Мне, как человеку со стороны, рядовому обывателю, не знакомому со всеми тонкостями профессии, он показался простым, открытым, веселым человеком, любящим хорошую беседу и добрую шутку. В чем я убедилась из личного общения с Александром Васильевичем, что всю свою жизнь он безоговорочно посвятил любимому делу, а сердце — родной стране.
АЛЕКСАНДР ПОДГРУШНЫЙ — ЦЕНТР ПРИТЯЖЕНИЯ
Александр Васильевич Подгрушный
58 лет, доцент, кандидат технических наук, полковник внутренней службы. В 1985 году окончил Высшую инженерную пожарно-техническую школу МВД CCCР. В 2008 году — факультет руководящих кадров Академии ГПС МЧС России. Стаж работы в пожарной охране 34 года, стаж внештатной экспертной работы 10 лет. С 1998-2009 заместитель начальника и начальник кафедры пожарной тактики и службы в Академии ГПС МЧС РФ. С 2009 по настоящее время — начальник отдела, заместитель начальника Управления пожаротушения и АСР Государственного учреждения Московской области «Мособлпожспас». Автор и соавтор более 20 учебных и научных изданий и около 50 публикаций, посвященных пожаротушению, подготовке и организации службы взаимодействия сил РСЧС.
Принимал участие в боевых действиях в Чеченской республике. Награждён 5-ю государственными (в т.ч. орденом «За заслуги перед Отечеством») и 20-ю ведомственными наградами.
— Александр Васильевич, как началась ваша служба в пожарной охране?
— Я был простым сельским парнем. Мое село находится в центре Шевченковской битвы. Это был второй Сталинград. Там только немцев было убито около 160 тысяч. Многие наши бойцы погибли и были просто зарыты в землю. Моя мама занималась поиском родственников солдат, погибших в наших краях, поэтому военная тема была мне близка с детства.
После школы просился в Афганистан, но не взяли. Тогда поступил в Черкасский педагогический институт имени 300-летия воссоединения Украины с Россией на факультет физвоспитания. Отучился два года, а потом поехал со стройотрядом зарабатывать деньги. Меня выгнали из общежития, я поругался с деканом. И тут мне кто-то посоветовал подать документы в училище МВД. И я туда поступил. Сначала завскладом, а потом уже сдал экзамены.
По окончании училища в 1977 году я приехал в Москву на распределение. В то время этой работой на 
Пречистенке занималась Надежда Озлобина — до сих пор помню ее имя. Она посмотрела мое дело и сказала: «Раз ты окончил училище с отличием, значит много знаешь, много умеешь, поэтому мы тебя пошлем в самое плохое подразделение».
Со мной еще три человека приехали, троечники. Так она их направила в хорошие подразделения в Москве, на улицу Курчатова, мол, пусть учатся в хорошем месте. Видите, какая политика была? Те ребята остались в столице, оба получили квартиры. А я по направлению попал в город Климовск Московской области, в военно-пожарную часть начальником караула. Меня поселили в служебную комнату. Там одна кровать и тумбочка. Вот и все удобства. Зато караул был большой: три машинных отделения. Не то, что сейчас от него осталось...
В училище нас учили этике, эстетике и прочим премудростям. Приехал в Климовск, а там совсем другая жизнь. Все оказалось куда более прозаично, чем я себе представлял студентом. На новогоднюю ночь с 1977 на 1978 я дежурил на работе. Ребята мои напились. Очень холодно было, и они пришли в пожарную часть греться. Я службу несу, а тут пьяные на дежурстве. Для меня это был шок. Как так можно? Вы же люди в погонах?! И тут я понял, куда вляпался. Этот момент был переломным в психике. Ломка была страшная, но я себя переборол. Спорт помог.
В то время я активно увлекался бегом, тренировался каждый день, поэтому через год меня перевели в Жуковский на должность инструктора профилактики. Еще через год руководство пожарной охраны бросило клич о наборе сотрудников в части, где была нехватка офицерского состава. Предложили два места: на юге страны в Казахстане, на Каспии, в 89-м подразделении специальной пожарной охраны города Шевченко и на севере, на Белом море, в городе Северодвинске.
Я на все плюнул, сел на поезд, приехал и... навсегда влюбился в север! В то время Северодвинск был закрытый город, никаких посторонних лиц, тихо и спокойно. Мне в паспорте сделали две буквы ПЗ — погранзона. Эдакий пропуск в рай (смеется). Море, нерпы, белые ночи, морошка, ягель... У Севера особая красота, которая незаметно берет душу в плен...
Проработал я там год в должности начальника караула, потом на время вернулся в Москву, поступил в Высшую инженерную пожарно-техническую школу, отучился 5 лет, женился и вместе с женой вернулся в Северодвинск уже заместителем начальника части.
В общей сложности на севере прослужил 13 лет, до 1992. Руководил службой пожаротушения, стал начальником пожарной части, затем заместителем начальника по кадрам. И с этой должности я уехал в Москву в Главное управление ГПС МВД России, где отработал в спецуправлении.
Оно охраняло здания и сооружения, объекты государственной важности, о которых даже говорить никто никогда не мог, закрытые города. В этой системе были и есть воинские подразделения. Я там был подполковником системы пожарной охраны, потихоньку вырос до замначальника отдела, а потом, когда в Чечню съездил и вернулся, мне досрочно присвоили звание полковника внутренней службы.
— Чем вы занимались в Чечне?
— Немножко воевал, немножко занимался пожарной безопасностью, да просто был офицером. Это было в 1994-96 годах. Наша база была в Ханкале под Грозным, на левом берегу реки Аргун. Ребята туда по очереди ездили. 
Ну, и я вызвался. Чеченцы всех заместителей по службе там постреляли, своих не трогали, а наших били как зайцев. Несмотря на то, что мы, пожарные.
В общем, нужно было кому-то ехать... Когда обстановка совсем осложнилась, нам пришлось делать то же, что и военным. Ну.. сами понимаете, что я имею в виду — пришлось взять в руки оружие для того, чтобы оттуда вырваться. После я тела наших ребят вывозил. Долгая история... После меня уже никто в Чечню не поехал.
Потом уже, в 96-м году, когда Лебедев подписал Хасавюртовское соглашение и группировка МВД России в Чечне прекратила свое существование, наши оттуда ушли, поджав хвост. А ведь столько людей положили зазря...
— А что для вас там было самым страшным?
— Там вообще было страшно. Меня учили мирной профессии, а тут пришлось брать в руки оружие, стрелять в людей. Это совсем не просто. Я же не за этим ехал.
Изначально моя задача была организовать противопожарную службу и реанимацию по аулам, по населенным пунктам. В Чечне было пять семейных кланов, между которыми периодически переходила власть. Я общался с двумя кланами, которые на момент моего приезда, уже поделили там все.
Между обстрелами я на «уазике» ездил по аулам, пытаясь потушить газово-нефтяные факелы. Обычно такие пожары тушат при помощи автомобиля водяного тушения. На двигатель обычного автомобиля ставится турбина самолета. Она заводится, подается вода и тушится любой газовый или нефтяной факел.
И вот приезжаешь ты в аул и видишь, что двигатель аккуратненько лежит в сторонке, а чечен на машину установил оружие и по нашим частям стреляет. Я ездил туда, убеждал этих бородачей, что надо тушить. На что слышал в ответ: «Плати деньги, я тебе эту машину продам. Забирай двигатель, ставь и туши!». Я говорю: «Да у тебя же горит, не у меня». «А мне плевать!» — вот и весь разговор.
— Вас они не трогали?
— Я ездил с проводником Магометом. Местные его знали, поэтому и меня не трогали. А потом он позвонил и сказал: «Оставайтесь в группировке, мы боимся, что постреляют и вас, и нас, поэтому мы лучше сами будем ездить по территории, а с вами координировать работу по телефону».
Нам все равно нужно было охранять население и тушить пожары. Я решал дела через центральный федеральный центр: по деньгам, по снабжению, по технике. Поэтому был как посредник между федеральным центром и пожарной охраной Чечни.
В итоге отправили меня в Чечню на 20 месяцев, а пробыл я там на 3 месяца дольше. А потом, когда генерал Лебедев договор подписал, нас погрузили в самолет и отправили домой.
В Москве меня встречала родная пожарная охрана. Мой покойный друг, Журавлев Юрий Григорьевич, на тот момент был начальником кафедры Пожарной тактики и службы Академии ГПС МЧС России. Он меня пригласил работать своим заместителем и с 1 января 1998 года я официально стал заместителем начальника кафедры. А в тот же год Юра погиб в автомобильной аварии.
Он с друзьями поздно вечером возвращался домой в Москву по Горьковскому шоссе. Темно уже было, метель началась сильная. Вообще было много предзнаменований и знаков, что не надо им ехать. Но.. это ведь потом уже анализируешь. В машине ехало четыре человека. 
Юрий Григорьевич сидел справа сзади на, казалось бы, самом безопасном месте. Но водитель задремал, как раз, когда началось сужение дороги. Проснулся, пытался вырулить, но навстречу ехал «КамАЗ» порожний и, хоть водитель легковушки шел не на большой скорости, отвернуть не успел. Грузовик ударил в правую стойку. Юрию Григорьевичу почти ничего не было, он только сильно ударился об стойку головой и телом. А он был большой, грузный человек. От удара у него оторвало внутренние органы. Его из машины вытащили, он немножко похрипел и умер. Вот так не стало Юры. Умнейший человек был. Просто великолепный. Если бы он остался жив, то далеко бы пошел. К сожалению, легенды потихоньку уходят.
Кстати, то место недалеко от Петушков проклятым считается. Там по обеим сторонам дороги километров на 200 стоят обелиски погибшим. В паре сотен метров от места, где погиб Юра, разбился с семьей известный актер Александр Дедюшко. Много хороших людей ушло, много живых себе места не находят. Тот парень, что за рулем легковушки сидел потом дважды в Чечню просился, себя хотел наказать, вот и ездил, смерти, наверное, искал: «Я уже себя простил, а жизнь пролетела не вернешь. Я виноват, что человек погиб» — говорил он.
— После гибели Журавлева вы заняли его место?
— Нет. Не сразу. Начались какие-то игры руководства и я почти четыре года был временно исполняющим обязанности начальника кафедры. Сначала пришел один мой хороший друг Юра Сверчков на должность заместителя начальника, потом Артёмин Николай Сергеевич, а потом у меня инсульт случился и я из него выкарабкивался. В общем, через четыре года неопределенности меня назначили начальником кафедры.
Раньше я занимался практической работой, а тут была иная деятельность, тут нужна была хорошая голова. Поэтому погрузился в науку и в 2003 году, когда мне уже было 50 лет защитил диссертацию, затем кандидатскую, потом уже доцентом стал. В 2008 закончил с отличием факультет руководящих кадров Академии ГПС МЧС России. Я считаю, что каждый руководитель должен соответствовать занимаемой должности и, как минимум, иметь соответствующее образование, вникать в тонкости профессии, знать ее специфику. По крайней мере так раньше было. А сейчас? Идешь мимо академии, на ней красиво написано: «Академия государственной пожарной службы», а за вывеской что? А там руководитель связист, из семи заместителей и трех помощников остался только один пожарный. Остальные полувоенные...
— Кто же тогда организует учебный процесс?
— В Академии ещё остались люди, которые создавали фундаментальную науку пожарной безопасности. Например, Михаил Дмитриевич Безбородько. Ему очень много лет уже, на кафедру его привозят и увозят, конечно, но это умнейший человек, до сих пор читает лекции по дисциплине «Пожарная техника». Когда-то он работал у маршала бронетанковых войск Баграмяна, полковником ушел в отставку, пришел к нам на кафедру в Академию, восстановился в звании полковника, учебник написал по пожарной технике. Пережил шесть жен, похоронил сына 60-ти с чем-то лет и сказал, что жениться больше не будет. Так вот, он единственный человек в Академии, который читает диссертации от начала до конца, и делает свои замечания. Я думал, всё, старческий маразм, деградация, это свойственно каждому человеку. Но нет, ничего подобного, у него абсолютно ясная голова. При этом он сам доктор наук, и молодых докторантов ведёт. Разве что рука у Михаила Дмитриевича уже не работает, вот и приходится переводить рукописное с безбородьковского языка на нормальный русский. Прямо, хоть специального человека для этого заводи!
Однажды сказали мне, что всё, Безбородько уходит. Встретились мы с ним, я говорю: «Ты уходишь, Михаил Дмитриевич?» Он на меня посмотрел с печалью: «Представляешь, приходят ко мне преподаватели на кафедру и спрашивают: „А что такое коэффициент полезного действия?“ И это преподаватели, не студенты. Знаешь, Саша, когда не стало в руководстве ни одного пожарного, мне здесь делать нечего, я ведь пожарный».
— Если такие вопросы задают преподаватели, то чему они могут научить? Что из себя представляет сегодняшняя система обучения пожарному делу?
— Есть специальные ведущие кафедры, на которые должна работать вся Академия. К таким относятся, например, моя кафедра и кафедра пожнадзора. Но нынешние новомодные балакавриат и магистратура эту работающую схему разрушили.
Ведомственное образование было безусловным достижением советской системы. Ведь только ведомство знает, кого и как себе готовить. Фактически ведомство само себе готовит новые кадры, а пришлый дядька не может подготовить узкопрофильного специалиста. А что такое бакалавр? Просто взяли и сказали: бакалавр — это 3600 часов, утвердили какую-то невнятную программу, отчитали ее, приняли экзамен. Вот и всё, пирожок испечён: бакалавр готов. А не имея специальных знаний ты можешь идти, куда хочешь.
Раньше было иначе. В рамках ведомственной системы в 
Академию можно было поступить только от пожарной части. Нельзя было просто придти и сказать: Хочу учиться. Тоже самое и с училищами. Вот меня, например, направило ведомство. Я отучился и шёл работать только в то ведомство, которое меня направило на обучение. Это была великолепная система привязки, при которой ведомство могло само себя обеспечить нужными кадрами в требуемых количествах. А теперь бакалавров и магистров выпускают без специальных знаний, и выбрасывают потом в свободное плавание.
— То есть такая система преподавания выпускает в лучшем случае теоретиков?
— У меня на кафедре остался один единственный человек, который пришел из практиков. 7 марта ему исполнилось 76 лет. Вот он лет 50 назад действительно тушил пожары. Все остальные — книжники. Я их обычно называю «чернокнижниками». Однажды я попал на лекцию одного из них, и был в шоке: подготовка специалистов архиплохая. И самое страшное, что так готовят людей, от которых по завершении обучения зависит не только их жизнь, но и жизни тех, которые они едут спасать. Из стен Академии выходят голые теоретики! А после короткой стажировки они сразу же уходят работать в органы. А ведь во время стажировкиих даже на пожары не возят. Такое впечатление, что боятся.
— А где-то нормальная школа осталась?
— Сложно сказать. Раньше котировалось Иваново, но там пришел руководить кадровый военный, и все сразу посыпалось. У нас в Академии была сильная, пожалуй, самая лучшая система. Но вот сейчас Грушинский уходит, Безбородько уходит, Есин ушел, Кошмаров скончался, то есть в Академии очень скоро не будет людей, которые создавали фундаментальную науку. Знаете, как я уходил из академии?
Я тогда работал на курсах руководящих кадров. Преподавателей с моей кафедры вызвали к начальству и сказали: «Вы больше на занятия не приходите. Пусть они там просто так посидят». Такого никогда не было! Есть в Академии две основные дисциплины: обзорная деятельность и пожаротушение. Но даже эти дисциплины не хотят слушать. Представляете теперь, кто оттуда выпускается?!
К сожалению, первый удар по пожарной охране был нанесен в 2000 году когда ее включили в систему МЧС. Второй, — когда в течение года после присоединения нас к министерству из восьмидесяти шести начальников УПО субъектов Российской Федерации остались всего двое! Это генерал-лейтенант Александр Семенович Кац, сейчас начальник центрального регионального центра, и его нынешний второй заместитель генерал-майор Сурков, который в то время был начальником в Твери.
Третий удар мы получили, когда на должности уволенных начальников пришли дилетанты. Четвертый — когда назначение по всем должностям стало происходить по личной преданности, а не по профессиональным качествам.
Складывается такое ощущение, что это была негласная политика руководства министерства по депрофессионализации пожарных кадров.
— На чем основываются такие подозрения?
— Об этом многие говорят в кулуарах, но боятся произнести в слух. Вероятно, Сергей Кожугетович Шойгу очень обиделся на пожарных за то, что они так долго, целых семь лет, сопротивлялись слиянию с МЧС. Мы же раньше были в системе МВД. Как только Шойгу выходил с инициативой, чтобы пожарную охрану забрать себе, сразу массово шли письма губернатору, руководителям администраций областей. Пожарные были категорически против. Дело в том, что пожарная охрана была одной из лучших систем в нашей стране. Она была в разы сильнее МЧС. И хоть и была под МВД, но была независима от него. Нам не мешали работать. Наоборот, сначала Виктор Степанович Черномырдин, потом Виктор Фёдорович Ерин пытались отстоять нашу свободу. А потом пришёл Грызлов и... — это ж надо было до такого додуматься?! — в день милиции, с которой мы дружили, с которой работали вместе, подписать Указ о передаче пожарной охраны под руководство МЧС. 380 тысяч пожарных подчинили 16 тысячам «мчс-ников». Вот так запросто взяли и пришили пальто к пуговице!
У меня на эту тему было много проблематичных статей. Так вот после отправки в журнал «Пожарное дело» очередной такой статьи мне звонит девочка: «Александр Васильевич, а можно взять рецензию на вашу статью?» — «У кого?» — «У Грушинского Николая Николаевича, преподавателя в Академии.» — «А зачем?» — «Ну, они должны дать оценку вашей статье.»
Я говорю, мол, это моя мысль, я кандидат наук, отработал в пожарной охране 40 лет. Имею собственное мнение! Она отвечает: «Нет, надо чтобы посмотрели...» Короче, введена строжайшая цензура. Все, что плохо говорится про систему МЧС, не проходит! Только хвалебные песни. Но я взрослый человек, у меня своя точка зрения и на ситуацию, и на профессию. И если статью не выпускают, я говорю то, что думаю с трибуны на кафедре. Там мне микрофон никто не отключит.
— И как вы можете оценить результаты слияния ведомств?
— Дело в том, что каждый закон, который принимается, через два-три года проходит проверку в Думе, где собирается специальная комиссия. Она проводит мониторинг, диагностирование результатов принятого законодательного акта. Через три года после передачи пожарной охраны в МЧС, меня и моих коллег пригласили на Старую площадь. Нас спросили: «Ребята прошло три года, есть улучшения или нет после того, как вы были переданы в систему МЧС?» Мы им сказали всю правду. Они были ошарашены, но никаких действий не предприняли. Сами понимаете, какое влияние имеет Шойгу на Путина. Это — СИСТЕМА.
И вот пример работы этой системы. Вспомните лето 2010 года, когда Россия горела вдоль и поперек. В Белоруссии такие же торфяные болота, как и у нас, и леса такие же. Вы знаете, что в тот год там не было пожаров вообще? Потому что там осталась советская система противопожарной защиты леса, которую разработал Николай Николаевич Грушницкий, великий человек, между прочим. По его системе было положено иметь одного пожарного на шестьсот пятьдесят человек населения, и численность пожарных машин тоже определялась численностью населения и интенсивностью вызовов, динамикой пожаров. И эта система работает до сих во Вьетнаме и Польше.
А у нас в 2007 году приняли новый Лесной Кодекс: раздали леса, уничтожили пожарно-химические станции, лесную пожарную охрану, лесоохрану. Распилили всё. 2010 год стал закономерным результатом принятия этого варварского закона и лакмусовой бумажкой состояния пожарной системы в целом.
Только когда сгорело пол страны, когда погибло столько людей, только тогда наверху зашевелились. Появился Указ Президента № 77, так называемая попытка реанимировать лесную охрану, систему государственного пожарного надзора. Но ведь с момента уничтожения пожарной охраны прошло двенадцать лет! За это время кадры растерялись. Старая школа почти вымерла, а новую не воспитали. Мы не можем найти подготовленных людей, а они там наверху, соответственно, не могут реанимировать систему. Только сейчас в Московской области начали восстанавливать сорок пожарно-технических станций. А лето уже на носу. Уже начались травяные палы, уже горит юг, Забайкалье, Приморье. Грядущее лето будет пострашнее 2010 года.
— Неужели руководство МЧС не понимает, что происходит с системой пожарной безопасности страны?
— Вот пример из жизни. Я уже был начальником кафедры, пришел читать лекцию. А в слушателях у меня полковники и генералы. Я в зеленой форме, они в синюшной. Тема занятий: «Применение сил и средств на пожаре». Рассказываю и вижу, что они газеты читают, между собой общаются, а на меня ноль внимания. Им это не интересно! Мол, пришел тут какой-то пожарный, а мы генералы МЧС. Пришлось мне уйти от лекторской терминологии и перейти на простой русский язык. Я им говорю: «После того как мы вляпались в МЧС, случилась метаморфоза и за десять лет вся наша стройная система управления на пожаре оказалась разрушена».
После этих слов они газеты сложили, глаза подняли и смотрят на меня удивленно. Я начал рассказывать, что было до них, как мы управлялись со страной. Они начали мне вопросы задавать. Один пытался возразить, мол, вы были в МВД по остаточному принципу, а в МЧС вам стало хорошо. Я ответил: «Да. Мы были по остаточному принципу — по финансированию. Но МВД не мешало нам работать. Пожарная охрана была одна из самых сильнейших саморегулирующихся систем. У нас была система отбора, подготовки, контроля, совершенствования тактики тушения пожара». Они пытались что-то противопоставить, но у меня на руках была статистика по гибели пожарных в 1972 году и 2010 — это два самых тяжелых по количеству пожаров года в нашей стране за последние пятьдесят лет. Разница в количестве погибших говорит сама за себя.
Стыдно сказать, но в 1970-72 годах в СССР на пожарах погибало не более 4 тысяч человек. И мы не скрывали эти цифры, мы говорили правду, потому что статистика для пожарного — это хлеб, потому что от количественных изменений зависят качественные. Государство видит, что люди гибнут, ущерб большой, и решает помочь пожарным: дать хорошую технику, деньги, чтобы страна не горела, люди не гибли. Потому что это плохо. За сокрытие пожаров снимали с должностей. То, что сейчас творится — это полный беспредел!
Например, прошлым летом в Московской области горели болота возле Электрогорска. Горело 500 гектар, а в сводке прошло 1.5. Я был начальником штаба пожаротушения, представлял реальную картину и сказал ребятам: "Мы в этот день подали 69 стволов, было 157 единиц техники, около 700 человек. Представьте всю эту группу на полутора гектарах? Там бы озеро образовалось. Но сверху сказали отчитаться как полтора! Спросите зачем? После пожаров 2010 года МЧС получило огромные деньги на обеспечение пожарной безопасности, на технику, на кадры, на все. В 2011 эти деньги нужно было как-то отчитываться о потраченных деньгах. Поскольку работы никакой не было, а сгорело в прошлом году вдвое больше, чем в 2010, прикрылись статистикой.
— Что, на ваш взгляд, нужно сделать, чтобы это все изменить и вернуть нормальную пожарную охрану?
— У государства должна быть истинная картина того, что происходит в стране: в России сейчас за год происходит миллион пожаров. Те 150-180 тысяч, которые дает МЧС, — это лажа. При этом у Министерства обороны своя статистика, у лесников своя статистика, и так у всех ведомств. По погибшим занижают цифры где-то в 1,7-2 раза. В советское время человек, который умирал хоть бы и на 90-й день после пожара, но при этом было доказано, что причиной смерти стало отравление продуктами горения, попадал в статистику «погибший на пожаре». Сейчас, пострадавший, которого вытащили из огня и загрузили в Скорую помощь, в которой он умер по дороге в больницу, уже не погибший на пожаре. Подкупают следователей, судмедэкспертов, пишут, что захлебнулся слюнями, да, все, что угодно, лишь бы не портить отчетность.
К примеру, в 1972 году у нас погибло на пожарах 3600 человек. В США в тот год погибло около 16 тысяч человек. Мы тогда сказали: О, какая у нас великолепная система! Теперь перенесёмся в наше время. В США на их 240 млн. населения на пожарах погибло меньше 3 тысяч человек. А у нас — 15 тысяч. 
Умножаем теперь на 1,7 и получаем реальную цифру. Что сделало США, когда мы хвалили свою систему и ругали их систему? Государство приняло программу, которая называется «Горящая Америка». А у нас было только две статьи: «Горящая Россия» после гостиницы «Россия» и недавно была уже по настоящему горящая Россия — в масштабах всей страны. Вот и вся реакция. У нас в стране даже банальный огнетушитель в квартире есть у трех, максимум у пяти процентов населения. А у кого есть пожарная сигнализация? Да, вообще почти ни у кого. А почему? Да потому, что дорого.
Кстати сказать, американская автоматика срабатывает в 90% случаев, наша — в 49%. То есть она лишь в 49 случаях из ста выполнит свои функции. И при этом она просто шокирующе дорогая. Америка же свою довела до ума, причем не только автоматику, но и всю систему пожарной безопасности — технику, людей. Они подняли престиж профессии пожарного. Ты заходишь в любой бар, а тебе сразу за счет заведения любой напиток в баре. Это дань уважения к профессии. Нам бы так!
— Но ведь и у нас когда-то пожарные были в почете?
— Для примера проведу исторический экскурс. 1912 год. В Санкт-Петербурге выступает пожарный Бородин, говорит о власти и о правах огневой охраны. Говорит о том, что не должны и не могут военные и политические чины вмешиваться в дела пожарные, полк пожарных их просто не послушается. А ведь в 1912 году в России было 300 тысяч пожарных добровольцев и 3 тысячи добровольных команд. И руководило ими выборное лицо. А императорским российским противопожарным обществом так и вовсе руководил великий князь, старший брат царя. А когда он умер, общество возглавила Анна Иоанновна. Это я к вопросу о высоком статусе пожарных! Пожарными руководили напрямую Цари.
В 1918 году даже книжка была выпущена, которая в мельчайших подробностях разъясняла всё, касающееся пожарной охраны: размер жалования, порядок построения во время генерального смотра перед его величеством и многое другое. То есть такое построение проводил лично царь! Император почитал за честь привести дорогого гостя в пожарную команду.
Сейчас же пожарной охраной во всех ее проявлениях пытается руководить и во всем ее ограничивать МЧС, поэтому, к сожалению, пожарные стали вторым сортом.
— Ну да, если вспомнить, с каким интересом и уважением слушали вашу лекцию генералы...
— Непробиваемые ребята. Я им говорю: «Вы разрушили красивейшую, сильнейшую систему. Мы никогда не пиарились, никогда не возносились над другими, мы просто дело свое делали. И гордились результатами работы. У нас было понятие пожарного братства, чего вам не свойственно». Они в ответ только улыбаются. И тогда я рассказал им притчу про Одиссея.
Помните, когда Одиссей путешествовал, князьки, которые оставались на острове начали нашептывать Пенелопе, мол, долго нет твоего Одиссея, надо выходить замуж, королевством править, а то одна ты не справляешься. Она сказала: «Я верю, он жив и вернется». В это время Одиссей вернулся домой и сказал об этом сыну Телемаху. Тот тайно передал эту новость Пенелопе. Она вышла в зал к женихам, которые пировали за ее счет, вынесла лук Одиссея и сказала: «Кто из вас натянет этот лук и пустит стрелу так, чтобы она пролетела через двенадцать колец, за того я выйду замуж». Все пробовали, пыжились, а не получилось. Вышел Одиссей, переодетый в рубище, натянул лук, спустил стрелу в цель, скинул капюшон, и тут все поняли, что это он. А Одиссей на них грозно посмотрел и спросил: «Это мой дом, моя семья, моя жена, а вы что здесь делаете?»
После этих слов мои слушатели онемели. И тогда я подвел итог: «В доме Одиссея зал был в виде каре. Слуги незаметно закрыли все двери, и Одиссей из лука расстрелял предателей.» На этом лекция была закончена, я ушел, оставив их шокированными.
Таким людям тяжело объяснить, что их военная система управления прогнила. Их кинули на точку, где солдаты, которым служить всего два года. Но генералам на солдатов плевать. Для них солдаты — это мясо. Генералу главное отработать 2-3 года на одном месте, а дальше он двинется вверх по лестнице, звание добывать, а кто и что останется после него — плевать. Их учили убивать, а нас учили спасать жизни. Вот вам разница подходов и систем.
— Вы достаточно откровенны в суждениях. Не боитесь, что на вас могут попытаться оказывать давление после нелестных высказываний в адрес системы? Вы же лицо подчиненное...
— Мне теперь судить легко, потому что я уже 3 года как ушел из Академии, имею высшую степень и опыт на уровне главка. Я сейчас провожу ежегодные занятия с гарнизонами, с начальниками, с заместителями по ГПС Центрального округа.
Пока я подчиняюсь правительству Московской области, но в связи с изменением границ Москвы, возможно, буду подчиняться Управлению гражданской защиты города Москвы. В Пожаро-спасательном центре под новые территории будут создаваться новые отряды и, соответственно, под них будут вводиться должности. Резюме я туда уже отдавал. Вроде, все хорошо, один недостаток — возраст. Понимаете, здесь сейчас стало тяжеловато работать: раньше было все понятно, в руководстве было двое пожарных, с которыми я работал напрямую, и мне было комфортно. А сейчас пришли люди, которые сказали: «Вот твоя ниша, там и сиди». А сами рулят. Причем делают такие вещи, которые мне даже видеть не хочется. Но иногда приходится.
— Что вы имеете в виду?
— Сейчас появилось много исков на пожарную охрану. Причём исков не только за неправильные действия, а с требованиями возмещения ущерба деньгами: дескать, воды не было, не так тушили.... И зачастую, чтобы отбить такие иски у многих наших не хватает знаний. За последние годы у меня два похожих случая. Самый первый случай был в 2005 году в Северном округе, и точно такой же случай был совсем недавно в Твери.
Дело было 5 февраля. Соляная компания на берегу Москвы-реки. Пожарная охрана едет тушить пожар по вызову с автозаправочной станции. Дым немножко в стороне. Приезжают туда. Оказывается, что-то горит за забором на огороженной территории, где нигде незарегистрированные таджики занимались фасовкой соли. Естественно, все они разбежались. Пожарных никто не встретил. Они видят металлический бокс с воротами, думают, что внутри должны стоять машины. Но ничего подобного.
Валера Валин действует так, как учили: взламывает дверь, из которой валит дым, а двое пожарных пытаются туда проникнуть. Валера дает одному бойцу бензопилу, чтобы вырезать отверстия, через которые потом с другой стороны подцепить объекты горения. А сам тем временем пошел в разведку. Делает все как учили. И в это время происходит взрыв — пострадали его ребята. Хорошо, что живы остались. Но сейчас эти молодые пацаны вынуждены работать диспетчерами, а ведь учились в Германии за огромные деньги.
Проходит время, на календаре июль, вдруг мне звонит замначальника Северного административного округа Иван Васильевич Скуряков: «Саша, приезжай. Возбуждается уголовное дело (не административное, а именно уголовное) по обвинению Валеры Валина в принятии решения, приведшего к гибели и травмированию пожарных».
Каким-то непонятным образом материалы дела вновь попали к нам. Хорошо ещё, что со всех собрали показания и накопилось много информации. Я стал изучать свидетельские показания, и обнаружил, что какая-то уборщица заявила: «Я сказала пожарным, что там в боксе есть баллон». Иначе говоря, ребята тушили пожар, думая, что это автомобильный бокс, предполагая, что там машина, что в ней бензобак, которого надо остерегаться. Они предохраняли себя от этого, но за три года, прошедшие с момента последней проверки пожарной охраны (а чаще по закону поверять нельзя), хозяин перепрофилировал производство, вместо бокса сделал сварочный пост, установив там газовый баллон и ацетилен. Но пожарным-то это откуда знать?
Между прочим в правилах пожарной безопасности, в 20-м пункте, написано: «Лицо, у которого есть опасное, химическое и иное опасное производство, обязано сообщить эти сведения в пожарную охрану для того, чтобы обезопасить прибывающий личный состав». Но хозяин никого не предупредил. А теперь в произошедшем обвиняют моего коллегу, который руководил тушением пожара. А где, спрашивается, находился директор соляной компании? Он прибыл на пожар, и Валеев находился от него в трехстах метрах, но директор ему ничего не сказал. В результате ребят погнали на убой.
Когда я разрисовал все это в красках старшему советнику юстиции, который вел дело, тот согласился, что Валин не виноват, признав, что и его туда не пускают, и специалиста из ГПН туда не пускают или попросту от него откупаются.... да, даже если и пустят, то за три года хозяин изменит на своей территории всё, что угодно, и получается, что пожарные едут на пожар вслепую, не зная, с чем могут столкнуться.
Точно такая же ситуация была в Луховицах. А в общей сложности мы с 25 декабря по сегодняшний день потеряли погибшими 6 пожарных. Вот такими разборами я сейчас и занимаюсь. 
Уже около двенадцати дел выиграл на досудебной стадии. Иногда, когда всплывает очередной иск на пожарную охрану с целью компенсации ущерба, бывает, что хочется иногда отойти в сторону и ничего не делать, чтобы с виновников содрали три шкуры, чтобы там наверху за кошелек схватились и задумались. Но... ведь крайними сделают простых пожарных, моих учеников, моих детей, поэтому я не могу их бросить. Поэтому наступаю на горло совести и защищаю пожарную охрану. И буду это делать всегда!
— А эти иски касаются только Москвы?
— Нет, не только. Вот сейчас из Владимира должны прислать материалы, Омск уже обращался. Потому что наш родной департамент предает своих сотрудников. Вместо оказания помощи, когда при обрушении стены погиб человек, написали указиловку: изучить инструкции, провести мероприятия, проинструктировать. И это вместо того, чтобы разъяснять специалистам причины, объяснять ошибки...
В советское время, когда происходило подобное ЧП, сначала шло информационное письмо, мы старались учиться на чужом горе, сразу принимали меры, повторяли, проговаривали все нюансы, ошибки до тонкостей, до мелочей. А теперь что? В старые времена численность главного управления МВД СССР была 158 человек. Мы все знали друг друга в лицо без всяких там бэйджиков, и никто из прапорщика генералом враз у нас не становился. Все были у всех на виду. А сейчас аппарат управленческий немереный.
В Главном управлении МВД России было 158 человек, из них 56 занималось территориальными подразделениями пожарной охраны. Сегодня один НЦУКС Московской области составляет 268 человек. Это люди, которые не выполняют конкретную работу руками. Её взял на себя простой пожарный, который поднимается пешком на этаж, а иногда и на 65, спасает людей. Остальная кабинетная система не управляет, а только собирает информацию. Главная их задача, чтобы по экрану телевизора пробежала строка: МЧС сообщает. Люди занимаются пиар-компаниями, никакой управленческой работы.
Сейчас они разработали новую оперативную инструкцию о порядке предоставления информации с места возгорания. Например, сигнал о пожаре поступил в 10 часов. Через 10 минут расчет должен быть на месте, через 30 минут с момента звонка он должен передать в штаб 10 фотографий и 2 видеоролика определенного формата. Через 40 — справку по сигналам МЧС, схему-постановк