муки!
Вдруг видит: к ней приближается дивной не передаваемой никакими словами красоты Женщина, слышит её ласковый, удивительно прекрасный, нежный и чудный голос:
− Мир тебе, милое дитя,
Бог на помощь, голубка родная,
раба Господня, Дунюшка дорогая!
Дай помогу тебе,
подёргаю лён Я с тобой, –
и с улыбкой святой и прекрасной,
к сиротке она подошла,
нежно-нежно взглянула ей в глазки
и рукою её обняла.
− За что же, Тётенька, Ты меня так полюбила, что хочешь теребить со мной лён? – Дунюшка спросила и по детской простоте стала называть Её Тетенькой; то была сама Царица Небесная, Заступница и Покровительница обиженных и сирот. – Кто ты, Тётенька?
− Я твоя Небесная Мама. С этих дней не будешь сиротой, над тобою Заступница Я, – ответила Гостья.
Радостно билось сердечко девочки. Теперь она не одна, у неё есть Мама – Небесная Мама, самая лучшая на свете.
Дуня смотрела на Пришедшую и любовалась, как, Её красивые рученьки ловко и быстро клали в кучи зелёный снопок. Усталость пропала и радость наполнила сердце Евдокии, что всё случившееся с ней так удивительно и странно. Она слышит родной голос:
− Ты наверное голубка устала,
Отдохни, посиди здесь со Мной! –
И сиротка давно никем не ласкаемая,
благодарно склонясь перед Ней,
целовала Её святые ручки,
тихо плача прижалась к Ней,
а Та – утешала её и ласкала.
Вытеребив быстро лён, они пошли домой к Евдокии. Когда зашли, мачеха не видела Царицу Небесную, а девочка сказала, что теребить лён ей тетенька помогала (Евдокия Пресвятую Богородицу ещё долго тётенькой звала). Потом зашли в чуланку, где жила сиротка. Родные налили её тарелку супа.
− Не ешь, пойди вылей во дворе[3], − Царица Небесная её сказала.
Дуня вылила и они стали есть «второе». Мачеха Пресвятую Деву не видела, а видела только Её ложку, которой Она вкушала. Тогда мачеха поверила, что девочка не одна на поле трудилась, а ей кто-то помогал. Она знала, что невозможно было маленькой сиротке одной выдергать лён с такого большого участка.
Божия матерь стала Дуню учить, чтобы та не носила цветные платья и сказывала ей, что много придётся пережить в жизни скорбей; в труде и болезни пройдёт вся её жизнь и придётся пролить целый колодец слёз, а Небесная Мама будет на её жизненном пути Помощницей, Утешительницей и Заступницей.
Семья, в которой жила Евдокия, была бедная: не всегда была возможность есть белый хлеб. Своей дочке мачеха давала белый хлеб, а Дунюшке нет. Иногда сиротка возьмёт сама, да и разделит с братиками хлебушек. Мачехина дочка жаловалась матери, а та – отцу, за что Дунюшку часто отец наказывал.
Однажды он очень сильно избил свою дочь в сенках и выбросил её во двор, а шёл бычок и давай её бодать. Сестра отца (её тётка) отобрала девочку и говорит своему брату:
− Ну, что ж ты так издеваешься над ней? Если не надо её – отдай в няньки.
После этого отец отдал её в няньки в соседнюю деревню. По воскресеньям она приходила домой, а в понедельник отец провожал её за деревню.
В одно время, когда её отец проводил за деревню, а сам вернулся домой, к ней подошёл разбойник[4] и говорит:
− Вот тебя мне и надо!
Сказав это, разбойник схватил девочку и потащил в лес. Там он её привязал к дереву и не отпускал, продержав, таким образом, тринадцать суток. Сам уходил на два-три дня в землянку, которая была по близости, оставляя Евдокию привязанной и подвешивая ей на верёвочке кусок хлеба.
Однажды подошёл к ней волк, а поскольку девочка на дереве была привязана невысоко, то, встав на задние лапы, волк передние положил на грудь страдалице и, взвыв, откусил ей большой палец правой руки. Он съел бы её, если бы не святой великомученик Георгий Победоносец, который запретил волку трогать девочку и волк убежал в лес. За тринадцать суток пришлось Дунюшке претерпеть немало мук. Провисев привязанная к дереву, под палящими лучами солнца, она была вся искусана комарами.[5] Время от времени приходил разбойник, снимал её с дерева, кормил, а уходя, снова привязывал. Когда последний раз он пришёл, то принёс с собой курицу и белого хлеба и накормил ими девочку.
− Дяденька, ты теперь меня всегда так будешь кормить? Если так, то я от тебя никуда не уйду, буду с тобой жить, – Дунюшка ему говорит.
− Вот нас двенадцать человек и там три женщины, ты будешь четвёртая и будешь жить с нами, – сказал разбойник, а сам пошёл и думает: «Буду её держать до девятнадцать лет» (поскольку в будущем хотел на ней жениться).
Разбойник был пьяненький, и когда лёг спать, на этот раз не в землянке, а в лесу под открытым небом, которое в эту ночь было ясное и звёздное, то замотал на свою ногу юбку Дунюшки, чтоб та не убежала. Кругом тишина; и в это время Евдокии был голос: «Раба Божия Евдокия! Давай обет Богу!» Так яственно слышит она эти слова и поняла, какой обет надо дать Господу: «Господи! Замуж не пойду, и мяса есть не буду. Ещё там какой-то Николай святой, так к нему пешком схожу».
Разбойник уснул, во сне повернулся; юбка ослабла, девочка потихоньку её потянула, освободилась и побежала. Бежала долго, – две ночи, – боясь погони. Было страшно в лесу. Утром вылезла в поле и увидела там работающих мужчин и женщин, подумав, что это те разбойники, от которых убежала, испугалась и упала в обморок. Те увидели, что кто-то выбежав из леска, упал. Подошли, а она без сознания. Её подобрали, привезли в деревню, там она и очнулась. Стали её расспрашивать: где была? Евдокия им рассказала про разбойника, а на вопрос: во что он был одет? Показала лоскуточек от его рубашки, который она у него оторвала чтобы поиграть. Тогда люди поехали искать человека в такой рубашке, а тот как раз выходил из леса. Схватив его, стали допрашивать, а тот всё отрицал: и что он разбойник, и что девочку привязывал к дереву и держал. Ему говорят: «Поклянись!» Он поклялся и тут же умер[6].
Бездетные супруги взяли Дунюшку к себе, чтобы была она им вместо дочки. Стала она у них жить.
Однажды пришли к ним женщины и девочки и стали просить:
− Отпустите, пожалуйста, Дунюшку с нами в лес по ягоды, ей одной дома скучно.
− Нет, она больная, – не соглашалась хозяйка.
Те всё равно не отстают: просят отпустить Евдокию с ними, хозяйка уступила им.
В лесу, собрав ягоды, женщины как-то отошли от Дуни, а Евдокия собирала на одном месте, тут ягод много поспело, и бегать не надо. Вдруг, подъехали к ней верхом на лошади два всадника – киргиза, занимавшиеся похищением девиц и продававшие их за калым. Связали её веревкой и, взяв конец веревки в руки, поволокли по лесу, боясь как бы кто не увидел. Девочку хотели продать, а взамен получить калым. Протащили она так Дунюшку какое-то расстояние. Девочку невозможно было узнать. Она представляла из себя сплошной кусок мяса: лицо, грудь, руки, спина, ноги – всё было свезено и ободрано. В это время как раз проезжал становой урядник, кучер и говорит ему:
− Барин, там из леса кого-то волокут.
Урядник отпряг пристяжку и погнался на лошади за киргизами. Он долго преследовал их, а те в свою очередь, испугавшись погони, бросили свою жертву и ускакали. Вскоре после этого злодеи были найдены и арестованы. Их хотели судить, но пришли к Дунюшке их жёны с детьми и умоляли её простить мужей. Из-за жалости к их детям, которые могли остаться, как и когда-то сама Дуня, сиротами, она простила, а те в свою очередь смогли избежать тюрьмы. Тогда они сами пришли к Дуне и просили прощения у неё.
Когда становой урядник привёз девочку в деревню, то никто не мог её узнать: тело, лицо, скула – всё было, как кусок мяса. Даже родной отец не узнал свою дочь. Узнала только её тётка по откушенному пальцу.
До двадцати лет, после этого случая в лесу, она болела. В её ранах завелись черви. Никто не хотел её принимать, и пришлось ей очень долго скитаться по деревням и сёлам. Когда она приходила к церкви, её не пускали в храм, укоряя: «Что мол, ты тут встала, сначала вылечи раны, аль не чувствуешь, как от них пахнет, залечи, а потом и приходи в храм Божий».
Во время своей болезни девочка ходила на Белые Горы[7] в монастырь, где тайно уже давно подвизался отец Анастасий. Он отказался от своей земной суеты, в посте и молитве трудился, молился за весь грешный мир и в молитве своей забывал, что живёт ещё на земле; и не знал никто, из какого он края явился, какое было детство, юность, чем занимался; лишь Дунюшке одной он тайну открыл, этой кроткой и больной девочке, которая часто делила с ним своё горе, поверяла ему все свои мучения. Старец девочку полюбил, жалел, усердно молился за неё, утешал, варил травы и лечил её раны. Только одна Евдокия знала, что отец Анастасий – женщина. Но злокозненный змий лукавый, никогда не престающий воздвигать брань на рабов Божиих и не переносящий процветания среди людей благочестия, воздвиг на них клевету. Возбудил в ком-то из людей подозрение, что якобы как, Дуня не просто так ходит на Белые Горы к отцу Анастасию, а будто бы соблазнила его на грех. Донесли об этом начальству. Хотели Дуню силой заставить перед всеми признаться в грехе; она же не видела за собой никакой вины, но в то же время и не могла выдать тайну отца Анастасия.
Дело было зимой, на третий день Крещения Господня. В село из губернии был послан исправник. На сходку к народу привели Дунюшку. Она пришла сюда как на свою Голгофу – тихая, кроткая; низко поклонилась перед начальством; сердце её заныло горькой тоской. Мысленно обратилась в своей молитве ко Господу и Его Пречистой Матери. Дуне перед всем народом было зачитано грязное обвинение – донос.
− Не виновата ни в чём, отпустите меня, Матерь Божия в том мне порукой, − отвечала девочка на своё обвинение.
Но исправник мольбам сиротки не внял и отдал повеление вылить на неё сорок вёдер холодной воды, чтоб призналась в своём преступлении. Люди стали заступаться, просили отпустить девочку – исправник был неумолим. Стояли крещенские морозы; и сорок вёдер ледяной колодезной воды были вылиты на Евдокию прямо на улице. Матерь Божия согревала её сердце и помогала терпеть страдания. Впоследствии, когда выяснилось, что под именем отца Анастасия подвизалась женщина, то исправник приезжал к Дуне просить прощения и она его простила.
После этого крещенского обливания её приютили добрые люди из Чудиново. У них она прожила до двадцатилетнего возраста – в болезни и в труде.
Накануне праздника перенесение мощей свт. Николая Чудотворца[8] была в храме вечерняя служба. Хозяйка и говорит Евдокии:
− Пойдём, Дунюшка, на всенощную службу.
− Мама, я подою сначала корову, а потом прийду.
Её приёмная мать не соглашалась, но уходя сказала девочке:
− Смотри только не долго, быстро подои и приходи, а то праздник великий.
Осталась Дуня одна в доме: видно, уж так надо было. Стала на дворе доить корову и видит: пришёл к ней седой старец к крестьянских лаптях, в холщовой рубашке, с посохом в руках и пустой сумкой на плечах – то был святитель Николай. Взглянул на неё и промолвил:
− Бог в помощь, Божия раба Евдокия!
Отдоила Дунюшка корову и в дом пошла, святитель Николай за ней. Стала процеживать молоко в крыночки, а святитель ей и говорит:
− Раба Божия, надо крыночки-то крестить.
Дунюшке это вроде как и не понравилось и думает: «А то, сама мол не знаю, что надо крестить». Процедив, стала носить их в погреб, а свт. Николай от неё не отстаёт, следом ходит. Вспомнила тут Дуня, что они с хозяйкой холста наткали, а хозяйка его и разделила поровну: одну часть Дуне дала – другую, себе оставила. Дунюшка достала из сундука свою половину холста и отдала старцу, чтоб он помолился за её мать. Старичок взял холст, засветил лампадку, разрезал полотно на две части, одну половину расстелил на лавке и молвит:
− Раба Божия, Евдокия, пришёл твой час предстать перед Господом, ложись.
Она легла послушно. Святитель Николай накрыл её второй половиной холста, положив свою ладонь ей на грудь. Больше она ничего не помнит, только видит вдруг своё тело, как бы со стороны и удивляется – как такое может быть? Тут святые Ангелы взяли её душу и понесли на небо. Там она видела ярчайший свет, на который невозможно было смотреть. Господь был в этом свете и она поклонилась Ему. Тогда Господь повелел показать Дунюшке все святые обители, красоту которых невозможно было описать.
Позднее об этом рассказывала Наталья Афанасьевна, прожившая с Дунюшкой 9 лет и послужив у неё, посредством общения с людьми, связным человеком: «Пришла Дунюшка ко мне, благословила Евангелием, раскрыла и стала читать. Евдокия была неграмотной, её грамоте не учили, а тут читает прекрасно. Наталья Афанасьевна удивилась, а Дунюшка сказала ей, что когда её водили по раю, то были даны ей все благодатные дары Господа: прозорливость, пророчество, мудрые советы, исцеления болезней, утешения. Она видела духовными очами душу человека, прозревала всю его жизнь, как настоящую, так и прошлую, и будущую».
После рая Дуне стали показывать селения ада. Ей показывали, где какая душа, за какой грех мучается там и чтоб знать, как её вымаливать. Первой в аду Евдокия увидела свою мать – Дарью. Она была вместе с другими грешниками во льду. На Дунин вопрос, за какие грехи здесь находится её мать, Ангелы ответили:
− За то, что работала в воскресные дни и в праздники.
− Рано ты пришла, тебе надо много за нас молиться, – сказала мать.
Показали Дунюшке в огне мужчину и женщину, по которым ползали змеи. Она спросила, за что они так мучаются и кто они такие? Ей сказали, что это муж и жена, жившие невенчано, за что и предстоит им терпеть эти мучения. За каждую их душу в церкви нужно подать по 30 проскомидий. Показывали ей также души и других грешников и объясняли за кого как молиться. За одну душу надо было подать 12 метров мануфактуры, а у Евдокии, её не было. В будущем евдокия, чтоб вымолить эту душу, поспорит с Иваном Григорьевичем Ремезовым о том, что она сходит на кладбище в двенадцать часов ночи и принесёт крест, затем его унесёт обратно. Поспорит за двенадцать метров мануфактуры. Сходит ночью на кладбище принесёт крест в доказательство того, что там была и отнесёт его на место. Эти двенадцать метров Евдокия и подаст за душу, которая мучалась в аду.
Дунюшка лежала без движения, без признаков жизни три дня и три ночи. Сообщили в епархию, спросили, что с ней делать. Владыка благословил через три дня отпевать. Собрались люди, пришёл священник, были и её приёмные матушка с батюшкой.
Вдруг Дуня зашевелилась, села во гробе – воскресла. В страхе все разбежались, а матушка осталась стоять около двери, чтобы, если что, успеть выбежать. Тогда попросила Дуня матушку развязать ей руки, а ноги себе сама развязала и дала матушке райский цветок, который лежал у неё на груди[9]. Встала, попросила помочь унести гроб в чуланку, но мать из-за страха отказалась. Стоит и видит: Дуня взялась за один край гроба и понесла его, а то что за другой край нёс гроб святитель Николай Чудотворец, она не видела. С того времени, как свт. Николай со святыми Ангелами взял душу Дунюшки, стал он для неё крёстным отцом и на протяжении всей её жизни наблюдал за ней.
После чуда обмирания Евдокию стали называть Чудиновской и куда бы она ни пришла все от неё разбегались и так продолжалось довольно долго. Получив от Господа дар прозорливости, она стала говорить притчами и от этого времени и до конца своей жизни Царица Небесная и свт. Николай с остальными святыми угодниками её постоянно посещали. Ещё раньше, после страдания, причинёнными ей киргизами, скула у неё была вывернута, а Царица Небесная поставила ей её на место.
Времена были трудные, духовно окормляться людям было негде, поэтому Промыслом Божиим и покровительства Божией Матери и святителя Николая, к Дунюшке пошли люди. Когда Дуня обмирала ей было всего двадцать лет и теперь по своей прозорливости она усматривала своими духовными очами все грехи людей. Сначала говорила открыто, а потом притчами.
Пришлось Евдокии и попутешествовать. Она побывала во многих монастырях и перед революцией в Иерусалим ездила. Когда плыли в Иерусалим, то была сильная буря за грехи паломников. Евдокия горячо молилась; кто-то случайно её толкнул с корабля. Спасена была Царицей Небесной. Рассказывала после о своём пребывание в Иерусалиме, как загорается пасхальный огонь.
Вот как рассказывает позднее о святости Евдокии Федор Григорьевич Карелин:[10]
«Ей в Иерусалиме поклонились двенадцать старцев, так как её заслуги перед Богом и её дары от Него превышали заслуг и даров этих старцев, но поскольку она была женщина и не могла быть священником, то святость эту она уступила им».
− По возвращении из Иерусалима царь Николай II пригласил паломников к себе, – рассказывает Анастасия Ивановна Карелина – мать Федора Григорьевича Карелина. – Ей велено было Богом предсказать царю о том, что его свергнут с престола. Во время приёма Дуня с другой паломницей убрали кресло и Николай II упал, встал и говорит: «Неужели я, сестрица Евдокия, полечу с престола?» «Царь, пойдём с тобой узенькой дорожкой» – она ему в ответ.
− Это было в Оренбурге во время пребывания царя на военном совете с оренбургским казачеством, – добавляет Вера Владимировна.[11]
Во время советской власти Евдокию стали преследовать, потому что люди всё шли и шли к ней.
Однажды пришли двое коммунистов её арестовывать, а она одному и говорит:
− Езжай скорее домой у тебя там несчастье.
Он приехал, там жена его задавилась.
Дуню всё же посадили, – увезли в Пермскую тюрьму. Просидела она там 115 дней. В тюрьме Дунюшка пела, женщин учила молиться и таким образом многих привела к вере. Тюремщики обычно в 5-ть часов вечера уходили домой, а тут стали задерживаться, чтобы послушать пение. Жёны их стали возмущаться: почему они каждый день домой стали возвращаться поздно? Стали расспрашивать мужей, – в чём дело? Те объяснили, а когда женщины поинтересовались, за что сидит Евдокия, то в ответ услышали: «В Бога верует». Жёны стали просить своих мужей-начальников, чтоб те отпустили Евдокию. Начальство тюремное стало недоумевать: что с ней делать? Ведь иначе она всю тюрьму сделает монастырём. Пришлось Дунюшку освободить.[12]
По освобождении Евдокия посетила проездом в Троицке своих благодетелей: Ивана Федоровича и Александру Ивановну Дунаевых. Впоследствии, их Дунюшка ещё много раз навещала и в доме их совершались большие чудеса. Однажды они пришли после Пасхальной службы, а Ирина Павловна[13] легла на койку, Евдокия же не ложилась; она подошла к иконам, по её правую сторону стояла Пречистая Дева Мария, Иоанн Предтеча и все запели: «Христос воскресе…» Когда они запели, то у Ирины Павловны койка «заходила»[14]
После Троицка поселилась в деревне Команкуль, что в шести километрах от Чудиново Челябинской области. Прознав о ней, стали приходить люди. Власти, недовольные таким паломничеством людей, снова стали преследовать Евдокию. Тогда дедушка Василий, у которого она жила, сказал её:
− Евдокия, тебе надо уходить за тобой снова будут следить.
Из деревни Команкуль Евдокия перебралась в Круторожье, той же Челябинской области. В Круторожье стала жить у Гусевых, где и прожила тринадцать лет. Там было менее безопасно, поскольку скрывал её от властей председатель сельсовета – Валей,[15] проживающий в соседней деревне Теренкуль. Этот сельсовет был на две деревни: Круторожье и Теренкуль.
В Круторожье у Гусевых для Дунюшки построили времяночку, где она и жила со своими послушницами. Они сами обмазывали и белили времяночку. В первый день возили глину, сами месили, сами мазали. Когда к вечеру закончили, то сильно устали. Ирина Павловна и говорит:
− Сегнодня мы сильно устали, выходной бы нам дать от молитвы.
− Там виднее будет, потом я вам расчёт дам.
После ужина Дунюшка им говорит:
− По сто поклонов! – Дуняше чётки дала.
Евдокия и послушницы занимались стеганием одеял и прядением, тем самым зарабатывая себе на пропитание. За работу им давали: то молоко, то муку, а то и денег немного. Когда у председателя власти интересовались: кто там проживает?; тот всегда отвечал: «Три старушки стегают одеяла». Дунюшка по своей прозорливости всегда знала, когда должно придти властям и сразу велела садиться за работу. Самому председателю сельсовета Евдокия сказала, что на том свете ему будет очень хорошо за то, что он скрывал её от советской власти.
Послушница Евдокия Трофимовна рассказывает, как Дунюшка узнала Гусевых:
«Это было после мучений, когда её тащили на аркане два киргиза; она тогда часто ходила на Белые Горы к отцу Анастасию. Однажды туда пришли паломники, с ними была девушка – Дарья, лет пятнадцати, которая всю дорогу переживала, что о. Анастасий её не примет. От отца Анастасия Дарья получила иконочку многострадального Иона, и когда она с ней вышла, то другие женщины, бывшие с ней. Позвали Дунюшку взглянуть на иконочку, зная, что Дуня что-нибудь да скажет, а Дуня посмотрела и провела иконочкой по носу Дарьи со словами: «Не выходи на большую семью, а то меня помянешь».
Отец Анастасий наливал всем маслице, в принесённые ими бутылочки и, подозвав Дарью, говорит:
− Ну, бери свою бутылочку, которая из них твоя?
− Вот эта, – не запомнив свою бутылочку и показывая на самую маленькую.
− Нет, эта не твоя, – не согласился о. Анастасий и сам показывает, – вот твоя. – Это маслице он давал для её больной матери, которая болела болезнью «кликуши».
По приходу домой, Дарья передала матери Дунюшкины слова про большую семью.
− Значит мы не отдадим тебя на большую семью, – на что мать ответила; но когда отдавали, забыли про это.
Таким образом Дарья и вышла на большую семью и заболела ногами. Болела долго. Снохи стали ворчать, что вот мол, надо ухаживать за ней, а мужу братья выговаривают: «Взял калеку какую-то. Надо работать, а она лежит». Стал тогда муж Степан возить её по знахаркам, а улучшения не было. Потом привёз в Чудиново – она уже не могла ходить. Остановились у родственников. В Чудинове была больница, в которую хотели, и положить Дарью, но, как-то ночую у родственников, разговорились о Дарьином состоянии. Советовали Дарьи съездить в Челябинск, там была Константинопольская икона Божией Матери «Неиссякаемый источник», она, мол, её исцелит, а двенадцатилетний мальчик посоветовал сначала Дарью к Дунюшке отвезти. Так и решили сделать. Собрались и прибыли к Дунюшке. Дарья села на ленивочке возле печки и плачет, обливается горькими слезами и ничего не говорит.
− Что ты девка плачешь, говори, что ты плачешь? – Подошла к ней послушница.
− А она к нам плакать приехала, – вмешалась Дунюшка.
Дарья ещё больше залилась слезами. Потом ей послушница и говорит:
− Ну, что ты плачешь, рассказывай.
Дарья и рассказала про свою беду и болезнь, а одна женщина подошла к ней: «А ты дай три рубля в милостыню». Она дала, а Дунюшка взяла и подводит больную к иконам, а сама ей говорит:
− Ты в Челябинск не езди, а то там умрёшь. Сразу от меня поезжай с мужем домой. Первое время не показывай родным, что здорова и ходить можешь, а недели через две ходи свободно, – и помолившись за неё перед иконами, окропила её святой водой и попить дала.
Дарья тут же и исцелилась.
Поехали домой. Увидев, что идут родные, муж велел ей ложиться. Когда зашли домой, те в свою очередь давай ругать их: «Вот опять привёз больную», на что Степан им ответил, что дня через три ей будет лучше, так, мол сказала знахарка. Через несколько дней Дарья пошла, на что свекровь сказала: «Давно бы надо было съездить к этой знахарке».
Прошло много лет. Степана и Дарью отделили от большой семьи. Они вошли в свой дом. В благодарность за исцеление Дарьи Степан пригласил к себе Дунюшку. Дунюшка показывая на иконку многострадального Иова, спросила у Дарьи, что это у них за картиночка? Та ответила, что иконочка эта многострадального Иова и рассказала, как однажды была на Белых Горах у отца Анастасия, он ей и дал эту иконку, а какая-то дурочка взяла иконку и провела ей по носу Дарьи со словами: «Не выходи на большую семью, а то меня помянешь». Евдокия ей на это и говорит: «Не эта ли дурочка, которая сидит у вас?»
Так Дунюшка узнала семью Гусевых и на протяжении тринадцати лет жила у них».
Как в Круторожье происходило раскулачивание и высылка, узнаём из рассказа Натальи Степановны Гусевой – дочери Степана и Дарьи. В то время ей было 13 лет (она с 1909 года рождения):
«Раскулачивание прошло быстро. Дунюшка взяла метлу, у кого ночью подмела, того и выслали. Некоторые сами всё побросали и уехали и многие умерли. Дунюшка сказала, что напрасно всё побросали и уехали – это всё скоро закончится. Гусевым она не велела уезжать, сказав, что их не выселят и в колхоз не велела им идти. А у нас в Круторожье три двора выслали, остальных, по молитвам угодницы Божией Евдокии, оставили. Дунюшка тут и взяла сестру Дарьи Гусевой – Евдокию, себе в послушницы, сказав:
− Хватит тебе хоронить мужиков».
О зажиточном крестьянине – Иване Григорьевиче Ремезове – упоминали ранее, когда Евдокии понадобилось 12 метров мануфактуры подать за одну грешную душу. За этой-то мануфактурой она и обратилась к И.Г.Ремезову, а каким образом произошло их знакомство, узнаём из рассказа послушницы Дуняши и Веры Владимировны.
«Шла Евдокия со своей послушницей в деревню Мордвиновка, что рядом с Троицком, – рассказывает Вера Владимировна и послушница Дуняша. – Было жарко, захотелось пить. Подошли к одному дому, там их напоили. Про первый дом Евдокия потом сказала, что эти хозяева через двадцать лет сами к ней придут.
Через 2-3 года после этого случая родился в этом доме у хозяев сын Гриша. Прошло 20-ть лет; познакомился Григорий с девушкой, сильно полюбил её и хотел жениться, но родители его не разрешила, поскольку девушка была из бедной семьи.
Как-то ночью (это было летом) Григорий и девушка сидели у пруда и разговаривали; узнав, что на брак их нет родительского благословения, девушка предложила расстаться. Ближе к утру, «убитый» горем, Григорий прибежал домой, схватил ружьё и за амбаром застрелился.
Мать его в горести великой (он был единственным сыном) видит во сне, что сына их водят демоны, а он и говорит матери: «Меня никто не вымолит, только Евдокия Чудиновская». Родители этого юноши были – Иван Григорьевич и Агафья Евдокимовна Ремезовы.
Была у Ремезовых племянница, которая знала Дунюшку. Когда Агафья рассказала сон племяннице, то та предложила пригласить Дунюшку, проживавшую в то время в Троицке.
Приехала Евдокия к Ремезовым с послушницей Дуняшей и Степаном Гусевым. Ремезовы их приняли, а Евдокия наказала Степану: лошадь распрячь, а хомут с лошади не снимать – не то будет «большая буря». Они остались ночевать. Евдокия у них не съела ни крошки хлеба и не выпила ни капли воды. Она легла, а чтобы не уснуть, заложила руки за голову. Хозяева пришли, засветили лампадку и стали молиться. Вдруг видят: послушница Дуняша вошла, засмеялась, потушила лампадку и положила на койку какую-то куклу (то был демон, принявший образ послушницы). Иван Ремезов так расшумелся, так раскричался, что Евдокии пришлось разбудить спавшую Дуняшу и велела Степану запрягать лошадь. Так они уехали от «большой бури».
После их отъезда, Ремезовых посетила племянница, на которую те набросились с укорами, что мол за колдунов она им послала. Выслушав их, та потом долго убеждала, что потушить лампадку – это дело вражье. Через некоторое время племянница всё же смогла убедить Ремезовых и они решили поехать сами к Дунюшке в Чудиново. По дороге И.Г.Ремезов нарвал чужих огурцов и хотел подать их в милостыню – узнает, мол, или нет?
Приехали в Чудиново, пришли к Дунюшке в дом и с дороги присели. Тут Евдокия и говорит Дуняше:
− Больше я тебя никуда с собой не возьму, а то ты будешь лампадки тушить и куклу на койку класть.
− Лёля, да когда я это делала? Разве можно тушить лампадки? – В недоумение послушница.
А Ремезову Дунюшка сказала:
− Ворованное в милостыню не подают, – давая понять ему про нарванные по дороге огурцы.
Пал тогда он ей в ноги, а она посадила его возле себя и стала рассказывать всю его жизнь с самого детства, указывая на его грехи. Он то покраснеет, то побелеет, то в пот его ударит. Сказала Дунюшка и, что в самоубийстве сына они с Агафьей виноваты, а той девушке на роду было написано богатой быть – на всё есть Промысел Божий.
Ремезовы неоднократно посещали Дунюшку. Она их наставляла искреннему покаянию и исправлению. Велела подавать на крест, на Евангелие, творить милостыню, т.к. они были зажиточными людьми, а по их милостыни и молитвам Евдокии не только душу сына их Григория вырвет из рук сатаны, но и семь их поколений вымолятся».
Свои тяжкие земные дни окончила Евдокия в Чудинове. Необычайна была и святая кончина её.
Ещё когда Евдокия жила в Круторожье у Гусевых, то повелением свт. Николая Чудотворца ей было велено перебраться жить в Чудиново. В Чудинове она поселилась у Егора Игнатьевича Лигаева и его жены Анастасии Петровны[16], которые подарили Евдокии половину своего дома, в котором она и окончила свои земные дни.
Необычайна сама история про Егора Игнатьевича Лигаева.
Было это уже после кончины Дунюшки. Егору Игнатьевичу во сне видение было: видит он обитель райскую длиною и шириною в 1 км2 , а птиц на деревьях и кустах видимо-невидимо и стоит Дунюшка около входа в обитель. Подходит он к ней и говорит:
− Дунюшка, возьми меня к себе в обитель птичек пасти.[17]
− Возьму, возьму, – ответила Дунюшка, – погладив Егора рукой по голове.
Перед кончиной Дунюшки освободился из тюрьмы и приехал к ней протоиерей отец Трофим.[18] Евдокия спросила его:
− Ну, что ты мне хочешь пропеть?
Восстани, что спишь, от сна пробудись и горько заплача ты Богу молись, – пропел о. Трофим, тем самым, предсказывая Дунюшке смерть.
− Кто, что понял? – Обратилась Дунюшка к присутствующим, на что ей отец Трофим ответил:
− Ты да я, да мы с тобой.
Перед смертью за неделю Евдокия Чудиновская напекла на свои поминки целый сундук пирогов. Пироги на поминках были свежие, как будто только что вынутые из печи. Когда пекла она пироги, послушницы спрашивали: «Зачем столько пирогов напекла?» Она им в ответ: «Через неделю гости придут, чем угощать их будете?»
Скончалась Евдокия 21 февраля 1948 года[19] одна, никто не видел, как она умирала. Дунюшка всех от себя отослала, поскольку знала, что её должны посетить Царица Небесная и святые («мои друзья», как она их называла).
Так окончила свои земные дни угодница Божия блаженная девица Евдокия Чудиновская.
Свою могилку Евдокия не велела людям раскапывать, поскольку прославлять Божиих угодников дело Господа.
[1] Дата рождения дана по старому стилю.
[2] Ныне Октябрьского района Челябинской области.
[3] Суп был мясной.
[4] Русский по национальности.
[5] Через много лет, став уже прозорливой, она сказала, что за всё время её страдания в лесу комары выпили у неё целый литр крови; так ей сказали, когда водили её по раю.
[6] Впоследствии, Евдокия за этого разбойника молилась, а позднее, когда она обмирала и её водили по раю, она видела там этого разбойника, попавшего в рай по её молитвам. Ему преподнесли букет цветов за то, что он сохранил её в девстве, в невинности.
[7] Название гор происходило из-за добывания на них белой глины, которая шла на выработку из неё огнеупорных кирпичей.
[8] Ст. стиль 9 мая, по н. ст. 22 мая
[9] Про этот цветок Евдокии в раю сказали, что кто не испугается её воскресения и не убежит из хаты, тому его и вручи.
[10] Федор Григорьевич Карелин был духовным чадом Евдокии. Как-то они беседовали на улице три часа, а дело было зимой, и всё это время Евдокия простояла на снегу босиком и не мёрзла.
[11] Вера Владимировна (в девичестве Иванова) была замужем и имела двоих дочерей. Она не раз приходила к Евдокии и являлась её «первой овечкой». Дуня как-то ей сказала: «Когда предстанете на Страшном Суде, то попросите меня, я буду рядом и услышу, тогда и похадатайствую за вас пред Господом и Он помилует вас». Эти слова относятся ко всем почитателям Евдокии Чудиновской.
[12] Из тюрьмы она вышла, примерно, в 1922 году.
[13] У Евдокии было две послушницы: одной была Ирина Павловна, другой – Евдокия Трофимовна (сестра Дарьи Гусевой).
[14] Это было незадолго до кончины Евдокии Чудиновской.
[15] По национальности татарин.
[16] Дедушкой Анастасии Петровны являлся дед Василий, у которого Евдокия жила в деревне Команкуль.
[17] У Егора Игнатьевича Лигаева не было правой руки (он её потерял на Финской войне) и поэтому при жизни он работал пастухом, т.к. ничем другим зарабатывать на хлеб не мог.
[18] Отец Трофим сидел в тюрьме 10 лет и по духу своему был прозорливцем. По своему освобождению он в городе Троицке посетил церковь Александра Невского и из-за великой ненависти к нему прихожан, по предложению священников этой церкви, был вынужден выдти боковыми воротами.
[19] Объяснение ко времени её упокоения: в то время церковь исчисляла по старому стилю. Когда же Дунюшка умерла, год – 1948 был високосный. По старому стилю её смерть 21 февраля, а по новому – 6 марта. Если справлять годины в високосный год, то 5 марта.