Влияние просторечия на литературный язык

Урок родного(русского) языка в 10 классе

Тема: «Использование диалектов, просторечий в художественной литературе»

Цели: повторить понятия «диалектизмы, просторечия», понять, для чего используются эти лексические единицы авторами в художественной литературе.

Повторение

Просторечие - разновидность языка, в которой используются средства, не являющиеся нормой литературной речи: кушаю вместо ем, купаться вместо мыться, ляжь, хочут, делов, потрет (портрет), километр, шофер.

Теоретический материал

Диалектные слова нередки в художественной литературе. Обычно их используют те писатели, которые сами родом из деревни, или же те, кто хорошо знаком с народной речью: А.С. Пушкин, Л.Н. Толстой, С.Т. Аксаков И.С. Тургенев, Н.С. Лесков, Н.А. Некрасов, И.А. Бунин, С.А. Есенин, Н.А. Клюев, М.М. Пришвин, С.Г. Писахов, Ф.А. Абрамов, В.П. Астафьев, А.И. Солженицын, В.И. Белов, Е.И. Носов, Б.А. Можаев, В.Г. Распутин и многие другие.

Диалектное слово, словосочетание, конструкция, включенные в художественное произведение для передачи местного колорита при описании деревенской жизни, для создания речевой характеристики персонажей, называется диалектизмом.

Еще А.М. Горький говорил: "У нас в каждой губернии и даже во многих уездах есть свои "говоры", свои слова, но литератор должен писать по-русски, а не по-вятски, не по-балахонски". Не надо понимать эти слова А.М. Горького как полный запрет употребления диалектных слов и выражений в литературном произведении. Однако надо знать, как и когда можно и нужно использовать диалектизмы.

В свое время А.С. Пушкин писал: "Истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности".

В "Записках охотника" И.С. Тургенева можно обнаружить довольно много диалектизмов, однако никто не возразит против того, что эта книга написана прекрасным русским литературным языком. Это объясняется прежде всего тем, что Тургенев не перенасытил книгу диалектизмами, а ввел их осмотрительно и осторожно. Большей частью диалектизмы употребляются им в речи персонажей, и только лишь иногда он вводит их в описания. При этом, употребляя малопонятное диалектное слово, Тургенев всегда объясняет его. Так, например, в рассказе "Бирюк" И.С. Тургенев после фразы: "Меня зовут Фомой, - отвечал он, - а по прозвищу Бирюк" - делает примечание: "Бирюком называется в Орловской губернии человек одинокий и угрюмый". Точно так же он поясняет диалектное значение слова "верх": "Верхом" называется в Орловской губернии овраг". Тургенев заменяет в авторской речи ряд диалектных слов литературными, имеющими то же значение: вместо пень в значении "ствол" писатель вводит литературное ствол, вместо завод ("порода") - порода, вместо разделять ("раздвигать") - раздвигать. Но в устах персонажей остаются такие слова, как фершел (вместо "фельдшер"), песельник и под. Однако и в авторской речи не устраняются все диалектизмы. Тургенев сохраняет из них те, которые обозначают предметы, не получившие точного названия в литературном языке (кокошник, кичка, панёва, амшанник, зеленя и др.). Больше того, иногда он в более поздних редакциях даже вводит новые диалектизмы в авторскую речь, стремясь увеличить этим образность повествования. Например, он заменяет литературное "прошамкал… голос" на диалектное "прошамшил… голос", и это придает речи старика ярко видимый, ощущаемый характер.

Как мастерски использовал диалектные слова и выражения Л.Н. Толстой для создания речевой характеристики Акима в драме "Власть тьмы". В 50-60-х годах XIX в. широко пользовался диалектизмами в художественных произведениях И.С. Никитин. В своих поэмах он употреблял диалектную лексику главным образом для отображения местных условий жизни и быта людей, о которых он писал. Это обстоятельство обусловило наличие среди диалектных слов больше всего существительных, обозначающих отдельные предметы, явления и понятия. Таковы, например, по исследованию С.А. Кудряшова, наименования предметов быта: го́ренка, ко́ник (лавка), гамано́к (кошелек), такие понятия, как изволо́к (возвышенность), невзго́да (ненастье), гудове́нь (гудение). Можно заметить, что эти диалектные слова являются в основном принадлежностью южновеликорусского наречия, в частности Воронежских говоров.

В произведениях Д.Н. Мамина-Сибиряка, относящихся к 80-90-м годам XIX в., нашла свое широкое отражение диалектная лексика Урала. В них, по исследованию В.Н. Муравьевой, диалектизмы употребляются в речи персонажей и в языке авторского повествования для создания своеобразного местного колорита, реалистического показа быта уральского населения, описания сельскохозяйственных работ, охоты и т. п.

В речи действующих лиц диалектизмы являются также средством речевой характеристики. Можно назвать некоторые из этих диалектизмов, употребляемых в рассказах Мамина-Сибиряка: запло́т - забор, ду́бас - вид сарафана, сто́йка - сарай для скота, ступни́ - башмаки, живо́т - дом (а также и животное), би́тва - мучение.

Прекрасно использовал диалектную лексику Урала П.П. Бажов. В его сказах "Малахитовая шкатулка" исследователи, например А.И. Чижик-Полейко, отметили около 1200 диалектных слов и выражений. Все они выполняют в произведении определенные функции: или обозначают специфические предметы (по́веть - помещение под навесом на крестьянском дворе); или характеризуют рассказчика как представителя местного говора (в этих случаях из синонимов литературного языка и диалектизмов Бажов выбирает диалектные слова: лог - овраг, запло́т - забор, пи́мы - валенки, гнус - комары, сок - шлак); или вводятся для описания явлений прошлого времени (кержа́к - старообрядец); или отражают местную детализацию в обозначении некоторых предметов (уре́ма - мелкий лес) и т. п.

В советской литературе всеми исследователями отмечалось блестящее использование диалектных особенностей языка Дона М.А. Шолоховым. Речь героев "Тихого Дона" и "Поднятой целины" чрезвычайно колоритна и красочна именно потому, что она в нужной мере насыщена диалектизмами. Опубликованные главы из второй книги "Поднятой целины" еще раз свидетельствуют о мастерстве М.А. Шолохова как художника слова. Для нас важно отметить сейчас, что в эти главы М.А. Шолохов ввел довольно значительное количество диалектных слов и форм, придающих речи персонажей своеобразный местный колорит.

Среди диалектных особенностей, отмечаемых здесь, можно встретить и слова, неизвестные в литературном языке (про́весна - время перед началом весны, толока́ - выгон для скота, аржане́ц - злаковое растение, похожее на рожь, уре́зать - ударить, лы́тать - убегать, огина́ться - проводить время, за́раз - тотчас и др.), и особенно часто - диалектное образование отдельных форм различных слов (именительный, родительный и винительный падеж множественного числа: кровя́; сиротков воспитывать; убивцев не выдала; без придирков; салфетков не бывало; доказательствов нету; глагольные формы: полозишь вместо "ползаешь", стонает вместо "стонет", волокётся вместо "воло́чится", прибегла вместо "прибежала", ляжь вместо "ляг", слазьте вместо "слезайте"; наречия пе́ши и ве́рхи вместо "пешком", "верхом" и др.), и отражение диалектного произношения отдельных слов (вьюноша - "юноша", протчую - "прочую", ро́дному и др.).

В повести «Кладовая солнца» М. Пришвин неоднократно употребляет диалектное слово елань: «А между тем тут-то вот именно, на этой полянке, вовсе прекращалось сплетение растений, тут была елань, то же самое, что зимой в пруду прорубь. В обыкновенной елани всегда бывает видна хоть чуть-чуть водица, прикрытая большими, белыми, прекрасными купавами, водяными лилиями. Вот за то эта елань и называлась Слепою, что по виду ее было невозможно узнать». Мало того, что из текста нам становится ясно значение диалектного слова, автор при первом его упоминании дает сноску-объяснение: «Елань – топкое место в болоте, все равно что прорубь на льду».

Выводы: таким образом, диалектизмы в художественных произведениях советской литературы, как и в литературе прошлого, используются в различных целях, но они остаются всегда лишь вспомогательным средством для выполнения задач, поставленных перед писателем. Они должны вводиться только в такой контекст, где в этом есть необходимость; в этом случае диалектизмы являются важным элементом художественной изобразительности её красота и тем сильнее она отзывается в человеческом сердце. Коротко и ясно эту мысль выразил Лев Толстой: «Простота есть необходимое условие прекрасного».

В своем очерке «Словари» Паустовский пишет: «Из многих местных слов, на которых говорят, к примеру, во Владимирской и Рязанской областях, часть, конечно, непонятна. Но попадаются слова превосходные по своей выразительности. Например, старинное, до сих пор бытующее в этих областях слово «окоём» – горизонт. На высоком берегу Оки, откуда открывается широкий горизонт, есть сельцо Окоёмово. Из Окоемово, как говорят местные жители, видно половину России. Горизонт – это всё то, что может охватить наш глаз на земле, или, говоря по-старинному, всё то, что «емлет око». Отсюда происхождение слова «окоём». Очень благозвучно и слово «Стожары», – так в этих областях народ называет звёздные скопления. Это слово по созвучию вызывает представление о холодном небесном пожаре. Такие слова украсят и современный литературный язык. В поисках слов нельзя пренебрегать ничем. Никогда не знаешь, где найдёшь настоящее слово». Вхождение диалектизма в литературный (нормированный) язык — процесс длительный. Пополнение литературного языка за счет диалектной лексики продолжается в наше время.

Влияние просторечия на литературный язык

Просторечие, наряду с диалектами, является питательной основой литера­турного языка.

В современных условиях, когда литературный язык является сформиро­вавшейся и высокоразвитой коммуникативной подсистемой национального русского языка, а просторечие, напротив, утрачивает свое функциональное значение, роль его как питательной основы литературного языка значитель­но меньше. Вместе с тем формы, в которых проявляется влияние просторечия на литературную речь, разнообразнее, чем раньше. Если в XVIII—XIX вв. просторечные элементы проникали в литературный язык главным образом через художественную литературу, а между устной речью образованных лю­дей и просторечием существовала четкая и определенная грань, переходить которую носитель литературного языка мог только с риском навлечь на себя осуждение общества, то теперь весьма гибки и разнообразны способы созна­тельного использования просторечных единиц в устной литературной речи (с целью словесной игры, шутки, каламбура и т. п.). Кроме того, просторечные средства, в особенности те, что обладают яркой экспрессивностью, достаточ­но широко употребляются в речи носителей литературного языка в непринуж­денных, неофициальных ситуациях, при проигрывании соответствующих со­циальных ролей.

Просторечное слово нередко встречается в письменных литературных тек­стах, и не только в художественных, но и в публицистических (особенно в га­зетной публицистике), иногда без какой-либо ориентации на создание стилис­тического эффекта.

Итак, можно говорить о нескольких формах влияния современного просто­речия на литературный язык.

Одна из таких форм — использование просторечных элементов в литера­турной речи (в основном — устно-разговорной) в качестве стилистичес­кого средства.

Оставляя в стороне далеко выходящий за рамки настоящей работы вопрос об использовании просторечия в художественном произведении (как в речи персонажей, так и в авторском тексте), укажем характерные случаи употребле­ния просторечных элементов в спонтанной, заранее не подготовленной речи носителей литературного языка:

Ты с нею поосторожней, уж больно она ндравная; Как вы там вчера, в колхо­зе-то? — Между прочим, было чижало — народу-то совсем мало поехало; Это чья сумка, ее? — Да как будто ейная; Ох ты, обратно в новом платье!; Смотри, они [цветы] уже завяли. — А пущай, сегодня новых купим; Сплошные заседа­ния: сейчас ученый совет, в три — местком, а в пять — какая-то лекция. Цель­ный день без продыху! (записи 80-х гг.; все информанты — с высшим гумани­тарным образованием).

Обращает на себя внимание тот факт, что в качестве стилистически марки­рованного средства используются в основном единицы просторечия-1, а не про­сторечия-2, так как они больше контрастируют с литературно-нормативной речью. Просторечный элемент обычно интонационно выделяется говорящим — тем самым указывается на его инородность и на то, что говорящий сознатель­но пользуется этим инородным словом или оборотом.

Влияние просторечия, видимо, и ограничивается таким стилистически и ситуативно обусловленным использованием просторечной манеры произноше­ния и некоторых лексических элементов, иногда в составе устойчивых оборо­тов или ходячих фраз (не пимши не емши, польт не напасёсся, ходют тут всякие, наложи лизарюцию и т. п.).

Употребляя подобные выражения, говорящий — носитель литературного языка — должен быть уверен, что собеседник понимает шутливость их ис­пользования и не допускает, чтобы словоформы типа пущай или польты слу­шающий воспринял бы как нейтрально употребляемые средства общения (и тем самым отнес бы говорящего к носителям просторечия).

Низкий социальный престиж просторечия-1 не мешает, а, напротив, спо­собствует использованию этой языковой подсистемы в качестве источника шут­

ливого, иронического употребления. Просторечные единицы, используемые с установкой на шутку, редко делаются нейтральными в литературном языке. И здесь дело уже не только в их яркой экспрессивности на фоне литературной речи, но и в осознании говорящими их социальной инородности и, стало быть, неприемлемости в качестве «нормального», неотмеченного коммуникативного средства7.

Наряду со стилистическим использованием просторечных слов и выраже­ний происходит и их заимствование.