ИЮЛЬ 2007. ОЖИДАНИЕ В АКРОПОЛЕ
Посвящается Шуре
Пролог (вариант для дам)
Позвольте мне, достойнейшая дама,
Вам функции свои означить прямо.
Зовусь Прологом, и, конечно, это слово
Не оставляет мне пути иного,
Как вкратце изложить, что ожидает
Вас в сочиненьи этом. Открывает
Сей труд раздел вступительный, и он
Коммуникациям всецело посвящён.
Его прочтя, любой поймёт, конечно:
Проблема связи остаётся вечной.
Раздел второй. Он полностью сюжетен,
Сиречь повествователен. Заметен
В нём Браунинга дух (хотя, ей-ей,
По мне так Кольт значительно верней).
Артемидора тень благословила
Раздел о сновиденьях (очень мило,
Что доктор Фрейд остался не у дел;
Не то уж он бы тут не утерпел!).
Но я отвлёкся. Так. Раздел последний.
Он, между нами, состоит из бредней
Сантиментальных. Про любовь, короче.
Наш сочинитель, право, и не хочет
О ней писать, ан сызнова и снова
Пытается. Усердия такого
Плоды пред вами. Не судите строго,
Коль многое покажется убого.
Пролог (вариант для мужчин)
А тут и говорить-то ни к чему:
Вот пишут, пишут. Право, не пойму,
И как их станет? Дела, что ли, нет?
Ну, в общем, умолкаю. Мой совет:
Не тратить время на маранье это,
А подчиниться пращуров заветам.
Конечно, в меру. Четверти вполне
Достаточно. Уж вы поверьте мне.
I. СООБЩЕНИЯ И ПУТИ
О музыки круженье и безумье –
Как различить, где танец, где плясунья?
Йейтс
* * *
Ты скачи, гонец, по выжженной долине,
Мимо разомлевших василисков,
Мимо скал и высохших колодцев,
Обгоняя солнце и луну.
Будут дни, тягучие, как ночи,
Будут ночи дней ещё тягучей,
Не тоскуй, не забывай дорогу,
Понапрасну не хлещи коня.
Вот пейзаж меняется лениво,
Горы ближе, небо снова выше,
И ночами можно поимённо
Каждую вторую звать звезду.
Мысли прочь! Гонцу они пристали,
Как кому-то что-нибудь. Уж лучше
Песни пой – без слов ли, со словами,
Ко смущенью редких поселян.
К тыну чахлому со спящим караульным
Приведёт в конце концов дорога,
Проведёт тебя сержант небритый
В командирский низенький покой.
В очаге огонь, над ним негромко
В котелке готовится похлёбка,
В полудрёме, вздрагивая зябко,
Пред огнём ссутулился старик.
«Рим», ты скажешь, «пал», охрипнув разом,
«Ну и что?», - он спросит, почесавшись,
«Ничего», - ответишь ты устало
И коня прикажешь расседлать. 6.07.07
Белка Рататоск
Вверх, вверх, вправо, левее,
Ветви, сучки огибая привычно,
Мимо оленей, да поживее,
«Всё как обычно?» - «Всё как обычно»,
Бросив, услышав, не уставая.
Хейдрун, привет! Что сердита сегодня?
Листья горьки? Незадача какая!
Ладно, бывай! Тараторка и сводня?
Что ж, и такое слыхать приходилось,
Так, сорок пять, сорок шесть. Не забыть бы:
Левая ветка совсем надломилась,
Что он тогда лепетал о женитьбе?
Вверх, вверх, влево, правее,
И оглядеться-то времени нету.
Вроде вот тот из суков поплотнее,
Бранную песнь сочинять по куплету,
Что ли, пока до вершины неблизко?
Нет, не успеть. Вот уже меж ветвями
Небо виднеется. Что же, без риска
Трудно теперь. Мир с обоими с вами!
Значит, начну. Э… Облезлые перья
Бабьей расцветки, стервятника норов,
Кстати, и запах (сказала про перья?),
Страсть к поддержанью пустых разговоров,
Стёршийся клюв, непригодность к полёту…
Кажется, всё. Да, сегодня не густо.
Ну, начинай. Так. А это чего-то?
Ясно. Ага. Да, а что там про бюст-то?
Крепко, не спорю. Ну всё. Побежала.
Вниз, вниз, влево, направо,
Бедный Нидхёгг! Не покажется мало.
Как не обрыднет им эта забава?
Есть, говорят, еще Асгард какой-то,
Вроде бы влево и вверх без оглядки,
Эй, а про бюст говорил он чегой-то?
А, да-да-да. Ну, хоть память в порядке. 19.07.07
* * *
Миновала среда, и четверг миновал,
Утром в пятницу третий гонец прискакал.
В чём он больше, в пыли иль в крови, не понять.
Слуги под руки сняли беднягу с коня,
И внесли, и, поближе к огню уложив,
Стали спорить, как долго пробудет он жив,
Кто-то ставил дукат, кто-то ставил дублон,
Но гонец не дождался согласья сторон.
И тогда мы решили: всё! Хватит! Теперь
Мы гонцов не пускаем. И заперли дверь.
А за ней и другую, а там и врата,
Сняли новую цепь с разводного моста,
И живем припеваючи мы без вестей,
Развлекаясь бросаньем собакам костей,
Предаваясь утехам, то плотским, то нет,
Прибавляя к балладам за сутки куплет.
А гонцов перед нашей стеною не счесть,
Каждый, видно, привёз нам какую-то весть,
Целый лагерь разбили и ждут, дурачьё,
Но послание нас не волнует ничьё.
И какое нам дело, в конце-то концов,
До гонцов-удальцов, до гонцов-мертвецов,
Нам известны слова, их числом ровно пять.
А сверх этого нам и не хочется знать. 16.07.07
* * *
Дух Полярной Звезды, посмотри на меня.
Видишь? Нет, чуть левее. Ну да, это я.
И пока небеса, деликатно звеня,
Оборот совершают, позволь постоять
И подумать. Я знаю, мой жребий решён,
Ведь иначе не смог бы я видеть тебя.
Я готовился. Список долгов завершён,
Ясен перечень лиц, что, возможно, скорбя,
Вероятно, придут. Остальное позволь
Опустить. Я ведь всё-таки здесь не один,
И такие слова, как «печаль» или «боль»
Стыдно произносить, верно ведь, господин?
Так что мысли закончились, только одно
Не дает мне покоя. Точнее, одна…
Но довольно. Не стоит. Уже всё равно.
Ну, а если… Ведь если, ведь если она,
Та, которую… Ладно, лицо сохраня,
Замолчу. Ведь отсрочку давать – не твоё
Ремесло? Ну конечно. Не слушай меня.
Это так, ритуал. Слёзы, вопли, нытьё.
Тот набор, что тебе, безусловно, знаком
За столетия службы во званье таком. 22.07.07
II. СЛУЧАИ
Ибо даже мудрый впасть
Должен в буйственную страсть,
Чтоб не искривить свой путь,
Выбрать друга, вызнать суть.
Йейтс
«Извозчик!» - «Что, барин?» - «Вези на Пески».
«Что платишь?» - «Полтину». – «Овёс-то в цене!»
Конечно в цене, коли дело к войне,
А всё же дороже платить не с руки.
Ну ладно. «Полтину, да с четвертаком!»
«Поехали, барин. Но, мёртвая, н-но!
Везти-то куда?» - «Есть местечко одно.
По Пятой вези, коль с местами знаком,
Свернёшь на Кирпичный, потом напрямик,
К Никольской часовне, и жди до утра.
Я долго терпел, но приспела пора.
Он близок, он близок, заветнейший миг.
Не хмурься, извозчик! Уж полночь давно,
Осталось немного. Молитва кратка,
А плата щедра. Ты подумай пока…
А впрочем, не думай. Уже всё равно.
Спит мой император во гробе сыром,
В истлевших ботфортах, с мальтийским крестом,
Глазницы пусты, и к молитве моей
Останется глух он. Да ты не робей,
Тебе-то бояться его не с руки,
Ведь цепи чугунны и скрепы крепки,
А мне бы дождаться, пока при луне
Тень снова, как прежде, объявится мне». 7.07.07
Возвращение Годо
Явление 1.
Он, Не он.
Он.
Нет, ад не пуст, и демоны не все
Сюда слетелись. Тысяча проклятий!
Вторая! Третья! Пятая! Доколе
Прикажешь ждать? Иль мало подлецу,
Что мы уже утратили: а) юность;
б) имена; ж) память; ё) привычки?
Не он.
Что до памяти, так это, видно, верно,
Вон как путаешься в счёте ты и буквах.
Юность? Имена? Утратив память,
Примириться с их потерей просто.
Он.
Глумись, глумись! Хотел бы посмотреть,
Как с ямбом сладишь ты четырёхстопным,
Чтобы облечь в него…
Не он.
Пяти.
Он.
Чего?
Не он.
Пятистопным ямбом говоришь ты.
Так уж вышло. И ещё вдобавок белым.
Он (загибая пальцы).
Один, два, три, четыре, пять.
И вправду пять! И на другой ведь тоже!
Не он.
Ну, хвала богам, каким угодно,
Этак ты и алфавит припомнишь.
Явление 2.
Те же и Мальчик.
Мальчик (входя).
Добрые сэры, добрые сэры,
Всё, что вы зрите окрест – лишь химеры,
Цель каковых – испытание веры…
Он.
Совсем малец, смотри-ка, а туда же!
Ишь как понёс! Стихом заговорил!
Не он.
Просто рифмами владеет он получше
Нас с тобой. Одной по крайней мере.
Мальчик (с достоинством).
Я продолжаю. Ужасней пантеры
Злоба врага. Мы тому зрим примеры
Ежеминутно. В глотке ли мадеры,
В женской ли страсти, не знающей меры,
Всюду мы чуем зловоние серы.
Верный то знак…
Он.
Постой, постой! Ты зарапортовался!
Вот эта рифма, «серы», уж была!
Не он.
Да не «серы» он сказал, а «сэры».
Он.
Что, правда? Виноват. Давай, подросток, дальше.
Не он.
Лишняя стопа.
Он отходит в сторону, загибает пальцы, бормоча.
Мальчик.
Верный то знак, ибо кошки все серы…
Не он.
А вот это, милый друг, промашка.
Вот теперь уж точно повторился.
Он и Не он тащат Мальчика к дереву и с достаточной сноровкой вздёргивают его (под вопли «Венеры!», «дромадеры!», «пэры!» и т. д.)
Явление 3.
Практически Те же.
Не он.
Этак мы вовеки не дождёмся,
Стиховеденье – оно, конечно, дело,
Прикладное особливо. Всё же
Тянется душа к разнообразью.
Он.
Я исчерпал набор богопротивных
Слов, сочетаний их и предложений.
А может, разойтись?
Не он.
Пожалуй, стоит.
Да, разойтись. Уже и я, ты видишь,
На это эсперанто перешёл.
Он.
На что, на что?
Не он.
На пятистопный ямб.
Сомнений нет, пора. Тебе в какую?
Он.
Наверно, в ту.
Не он.
Ну, значит, мне в другую.
Расходятся.
Явление 4.
Входит Годо, с некоторым недоумением смотрит на дерево с висящим Мальчиком.
Годо.
Я…
Запинается, что-то бормочет под нос, загибая пальцы, садится под дерево, продолжая бормотать и отмерять ритм жестами.
Занавес 18.07.07
* * *
Да, оно бывает всяко, только слушайте меня:
Вот у нас такое дело, что соседним деревням
И не снилось. Сват Кондратий! Где ты? Ну, не дай соврать:
Аккурат перед Ильёю мимо шёл, едрёна мать,
Человечишко какой-то. Вид господский, ростом мал,
Рожа брита, нос в пенснишках, огромаднейший фингал,
За спиной мешок дорожный. Мы к нему: мол, кто таков?
Поначалу тихо-мирно, воздержась от тумаков,
Хоть Андрон, Кузьма и Пашка порывались поучить,
Но порядок нам известен. Перво дело – изловить.
Изловили. Честь по чести (ну, почти не матерясь),
Просим (нам-то всё едино, хошь купец он, хоша князь):
«Православный! Сделай милость, изъясни, чего и кто!»
Он молчит. Молчит, гадюка! Бились-бились – всё не то.
Заперли его в амбаре и собрались на совет:
Хорошо, коль поджигатель, ну а если вдруг да нет?
Станового кликнуть, что ли? Так придётся угощать.
А припомнит недоимку? Надо дать, а где же взять?
Кум Мирон, мужик серьёзный, молвит: «Братцы! У него
Вон в мешке лежит чегой-то. Надо бы пока того,
Учинить народом обыск. Вдруг да это фармазон?»
Бабы, разом оробевши, поспешили выйти вон.
И пошло скорее дело: староста Семён Петров
Вынул из мешка бумажник, в нём десяток пятаков,
Мыло, соль, краюху хлеба и неведомую нам
Книгу. Тут уж, забоявшись, разошлись мы по домам.
Ну, наутро первым делом кликнули пономаря,
Пусть-ка с книгой разберётся. Но надеялись мы зря:
Выпив полведра казённой, пономарь ослаб слегка,
Всё пытался вместо чтенья разукрасить трепака.
Так что, видя это дело, плюнул и решил народ:
Взять крамольника скорее самосильно в оборот.
Взяли. Я, сосед Пафнутий, Пашка, Проха и Кузьма –
Всякий в свой черёд пытался. И намучились весьма,
Только бестолку. Прохожий то застонет, то молчит.
Словом, видом хоть невзрачен, нравом – явный тать в ночи.
Тут и вышло. Сват Савватий, нервный, даром что кузнец,
Не стерпел и фармазона уходил-таки вконец.
Мы, понятно, всем народом пожурили кузнеца,
Что не дал нам разобраться в этом деле до конца.
Ну, чего там. И его ведь тоже можно же понять:
Как, увидевши крамолу, утерпеть, едрёна мать!
Ладно. Мёртвое мы тело, как извек заведено,
Ночью за межу стащили – пусть-ка числится оно
За Антиповкой! Узнают, как нас тухлыми дразнить.
Деньги мы, понятно дело, порешили сохранить –
Пригодятся, коль придётся поминать за упокой.
Книгу дядя Селифаныч во сундук запрятал свой,
Пономарь, глядишь, проспится, разберётся, что к чему,
Я-то, кроме буквы «люди», ничего в ней не пойму.
Сват Кондратий! Где он? Право, не угонишься за ним.
Ладно, братцы. Время ехать. Опосля поговорим. 21.07.07
* * *
Пыль дорожную столбами взметая,
Мчит по городу корнет Отлетаев.
Конь под ним глядит картинкою прямо,
Сам корнет на нём в костюме Адама,
Винный погреб, ночью приступом взятый,
Отражён в физиономьи помятой,
Гордо реет над его головою
Знамя с вензелем, с крестом полковое.
Обыватели вдоль улиц толпятся,
К наилучшему обзору стремятся,
Взглядом меряя корнетовы стати,
Жёны – пристальней, мужья – виноватей,
Генеральша с отуманенным взором
Шепчет, комкая платочек: «Суворов!»,
И квартальный у дверей околотка
Смотрит вслед ему с улыбкою кроткой.
Мчит корнет, преград нигде не встречая,
Постепенно вдалеке исчезая.
Только пыль ещё упорно клубится,
Только всхлипывают где-то девицы. 26.07.07
III. СНОВИДЕНИЯ БЕЗ ТОЛКОВАНИЙ
Ведь я тебя любил,
Кто что ни говори – и сберегу твой сон
От сатанинских чар и попугайных крыл.
Йейтс
* * *
Капитан пехотный за соседним столиком
Что-то объясняет даме про Мукден,
Парочка гражданских, явно алкоголиков,
Чахлыми тенями стелется вдоль стен.
Вот буфетчик ласково смотрит на квартального,
Вот семейство булочки терпеливо ждёт,
Хитрости фасона обсуждая бального,
Барышни в бокалах взбалтывают лёд.
Только что-то всё же в этом описании
Не даёт покоя мне, что-то здесь не так,
То ли эти сумерки, чересчур уж ранние,
То ли в прейскуранте водка за пятак.
А быть может, дело просто в дымном зареве
Где-то там, за рамкою, где-то между строк,
И картинка медленно тонет в зыбком мареве,
И веселье тягостно, и печаль не впрок. 13-14.07.07
* * *
Что за дело до мира Дикой Охоте,
До границ, перелесков, волков и людей,
Если ветер гуляет по призрачной плоти,
Если корма не нужно теням лошадей?
Призрак зова из тени рогов извлекая,
Тенью, видимой лишь при высокой луне,
Мчит, пути нетопырьи не пересекая,
Заставляя детей содрогаться во сне.
Я открою окно, я прислушаюсь снова
И, конечно, опять не услышу её,
Видно, смысла в предании нет никакого.
Ты опять мне не веришь? Ну, дело твоё. 15.07.07
Принцесса Грёза II
- Что, кум, за скопленье сегодня в порту?
- Видать, провожают кого-то.
- Купил ли кобылу? – Купил, да не ту.
- И вот за такого-то мота
Я вышла! Покойница-мама была
Права ну во всём абсолютно!
- Нога-то длинна, а вот грудь-то мала.
- Уж вы б постыдились прилюдно
О статях о женских вести разговор!
- Подайте на храм! – Вот горчица!
- Тимьяна отвар устраняет запор,
С пореем ничто не сравнится,
Коль силы мужские… - А мачеха где?
- Преставилась в день Себастьяна.
- Ну, царство небесное. – Вызов беде
Мы бросим, напившись допьяна.
Поднимаем якоря,
Уплываем за моря.
- Вот графская челядь к причалу спешит.
Вот граф. И куда его тянет?
- Мне сказывал давеча Лейзерка-жид…
- Домой! – Не встаёт и не встанет!
- И мать твоя дрянью распутной была,
И тётка, и дочь, и соседка!
- Племянник приехал вчера из села,
Бывает он в городе редко,
Так не откажи, покажи, что куда.
- И к Жанне? – Конечно, и к Жанне.
- А дальше чего? – Завязалась блуда.
- А граф-то ещё неустанней
Твердит, мол, женюсь, да и делу конец!
Сегодня как раз отплывает.
- Покайтеся! Близок Итожащий Жнец!
- Ах, чёрт, оскользнулся! – Бывает.
- А что за девица? Собой хороша?
- Да кто ж её знает. Прислали
Портрет на эмали, так граф, чуть дыша,
Взглянул – и едва откачали.
- Так вот, не девица она, а вдова,
Доподлинно стало известно.
- Да что ж это, а? Зазевался едва,
Уж нет кошеля! – Повсеместно.
И в Генуе, да. – Отплывают, гляди!
- Эй, стража! – От шлюхи и слышу!
- Ведь сказано было, мол, не укради.
Где вор? – Вон, забрался на крышу.
А теперь, душа-девица,
Покажи, где что хранится.
- Что, кум? – Еле ноги унёс. Ну и ну!
Охота тащиться куда-то
За бабой. Что ж, выпьем? – Да не премину.
А всё ведь любовь виновата. 20.07.07
Шестнадцатое июня
Ну-ка, братие, помянем Польди Блума, мать его,
Рогоносца и еврея, педофила, торгаша.
Он по городу шатался, почки ел, гулял по пляжу,
Либеральные идейки по кофейням развивал,
Строил планы, строил куры, что-то строил из себя.
И домой не торопился, чтоб жене не помешать.
Словом, мы таких, как Польди, знали тысячу и трёх,
Но один очкарь, писака, полиглот, иезуит
Взял да сочинил про Блума преогромнейший роман.
Мы, конечно, не читали – жутко нудный, говорят,
То без точек он написан, то совсем без запятых,
Но теперь проклятый Польди всему свету стал известен,
И приходится нам тоже, в ублажение туристов,
Пить не просто так сегодня, а с тенденциею пить,
И по улицам таскаться, да не просто, а с маршрутом,
И примерно сквернословить, и усердно делать вид,
Будто мы, конечно, тоже, почитавши, почитаем
Польди Блума и писаку, написавшего его.
Ничего тут не поделать, ничего тут не исправить,
Только пить, ходить, ругаться, проклинать литературу
И терпеть, покуда этот день к концу не подойдёт. 23.07.07
IV. ПРЯМАЯ РЕЧЬ
За этих губ трагический изгиб
(Его в раю забыть вы не могли б!)
Вознёсся дымом в небо Илион.
Йейтс
* * *
Игрушек у нас было много:
Солдаты, лошадки и куклы.
Мисс Далглиш подолгу вязала
Под шорох огня в очаге.
Росли мы не шатко, не валко,
Игрушки сменялись другими,
Мисс Далглиш украдкой, бывало,
Всплакнёт, повернувшись к окну.
Но чаще она напевала,
Мотив позабылся, признаться,
Из слов же запомнились крепко
Мне две непонятных строки:
«Мы пыль под твоей колесницей,
Мы ржавчина шпаги твоей».
Я вырос. Следы гувернантки
Растаяли в лондонском шуме.
Латынь, математика, гребля,
Журчание Кема весной.
Затем пакетбот и чащобы,
Огромные жирные звёзды,
Цинга, лихорадка и грязь,
В которую сваи упорно
Вбивали мои оборванцы.
И, рушась на мокрый матрац,
Губами распухшими часто
Шептал я зачем-то, зачем-то:
«Мы пыль под твоей колесницей,
Мы ржавчина шпаги твоей».
Мисс Далглиш! Когда бы вы знали,
Покоясь в могиле безвестной,
Что я позабыл катехизис,
Французский, латынь, этикет,
Всё то, чему вы обучали,
Но знаю: когда подойдёт
Пора расставаться с привычным
Набором доступного зренью,
И слуху, и вкусу – тогда
Глаза мои кто-то закроет,
И я перед Кем-то предстану,
И молвлю, склонившись пред Ним:
«Мы пыль под твоей колесницей,
Мы ржавчина шпаги твоей».
В балконную дверь осторожно
Заглядывать полночь устала
И в комнату властно шагнула.
Ты спишь. Догорают дрова.
В огромном шатре поднебесном
Так тихо, родная, так тихо,
Что, если прислушаться, можно
Расслышать, как там, за рекой,
Неверной рукой на рояле
Выводят знакомый мотив.
И, глядя на локон твой русый,
Я тихо-претихо шепчу:
«Мы пыль под твоей колесницей,
Мы ржавчина шпаги твоей». 6-7.07.07
* * *
Ать-и-два! В ненастный день,
Тень загнавший за плетень,
Начинаю сей поход,
Завершая, в свой черёд,
Череду пустынных дней,
Отрываясь от корней.
Вот для горна береста,
Фляга, вовсе не пуста,
Вот из остролиста меч,
В песнь походную облечь
Ранее невнятный вой
Просто. Главное – усвой
Этот ритм и этот слог,
Где не слоган «С нами Бог»,
А какое-то «Ура!»
Помогает отпирать
И калитки, и врата,
Рьяно рушиться с моста,
Поминать не перестав
Чёрта и его родню,
Выжигая на корню
Всё, чем мучился вчера,
Всё, чем мучиться пора.
Войска нету за спиной,
Нет врага передо мной,
Лишь истрёпанный хорей
Держит шаг. А ну бодрей!
Избы, изгородь, кусты,
Окна, что давно пусты,
Ать-и-два! Теперь вперёд,
Напрямик, сквозь огород,
Там тропиночка была,
Что рассеянно вела
За излучину реки.
Прочь с дороги, дураки!
Фляга, к бою! Два глотка
Недурного коньяка,
И уже куда бодрей
Станет шаг, ведущий к ней.
Эх, любимая! Пускай
Громче крик вороньих стай,
Пусть ещё сильней пожар
И мотив, признаться, стар,
Только я-то всё равно,
Маршируя под окном,
О любви своей ору,
Что в ночи, что поутру.
Хочешь слушай, хочешь нет,
Не надеюсь на ответ.
Ать-и-два! Петух поёт,
День какой-то настаёт,
А истрёпанный хорей
Всё звучит, ещё бодрей. 7.07.07
* * *
Ближе сядь, любимая, посмотри на карту.
Видишь? Вот излучина. Вправо, на восток,
Перелеском двигаясь, выйдем к трём дорогам,
Выйдем, остановимся, дух переведём
И, забывши накрепко наставленья строгие
Стрелок указательных, межевых камней,
Побредём любой из них – ну, хотя бы этой,
Что, по карте судя, огибает плавно
Цепь холмов, стоящих к югу от реки.
Там, в конце дороги, на лесной опушке
Дом стоит бревенчатый. Дыма над трубой
Нет, и пёс дворовый с лаем к нам не кинется,
Мы с тобой ещё чуть-чуть молча постоим,
Повернёмся (молча же) и в обратный путь
Двинемся, оставив дом терпеливо ждать
Тех, кто в нём поселится, кто наладит изгородь,
Кто колодец вычистит и побелит печь,
Со сверчком помирится и ночами долгими
Будет слушать шорохи в глубине лесной,
И держаться за руки, и стареть, чтоб сызнова
Мог бы дом бревенчатый терпеливо ждать. 17.07.07
* * *
Выпадают и такие, скажем, дни:
Что ни делаешь, всё валится из рук,
Исключительно болотны все огни,
Все кривые норовят в порочный круг
Обратиться; отраженью подмигни,
А ему и посмотреть-то недосуг,
Кем-то подменён боезапас,
Ждёшь Годо, а входит Фортинбрас.
Кто-то порчу виноватит, кто-то числа,
Тут, конечно, впору вволю разгуляться,
Смысл открывая там, где смысла
Вроде можно ну никак не опасаться,
В невезении, что тучею нависло,
Видеть лишь систему декораций
То ли для проклятья родового,
То ли для тщеты всего земного.
Только всё гораздо проще и ясней.
Не в прабабушке беда и не в Луне:
Это значит, что в любой из этих дней
Ты не вспомнила ни разу обо мне.
Вот причина, не найти её верней,
Вот где истина, не только ведь в вине.
А быть может, всё наоборот,
Кто его, признаться, разберёт. 24.07.07.
Космогония
Когда ты спишь, лицо твоё спокойно
Настолько, что становится понятно,
Из-за чего порой случались войны
И для чего героям путь обратный.
Когда ты просыпаешься, то вместе
С тобою просыпается погода,
И наконец становится уместен
Порядок обращенья небосвода.
Когда ты засыпаешь, постепенно
Стихают звуки, мысли, ожиданья,
Стихает всё. Так необыкновенно,
Так буднично устройство мирозданья. 25.07.07