— Полтора года назад я говорил об этом с Сепом. Я сказал ему тогда, что проблема заключается в ее мозге. Он взглянул на меня с улыбочкой и сказал: «Я удивлен, что у моей жены вообще есть мозг…» Но послушайте, Аллейн, я не могу такое рассказывать о своих пациентах. Черт, и о чем только я думаю?!
— Вам прекрасно известно: то, что вы расскажете мне, не узнает больше никто, если только…
— Если только что?
— Если только в этом не будет необходимости. Прошу вас, продолжайте.
Но доктор Мэдоус поспешил спрятаться за профессиональным тактом. Он лишь добавил, что у мистера Тонкса было повышенное давление и слабое сердце, что Гай работал вместе с отцом, что Артур хотел стать художником, но ему велели изучать юриспруденцию, и что Филлипа хотела выступать на сцене, но ей велели забыть об этой бредовой идее.
— Выходит, он запугивал детей, — заметил Аллейн.
— Разбирайтесь сами. Я ухожу. — Доктор Мэдоус дошел до двери и даже взялся за ручку, но потом вернулся. — Послушайте, — сказал он, — я вам вот что скажу. Вчера вечером здесь произошла ссора. Я попросил Хислопа — он толковый парень — дать мне знать, если случится что-нибудь такое, из-за чего миссис Тонкс может расстроиться. Расстроиться действительно сильно, понимаете… Я и этого не должен бы говорить, но я имею в виду, если бы он стал распускать руки. Мне ведь известно, что Изабелла и дети от него всякого натерпелись. Он сильно пил. Прошлым вечером Хислоп позвонил мне в двадцать минут одиннадцатого и сказал, что тут произошла жуткая ссора. Сеп наорал на Фипс… Филлипу, ее все так называют… в ее комнате. Еще он сказал, что Изабелла — миссис Тонкс — уже спала. У меня вчера был тяжелый день, и мне не хотелось выходить из дому, поэтому я попросил его перезвонить мне через полчаса, если он не утихомирится. Я посоветовал ему не вмешиваться, оставаться в своей комнате — она находится рядом с комнатой Фипс — и убедиться, что с ней все в порядке, когда Сеп оттуда уберется. Хислоп тоже имел отношение к этой ссоре, но я не скажу, какое именно. Из слуг тогда дома никого не было. Я сказал, что если через полчаса он мне не перезвонит, я сам ему позвоню, и если мне никто не ответит, это будет означать, что у них все в порядке. Я им позвонил, но ответа не получил, поэтому и лег спать. На этом все. Я ухожу. Кертис знает, где меня найти. Я полагаю, что еще понадоблюсь вам для следствия. До свидания.
Когда он ушел, Аллейн принялся тщательно осматривать комнату. Фокс и Бэйли все еще возились с приемником.
— Не понимаю, как этот господин умудрился получить удар от аппарата, — недовольно проворчал Фокс. — С ручками все в порядке. Все так, как и должно быть. Вот взгляните, сэр.
Он щелкнул выключателем на стене и покрутил ручку настройки. Какое-то время не было слышно ничего, кроме шипения, а потом радио вдруг объявило: «…на этом мы завершаем наш рождественский концерт».
— Хорошо звучит, — одобрительно произнес Фокс.
— Я кое-что нашел, сэр! — неожиданно воскликнул Бэйли.
— Надо полагать, опилки? — произнес Аллейн.
— Верно, — удивленно протянул Бэйли.
Аллейн заглянул в аппарат, подсвечивая себе фонариком, и взял щепотку опилок из-под просверленных отверстий.
— Улика номер один, — сказал Аллейн и нагнулся к розетке. — Ну-ка… Двойник! Для радио и радиатора. Я думал, они запрещены. Подозрительно. Давайте еще раз взглянем на ручки.
Это были обычные бакелитовые ручки, насаженные на стальные штырьки, торчащие из передней панели радио.
— Действительно, все в порядке, — задумчиво произнес он. — Постойте-ка. — Он достал карманную лупу и, прищурившись, осмотрел через нее один из штырьков. — Так-так. Скажите, Фокс, эти штуки всегда оборачивают промокательной бумагой?
— Промокательной бумагой? — удивился Фокс. — Никто их ничем не оборачивает.
Аллейн поскреб по очереди оба штырька перочинным ножом, держа снизу конверт. Потом, кряхтя, встал, подошел к письменному столу и стал его разглядывать.
— У промокашки оторван нижний уголок, — произнес он через какое-то время. — Бэйли, вы, кажется, сказали, что на радио отпечатков пальцев нет?
— Сказал, — ответил Бэйли.
— На пресс-папье их тоже не окажется. Или, наоборот, будет слишком много. И все же проверьте его, Бэйли, проверьте. — Аллейн стал ходить по комнате, уткнувшись взглядом в пол, пока не остановился у окна.
— Фокс! — воскликнул он. — Вот ключ к разгадке. Причем весьма заметный.
— Что там? — спросил Фокс.
— Клочок промокательной бумаги. — Взгляд Аллейна поднялся по краю занавески вверх. — Глазам не верю!
Он придвинул стул, встал на его сиденье и рукой в перчатке стянул с концов карниза набалдашники.
— Полюбуйтесь. — Он вернулся к радио, снял ручки и положил их рядом с теми, что снял с карниза.
Спустя десять минут инспектор Фокс постучал в дверь гостиной. Открыл ему Гай Тонкс. Филлипа уже разожгла огонь, и вся семья собралась у камина. Выглядели они так, будто долго сидели неподвижно и не общались друг с другом.
Первой с Фоксом заговорила Филлипа:
— Хотите позвать кого-то из нас?
— Да, мисс, — ответил Фокс. — Инспектор Аллейн хотел бы поговорить с мистером Гаем Тонксом, если это удобно.
— Конечно, — сказал Гай и направился в кабинет. У двери он остановился. — А он… отец все еще…
— Нет-нет, сэр, — успокоил его Фокс. — Там уже все убрано.
Подняв подбородок, Гай открыл дверь и вошел. Фокс последовал за ним. Аллейн сидел за письменным столом. Увидев Гая, он встал.
— Вы хотели поговорить со мной? — спросил Гай.
— Да, если вы не против. Я понимаю, случившееся, конечно же, потрясло вас. Присаживайтесь.
Гай сел в дальнее от радио кресло.
— Отчего умер отец? Его ударило током?
— Врачи пока не определили. Придется провести postmortem.[22]
— Боже! И расследование будет?
— Боюсь, что да.
— Это ужасно, — потрясенно произнес Гай. — А что, по-вашему, случилось? Почему врачи темнят? Что его убило?
— Они думают, что электрический удар.
— Как это случилось?
— Мы не знаем. Похоже, он погиб, когда прикоснулся к радио.
— Но это невозможно! Там должна быть какая-то защита.
— Она существует. Если не вмешиваться в конструкцию устройства.
От удивления Гай несколько секунд не мог произнести ни звука. Потом лицо его просветлело. Он выглядел так, словно у него камень с души свалился.
— Ну конечно! — протянул он. — Он ведь постоянно в нем копался. Что он с ним сделал?
— Ничего.
— Но вы же сказали… Раз оно его ударило током, значит, он с ним что-то сделал.
— Если кто-нибудь что-то переделывал в конструкции радио, потом все восстановили, как было.
Губы Гая раскрылись, но он ничего не сказал, только сильно побледнел.
— Как видите, — сказал Аллейн, — ваш отец не мог этого сделать.
— Значит, его убило не радио.
— Мы надеемся, что это установит postmortem.
— Я в радио ничего не смыслю, — вдруг произнес Гай. — Ничего не понимаю, бессмыслица какая-то. Никто к этой штуке не прикасался, кроме отца. Он сам никого к нему не подпускал. Никто и близко не мог к нему подойти.
— Понятно. Радио было увлечением вашего отца.
— Да, единственным его увлечением… помимо его работы.
— Один из моих подчиненных неплохо разбирается в радио, — сказал Аллейн. — Он говорит, что это очень хороший аппарат. Вы сказали, что не смыслите в радио, а в доме есть кто-нибудь, кто разбирается?
— Младший брат когда-то увлекался. Но потом бросил. Отец не разрешал заводить в доме еще одно радио.
— Возможно, он чем-то поможет?
— Но если в радио сейчас нет никаких поломок…
— Мы должны проверить все.
— Вы говорите так, будто… будто…
— Я говорю так, как должен говорить, пока не проведено следствие, — сказал Аллейн. — Скажите, мистер Тонкс, у вашего отца были враги? Может быть, он был с кем-то в натянутых отношениях?
Гай вскинул подбородок и посмотрел Аллейну прямо в глаза.
— Почти все, кто его знал, были с ним в натянутых отношениях.
— Это не преувеличение?
— Нет. Вы считаете, что его убили?
Вместо ответа Аллейн неожиданно указал на письменный стол, рядом с которым стоял.
— Вы когда-нибудь видели это? — резко спросил он. Гай уставился на два черных набалдашника, лежавших на пепельнице.
— Это? — повторил он. — Нет. А что это?
— Я считаю, что ваш отец умер, прикоснувшись к ним.
Тут открылась дверь, и в кабинет вошел Артур Тонкс.
— Гай, — сказал он, — что происходит? Мы не можем весь день просидеть все вместе в одной комнате. Я этого не вынесу. Скажи, бога ради, что с ним случилось?
— Они думают, что эти штуки убили его.
— Эти штуки? — Артур посмотрел на стол, потом перевел взгляд на карниз, но в следующую секунду веки его дрогнули и он быстро отвел взгляд. — Как это? — спросил он Аллейна.
— Наденьте насадку на штырек вместо ручки громкости.
— Но они же металлические, — растерялся Артур.
— Ничего, радио отключено, — успокоил его Аллейн.
Артур взял с пепельницы набалдашник, повернулся к радио и насадил его на один из голых штырьков.
— Слишком свободно сел, — быстро сказал он. — Отвалится.
— Не отвалится, если его укрепить… промокательной бумагой, к примеру.
— Где вы их нашли? — поинтересовался Артур.
— Вы, кажется, узнали их, не так ли? Я заметил, как вы посмотрели на карниз.
— Разумеется, узнал. Я писал портрет Филлипы на фоне этих занавесок, когда… когда он… когда он уезжал в прошлом году. Я перерисовывал эти чертовы штуковины.
— Послушайте, мистер Аллейн, — вмешался тут Гай. — К чему вы клоните? Если вы хотите предположить, что мой брат…
— Я? — воскликнул Артур. — При чем тут я? Почему вы решили, что…
— Я обнаружил остатки промокательной бумаги на штырьках для ручек и внутри металлических насадок, — сказал Аллейн. — Это позволяет сделать вывод, что бакелитовые ручки подменили металлическими. Просто удивительно, насколько они похожи, вы не находите? Если рассмотреть их повнимательнее, конечно, видно, что они не одинаковые, но, если не всматриваться, разница почти незаметна.
На это Артур не ответил. Он рассматривал радио.
— Мне всегда хотелось разглядеть получше этот аппарат, — вдруг произнес он.
— Сейчас у вас есть эта возможность, — вежливо сказал Аллейн. — Мы уже осмотрели его.
— Послушайте, — встрепенулся Артур, — если даже бакелитовые ручки заменили металлическими, это не могло убить его. Его даже не ударило бы током. Ведь обе ручки заземлены.
— Вы заметили маленькие отверстия, просверленные в передней панели? — поинтересовался Аллейн. — Как вы считаете, они должны быть там?
Артур присмотрелся к стальным штырькам и воскликнул:
— Черт, а ведь он прав, Гай! Вот как они это сделали.
— Инспектор Фокс говорит, — сообщил Аллейн, — что через эти отверстия можно провести провод. Провод можно было снять с… трансформатора (так, кажется?), а ток пустить на одну из ручек.
— А вторую соединить с землей, — добавил Фокс. — Это сделал профессионал. Таким способом он мог пустить на ручку триста вольт.
— Но этого все равно недостаточно, — быстро произнес Артур. — У радио не хватило бы мощности убить человека. В усилителе всего несколько сотых.
— Я не специалист, — сказал Аллейн, — но уверен, что вы правы. Тогда зачем эти отверстия просверлили? Вы думаете, кто-то хотел подшутить над вашим отцом?
— Подшутить? Над отцом? — Артур неприятным визгливым голосом рассмеялся. — Ты слышал, Гай?
— Заткнись, — бросил ему Гай. — В конце концов, отец ведь умер.
— Даже не верится, что нам так повезло, правда?
— Что ты несешь, Артур? Возьми себя в руки. Ты что, так и не понял, что это означает? Они считают, что его убили.
— Убили? Они ошибаются. Ни у кого из нас не хватило бы на это духу, господин инспектор. Посмотрите на меня. У меня руки дрожат. Мне даже сказали, что из-за этого я не смогу рисовать. А знаете, из-за чего это? Из-за того, что в детстве он меня однажды запер на ночь в подвале. Посмотрите на меня. Посмотрите на Гая. Он не такой чувствительный, но он тоже сдался, как и все мы. У нас просто не было другого выбора. Вы знаете…
— Подождите, — спокойно произнес Аллейн. — Ваш брат прав. Вам действительно следует думать, прежде чем что-то говорить. Убийство вполне вероятно.
— Спасибо, сэр, — быстро проговорил Гай. — Это чрезвычайно любезно с вашей стороны. Артур просто немного не в себе, понимаете. Случившееся потрясло его.
— Обрадовало, ты хочешь сказать, — уточнил Артур, — Не будь ослом. Я не убивал его, и они скоро это выяснят. Его никто не убивал. Должно быть какое-то объяснение.
— Предлагаю послушать меня, — сказал Аллейн. — Я собираюсь задать вам обоим несколько вопросов. Если не хотите, можете не отвечать, но все же будет разумнее ответить. Насколько я понимаю, к радио не прикасался никто, кроме вашего отца. Кто-нибудь из вас бывал в этой комнате, когда радио было включено?
— Нет, если только ему не хотелось отвлечься от радиопрограммы и покричать на кого-нибудь, — ответил Артур.
Аллейн повернулся к Гаю, который внимательно смотрел на брата.
— Я хочу знать точно, что случилось здесь этой ночью. Если доктор не ошибается, с момента его смерти и до того, как его обнаружили, прошло от трех до восьми часов. Нам нужно попытаться установить время как можно точнее.
— Я видел его примерно без четверти девять, — стал припоминать Гай. — Я собирался на ужин в «Савой» и спустился вниз. Он шел по залу из гостиной в свою комнату.
— Мистер Артур, вы видели его после этого времени?
— Не видел. Но слышал. Он работал здесь с Хислопом. Хислоп хотел взять на Рождество выходной, но отцу нужно было отправить какие-то срочные письма. Правда, Гай, ты же знаешь, у него были отклонения. Я уверен, доктор Мэдоус подтвердит это.
— В какое время вы слышали его? — поинтересовался Аллейн.
— После того, как Гай ушел. Я работал над рисунком у себя наверху. Моя комната расположена прямо над его комнатой. Я слышал, как он орал на несчастного малыша Хислопа. Это было до десяти часов, потому что в десять я пошел на вечеринку в одну студию. Проходя через зал, я все еще слышал его вопли.
— А когда вы оба вернулись? — спросил Аллейн.
— Я примерно в двадцать минут первого, — не задумываясь, ответил Гай. — Я это могу сказать точно, потому что мы потом отправились в «Ше Карло», а оказалось, что они в полночь закрываются, так что мы сразу разъехались. Я вернулся домой на такси. Радио играло на всю громкость.
— Вы голоса слышали?
— Нет. Только радио.
— А вы, мистер Артур?
— Я понятия не имею, во сколько вернулся. После часа ночи, это точно. В доме было темно, и я не слышал ни звука.
— У вас есть собственный ключ?
— Да, — ответил Гай. — У нас у всех есть ключи. Мы их вешаем в прихожей на крючок. Я, когда вошел, заметил, что ключа Артура не было.
— А остальные ключи? Как вы определили, что это именно его ключ?
— У матери личного ключа нет, а Фипс свой потеряла пару недель назад. Да и знал я, что они дома, поэтому все равно понял бы, что Артура нет.
— Ну, спасибо, — усмехнулся Артур.
— Вы, вернувшись, в кабинет не заглядывали? — спросил его Аллейн.
— Господи, конечно нет, — произнес Артур с таким видом, как будто его спросили о чем-то совершенно несусветном. — Я думаю, — быстро добавил он, в это время он сидел здесь… мертвый. — Артур нервно рассмеялся. — Просто сидел за закрытой дверью, в темноте.
— Откуда вы знаете, что здесь было темно?
— Как это откуда? Разумеется, здесь было темно. Под дверью не было видно света.
— Понятно. Что ж, может быть, теперь вы вдвоем вернетесь к матери? Но я бы хотел поговорить с вашей сестрой. Фокс, позовите ее, пожалуйста.
Фокс вернулся в гостиную с Гаем и Артуром и остался там, не задумываясь о том, какие неудобства доставляет его присутствие Тонксам. Бэйли уже тоже был там, он усердно изучал электрические розетки.
Филлипа пошла в кабинет сразу.
— Я могу чем-нибудь помочь? — сказала она с порога.
— С вашей стороны очень любезно, что вы так это воспринимаете, — сказал Аллейн. — Я не хочу вас надолго задерживать. Наверняка это происшествие стало для вас настоящим ударом.
— Может быть, — сказала Филлипа. Аллейн вскинул на нее глаза. — Я хочу сказать, — пояснила она, — что я, наверное, должна что-то чувствовать, но я ничего особенного не чувствую. Я просто хочу, чтобы это все закончилось как можно скорее и потом подумать об этом. Прошу вас, скажите, что произошло.
Аллейн рассказал ей, что, по их мнению, ее отец погиб от удара током и что обстоятельства этого происшествия необычны и загадочны. О том, что полиция подозревает убийство, он не упомянул.
— Что ж, я не думаю, что смогу чем-то помочь, — сказала Филлипа, — но спрашивайте.
— Я пытаюсь выяснить, кто последним разговаривал с вашим отцом или видел его.
— Думаю, что, скорее всего, это была я, — сдержанно произнесла Филлипа. — Я поссорилась с ним перед тем, как лечь спать.
— Из-за чего произошла ссора?
— По-моему, это не имеет значения.
Аллейн задумался. Когда он заговорил снова, вид у него был сосредоточенный.
— Послушайте, — сказал он, — в том, что ваш отец был убит электричеством и смерть его связана с радио, почти нет сомнений. Насколько мне известно, обстоятельства, при которых это произошло, очень необычны. Радиоприемники сконструированы так, что не могут нанести человеку смертельный удар. Мы тщательно изучили аппарат и склонны думать, что вчера вечером кто-то внес в него изменения. Весьма серьезные. Возможно, это сделал ваш отец. Если во время работы его что-то отвлекло или расстроило, он мог от волнения в чем-то ошибиться.
— Но вы ведь сами в это не верите, — спокойно сказала Филлипа.
— Откровенно говоря, нет, — признался Аллейн.
— Ясно, — кивнула Филлипа. — Значит, вы считаете, что его убили, но не уверены в этом. — Она побледнела, но продолжала говорить твердым голосом. — Тогда понятно, почему вы хотите узнать об этой ссоре.
— Обо всем, что случилось ночью, — уточнил Аллейн.
— А случилось вот что, — сказала Филлипа. — Около десяти я вышла в зал. Незадолго до этого я услышала, как уходил Артур, и посмотрела на часы: было пять минут одиннадцатого. В зале я встретила секретаря отца, Ричарда Хислопа. Заметив меня, он отвернулся, хотя я успела увидеть… Я сказала ему: «Вы плачете». Мы посмотрели друг на друга. Я спросила его, почему он терпит такое обращение, ведь другие секретари до него не выдерживали подобного. Он сказал, что вынужден. Ричард — вдовец с двумя детьми. Ему надо оплачивать счета доктора и все остальное, ну, вы, наверное, сами знаете, каково это. Мне не нужно рассказывать вам о его… о его службе у моего отца, будь она проклята, или о том, с какой изысканной жестокостью ему приходилось мириться. Я думаю, отец был сумасшедшим. Действительно, по-настоящему сошел с ума. Ричард признался мне во всем. Испуганным сбивчивым шепотом рассказал, как с ним обращается отец. Он работает здесь уже два года, но я до этого разговора даже не догадывалась, что мы… что… — На ее щеках появился легкий румянец. — Он такой забавный человечек. Совсем не такой, каким я его всегда представляла… Не просто красивый, или обаятельный, или…
Она смутилась и замолчала.
— Продолжайте, — произнес Аллейн.
— Понимаете… Я вдруг поняла, что люблю его. И он тоже это понял. Он сказал: «Конечно же, это глупо и бессмысленно. Насчет нас. Даже смешно об этом думать». Потом я положила ему руки на плечи и поцеловала его. Да, это выглядит странно, но тогда это казалось таким естественным. А потом из своей комнаты в зал вышел отец и… увидел нас вместе.
— Не повезло, — прокомментировал Аллейн.
— Да, не повезло. Отец откровенно обрадовался. Он даже губы облизнул. Ричард давно уже раздражал отца, хотя тому было трудно всякий раз придумывать причины, чтобы изливать на него свой гнев. Теперь, конечно… Он приказал Ричарду зайти в кабинет, а мне велел идти в свою комнату. И пошел за мной наверх. Ричард тоже хотел пойти, но я попросила его этого не делать. Отец… Я думаю, вы сами догадываетесь, что он говорил мне. Он сделал самые худшие выводы из того, что увидел. Он был просто ужасен, кричал на меня, как сумасшедший. Он обезумел. Может быть, это белая горячка, не знаю. Он ведь ужасно пил. Наверное, глупо, что я вам все это рассказываю.
— Нет, — сказал Аллейн.
— Знаете, я сейчас совершенно ничего не чувствую. Даже облегчения. Мальчики не скрывают свою радость, а вот я даже не испытываю страха. — Она задумчиво посмотрела на Аллейна. — Ведь если человек ни в чем не виновен, ему нечего бояться, верно?
— Для полицейского расследования это аксиома, — сказал Аллейн и тут же подумал, действительно ли она невиновна.
— Я не верю, что это было убийство, — убежденно произнесла Филлипа. — Мы все слишком боялись его, чтобы решиться на такое. Я думаю, если бы его даже убили, он все равно не отступился бы от своего, с того света нашел бы способ поквитаться. — Она закрыла глаза руками. — У меня все перемешалось в голове.
— Мне кажется, вы расстроены больше, чем вам кажется. Я постараюсь отнять у вас как можно меньше времени. Значит, ваш отец устроил вам сцену в вашей комнате. Вы говорите, он кричал. Кто-нибудь слышал это?
— Да. Мама слышала. Она вошла к нам.
— И что было дальше?
— Я сказала ей: «Все в порядке, дорогая, уходи». Я не хотела, чтобы она в этом участвовала. Он ведь своими выходками чуть не свел ее в могилу. Иногда он даже… Мы не знали, какие у них были отношения. Для нас это всегда оставалось тайной, словно ты идешь по коридору и перед тобой тихонько закрывается дверь.
— И она ушла?
— Не сразу. Отец заявил ей, что мы с Ричардом любовники. Он заявил… Но это неважно. Я не хочу вам пересказывать его слова. Мать была потрясена. Я даже не поняла, чем он ее больнее всего уколол. А потом он неожиданно велел ей идти в свою комнату. Она сразу ушла, и он за ней. Уходя, он запер меня, и это был последний раз, когда я его видела, правда, позже слышала его шаги, когда он спускался вниз.
— Вы были заперты всю ночь?
— Нет. Комната Ричарда Хислопа находится рядом с моей. Мы поговорили с ним через стену. Он хотел открыть мою дверь, но я отговорила его, потому что вдруг… отец бы вернулся. А потом, намного позже, Гай пришел домой. Когда он проходил мимо моей двери, я постучала. Ключ был в замочной скважине, поэтому он открыл дверь.
— Вы рассказали ему о том, что произошло?
— Только то, что была ссора. Он задержался у меня буквально на минуту.
— Из вашей комнаты слышно радио?
Филлипа удивилась.
— Радио? Да, слышно. Немного.
— Вы слышали его после того, как ваш отец вернулся в кабинет?
— Не помню.
— Подумайте. Постарайтесь вспомнить, что вы слышали, оставаясь в комнате, пока не пришел ваш брат.
— Я попробую. Когда вышел отец и застал нас с Ричардом, радио молчало — они ведь до этого вместе работали. Нет, я не помню, чтобы слышала его вечером, разве что… Подождите. Да, я вспомнила: когда он вернулся в свой кабинет из комнаты матери, раздался громкий электрический щелчок. Очень громкий. Затем, кажется, какое-то время все было тихо. По-моему, я потом слышала его снова. Ах да, вот еще: у меня в комнате у кровати стоит обогреватель, и он, когда щелкнуло в первый раз, выключился. Наверное, что-то случилось с электричеством. Через десять минут обогреватель опять заработал.
— Вы думаете, радио потом тоже заработало?
— Не знаю. Насчет этого я не могу сказать ничего определенного. Когда я легла спать, оно уже играло.
— Большое спасибо. Не смею вас больше задерживать.
— Хорошо, — спокойно произнесла Филлипа и ушла.
Аллейн послал за Чейзом и расспросил его об остальных слугах и о том, как было обнаружено тело. Потом вызвали и допросили Эмили. Когда она, охваченная страхом, но довольная собой, удалилась, Аллейн повернулся к дворецкому.
— Чейз, — сказал он, — у вашего хозяина были какие-нибудь особые привычки?
— Да, сэр.
— Имеющие отношение к радио?
— Прошу прощения, сэр, я думал, вы имели в виду — в общем.
— Хорошо, тогда в общем.
— Если позволите, сэр, у него их была масса.
— Вы давно работаете в этом доме?
— Два месяца, сэр, и в конце этой недели собирался увольняться.
— Вот как! А по какой причине? — поинтересовался Аллейн, на что Чейз произнес классическую фразу:
— Есть такие вещи, сэр, которые человек не в состоянии вынести. Например, то, как мистер Тонкс разговаривал со своими работниками.
— А, вы о его особых привычках?
— По моему мнению, сэр, он был сумасшедшим. По-настоящему. Это было очевидно.
— А насчет радио? Он когда-нибудь ремонтировал его сам?
— Такого я не видел, сэр. Насколько я знаю, он очень хорошо разбирался в радио.
— А когда радио было включено, он вел себя как-то по-особенному? Может быть, у него были какие-нибудь характерные жесты или менялось настроение?
— Не думаю, сэр. Никогда не замечал ничего такого, хотя я часто заходил в его комнату, когда радио работало. Так и представляю сейчас, сэр, как он сидел за этим столом.
— Да-да, — быстро сказал Аллейн. — Нам как раз это и нужно. Чтобы вы четко представили себе его. Как он сидел? Вот так?
Он подошел к столу, сел в кресло Септимуса, развернулся к радио и поднял правую руку к ручке настройки.
— Вот так?
— Нет, сэр, — уверенно ответил Чейз. — Совсем на него не похоже. Нужно обе руки поднять.
Левая рука Аллейна поднялась к ручке громкости.
— Так больше похоже?
— Да, сэр, — медленно произнес Чейз. — Но должно быть что-то еще, только вот не могу вспомнить что. То, что он всегда делал. Крутится в памяти, но вот что?
— Я понимаю.
— Как будто… связанное с раздражением, — напрягая память, промолвил Чейз.
— С раздражением? Его раздражением?
— Нет, сэр. Бесполезно. Не могу вспомнить.
— Возможно, позже вспомните. Теперь ответьте мне вот на какой вопрос: где вчера вечером были все? Я имею в виду слуг.
— Их не было дома. Ведь вчера был сочельник. Хозяйка вызвала меня вчера утром и сказала, что вечером, после того как я в девять часов принесу мистеру Тонксу грог, мы можем уходить. Мы и ушли, — просто закончил Чейз.
— Во сколько?
— Остальные около девяти, я в десять минут, сэр, а вернулся примерно в двадцать минут двенадцатого. Прочие слуги к этому времени уже вернулись и все спали. Я и сам сразу лег, сэр.
— Вы вошли в дом через черный ход, надо полагать?
— Да, сэр. Мы уже разговаривали об этом. Никто из слуг не заметил ничего необычного.
— В вашей части дома слышно радио?
— Нет, сэр.
— Хорошо, — сказал Аллейн, отрываясь от блокнота. — На этом все. Спасибо.
Прежде чем Чейз покинул комнату, вошел здоровяк Фокс.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Фокс. — Я видел тут на столе «Радио таймс», просто хочу взглянуть.
Он склонился над газетой, послюнил гигантский палец и перевернул страницу.
— Вот оно, сэр! — неожиданно вскричал Чейз. — Вот что я пытался вспомнить. Вот что он всегда делал.
— Но что?
— Лизал пальцы, сэр. У него была такая привычка, — сказал Чейз. — Он всегда это делал, когда садился к радио. Я слышал, как мистер Хислоп рассказывал доктору, что это его чуть с ума не свело. Хозяин ни к чему не прикасался, предварительно не полизав пальцы.
— Замечательно, — сказал Аллейн. — Минут через десять попросите, пожалуйста, мистера Хислопа зайти ко мне. Спасибо, Чейз, больше я вас не задерживаю.
— Знаете, сэр, — сказал Фокс после того, как Чейз ушел, — если это правда и мои соображения верны, значит, дело еще хуже, чем мы думали.
— Гениально, Фокс. И что же вы этим хотите сказать?
— Если бакелитовые ручки заменили на металлические и к ним через дырочки присоединили провода, а он прикоснулся к ним мокрыми пальцами, значит, удар был еще сильнее.
— Верно. И он всегда брался за ручки обеими руками. Фокс!
— Да, сэр?
— Сходите еще раз к Тонксам. Вы ведь не оставили их без присмотра?
— Там сейчас Бэйли, копается в выключателях. Он нашел общий электрический щит под лестницей, и там, похоже, недавно чинили перегоревшую пробку. В тумбочке внизу лежат куски провода такой же марки, как на радио и обогревателе.
— Да. А можно соединить проводом радиатор с радио?
— Черт возьми, вы правы! — воскликнул Фокс. — Точно, так и было, шеф. Толстый провод отрезали от радиатора и пустили внутрь. Горел камин, поэтому он не стал включать радиатор и ничего не заметил.
— Такое, конечно, возможно, но у нас нет доказательств. Фокс, ступайте обратно к безутешным Тонксам и расспросите их хорошенько, не было ли у Септимуса каких-нибудь привычек, когда он садился за радио.
Фокс в дверях столкнулся с маленьким мистером Хислопом и оставил его наедине с Аллейном. «Филлипа была права, — отметил про себя инспектор, — когда сказала, что Ричард Хислоп — человек непримечательный». Он был из тех людей, которые не поддаются описанию. Серые глаза, тускло-коричневые волосы; очень бледный, очень невысокий и очень неприметный, и все же вчера вечером между ними пробежала искра любви. «Романтик, но подозрительный», — решил Аллейн.
— Прошу, присаживайтесь, — сказал он. — Я бы хотел, если не возражаете, чтобы вы рассказали мне о том, что произошло вчера вечером между вами и мистером Тонксом.