— Владимир, ты молодец, что отговорил от экономического класса. Там, оказывается, не подают шампанского. Я умер бы от жажды.
— Не пижонь... Как переговоры с Тедом?
— Замечательно. Он в восторге от идеи. Правда, поставил смешное условие...
— Интервью Даниила Ларри Кингу?
— Ты знал! Ты знал!
— Рано или поздно подобное интервью предстоит всем нам. Я не имею в виду — Ларри, как ты понимаешь... Зрителей обещать не можем, но беседу — наверняка. Не уверен, что при земной жизни Ларри...
Для Теда все это слишком сложно. Он мыслит иными категориями: предстоит событие, рейтинг от показа которого войдет в историю... Все подчиняется телевизионным законам. Сначала он планирует раскрутку проекта, в течение пары месяцев в разных программах, от новостных до научно‑популярных, нагнетается ожидание. Протравят историю о плащанице, поподробнее расскажут о клонировании, подпустят парочку религиозных деятелей, ждущих прихода Мессии...
— С телевизионных позиций необходимо показать всем Даниила до времени «Ч» — сравнения кодов, — чтобы народ делал ставки, гадал... Тогда появляется интрига. В ином случае возникает вопрос, почему мы сравниваем его ДНК, а, скажем, не твой. Ведь, судя по анекдотам, ты считаешь себя равным Богу.
— Слышали не раз... Не обидно. Вернее, теперь не обидно.
Билл с нежностью посмотрел на перстень, его лицо стало печальным. Тяжело вздохнув, он продолжил:
— Знаешь, многие не замечают перстня. Отреагировал только один тип.
— Высокий старик, загорелый, крепкий, похожий на игрока в ваш футбол, красивое семитское лицо, копна седых волос?
— Да, похож.
— Где он тебя подкараулил?
Я выходил из машины на встречу с Тедом, а он стоял у двери. Я сразу обратил на него внимание, потому что почувствовал тревогу, как будто во мне кто‑то произносит вслух абсолютно неприемлемый для меня текст. Я осознавал, что кто‑то читает во мне ветхозаветные тексты на арамейском и все они о приходе антихриста. При этом было ощущение, что он же неотрывно смотрит на меня и прожигает взглядом. Еще когда машина только остановилась и я увидел старика, сразу понял — это он. Я даже не хотел выходить. Но мысль о Данииле придала сил, и я пошел прямо на старика. Он не шелохнулся. Когда я поравнялся с ним, старик произнес: «Еще один окольцованный. Враг человеческий силен, брось перстень зла, еще можешь спасти свою душу». Я не ответил, но было неприятно. Кто это?
— Зовут Енох. Судя по повадкам, ветхозаветный патриарх, владеет всеми нашими обретенными качествами — полиглот, читает мысли, и прочая, и прочая, чего мы сами еще не освоили. В свободное от назиданий время подрабатывает таксистом, берет неоправданно много. Не агрессивен. Тортами не кидается, с кулаками не бросается, предпочитает воздействовать словом. Постоянно намекает на то, что Даниил — антихрист.
— Про торты ты вовремя вспомнил. Надеюсь, на сей раз обойдется... Не могу поверить, что Даниил — антихрист.
Понимаю. Сам думал об этом. Я от Него ничего плохого не видел и не слышал, а вот мальчика на моих глазах Он исцелил. Основная проблема в том, что народ воспринимает библейские тексты примитивно. Сказано у Иоанна, что перед вторым пришествием должен появиться антихрист, значит, первый пришедший и есть враг человеческий.
Доходит до смешного, хотя особо веселиться нечего. Один из русских святых предлагает такой критерий: если пришел первым, значит, антихрист, деяния роли не играют. При этом люди не видят, что его, антихристово, царствие наступило. Сила зла в человеческой забывчивости. Холокост забыт, Гитлер‑Сталин‑Ленин — троица зла — забыты, о Востоке можно и не говорить. Шок от 11 сентября прошел, по историческим меркам, мгновенно. Опять милуются, женятся, рожают детей и летают на самолетах. Зло рождает зло. Нет злодеяния, способного отвлечь человечество от обеда на дольше, чем на экстренный выпуск новостей. Так что думаю, Енох не прав. Большой вопрос, кому служит он сам. Может, он послан, чтобы проверить нашу веру и закалить ее борьбой с сомнениями.
— Надеюсь, ты прав, Владимир. Понимаю слова Даниила, старшинство твое не случайно. Возвращаясь к Теду и телевидению, — не думаю, что Даниил согласится продемонстрировать пару чудес перед камерой, да и кого сейчас этим удивишь!
— Не согласится — и будет прав. Он должен появиться в последний момент, как кролик из цилиндра фокусника... Н‑нда, сравнение неуместное...
— Надо придумать парочку лжепророков и на фоне всеобщего разоблачения преподнести истинного Спасителя. Так?
— Не уверен... В идее, конечно, есть немало привлекательного, но уж больно напоминает Золушку. Со всего королевства потянутся претендентки мерить туфельку... Никакого эфирного времени не хватит, да и высокий стиль пропадет. Начинает попахивать дешевым шапито. Не та обстановка для появления Спасителя...
— Ну и не будем спешить. С Божьей милостью что‑нибудь придумаем.
Глава пятнадцатая
Мы и не заметили, как самолет оторвался от взлетной полосы и, уверенно набрав высоту, устремился в Европу.
Пару лет назад поездка напрямую из США в Италию для меня была бы невозможна. Дороги куда бы то ни было вели через Москву, где следовало получать визы для посещения иностранных государств, а отсчитав еще не так много лет в том же направлении — и разрешение на выезд из серпасто‑молот‑кастого отечества. Вот времена... Но об этом быстро забыли и принялись кататься по свету, распугивая аборигенов звучными голосами и дурными манерами, ожидая от каждого встречного торгаша знания русского языка.
Удивительно, что из офиса Билла никто не поинтересовался, есть ли у меня виза в Италию. Может, им такая идея и в голову не приходит?
Начались обычные самолетные забавы — пить да есть. Ну что же, отведаем. Рассматривая полеты первым классом с гастрономических позиций, нельзя не отметить, что самолет оказывается одним из самых дорогих возможных ресторанов, при в высшей степени средней кухне и безобразном сервисе.
Что‑то я выпендриваюсь без меры!
Билл достал карманный компьютер и принялся изучать какие‑то таблицы. Я еле сдержал усмешку. Зачем, когда в нашей жизни появился Даниил?
— Как зачем? — прочитал мысли Билл. — До Его воцарения многое предстоит сделать. Без финансов не обойтись...
— Понимаю. Но у тебя денег столько, что хватит до конца света.
— Надеюсь, ты прав. Однако лучше подстраховаться и не провоцировать наступление конца света собственным банкротством. Хотя должен заметить, что повода для пессимизма не вижу. Не понимаю, почему ты иронизируешь... Скажи еще про богатого и игольное ушко. Я ведь доходы использую на благие дела.
— Владимир Соловьев!
Я оторвал глаза от Билла. Передо мной стоял один из пассажиров. Его сиденье было наискосок и чуть впереди от нашего. Я обратил внимание на коротко стриженый седой затылок, еще когда садился в самолет. Тяжелая загорелая физиономия, ухоженная... Словом, почти приличного вида классический российский стареющий бычара. Костюмчик от Бриони, шея в два обхвата перевязана золотой цепочкой, годной для причаливания небольших сухогрузов.
— Да, это я.
— Очень приятно. Выпьешь? Я, знаешь, все твои ночные передачи смотрю. Правильные пацаны к тебе петь приходят. Прямо за душу берет. Особенно когда Шуфутинский пришел с двумя посидельцами... Я чуть в голос не зарыдал...
— Спасибо, но пить мне нельзя. А вы какими судьбами в Рим?
— Болеешь, что ли? Понимаю, меня врачи тоже мучают. А в Италии у меня дела. Крутимся по чуть‑чуть...
Билл следил за нашим диалогом с ухмылкой. Благодаря Даниилову дару он понимал русский язык, и сцена, похоже, его забавляла. А меня — угнетала. Надо же, чтобы из всех моих программ, большая часть которых политические, этому троглодиту понравились только ночные посиделки с исполнителями блатных песен. Говорил же руководителю канала, не стоит! А он — давай, смешно ведь, политический журналист, и такое шоу. Ну‑ну, обхохочешься...
В голове моментально созрел план легкой мести товарищу Гейтсу.
— Да, кстати, разрешите вас познакомить. Мой сосед — Билл Гейтс.
— Кто?
— Компания «Майкрософт».
— Да? Ну скажи ему, что его окна виснут. Бычара радостно засмеялся, Билл насупился и отвернулся к окну.
— Ладно, меня зовут Виталием, вот моя карточка. Проблемы будут, звони, помогу. Правильный ты мужик и без гонора!
Соотечественник вернулся на место и, судя по задвигавшимся складкам на затылке, принялся активно поглощать местную еду. Я последовал его примеру.
Забавно, что опознали меня, а не Билла, хотя вероятность такого поворота событий казалась минимальной. Вряд ли можно найти человека на земле, по крайней мере в ее цивилизованной части, который не слышал бы о «Майкрософте» и не видел фотографии Билла. И тем не менее факт налицо. Я польщен. Билл получил щелчок по носу.
Что это я! Обидел хорошего человека. А ведь он брат мне, да еще меньшой. Неловко!
— Извини, Билл, детство взыграло, был не прав.
— Да ладно. Хочешь по всему миру проспонсирую твои концерты?
— Уел! Ты меня с Майклом Джексоном не путаешь?
— Нет, ты симпатичней!
— Но‑но! Только без глупостей, братская любовь и не более! Да я с мужиками и не танцую.
— Шучу, шучу, успокойся! Какие вы, звезды, нежные!
— Возвращаясь к нашим делам — какой план пребывания в Риме?
В аэропорту нас встретят ребята из моего офиса, доставят в гостиницу рядом с Ватиканом. Номера забронированы на твое имя, чтобы не вызывать ажиотажа в местной прессе. Впрочем, после бурной реакции Виталия я сомневаюсь в правильности такого шага.
— Давай, давай, пинай... Билл, а как ты добился аудиенции у Папы, да еще так быстро?
— Много лет назад я пожертвовал крупную сумму на благотворительный проект, который не был напрямую связан с Церковью. Но во главе его стоял перспективный священнослужитель, очень эффективно использовавший фонды. Мы подружились. Когда у него возникали идеи, он обращался ко мне. Симпатичный человек с хорошим образованием и чувством юмора и, что важно в условиях постоянных педофильских скандалов в католической церкви, абсолютно чистый. Не без моей помощи он довольно быстро рос по служебной лестнице и сейчас даже считается одним из возможных кандидатов на место Папы.
— То есть он кардинал?
— Кардинал. До этого миссионерствовал. Сейчас в Ватикане. По большому счету, все сделал Симон, так его зовут. Он будет присутствовать на аудиенции.
— Любопытное совпадение — храм Петра и Павла, идем с Симоном к Павлу, на Симоне как на камне обещал Христос построить Церковь Свою и нарек его Петром. Что‑то мне подсказывает, что шансы Симона растут.
— Это в тебе говорит православное неприятие католичества. Посмотрим, как воспримет Благую Весть ваша Церковь.
— Не вопрос. Посчитает дебит с кредитом, учтет реакцию президента и в случае очевидных выгод поспешит под хоругви Данииловы. С мусульманами и иудеями сложнее. Даже загадывать не буду, ибо разум мой слаб для такой задачи. Одно точно, Даниилу восседать на троне в городе Храма, сиречь в Иерусалиме, а как сие случится, ведомо лишь Ему.
— Меня не покидает чувство, что Он рядом. Я даже договорился об аудиенции для нас троих. Только где мы с Ним встретимся?
— Не волнуйся, у Него удивительное свойство появляться вовремя и в правильном месте. Не удивлюсь, если Даниил летит тем же рейсом, что и мы, но в экономическом классе.
— Это ужасно! Пошли поищем Его!
— И что, ты договоришься о переводе Даниила в салон первого класса? Зачем? Если бы Он захотел этого, то так и было бы. И я бы летел экономическим классом, чтобы после того, как весь мир узнает о Нем, не читать статейки о путешествии апостолов в пошлой роскоши и не слышать сравнений с евангельскими временами. Даниил мудр и понимает, что поспешность ни к чему. Так что, друг Билл, наслаждайся комфортом.
— Что же, мы и будем так сидеть?
— Как хочешь, а я посплю. Аудиенция сегодня вечером, и времени отдохнуть не будет.
Глава шестнадцатая
С чувством выполненного долга я откинул кресло, надел светонепроницаемую полоску‑повязку, прикрывая глаза. Перед тем как заснуть, решил посмотреть, что творится дома, в Москве.
Мама лежала на диване и держалась за сердце. Дочь вызывала по телефону неотложку. Испуганная, она чувствовала свою вину: пришла поздно, забыла предупредить, дерзила. Мама переволновалась. И вот приступ. Я понял, что дело плохо, врачи могут не успеть.
Почувствовал, как медленно холодею от ужаса. Смотрел перед собой, и тысячи километров, отделяющие меня от дома, растворялись. Я был там и видел все.
Надо помочь. Взгляд прошел сквозь кожу и устремился к источнику опасности. Сердце совсем вялое. Я не врач и не знаю, каким оно должно быть в рабочем режиме. Я просто понимал, что то, что вижу, неправильно. Сердце походило на багровую устрицу, чуть трепещущую в раковине. Я стал думать о нем, приказывая работать. Давай, запускайся, соберись!
От напряжения у меня выступил на лбу пот, пальцы, впившиеся в подлокотник, побелели.
И мамино сердце послушалось и зашевелилось. Активнее. Еще активнее. Его цвет менялся...
Облако тревоги стало рассеиваться.
Дочь наконец дозвонилась до «скорой» и принялась объяснять, как доехать.
В эту секунду мама подошла к ней, положила руку на плечо и сказала:
— Все в порядке, отпустило, слава Богу.
Я услышал, как мама думает обо мне. Мама, не волнуйся, все хорошо, я сейчас позвоню.
Сорвал повязку с глаз, выпрямился в кресле, вытащил одну из многих теперь кредиток и высвободил из гнезда платный телефон, провел в слоте карточкой и набрал номер.
— Алло, мама, не волнуйся, у тебя все хорошо. Я посмотрел, сердце теперь в норме и с остальными органами проблем не будет.
— Сынок, откуда ты узнал? Я уж боялась, что никогда не увижу тебя!
— Все будет хорошо, я всегда с тобой, не мог позвонить, суматоха... Сейчас лечу над Атлантикой в Рим, рядом Билл Гейтс, передает тебе привет, а спешим мы на аудиенцию к Папе Римскому.
— Звучит как сказка... Но я же знаю, ты мне всегда говоришь правду. Биллу Гейтсу тоже передавай привет.
— Мам, Билл хочет тебе сказать пару слов, он хорошо говорит по‑русски.
Я протянул трубку Биллу, который все это время с тревогой наблюдал за мной и только в последнюю минуту расслабился, увидев, что болезнь удалось побороть.
Он взял трубку и, прикрыв микрофон, спросил меня, как зовут маму.
— Инна.
— Здравствуйте, Инна! Это Билл, хотел вас поблагодарить за прекрасного сына. Мы хоть и недавно познакомились с ним лично, но я о нем был наслышан. А то, что увидел, превзошло мои ожидания. Мы очень подружились и работаем сейчас над важным проектом.
— Спасибо вам, Билл, за теплые слова. Очень приятно. Мне нравится то, что вы делаете. Я, конечно, в этом не очень разбираюсь, но Владимир всегда очень высоко о вас отзывается.
Билл протянул трубку мне:
— У твоей мамы молодой голос. Приятная дама!
— Спасибо, мам, я еще позвоню. Пока не могу сказать, когда вернусь. Надеюсь, скоро. Целую, я теперь твой ангел‑хранитель!
— Ты всегда им был! Люблю тебя!
Я был настолько уставшим, что еле вставил телефонную трубку в ее пещерку и в полном изнеможении откинулся в кресле. Не было сил даже поблагодарить Билла, но я думал о нем с братской любовью. В наше время редко встретишь искреннее сострадание.
Чтобы успокоиться, решил сосредоточиться на дыхании и думать лишь о паузе между вдохом и выдохом. Вскорости я успокоился.
Последнее, что я почувствовал перед тем, как заснуть, была любовь к Даниилу. Я был безмерно благодарен за дар исцеления.
Милая стюардесса дотронулась до моего плеча, и я очнулся.
— Прилетели, пора выходить.
Самолет уверенно стоял на земле, в руках у дамы был мой плащ.
— Спасибо.
Мы вышли в здание аэропорта по рукаву. И тут же наткнулись на улыбающегося молодого человека с табличкой, на которой была написана моя фамилия.
— Уважают! Да, хорошо быть знаменитым, ну бывай, если что, звони...
И Виталий, ухмыльнувшись, проследовал в сторону паспортного контроля. Мне было неловко. Я подошел к незнакомцу. Тот смотрел мне за спину. Конечно, подумал я, конспирация конспирацией, а музыку заказывает Билл, ему и все внимание.
— Бон джорно, Билл!
— Бон джорно, Паскуале. Коме стай?
— Ва бене. Не знал, что вы говорите по‑итальянски.
— Говорю... Разрешите представить. Мой русский коллега синьор Соловьев, чья фамилия и значится у вас на табличке. Он тоже говорит по‑итальянски.
— Господин Соловьев, какая честь! Простите, что не узнал вас сразу!
— Паскуале, какие указания?
— Будьте любезны ваши паспорта и багажные бирки и следуйте за мной!
Итальянец грациозно лавировал среди пассажиров, растекающихся по стойкам паспортного контроля. Потом он скрылся в одной из боковых дверок. Через мгновение появился, оживленно болтая и помогая себе руками, в сопровождении высокого полнеющего человека в форме пограничника. Видимо, пограничник только что закончил перекус — теперь он боролся с крошками багета, умостившимися в пышных усах.
— Паскуале, что за спешка? Порка мадонна, даже Роналдо, и тот ждал, пока я закончу обед.
— Леонардо, я тебя знаю всю свою жизнь... Ты не меняешься... Роналдо и не знал, что ты обедаешь, а ты и не представлял, что он стоит в очереди. Ты мастер придумывать эффектные объяснения... Да и ну его, этого Роналдо... Он же не играет за твою любимую «Рому»... Вдобавок бразилец... Поделом ему, скуадре адзурре, от него все равно никакого толку... Сейчас я тебя прошу помочь, потому что они мои друзья и они болеют за «Рому». Но смотри, если проваландаешься еще хоть пять минут, то клянусь Божьей Матерью, о которой ты так жутко отзывался, они станут самыми преданными болельщиками «Лацио» и будут рассказывать всем, что разлюбили «Рому» из‑за такого лентяя, как ты!
— Прекрати! Мне уже стыдно! Давай их паспорта. Пусть подходят к дипломатической кабинке.
Паскуале призывно замахал руками с такой скоростью, что пылинки затанцевали вокруг него
Паспорт Билла, мой... Через несколько секунд мы покинули зону ответственности Леонардо. А Паскуале уже погрузил наш багаж на тележку и радостно катил ее в сторону зеленого коридора.
В зоне ожидания толпилась бригада майкрософтских бойцов. Я уж подумал, что они сейчас, выстроившись в ряд, исполнят музыкальный фрагмент, известный каждому пользователю окон: «Н‑динь!» Но они ограничились широчайшими улыбками.
Билл же ограничился сдержанным приветствием. Он явно думал о другом.
Паскуале указывал нам дорогу. Билл шел очень быстро. Я еле поспевал за ним.
Как только мы вышли из дверей, перед нами остановился «мерседес». Дверцы распахнулись, и мы погрузились в мир немецкой роскоши.
Я не сомневался, что если бы нам пришлось воспользоваться услугами такси, то имя водителя было бы Енох.
— Какой позор... Надеюсь, Даниил всего этого не видел. Устроили демонстрацию! Просил провести все как можно скромнее... — сокрушался Билл.
Я не был в настроении вступать в дискуссию, тем более что понимал и реакцию Билла, и тех ребят, благосостояние семей которых зависело от босса. Они старались как могли.
Я отвернулся к окну и сосредоточился на открывающейся панораме. Маленькие коробочки итальянских фабрик на островках асфальта среди полей и рощиц сменились городским пейзажем.
Рим прекрасен. Его красота открывается сразу, поражая воображение увиденным и осознанием гения, стоящего за каждым изваянием. Многослойный исторический пирог лишен эклектичности. Эти декорации позволяют сегодняшним актерам выйти в тогах или в средневековых камзолах, франкийских мундирах или в современных изысках мужской моды. Конечно, в основном итальянцы носят одежду в соответствии с модой, то увеличивая, то уменьшая ширину лацканов и число пуговиц. Здесь нет буйства, свойственного Милану, авангарду мировой моды, за которым тянутся Париж, Лондон и Нью‑Йорк. Рим, если угодно, визирует тенденции, превращая их в востребованность, расцвечивая город добровольными живыми манекенами и оценивая пригодность изыска к повседневной реальности.
Удивительно, Рим полон магазинов мужской моды, а бедные дамы пребывают как бы на обочине. На их нарядах — отпечаток индивидуальности хозяек более выразителен, чем печать модного течения.
Витрины, витрины, статуи, фонтаны, ресторанчики. За каждым изгибом шоссе открывается прекрасная панорама, просчитанная одним из вечных гениев.
Город — сплошная иллюстрация из учебников архитектуры. Воплощенная машина времени. Копни где хочешь, и откроются бесконечные слои исторического пирога, наполненные мельчайшими подробностями быта ушедших поколений.
Однако произвести раскопки непросто. Дело не только в том, что для римлян Город — среда каждодневного обитания. Но и в том, что каждый метр притротуарного пространства всегда занят. Кажется, что прошел град малолитражных машинок: верткие градинки так удобны для маневрирования в уличной тесноте.
Вот и сейчас наш «мерседес» окружен мошкарой мотороллеров, на которых восседают граждане Вечного города, демонстрируя всем своим видом презрение к чужому — временному — богатству. Временному, как все, кроме Рима.
— Владимир, может, поедим перед приемом? Не думаю, что Папа нас накормит.
— В гостинице не хочешь?
— Не вижу смысла. Надоела гостиничная еда. Хочется местного колорита.
— Тут недалеко, у Аппиевых ворот, есть милейший ресторанчик. Хочешь, поедем туда?
Билл опустил стекло, оделяющее от нас водителя, и сказал:
— Заедем в ресторан у Аппиевых ворот, адрес... — и он посмотрел на меня.
Я подсказал:
— Аврора, 10.
Водитель с уважением посмотрел на нас:
— Браво, прекрасный выбор. Я позвоню, зарезервирую столик. Мы будем через пятнадцать минут.
Водитель поднял вверх большой палец. А я и не сомневался, что все будет хорошо.
Глава семнадцатая
Местечко небольшое, но популярное у местной приличной публики и обитателей прилегающих отелей. Хозяин, чей вид не оставляет сомнения в успешности бытия, как это водится на полуострове, прохаживается по залу, кокетничая с дамами и расшаркиваясь с господами. Жуир невысокого роста, с округлившимся животиком и задранным подбородком. Он гордо носит заслуженную славу великого хозяина масенького заведения.
Нас ресторатор встретил в дверях и провел в один из двух симпатичных зальчиков, украшенных живыми цветами и обязательной пышной живописью в дорогих рамах. Навязчивые картины не портили впечатления, а деревянные столы, стулья, чистые скатерти и легкомысленные абажуры придавали всему деревенский шарм — легкий полевой ветерок, перелетевший городскую стену.
Конечно, до принятия заказа дело не дошло. Хватило многозначительного вопроса хозяина:
— Мясо или рыба?
Ответ лишил нас права слова, но удостоил счастья лицезреть безупречно сидящий пиджак хозяина со спины.
Через несколько минут появился молодой человек в фартуке и на наших глазах совершил обряд жертвоприношения вина. Проделав необходимые манипуляции с салфеткой, штопором, снопа с салфеткой и дождавшись осмысленного поцокивания восхищения после нюхания пробки и смакования капель красного вина, он оставил нас в покое, удалившись не без развязности, но все же предварительно любезно разлив вино по стаканам.
Билла происходящее откровенно забавляло. Он отвык от возможности сидеть в ресторане, в котором всем глубоко безразлично, что он Билл Гейтс. Это там, у себя, в индустриально‑финансовом мире, он большой человек. Здесь правят иные законы. В этом городе можно стать кумиром, магнатом, триумфатором. Но ненадолго. Толпа будет приветствовать тебя. К твоим ногам полетят венки — о Цезарь! — и поэты сложат гимны, воспевая твой триумф. Но где‑то близко, на лезвии Брутова клинка, притаится забвение. Герой канет в небытие, и камни не вспомнят мелодию его гордой походки.
На улице Авроры, в маленьком квартале, возвышающемся над Испанскими ступенями, волны страстей разбиваются о Витторио Венето. На этом мелководье не водится крупной рыбы. Разве что хозяин ресторана. В этом закутке безвременья есть ответ на самый важный вопрос. И это не проблема акций. «Доу‑Джонс» и «Насдак» воспринимаются как иностранные фамилии не очень учтивых посетителей. Главные вопросы — о свежести даров моря и правильности выбора поставщика мяса. Ответ на один из этих вопросов — перед вами. В восхитительном аквариуме плавают скорые жертвы чревоугодия.
Обед был прекрасен. Атмосфера ресторана располагала к наслаждению пищей. Никто не пытался пронзить глазами двух иностранных джентльменов, судя по одежде, американцев. Никого не мучили вопросы, что здесь делает самый успешный человек мира и почему вокруг не толпятся телевизионщики с камерами. Почему улица Авроры не забита могучими фургонами передвижных телевизионных студий и почему хозяин ресторана не спешит сфотографироваться со знаменитостью и просить у него оставить на скатерти автограф, чтобы потом вышить его золотом? Ведь так делают венские коллеги в «Захер‑Кафе», на задворках Оперы...
Я подумал, что, может быть, это одна из последних возможностей спокойно посидеть в ресторане, отдав бразды правления чудному итальянцу. И, наслаждаясь деревенской пищей, не думать о духовном подвиге, на который мы были призваны.
Рим видел кровь многих христианских мучеников — не хотелось бы множить их число. Впрочем, в ресторане ничто не предвещало расправ с помощью креста, львов, тигров, огня и воды. Мы могли пострадать разве что от чревоугодия. Но в таком случае у нас нет шанса быть канонизированными.
Билл чувствовал мое настроение. Даниил призвал сто чуть позже, чем меня, и он не успел осознать весь груз ответственности. Хотя, может, я не прав. У него недь жизнь была не сахар. С одной стороны, все есть... Л с другой — ощущать постоянное внимание, и не очень‑то доброжелательное, тяжело. К этому невозможно привыкнуть. И как не разочароваться в человеческой природе, когда каждый программист по сто раз на дню клянет Билла Ивановича и его родных и близких на чем свет стоит за мыслимые и немыслимые недоработки «Майкрософта». А больше всего — за невозможность работать на самого Билла, что гарантированно обеспечивает безбедное существование нa поколения вперед.
— Я часто задавал себе вопрос, за что они меня так ненавидят, — подхватил Билл. Теперь уже нет особой разницы, говорим мы вслух или думаем. Мы стали взаимно прозрачны. — Иногда начинал верить, что я действительно исчадие зла и что мною движет отнюдь не свет. Теперь все успокоилось. Я знал, что избран, и ныне знаю — кем. И я счастлив, хотя от страха подвести Его замирает сердце. Но ведь если Он выбрал нас, это значит, что мы достойны этого и что мы лучшие из возможного.
Напоминает фразу из Библии о Ное, который считался праведником во время его. Сиречь в другие времена Ноя бы поганой метлой гнали, а среди опустившихся людишек — он герой... Времена не ждут и призывают лучшее из имеющегося. Так что, брат Билл, утешимся этой мыслью. Вспомни о судьбе наших предшественников. Тоже ведь не все было гладко и у Петра... А про Иуду и вовсе молчу. Судьба наша зависит от нас только очень условно... Отдадимся потоку, и будь что будет. Хотя признаюсь — не возгордиться трудно. Из миллиардов перстни дадены пока нам двоим.
Трапеза приближалась к завершению. Уже профитроли порадовали вкусовые рецепторы, прекрасный кофе вернул нас к реальности, и счет в руках официанта напомнил о необходимости продолжить путешествие.
Темнело. До аудиенции времени оставалось лишь на душ в гостинице. Ровно в восемь вечера в соборе Святого Петра нас ждал провожатый.
Мы погрузились в машину и через несколько минут влились в оживленный транспортный поток римского вечера.
Глава восемнадцатая
Гостиницу сложно было упрекнуть в отсутствии внимания к деталям. Недавняя вилла еще не растеряла средневекового обаяния, а прекрасный парк, со вкусом украшенный скульптурами, служил буфером, отделяющим от повседневности.
Дворецкий распахнул тяжелые двери. Мы оказались в зале, сверкающем хрусталем люстр и дробящими свет зеркалами.
Улыбчивые служащие проводили нас в заказанные апартаменты.
Номера поражали великолепием, и одному в них было находиться неуютно. Ценные породы дерена перемежались мрамором, стены задрапированы шелком, альков опочивальни навевал скабрезные мысли, ибо мог принять не менее дюжины шалящих фей.
Мы договорились с Биллом встретиться в фойе через десять минут, так что времени понежиться в красоте не оставалось.
Пройдя анфиладу комнат, я обнаружил вход в мир Мойдодыра. Стиснув зубы, рывком бросил свое тело в ванную комнату.
Я чувствовал, что именно так все и будет. От увиденного на меня напал истерический смех. Я не мог остановиться и хохотал в голос. Открывшиеся передо мной дорожки личного олимпийского бассейна, вскипающая пена джакузи и сопутствующее великолепие не вязались с просьбой Билла, обращенной к его сотрудникам, найти что‑нибудь поскромнее. Конспираторы...
Приведя себя в порядок и обнаружив в гардеробной мой уже развешенный и разложенный багаж, я ненадолго задумался, в каком виде появиться перед Его Святейшеством. Идей не было. Точно не в смокинге, ведь идем в частные покои.