Если вступишь в брак с этой мечтой, тогда столкнешься с исключительно многими трудностями. Потому что да, брак включает счастье, но он включает и труд – нелегко жить с другим человеком, поддерживать другого: надо пересиливать себя, тебе надо умереть, чтобы жил другой. А после этого нужно умереть вам обоим, чтобы жили ваши дети. Вот так-то. То есть вам надо обоим уморить себя, и после этого то, что у тебя есть и что ты произведешь, отдать своим детям.
Это преодоление себя – великая вещь. Бедняга, он изнурил себя, работая многие годы подряд, по многу часов, на нескольких работах, а с легкостью отдает все своему ребенку. Это труд. Поэтому и брак тоже способ и путь спасения, как и монастырь.
Однажды пришел ко мне один американец греческого происхождения, ученый, начитавшийся книг и возжелавший стать монахом. Нашел меня. Говорит, что прочел кое-какие книги и, поездив по некоторым местам и изучив несколько религий, решил остаться православным и стать монахом. А почему?
– Потому что, – говорит, – я прочитал, что монахи – это ангелы и их жизнь называется ангельским житием.
Я сказал ему:
– Господин, это очень хорошая идея – стать ангелом! Ну, хорошо, монахи – это ангелы, так сказать, и применительно к ним действительно говорят об ангельском житии и ангельском чине, но мы же все-таки люди! Это хорошо – стать ангелами, сын мой, но не сразу! А пока стань сначала человеком!
Сначала стань человеком, и тогда станешь ангелом. Ты не можешь уйти в монастырь и сказать: «Я ухожу в монастырь, чтобы стать ангелом!» Потому что очень скоро обнаружишь первым делом, что ты – диавол! Это самое болезненное. Самое болезненное в монастыре – не устранение от мира, от родителей и не принятие решения, что у тебя не будет семьи и прочего. Самое болезненное – это когда с тебя снимается покрывало, и ты видишь свое собственное зловоние.
Когда видишь все свои страсти, когда ты, хороший человек, высоконравственный, святой, бывший примерным и добродетельным студентом, видишь, что в тебе имеется много страстей, много трудностей, – и не можешь вынести другого человека. Ты не можешь стерпеть того, что он дышит! Не терпишь его.
Ты можешь возражать ему: «Как ты со мной разговариваешь? Да ты знаешь, кто я? Или кем был?» Но эти вещи в монастыре не проходят – ни кто ты такой, ни каким был, ничего. Здесь нет ничего этого. Надо научиться тому, что там ты будешь бороться. Ты вступаешь в борьбу, ты выходишь на поле брани, и не жди, что будешь проводить время в благоденствии, – ты дашь кровь, чтобы получить Дух, как говорят отцы[5].
То же самое и в браке. В браке ты отдашь свою кровь, то есть не отдашь ее – это в монашестве ты ее отдаешь, а в браке из тебя ее высасывают, ее выпьют из тебя через соломинку, другой возможности нет. И ты, естественно, с удовольствием отдашь свою кровь. Это не так-то легко. Так что держите в уме, что этот путь имеет определенный смысл, что надо научиться духовным образом обращать на пользу свои трудности там, где ты находишься. Как в браке, так и в монашестве, в Церкви.
Ты вступаешь в Церковь, сталкиваешься с проблемами, затруднениями, ты должен нести крест Церкви на себе, должен нести крест другого человека, кто бы он ни был. Кто сказал тебе, что ты будешь заниматься ангельскими сферами? Ты будешь заниматься только человеческим миром, будешь бороться с этими вещами. Вот что ценно в Церкви.
Чада, это ложь, это великая ложь – воображать себе, будто мы безупречны, как это представляют протестантские деноминации: «Ах, как замечательно!» Идешь туда, и тебя встречают улыбками во весь рот и все поют: «Ля-ля-ля». Вот такие вот вещи. Но разве человека изменят широкие улыбки, слова и песенки? Тут нужно бороться врукопашную с грехом, с самим собой прежде всего.
И многие православные, несчастные, идут туда и впадают в заблуждение: «Я был там, там было так хорошо, вокруг были улыбающиеся люди, они такие учтивые, мы пели». А потом видишь каких-нибудь пожилых дам с длинным маникюром… которые, несчастные, не находят смысла в Церкви и говорят: «Но у нас певчие плохо поют, попы ходят бородатые, с длинными волосами, в черных рясах. Почему бы им не приукраситься немного?..»
Слышишь просто какие-то безумные вещи. Этот человек не понял как следует и говорит: «Мы ходили в эту “церковь”, и там было хорошо. Пастор был учтив, он встретил нас в дверях, поздоровался со всеми, улыбнулся». Ну хорошо, это естественно, что он тебе улыбается, но суть вещей не в этом, ты людей не изменишь таким образом.
Вы знаете, дети, как это страшно, когда имеет место лицемерие, иногда даже в семье? Идешь в какой-нибудь дом, выходит жена и обращается к мужу: «Господин Николау». Но, чадо мое, скажи ты ему: «Йорго», «Коста» или кто он там еще. Чтобы ты обращалась к мужу своему по фамилии? Или ребенок к отцу?
Это напоминает мне некоторых моих студентов, когда я преподавал богословие, которые, бедняжки, состояли в каких-то религиозных движениях, и если были помолвлены, то, представляя нам свою невесту, говорили: «Это девица Николаиди!» Ну что это такое? В этом есть что-то нездоровое. Что это за слова, сын мой? Да назови ты ее имя! Что это с тобой? Лицемерие, мертвые формы. В любом случае.
Которого, не видев, любите, и Которого доселе не видя, но веруя в Него, радуетесь радостью неизреченною и преславною (1 Пет. 1: 8).
Это большая проблема христиан наших дней. Спросишь кого-нибудь, и он отвечает:
— Я верю в Христа, конечно!
Он не неверующий – «я верю в Христа». Он не любит Христа, потому что не хочет делать ничего ради Христа, он хочет просто верить в Него и чтобы другие не считали его неверующим; или же использует Его, когда Он ему нужен. Он говорит:
– Ну конечно, вот посмотри: я, сколько раз Бог ни был нужен мне, молился Ему, и Он меня услышал!
Бог – нечто такое, что мы используем. «Есть у меня какая-то нужда – я молюсь, и Он меня слышит! И, естественно, когда Он нуждается во мне, я Его тоже слышу! То есть хочет Он, например, чтобы я отметил какой-нибудь Его праздник, – я делаю это! Хочет, чтобы я раз в месяц ходил в храм, – иду! Хочет, чтобы я исполнял несколько элементарных заповедей, – я делаю это! У нас торговые отношения с Богом: я работаю на Него, Он работает на меня, и мы оба в порядке. Ни у Него нет больших нареканий, ни у меня больших претензий, и каждый из нас доволен. Но, однако, без того, чтобы я давал Ему много свободы: пусть знает Свою меру, пусть знает Свои границы! Бог должен знать, что Он не может многого просить у нас: без грубости, пусть просит нескольких вещей, которые мы можем сделать, а сверх того – ничего больше, потому что от этого что-нибудь может разладиться».
И если кто-нибудь обманется и сделает что-нибудь сверх того, тогда начинаются проблемы. Большие проблемы. И признаюсь вам, что самые большие проблемы, которые у нас имеются в церковной среде, исходят от этих людей, от этого типа так называемых религиозных людей, для которых Бог – это религия, то есть определенный религиозный факт.
Христос для них – не Откровение. Они не любят Христа. Почему? Потому что для них Христос – это идеология, религия, совокупность идей исключительно хороших и великолепных, золотых – но никто никогда не может любить голую идею. И никто не так слабоумен, чтобы жертвовать своей жизнью ради одной идеи. И любят не только идею. Есть ли среди вас такой, кто может жениться только ради идеи? Не можешь ты жениться ради одной идеи. Ты женишься на другом человеке, другой личности, потому что у тебя есть конкретные отношения с этой личностью.
В Церкви никогда нет какой-то идеи, Церковь против всякой идеологии, против всякой философии, всякого умозрения – это то, что мы должны усвоить себе очень хорошо, потому что, к сожалению, это сильно проявлялось в религиозных учениях даже в нашей стране. Для нас Бог был долгом, морализмом, обязанностью. Мы не научились тому, что для нас Бог – это возлюбленная Личность, и человек влюблен в Бога, он любит Христа, и любит сильно, он любит Его так сильно, что никакая другая любовь не может устоять перед любовью ко Христу, даже любовь к нашему «я».
Это любовь, через которую Христос призывает нас превозмочь всякую другую любовь. Вы видите, что Он говорит? «Внимайте хорошенько, – говорит Христос, – кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф. 10: 37). Христос приходит и говорит тебе: «Если ты любишь отца или мать больше, чем Меня, ты недостоин Меня. Если ты любишь жизнь свою больше Меня, ты недостоин». Почему?
Чтобы показать, что никто не ненавидит своих родителей, мы бескрайне любим их, но в этой любви есть определенная иерархия, и любовь к Богу – это пламя, это огонь, она, когда вспыхнет в сердце человека, распространяется на всех. Ты не можешь ненавидеть никого, если любишь Христа, но не можешь и ради любви к другому погасить любовь к Богу.