Файл с ТЕКСТОМ книги,
С сохранением нумерации страниц по 1-му русскому изданию (1894 г.),
Подготовил
РОМАН АЛТУХОВ
Вступительный очерк РОМАНА АЛТУХОВА.
Предисловие ЛЬВА НИКОЛАЕВИЧА ТОЛСТОГО.
Комментарии в тексте РОМАНА АЛТУХОВА.
АУДИОКНИГУ по дневнику Анри Амиеля
(на русском языке)
Можно скачать в интернете
По вот этому адресу: https://cloud.mail.ru/public/8eQq/cyrMDrNs4.
(Текст читает РОМАН АЛТУХОВ).
(Ясная Поляна – Тулла, 9 сентября 2015 – 23 июня 2016 гг.).
Роман Алтухов
ДИАЛОГ С ТВОРЦОМ
(О Льве и об Анри)
История рождения книги
В жизни Льва Николаевича было два особенно обожаемых им женевца – разумеется, в обличии их текстов, книг. С одним из них, Жан-Жаком Руссо, он познакомился на пороге юности и, пережив страстное увлечение, сохранил уважение и симпатии на всю жизнь. Вторым был – старший современник Льва Николаевича Анри Фредерик Амиель, с дневником которого Толстой познакомился уже в полных 64 года от роду, то есть – практически в старости. Не будем здесь останавливаться подробно на фундаментальных различиях в темпераментах и жизневосприятии этих двух женевцев, а лишь позволим себе уверить читателя: это правильно! так и должно было случиться! Ибо до возможности осмысления тех духовных уроков, которые даёт общение с Journal Intime Анри Амиеля, далеко не всякий "дорастает" и к 60-ти годам... И, быть может, как для возможности иммунитета человеку приходится переболеть в юные годы некоторыми болезнями, так и для возможности в преклонные годы хотя бы встать на путь к открытию и пониманию Амиеля молодому Льву необходимо было "переболеть" руссоистскими схемами и вовремя, хотя и не до конца, вытрясть их из головы...
Да и превалирующеее настроение амиелева дневника, в том числе лучших его мест – скорее, настроение зрелости и даже созерцательной мудрости старика, нежели бодрой и активной юности. Настроение покойного осеннего вечера, а не майского утра…
Обстоятельства знакомства и общения Толстого с наследием Анри Амиеля – тема отдельная и непростая. В 1892 году руки к Льву Николаевичу попало уже четвёртое французское издание избранных отрывков из амиелева дневника ("Fragments d'un journal intime", Geneve, 1885; книга эта сохранилась в яснополянской библиотеке), что, без сомнения, говорит о запоздалой, посмертной востребованности и популярности Амиеля в цивилизованном мире в ту эпоху. Но в России дневник Анри Амиеля не был даже тогда известен практически никому, и для Толстого был абсолютным открытием. 1 октября 1892 г. Лев Николаевич записал в своём Дневнике: «Читаю Amiel’a, недурно» (52, 73). А спустя несколько дней, 7 октября, Толстой отметил здесь же: «Amiel очень хорош... К Amiel’y хотел бы написать предисловие» (Там же, с. 74). Последняя запись свидетельствует, что Толстым уже к этому дню было задумано подготовить русское издание Амиеля. Дочь Льва Николаевича, ближайшая к отцу по свободно-христианским взглядам, добрая и преданная Мария Львовна, взялась по просьбе отца и под его редакцией перевести это популярное издание амиелева дневника на русский язык. 3 февраля 1893 г. Толстой сообщал жене: «После обеда поправляли с Машей Амиеля. Очень хорош» (84, 179). О том же 3 февраля 1893 г. писала из Ясной Поляны и Мария Львовна: «По вечерам мы с папà поправляем мой перевод Аmiel’a» (ГМТ).
7 сентября 1893 г. издатель «Северного вестника» Любовь Яковлевна Гуревич, чрезвычайно внимательная в эти годы к новейшим писаниям Толстого, уведомляла его, что приехавший из Ясной Поляны H. Н. Страхов «привёз от Марьи Львовны» начало перевода Амиеля. Перечитывая этот перевод, она «радовалась», что он будет напечатан в её журнале (ГМТ).
В письме от 15 декабря 1893 г. она «ещё раз» обращалась к Толстому с просьбой написать к дневнику Амиеля хотя бы небольшое предисловие, «чтобы видно было, кто он, что такое его дневник и что из этого дневника выбрано и печатается» (Там же).
3 декабря 1893 г. в письме к Гавриилу Андреевичу Русанову Толстой сообщал о своей работе над переводом Амиеля, а также о том, что на очереди у него, наряду с предисловием к Мопассану, и предисловие к дневнику Амиеля (66, 436 - 437). В том же 1893 г. Толстой обращался к профессору Московского университета Николаю Ильичу Стороженко, прося прислать сведения об Амиеле. В недатированном письме, хранящемся в ГМТ и являющимся ответом на несохранившееся письмо Толстого, Стороженко сообщал, что он «перерыл» все словари, истории литератур, всякого рода справочные книги и нашёл в них только несколько строк из биографии Амиеля. Стороженко назвал также научные труды Амиеля и послал Толстому две статьи об Амиеле французского философа, критика и публициста Эльма Каро (1826 - 1887).
В Дневнике под 22 декабря 1893 г. Толстой записал, что «более месяца в Москве» и за это время «написал предисловие к Амиелю» (52, 104 - 105).
Таким образом, свою статью об Амиеле Толстой начал писать не ранее 3 декабря 1893 г., а закончил не позднее 22 декабря того же года. Об этом свидетельствуют и даты, проставленные на рукописях статьи.
В январском номере «Северного вестника» за 1894 г. были напечатаны первые отрывки из дневника Амиеля в переводе М. Л. Толстой. В этом номере, в виде предисловия, впервые появилась и статья Толстого об Амиеле.
Все выбранные Толстым отрывки из дневника Амиеля в переводе М. Л. Толстой были напечатаны в первых семи номерах (январь — июль) «Северного вестника» за 1894 г. В том же году эти отрывки, под заглавием: «Из дневника Амиеля», вышли отдельной книгой в издании «Посредника» для интеллигентных читателей. В виде предисловия в книге была вновь помещена та же статья Толстого.
Есть сведения по меньшей мере об одном переиздании этой книги – в 1905-м году. Но все эти издания в наши дни, - увы! - стали абсолютнейшей, закрытой в особых хранилищах и хороших личных библиотеках, недосягаемой для простого, а тем более для массового читателя, библиографической редкостью.
Намного более известны и доступны три (две очень популярных и одна незаслуженно забытая) антологии мудрой мысли – «На каждый день» (это как раз забытая...), «Круг чтения» и «Путь жизни». При их подготовке Толстой, вместе с целой командой из членов семьи, друзей и помощников, поработал не только и не столько как составитель, сколько в качестве вполне самостоятельного автора, редактирующего, временами до неузнаваемости, подобранные для сборников цитаты, дабы прояснить и подчеркнуть в них те смыслы, которые представлялись ему наиболее близкими и важными для читателя.
Черновое предисловие Толстого к первому изданию «Круга чтения» (1904) даёт нам представление о достойных понимания и уважения мотивах такого беспрецедентного в литературной истории обращения с текстами Анри Амиеля и множества других авторов:
«…Переводя некоторые места, -- пишет Толстой, -- я не всегда строго держался оригинала, а иногда сокращал его, выпуская некоторые слова и предложения, которые, по моему мнению, ослабляли силу впечатления, и даже заменял, хотя и очень редко, некоторые слова другими, когда считал замену эту необходимою для ясности понимания. Я знаю, что такое отношение к подлинникам, особенно классических сочинений, не принято и считается преступным, но я полагаю, что такое мнение есть очень важный и вредный предрассудок, произведший и продолжающий производить очень много зла, и пользуюсь случаем выразить своё по этому поводу мнение. <…>
…Ведь, кроме господ учёных, желающих видеть переведённое сочинение во всей его неприкосновенности со всеми находящимися в нём плохими, суеверными, часто глупыми, грубыми местами, существует ещё класс людей – я думаю, самый важный для каждого писателя – именно класс читателей, которым желательно сообщить в самом лучшем, привлекательном, и главное, понятном виде, без тёмных, грубых, глупых, отталкивающих мест, которые, как дань своему времени, встречаются всегда во всякой старой книге. <…> Если вследствие дурной передачи или перевода, или неудачного выражения самого автора, или вследствие свойственного времени автора суеверия, мысль высокая и нужная людям выражена так, что она не вполне понятна, или связана с другой, отталкивающей современного читателя мыслью, то как же не желать передать эту мысль в самом понятном и привлекательном виде, без тех искажений, которые лишают её значения.
…Нужно откинуть то, что может смутить и оттолкнуть современного читателя; нужно вообще постараться предоставить их большему кругу читателей в наиболее понятном и привлекательном виде» (42, 470 - 472).
Для «Круга чтения» Толстой отобрал, а в ряде случаев и привёл при этом «в наиболее понятный и привлекательный вид» более шестидесяти (!) отрывков из дневника Анри Амиеля.
Союз души с душой родной
Т олстой последних лет жизни сам был одним из самых вдумчивых и благодарных читателей им же самим составленного «Круга чтения». Но есть свидетельства, что он не забывал Амиеля не только в 1900-е гг., но и в период от 1892 года до времени работы над «Кругом чтения». Начиная от первой записи об Амиеле в Дневнике от 1 октября 1892 года («Читаю Amiel’a, недурно» - см. 52, 73) оценки этого автора Толстым колеблются от однозначно приязненных до довольно критичных. Это и не могло быть иначе, так как живой и грешный человек, каким был Лев Николаевич, может держаться истинно-христианского религиозного сознания только с постоянным напряжением душевных сил. Не встречая поддержки близких и большинства современников, он искал близости у мыслителей прошедшего. И – тем с большей досадой и решимостью «забраковывал» у авторов неизжитые ими суеверия низшего жизнепонимания, чем больше надежд ему подавал и внушал симпатий тот или другой автор.
Вот, например, отзыв об Амиеле в Дневнике от 5 октября 1893 года (в то время Толстой как раз занимался переводами из Лао-Цзы):
«Главное бедствие очень культурных людей, как Амиель, это их балласт разностороннего и, особенно, эстетического образования. Это больше всего мешает им знать, что они знают, как говорил Лаодзы… Им жалко выкинуть этот балласт, а с этим балластом они не могут уместиться на лодке христианского сознания. И им не верится, чтобы для такого простого дела, как христианское спасение, можно бы было пожертвовать таким сложным и утончённым. Это Амиель; имя им легион» (52, 102).
Лишь кажущимся образом противоречит такой критике запись от 28 октября 1900 года. В этой дневниковой записи Лев Николаевич сравнивает культурные тексты, с одной стороны, «большого большинства народа», с другой – «толпы культурной», с третьей – «истинного христианства». Сравнение производится по четырём позициям: религия, философия, наука и поэзия. Культуре народной, без сомнения, отдано сердце Толстого, но тем суровее анализирует его ум образцы культуры тех, кто от первобытной простоты народа необратимо ушёл. «Культурная толпа» в этом отношении – хуже народа: ей нечего предъявить, кроме рационалистических сект в области религии, ненавистных Толстому гегельянства и дарвинизма – в философии, а в искусстве – не менее отвратительных (Толстому же) поделок Шекспира, Рафаэля, Вагнера…
К культурным же явлениям высшего жизнепонимания – того, которое нашло своё лучшее выражение в первоначальном христианстве, -- Толстой относит: музыку Гайдна и Шопена, поэзию Тютчева, прозу Мопассана, а также «философию от Сократа до Амиеля» (54, 50).
Итак, с одной стороны, как будто, Анри Амиель – сам из «толпы культурной» и потому, с позиций христианского жизнепонимания, «ничего нового не сказал» (ЯЗ-1. С. 277). С другой же – примечательно, что на странице Дневника с вышепроцитированной нами записью от 28 октября имя Амиеля вписано Толстым рядом с зачёркнутым: «…до Канта». То есть, отнеся сперва И. Канта к последнему из плеяды самобытных христианских философов, Толстой впоследствии передал сие «почётное место» Амиелю.
Одна из причин в том, что в Амиеле Лев Николаевич увидел не столько сознательного, сколько «нечаянного» христианина. Он «совершенно нечаянно приходит к христианству в его истинном смысле» (52, 252), формируя своё мировоззрение «частью стоицизмом, частью буддизмом, частью, главное, христианством, как он понимает его» (Там же, с. 74).
Особенно важна печатная, публичная оценка Толстым значения философского наследия Анри Амиеля. В статье 1908 года «Религия и наука» мировоззрение Амиеля, как знание истинное, ставится Толстым в оппозицию ложному знанию – научному, учёного сословия. Амиель, по мнению Льва Николаевича, -- один из «позднейших мудрецов», равных Вивекананде, Шопенгауэру и Канту (37, 361).
Только что сам завязав своё восторженное знакомство со вторым в его жизни великим женевцем, Лев Николаевич в письме от 9(18) октября 1892 года советует почитать его своим близким, задушевным интимным подругам и единомышлен-ницам, Марье Александровне Шмидт и Ольге Алексеевне Баршевой (66, 267 - 268).
А вот свидетельства об отношении к Амиелю Толстого в годы работы над «Кругом чтения» и другими сводами мудрой мысли.
Например, интимная дневниковая запись Толстого от 13 февраля 1907 года. Мудрецы прошлых веков, -- свидетельствует Толстой, -- «выразили словами то, что случайно таилось в моём сознании и потому, получив форму выражения, составило часть его. Так что мысли Будды, Канта, Христа, Амиеля и других составляют часть моей жизни…» (56, 16 - 17).
15 сентября 1904 г. Толстой, как раз приступивший тогда к подготовке выписок для будущего «Круга чтения», записал в Дневнике: «Не читаю газет, а читаю Амиеля, Карлейля, Мадзини, и очень хорошо на душе» (55, 87).
В письме к Г.А. Русанову от 24 сентября 1904 г. Лев Николаевич излагает и ряд мыслей, посетивших его при новом общении с дневником Амиеля:
«Я занят последнее время составлением <…> Круга чтения на каждый день, составленного из лучших мыслей лучших писателей. Читая всё это время, не говоря о Марке Аврелии, Эпиктете, Ксенофонте, Сократе, о браминской, китайской, буддийской мудрости, Сенеку, Плутарха, Цицерона и новых – Монтескье, Руссо, Вольтера, Лессинга, Канта, Лихтенберга, Шопенгауэра, Эмерсона, Чанинга, Паркера, Рёскина, Амиеля и др. (притом не читаю второй месяц ни газет, ни журналов), я всё больше и больше удивляюсь и ужасаюсь тому не невежеству а “культурной” дикости, в которую погружено наше общество. Ведь просвещение, образование есть то, чтобы воспользоваться, ассимилировать всё то духовное наследство, которое оставили нам предки, а мы знаем газеты, Зола, Метерлинка, Ибсена, Розанова и т.д. Как хотелось бы хоть сколько-нибудь помочь этому ужасному бедствию, худшему, чем война, потому что на этой дикости самой ужасной культурной, и потому самодовольной, вырастают все ужасы, в том числе и война» (75, 168 – 169. Курсив Л.Н. Толстого).
Приближённый и лично преданный Л.Н. Толстому его единомышленник и секретарь Николай Николаевич Гусев вспоминал, как в один из дней 1907 года Лев Николаевич, выйдя к завтраку, радостно объявил:
«А я сегодня провёл время в прекрасной компании: Сократ, Руссо, Кант, Амиель…» И выразил тут же удивление тому «как могут люди пренебрегать этими великими мудрецами и вместо них читать бездарные и глупые книги модных писателей. Это всё равно, как если бы человек, имея здоровую и питательную пищу, стал бы брать из помойной ямы очистки, мусор, тухлую пищу и есть их» (Гусев Н.Н. Два года с Л.Н. Толстым. М., 1973. – С. 47).
Судя по репликам Толстого, зафиксированным другим ео единомышленником и другом, домашним доктором Д.П. Маковицким, Паскаль, Руссо и Амиель образовали в сознании яснополянского гения даже своего рода триаду великих, выдающихся в его восприятии, французов. «Люблю Паскаля и Амиеля» -- сознался Лев доктору 28 октября 1907 года (ЯЗ – 2. С. 386). А 22 октября 1908 года – выразил благодарность французским швейцарцам «за Руссо и за Амиеля», прибавив: «Как Амиеля мало ценят! Удивительная глубина!» (ЯЗ – 3. С. 232).
16 июля 1909 года Толстого навестил житель Одоева, один из бесконечных молодых людей студенческой породы, с набором стереотипных побуждений и вопросов – в частности, о выборе чтения. Лев Николаевич посоветовал ему «начинать читать минимум с пятидесятого года минувшего века назад, а не вперёд. Туда попадёт и Амиель» (ЯЗ – 4. С. 16).
Вершинное же признание от творца «Круга чтения» Амиель получил в его краткой дневниковой записи от 22 декабря 1909 года: «Круг чтения. Амиеля в эпиграф» (57, 194). Тот, чьи строки помещают в эпиграф к огромному своду тысячелетних мудрецов – уж точно и сам должен быть, по меньшей мере, незауряден…
*****
В данном интернет-издании избранных дневников Амиеля, в его основной части, мы публикуем полностью текст первого (1894 года) «посредниковского» издания данной книги, включая замечательное Предисловие к амиелеву дневнику, писанное самим Львом Николаевичем. Сохранена нумерация страниц из этого издания. Значительная часть записей снабжена нашими бесценными комментариями, раскрывающими значение для Толстого высказанных в них мыслей и смысл произведённых им редакций. В особенно значимых случаях приводятся для сравнения редакторские версии Льва Николаевича по основным текстам его сборников «Круг чтения», «На каждый день» и «Путь жизни», а также связанные с Амиелем и его дневником мысли и впечатления Толстого из других источников. Кроме того, в особом приложении, мы публикуем сделанную нами выборку цитат из дневника Амиеля в том виде, в каком они были включены в окончательный, печатный текст «Круга чтения». Выборок по книгам «На каждый день» и «Путь жизни» мы в приложение не помещаем, так как все они имеют соответствия в «Круге чтения» и отличаются в ряде случаев лишь редакциями. Значимые случаи таких редакций особо оговариваются и анализируются нами в комментариях.
*****
Но прежде всего мы считаем необходимым ближе познакомить читателя с самим автором дневника, некоторыми деталями его биографии.