НАШЕ СЧАСТЬЕ ДАЛ НАМ СТАЛИН 10 глава

На широкой русской равнине между Волгой и Уралом с каж­дым годом появлялось все больше разведочных буровых.

Как дальновиден был товарищ Сталин, когда посылал нефтяников-разведчиков в Приуралье! Это мы особенно ясно поняли во время Великой Отечественной войны. В предвоенные годы по указанию товарища Сталина на Востоке было создано «Второе Баку», и не будь этого нефтяного района труднее досталась бы нам победа над врагом, а после нее страна не могла бы так быстро восстановить раз­рушенное фашистами хозяйство. Недаром «Второе Баку» народ на­зывает сталинским.

Через несколько лет ударил нефтяной фонтан в Башкирии. Это была первая большая нефть на Востоке, и туда, к башкирской де­ревне Ишимбай, партия послала нефтяников из всех районов стра­ны. Приехали и мы, уральцы.

На берегу реки Белой, в снежной степи строилось несколько вы­шек, чернели землянки, наскоро вырытые буровиками и вышкострои­телями, белый пар клубился над новой, еще недостроенной кочегар­кой.

А неподалеку бил фонтан! Снег вокруг был пропитан нефтью, она стекала в запруженные овраги, в большие котлованы-«амбары», наспех вырытые поблизости. Не было еще ни резервуаров для неф­ти, ни дорог для ее вывоза. Острый сернистый запах разносился да­леко по степи. Смотреть на фонтан, как на чудо, приезжали колхозники-башкиры целыми деревнями иногда за десятки километров. Некоторые из них так и оставались в Ишимбае, шли работать на буровые, на строительство.

А строительство и бурение разворачивались здесь широко. Ме­стность преображалась на наших глазах. Жили мы, правда, еще в землянках и палатках, но уже закладывались фундаменты больших жилых домов, строились мастерские, гаражи, школы и детские ясли. Весной по Белой из далеких горных верховий плыли к Ишимбаю плоты. Тысячи колхозников из всех районов Башкирии вышли на строительство железной дороги Ишимбай—Уфа. Спешно проклады­вался нефтепровод до Уфы.

В безлюдной степи вырастал город башкирских нефтяников, и мы, не жалея сил, бурили все новые и новые скважины. Много неф­тяных фонтанов шумело тогда над степью. Вокруг строящегося города, на обоих берегах реки вырос лес нефтяных вышек. Буровые ма­стера из Баку и Грозного учили башкирских и татарских юношей искусству бурения. Мы, немногочисленные еще уральские буровики, с уважением присматривались к работе бакинских мастеров, перени­мали их огромный опыт и культуру в работе. А они в свою очередь учились у нас, как вести бурение зимой, в лютые морозы и в пургу.

Шли годы второй пятилетки. С жадным интересом мы читали в газетах известия о новых заводах, вступающих в строй, о городах,, вырастающих рядом с ними, о стремительном росте «Второго Баку». Вот открыли нефть недалеко от Верхне-Чусовских Городков — в Краснокамске, в Северокамске. За тысячи километров —в Бугуруслане, в Сызрани, в Жигулевских горах — также обнаружили залежи «черного золота». Нашли нефть и в Западной Башкирии, в районе Туймазы.

Всем нам, буровикам и строителям Ишимбая, радостно было со­знавать, что мы тоже выполняем сталинское задание — участвуем в строительстве «Второго Баку». Мы мирились с трудностями и быто­выми неудобствами, зная, что они неизбежны во всяком новом деле.

Рос новый город, росли люди, вместе с ними рос и я. В Ишим­бае я закончил специальные технические курсы, стал квалифициро­ванным нефтяником.

— Бурильщик держит на рычаге лебедки миллионы рублей, — говорил нам инструктор, старый бакинский мастер Мамед-оглы. — Бурильщики хорошие — и вся бригада хороша, и мастеру легко ра­ботать.

Иногда малейшая неточность может вызвать тяжелую аварию.

Впрочем, аварии случаются у самых опытных и внимательных бурильщиков, если скважина бурится вращательным способом.

Ведь, чтобы пробурить скважину, скажем, глубиной 1 700. мет­ров, надо вращать в ней такой же длины колонну металлических труб с долотом на нижнем конце. И не просто вращать, а держать ее на весу, давить ею с определенной силой на долото, чтобы оно углублялось в породу.

Породы же в Башкирии твердые. Как дойдешь до кунгурского или мячковского горизонтов, до сахаровидных доломитов, хоть плачь: долото катается по окремнелым слоям, а вглубь — ни на вер­шок. Иногда за смену не дашь и метра проходки, а долото износит­ся полностью. На смену его затрачивается несколько часов: прихо­дится по частям вытаскивать из скважины всю бурильную колонну, а потом по частям же опускать ее.

Приехали как-то к нам бакинские буровики заключать договор на социалистическое соревнование. У них были завидные показате­ли: три—четыре тысячи метров проходки на станко-месяц, а у нас куда меньше: всего 400—500 метров.

— Как же тут соревноваться?—спрашивают бакинцы. — Очень уж разница большая.

— А вы посмотрите, какие породы мы бурим.

Достал я образцы пород из разведочных скважин, провел по стеклу острой гранью — на стекле остались царапины и на стальном ноже также.

...И вот этаких пород метров 700, а то и тысячу приходится сверлить. Сотню долотьев сменишь, пока пройдешь до нефтяного

пласта.

Посмотрели бакинцы на породу и взяли по куску, чтобы пока­зать своим буровикам.

— Метры у вас, товарищи, трудные, — заявили они, — больших скоростей тут не добьешься. Это у нас, на юге, в песках да гли­нах долото «рыбий хвост» запустишь, так и идет оно без замены метров 700, только трубы успевай наращивать. Но зато скважины у вас в Башкирии спокойные, не обваливаются, не то, что в Баку. Там с этим делом беда...

Конечно, с трудностями встречаются буровики и в Баку, и в Башкирии. Проходка нефтяных скважин — дело сложное и тяжелое, осваивать его надо годами. Я сам работал почти десять лет буриль­щиком, а с 1938 года — буровым мастером, и знаю, как это сложно подобрать дружную слаженную бригаду, научить людей делу, увлечь их работой, воспитать ответственность не только за свой маленький участок, но и за судьбу всей буровой.

Работал у меня бурильщиком Ибрагим Бадретдинов, неплохой парень, сообразительный и расторопный, только мало заботился он

о товарищах. Например, не любил Ибрагим менять долото. Он обя­зательно приноравливал эту операцию к концу смены, чтобы спих­нуть ее другой вахте. Не понимал он, что своим поведением подводит всю бригаду, что не только самому надо стараться хорошо работать, но надо думать и о своих товарищах-сменщиках, о всей буровой. Я много раз говорил с ним об этом, но мои слова его как-то мало трогали.

И вот случилось то, что должно было случиться. Однажды в ноч­ной вахте Бадретдинов два часа работал изношенным долотом: не хотелось начинать подъем инструмента. У долота отломались шарош­ки и остались на забое. На ликвидацию аварии ушло почти два ме­сяца. Мы надолго задержали сдачу скважины. А скважина была раз­ведочная. Из-за нерадивости одного бурильщика задержались ре­зультаты разведки нового участка.

Бадретдинова, да и некоторых других бурильщиков, этот тяже­лый случай научил многому. Через несколько лет Ибрагим, уже став­ший опытным буровым мастером, говорил мне:

— У меня после этой аварии сразу глаза открылись. Спасибо, ты меня тогда оставил в бригаде, помог стать человеком.

Я привел этот случай потому, что он показывает, как важно, чтобы в буровой бригаде была настоящая производственная дружба,

навыки коллективного труда; чтобы каждый бурильщик, верховой рабочий, слесарь понимал свою роль в общем деле, заботился не только о своем рабочем месте, но думал и о товарищах, которые его сменяют.

В Ишимбае моя бригада пробурила не один десяток скважин.

В 1943 году, в самый разгар Отечественной войны, мою брига­ду перевели в Туймазу. Мы покинули большой оживленный город Ишимбай и оказались в новом необжитом районе. На берегу извили­стой степной речки Ик стояли бараки, а в 6 километрах от них на холмах н в лощинах, возле татарской деревни Нарышево, был не­большой промысел.

Мне казалось, произошла какая-то ошибка: зачем меня, опытно­го мастера, послали сюда, где и нефти-то путной нет. Больше поль­зы я мог бы принести в Ишимбае.

— А ты погоди, Иван Дмитриевич, не возмущайся, — говорил директор конторы М. А. Потюкаев, тоже наш, ишимбайский. — Нас послал сюда Государственный Комитет Обороны искать боль­шую нефть. Тут она обязательно должна быть.

Я часто бывал на новой разведочной буровой № 100, которая должна была дойти до самых древних, девонских пластов. Начинал ее бурить Василий Андряшин, а заканчивал Андрей Трипольский, старый буровой мастер.

Скважину бурили больше года. Осторожно прощупывали каж­дый метр, но признаков нефти не появлялось. В тресте и в объеди­нении некоторые поговаривали:

— Не даст эта скважина ничего! Ведь бурили же до войны здесь на девон — ничего не нашли. Незачем затрачивать средства на сом­нительное дело. Лучше бурить на верхний горизонт. Там нефть вер­ная, хоть и небогатая.

Но геологи Т. М. Золоев, М. В. Мальцев, А. А. Трофимук, М. Е. Торяник настаивали на бурении девонской скважины.

Они верили великому русскому ученому Ивану Михайловичу Губкину, который точно указал, что в Туймазах должна быть бога­тая девонская нефть.

И эту нефть открыли!

День 26 сентября 1944 года никогда не забудется. Еще с утра нефтяники, жители окрестных деревень собрались около буровой № 100. Все уже знали, что здесь долото вошло в нефтеносную зону. Из рук в руки передавали черный кусочек песчаника, добытый с глу­бины 1 700 метров, из девонских отложений.

До самого вечера не отходили люди от буровой. Около нее стоял трактор-подъемник, он выкачивал из скважины воду. Казалось, кон­ца не будет подъемам и спускам сваба... Неожиданно из скважины с глухим рокотом вымахнул могучий столб нефти, заслонил заходя­щее солнце и обильным дождем пролился на холодеющую осеннюю землю.

До поздней ночи мы не отходили от фонтана, а он шумел все сильнее, сопротивляясь попыткам надеть на него стальную арматуру. Ее все-таки надели, и нефть пошла в трубы. Одна эта скважина ста­ла давать нефти больше, чем добывал до этого весь трест «Туймазанефть».

Это был праздник для всей страны, особенно радостный для нас,, башкирских нефтяников.

Прорезав почти два километра твердых пород, мы добрались до истоков большой девонской нефти!

На другой день начальник объединения С. И. Кувыкин сказал

нам:

— Начинайте, товарищи, бурить на девон. Трудности будут большие, не скрою. Оборудования мало, оно изношено и новое пока взять негде. Но надо бурить, вы сами это понимаете...

Бурить в Туймазах было гораздо труднее, чем в Ишимбае. Там скважины неглубокие: 700—800 метров, а здесь — 1 700 метров. Там — готовая производственная база, годами сложившиеся коллек­тивы, традиции. Здесь — голое место, новые рабочие.

На Туймазинских промыслах со мной уже много лет работают бурильщики башкиры Гимаев, Гафаров, Валиахметов. Все они при­шли на буровую из окрестных селений, как и я в свое время, боялись сделать шаг на буровой. Учить их пришлось долго. Я не мастер рас­сказывать, да и они вначале плохо понимали по-русски; пришлось им

просто показывать, как надо готовить глинистый раствор, работать с машинными ключами, разбираться в показаниях приборов.

Постепенно к товарищам пришло умение, а с ним — уверен­ность в работе. Они стали читать книги по бурению, бывать на тех­нических совещаниях. Я был очень обрадован, когда Минзарип Га­фаров внес первое свое рационализаторское предложение: он приду­мал особый крючок для захвата труб. Предложение-то само по себе незначительное, но ведь его сделал вчерашний ученик! Значит, он уже не только освоил бурение, но творчески подходит к делу. По примеру Гафарова все члены бригады старались внести что-то но­вое в работу, перенять у соседей опыт.

Мы бурили, выжимали из оборудования все, что могли, но де­ло шло туго. Скорости проходки были ничтожны — 200 метров на станко-месяц. Бурение девонской скважины продолжалось восемь месяцев. Честное слово, мы испытывали стыд перед фронтовиками — мы не имели права бурить так медленно!

Вместе с давним другом-ишимбайцем мастером Павлом Про­копьевичем Балабановым мы рассчитали, что можно бурить и на этом оборудовании со скоростью 500 метров на станко-месяц.

Балабанов первым достиг этой цифры: он пробурил скважину № 132 со скоростью 512 метров на станко-месяц. Вскоре я достиг скорости 480 метров.

Мы обратились ко всем буровикам Башкирии с письмом, в ко­тором рассказали, как были достигнуты такие показатели, и предло­жили начать социалистическое соревнование за высокие скорости. Министр нефтяной промышленности поддержал нашу инициативу. Он приехал к нам на промысел, и там буровики высказали ему свои требования. А требования эти сводились к одному: пора нам покон­чить с вращательным бурением, пора перейти на турбинное. Туймазинскую нефть ротором не поднять.

Наши требования удовлетворили. Первые же турбобуры, выпу­щенные после войны, получили туймазинцы.

Именно турбобур дал нам возможность в течение немногих лет ввести в строй крупнейшее в стране нефтяное месторождение и до­стигнуть небывалых на Востоке скоростей проходки.

Турбобур — наше советское изобретение. Он произвел настоя­щую революцию в бурении. Если при роторном бурении вращается в скважине вся колонна бурильных труб (на это вращение затрачи­вается до 70 процентов энергии двигателя), то при работе турбобу­ром трубы неподвижны, вращается только турбина, опущенная вме­сте с долотом на забой. Трубы не испытывают никакого напряжения, по ним только проходит глинистый раствор, который вращает тур­бину.

И вот они снова в наших руках, эти замечательные аппараты, ко­торые мы начинали осваивать в Ишимбае еще до войны, — массив­ные стальные цилиндры. Мы тщательно их проверили, опробовали и опустили в забой.

Народу на буровой собралось много. Все хотели посмотреть, как будет работать новая техника.

Даю команду пускать буровую. Взвыл мотор. Над нашими голо­вами заколыхался грязевой шланг — значит раствор пошел в турби­ну. Я слежу за приборами: черные стрелки настороженно вздраги­вают, стало быть, турбобур работает, долото углубляется в породу. Но внешне это неощутимо. Людям, привыкшим к лязгу и грохоту — обязательным спутникам роторного бурения, — эта тишина кажется удивительной.

— Иван Дмитриевич, смотри, — показывает мне Гафаров на ротор, — бурится!

И под дружный смех присутствующих бурильщик с приплясом обежал вокруг ротора.

И в самом деле, все мы явственно видели, как плавно идет вниз сквозь неподвижный ротор квадратная труба. Вот она погрузилась почти до замка — надо наращивать новую свечу.

Громкое «ура!» разнеслось над буровой.

Незадолго до этого дня я принес нашему парторгу заявление: «Прошу принять меня в ряды великой коммунистической партии. Партии Ленина—Сталина я обязан всем. Под руководством и с по­мощью партии я вырос, овладел мастерством, понял великие идеи коммунизма и хочу строить его, будучи коммунистом».

— Правильно, Иван Дмитриевич, — сказал парторг. — Я знал, что ты придешь с таким заявлением. Оставь. Обсудим на бюро.

Наш парторг знал в лицо каждого бурильщика, каждого учени­ка; он вникал в каждую деталь бурового дела. В течение дня успе­вал бывать на буровых, расположенных за десятки километров одна от другой. Его старый зеленый «газик» в любую погоду колесил по промыслам.

Я поделился с парторгом своими планами на будущее:

— Думаю я, товарищ Слепян, 700 метров турбиной давать на станко-месяц.

— Смотри, Иван Дмитриевич, не мало ли? Стоило ли турбины вводить из-за каких-то добавочных 200—300 метров? Я так думаю, турбобур тысячу потянет. Вот рассчитай, посоветуйся с инженера­ми, со своими ребятами. Шагать надо широко, работы-то у. нас вон сколько. На наш век бурить не перебурить.

На первой же турбинной буровой мы достигли большого успе­ха: пробурили ее за семьдесят девять дней и дали скорость 670 мет­ров на станко-месяц. На каждой новой буровой работа шла лучше, чем на предыдущей. Накапливался опыт, мы искали новые пути.

Выявились интересные особенности турбобура. Оказывается, если подавать на турбину раствор со скоростью 42—45 литров в се­кунду вместо 30 литров по норме, то мощность ее удваивается и в такой же степени увеличивается скорость бурения.

В Туймазах я первый применил этот новый — форсированный режим бурения. При таком режиме я доводил нагрузку на долото до 25 тонн, и скорость проходки по сравнению с вращательным бу­рением возросла в пять раз.

Теперь в Туймазах все скважины за очень редким исключением бурятся турбинным способом, и средние скорости проходки всех скважин по тресту превышают 550 метров на станко-месяц.

Десятилетний спор между американским (вращательным) спосо­бом бурения и советским (турбинным) способом завершился блестя­щей победой нашего советского турбинного способа. Собственно говоря, и вращательное бурение, которое американцы всячески рекла­мируют, изобретено русскими. Американцы же воспользовались этим

русским способом. Теперь они пытаются перенести на свои промыс­лы наш советский турбобур. Но ничего у них не получается. Переход на турбинное бурение требует больших капитальных затрат, более мощного оборудования, а все это невыгодно капиталисту — частному владельцу буровых. Капиталист живет только сегодняшним днем, и ему мало дела до технического прогресса, если он немедленно не при­носит верных и больших прибылей.

На каждой новой буровой мы достигаем все больших скоростей. За 1949 год наша бригада пробурила 6 130 метров, перевыпол­нив годовой план на 29 процентов. Скорость составила в среднем 850 метров на станко-месяц.

Скоростная проходка оказалась и самой экономной. За год бригада сэкономила более 700 тысяч рублей.

Мы знаем, что пользы от больших скоростей мало, если это еди­ничные рекорды. Для того чтобы научить всех работать так же производительно, <мы в прошлом году взяли шефство над отстающими бригадами.

Началось это дело так. Заехал к нам на буровую парторг. Спрашивает:

— У тебя кто справа сосед на буровой?

— А я, правда, и не знаю: буровая там только что начала жить.

— А не мешало бы поинтересоваться, Иван Дмитриевич. Бурит там Галеев. Только что выдвинут из бурильщиков, это его первая буровая. Ты сходил бы к нему, посоветовал.

В тот же день пошел я к Галееву:

— Ну, как дела идут, сосед?

— Да плохи мои дела. Стоим, редуктор бьет, а что с ним, не пойму.

Оглядел я установку, проверил редукторную плиту, а она уста­новлена неправильно.

— Давай-ка, сосед, ломик да подкладки. Плиту надо припод­нять и выверить.

Выверили, установили, и работа пошла. После этого Галеев на­учился сам регулировать эту деталь.

Так началась наша дружба. То он у меня на буровой, то я у него. И пошла его бригада вперед, одной из лучших стала в нашем тресте.

Все наши опытные мастера взяли под свою опеку молодых ма­стеров. Инженеры стали шефствовать над отдельными буровыми бригадами. Мастер Балабанов, например, больше года следил за мо­лодым мастером Палиловым, бывшим своим бурильщиком, помогал ему. Затем мы с Балабановым взяли еще по одной бригаде: там за­болели мастера. Тяжело было в это время, зато бригады потом ста­ли работать лучше.

Теперь у нас такое правило: принимая новую буровую, обяза­тельно узнаем, кто бурит по соседству, и если это молодой мастер, помогаем ему.

...В жизни человека бывают такие дни и такие события, когда по-новому оцениваешь все свои дела и поступки.

Таким был для меня один из майских дней 1948 года, когда парторг ЦК ВКП(б) т. Слепян позвонил мне на буровую и сообщил, что Президиум Верховного Совета СССР присвоил мне звание Героя Социалистического Труда и наградил орденом Ленина.

Взволнованный великой наградой Родины, я спрашивал себя: ка­кие выдающиеся дела совершил ты, Иван Куприянов, за какие под­виги тебя, рядового советского нефтяника, народ удостоил такого по­чета?

Я не совершил никаких подвигов. Работал и работаю добро­совестно, как и следует советскому человеку, стараюсь быстрее бу­рить нефтяные скважины, чтобы страна получила больше горючего. Значит, важен мой труд для государства, нужен ему. Значит, надо работать еще лучше, чтобы быть достойным высокого звания Героя Социалистического Труда.

И если мне удалось достигнуть некоторых успехов, если возросло мое мастерство и моя сознательность, то это потому, что я расту вместе со всем советским народом, меня дружески поддерживают и ведут вперед советские люди, мои товарищи по работе. У нас в стра­не сам уклад жизни такой, что не позволяет человеку ни застаивать­ся, ни таить от других свои достижения и опыт. Обмен опытом стал потребностью советского человека.

Когда я начал бурить на форсированных режимах, многие ма­стера стали постоянными посетителями буровой. Они на практике постигали новую технологию. Павел Прокопьевич Балабанов, мой давний наставник и друг, говорил мне:

— Обогнал ты меня, Иван. Но ничего, мы еще посмотрим. Я турбобур тоже знаю, мы еще потягаемся. Вот на одном насосе на обычном режиме дам 750 метров на станко-месяц.

Так и вышло. За 1949 год он перегнал меня по общему метра­жу проходки.

А Касим Беляндинов, тот ничего не обещал. Он только внима­тельно ко всему приглядывался, расспрашивал меня да вдруг пора­довал: пробурил скважину за пятьдесят два дня и дал скорость 1 002 метра. А нынешней весной Касим заговорил уже в полный го­лос: он обязался пробурить скважину № 477 за сорок шесть дней со скоростью 1 100 метров на станко-месяц: Беляндинов позвонил мне на буровую и сказал:

— Мы решили вызвать вашу бригаду на социалистическое со­ревнование — кто больше пробурит в нынешнем году.

— Какую вы берете цифру?

— Восемь тысяч метров.

— Ого, Касим, крепко! Ну, так мы пробурим девять тысяч.

Так и порешили. И хотя не записан нигде наш договор, но все

туймазинские буровики знают о нем и пристально следят за нашим соревнованием.

Впереди идет пока Беляндинов. Он пробурил-таки 477-ю за со­рок четыре дня и дал невиданную в наших местных условиях ско­рость— 1 145 метров на станко-месяц.

Далеко от нас, в Жигулевских горах на Волге, работает буровой мастер Абдулла Саберзянов. Я много слышал и читал о его успехах, но встретились мы с ним только в 1948 году в Москве: вместе полу­чали ордена Ленина и Золотые Звезды Героя Социалистического Труда. Под высокими сводами Большого Кремлевского дворца цари­ла торжественная тишина. Председатель Президиума Верховного Со­вета СССР товарищ Шверник пожал нам руки, поздравил с высокой наградой, пожелал доброго здоровья и успехов в труде. Вышли мы со старым мастером, с Абдуллой Саберзяновым, на широкую крем­левскую площадь.

— Тут, в Кремле, живет товарищ Сталин, — сказал Абдулла.— Вот бы повстречать нам его. Очень большой привет я ему несу. Он, как отец родной, поймет мою душу. Он нас людьми сделал, героями сделал, до большой славы поднял!

Мы не встретили тогда товарища Сталина. Я увидел его позже, 21 декабря 1949 года.

В начале декабря я получил из Москвы телеграмму. Мне сооб­щили, что я введен в состав Комитета, образованного в связи с празднованием семидесятилетия со дня рождения товарища И. В. Сталина, и приглашали выехать в Москву для участия в рабо­те Комитета.

Это была великая честь и великое счастье для меня! Нефтяники нашего города поручили мне передать рапорт о том, что указание великого вождя о создании «Второго Баку» успешно выполняется, что вырос по сталинскому плану новый город Октябрьский, заняв­ший второе место после Баку по размерам добычи нефти, и что до­срочно выполнена нефтяная пятилетка, а сверх плана 1949 года до­быто значительное количество горючего. Трудящиеся подготовили в подарок любимому вождю и учителю большой альбом портретов знатных стахановцев, фотоснимков юного города Октябрьского, неф­тепромыслов.

Абдулла Саберзянов прислал мне письмо. Он просил меня пере­дать лично от него и от всех нефтяников Поволжья низкий поклон товарищу Сталину и пожелать ему долгих, долгих лет жизни и доб­рого здоровья.

...И вот я, сын крестьянина, буровой мастер из Башкирии, Иван Куприянов, в Большом театре Союза ССР. Сижу в президиуме тор­жественного заседания почти рядом с человеком, имя которого с на­деждой и любовью произносят трудящиеся всего мира. Не отры­ваясь, смотрю на близкое, доброе, бесконечно дорогое лицо товарища Сталина, и мне хочется сказать ему запросто, как родному отцу, сер­дечное, рабочее спасибо за все, что он сделал и делает для нас, про­стых людей, для народного счастья.

Я вспоминал, находясь в Большом театре, недолгий свой жиз­ненный путь и то немногое, что удалось мне сделать, и все это связы­валось в моем сознании с именем большевистской партии, с именем великого вождя.

Сталин сказал, что надо серьезно взяться за развитие новой нефтяной базы в районе между Волгой и Уралом, и вот она создана! «Второе Баку» по размерам добычи нефти догоняет своего старшего брата, все новые нефтяные районы на Востоке вступают в строй. Недавно появилось на географической карте новое название — город Октябрьский, в котором я живу. Пять лет назад мы жили там в зем­лянках, в палатках, в фанерных бараках. Но мы знали: новый, со­циалистический город обязательно будет построен у истоков большой девонской нефти потому, что так сказала большевистская партия, так сказал Сталин.

И город строится. Поднялись большие каменные дома, построе­ны школы, клубы, магазины, библиотеки. В моей просторной кварти­ре, как и у других нефтяников, — газовое отопление, электричество, водопровод, радио. Зелеными массивами молодых парков и скверов жилые кварталы заслонены от степных суховеев и пыльных бурь. Прекрасными асфальтовыми дорогами город соединен с железнодо­рожными станциями, с нефтяными промыслами. Десятки тысяч лю­дей живут и трудятся в нашем городе, согретые заботой партии, великого Сталина.

Дни чествования самого дорогого и любимого человека были одни из наиболее радостных в моей жизни. О них я детям и внукам буду рассказывать.

Высоко поднимают наша партия, товарищ Сталин людей труда. Уже несколько сотен нефтяников и строителей награждены в нашем молодом городе орденами и медалями. За разработку и внедрение скоростных методов проходки нефтяных скважин в этом году Сталин­ская премия присуждена управляющему трестом «Туймазанефть» А. Т. Шмареву, директору нашей конторы бурения М. А. Потюкаеву (теперь он управляющий трестом «Башнефтеразведка») и мне.

Премию имени великого Сталина нужно оправдать новыми успехами в труде. В этом году я буду добиваться скорости бурения

1 300 метров на станко-месяц. Помогу всем буровикам Башкирии освоить скоростную проходку.

* * *

Хорошо у нас ранним весенним утром! Солнце еще не вышло из-за холмов, которые полукольцом окружили город; воздух прохла­ден и чист. Я завожу свой «Москвич» и медленно еду по просыпаю­щемуся городу. От автобусной станции отходят машины, переполнен­ные людьми. Это нефтяники едут на работу. Где-то далеко слышат­ся паровозные гудки. Над строящимися кварталами уже подымаются рукастые краны. Садовники поливают молодые липы.

Каждый день что-нибудь изменяется в облике нашего города и промыслов. Вот эти два дома вчера еще стояли без крыши, а сегод­ня плотники уже бойко постукивают топорами, прилаживая послед­ние прогоны к стропилам.

Я выезжаю на гребень холма — и открывается широкая панора­ма промыслов. Далеко за горизонт уходят ряды нефтяных вышек, по всем направлениям тянутся линии электропередач, нефтепроводов, газовых коллекторов. По шоссе бегут сотни автомашин, напрямик по холмам ползут тракторы. Вот тут вчера еще стояла вышка, теперь ее нет, она маячит уже на горизонте.

Вот таким я и люблю свой город — в движении, в стремительном росте, в непрерывном, живом труде. Я рад несказанно, что и моя до­ля труда заложена в этом сталинском созидании, и моя нефть идет по подземным трубопроводам в могучем потоке, дает движение само­летам, тракторам, автомобилям.

Радуюсь, что выполняю задание товарища Сталина.

 

 

ИВАН ДМИТРИЕВИЧ КУПРИЯНОВ

 

И. ПОДВЕЗЬКО,

токарь Харьковского станкозавода имени В. М. Молотова, лауреат Сталинской премии