Мы хлопали так, что ладони заболели. Мика обнимал Джей-Джей, и я увидела, что он плачет. Я ее тоже обняла. Рука Жан-Клода обняла меня за плечи, я повернулась — меня ждал поцелуй. И на утихающем рокоте зала я услышала:
— Они все выросли, наши юные мужчины.
Я могла только кивнуть. Джейсона и Натэниела я знала с их девятнадцати лет, и мальчишки, с которыми я познакомилась, стали мужчинами, которых я сегодня видела. Слово «выросли», пожалуй, будет неточным — рост их не изменился. Может быть, заматерели.
Ашер уже садился. Я глянула и увидела у него на лице розоватые слезы. Я подвинулась и наклонилась к нему. Он вытер слезы, будто не хотел, чтобы я их видела, но от моего поцелуя не отстранился, хотя мысли его были далеко.
— Ашер, что с тобой? — спросила я.
— Я не знал, что наш волчонок может быть так красив, — ответил он.
— Я тоже не знала.
Хотя, глядя ему в лицо, я не знала, говорим ли мы об одном и том же. Тот случай, когда одни и те же слова могут означать тысячи разных вещей. Я знала, что чего-то не понимаю, но настолько была огорошена, что даже не могла сообразить, какой вопрос Ашеру задать, чтобы проникнуть в его настроение. Что-то с ним происходило, что-то серьезное и эмоциональное, и я не знала, что именно.
Зрители подходили к сцене. Очевидно, родители маленьких танцоров могли забрать своих детей прямо со сцены — Моника вернулась с Мэтью на руках.
Джей-Джей нашла Джейсона и знакомилась сейчас с его партнершей. Девочка была в восторге от встречи с Джей-Джей, которая уже добилась того, о чем девочка только мечтала. Джей-Джей — профессиональная балерина в одной из крупнейших балетных антреприз США, если не всего мира. Мало кто из танцовщиков добирается до таких высот.
Мы с Микой двинулись вперед, рука об руку, искать Натэниела. Вивиан вдруг оказалась рядом, словно не хотела быть в толпе одна. Я ей протянула другую руку, и она ее взяла, благодарно улыбнувшись. Вивиан вообще нервная, но я не знала, что она не любит толпы. Это всегда так было или что-то новое? Она из наших леопардов, мне полагалось бы знать такие вещи.
Вдруг рядом с нами оказался Нечестивец.
— Анита, не вынуждай нас делить охрану.
Я обернулась назад, но слишком я маленького роста, чтобы увидеть у него за спиной Истину с Жан-Клодом и Ашером.
— Прощу прощения, — сказала я.
Мика поднял руку, и я поняла, что он увидел Натэниела или Стивена. Нечестивец нас провел через толпу, и они там нас ждали. Стивен спрыгнул со сцены и поцеловал Вивиан. Был он такой счастливый, каким я его еще не видала. Сразу рядом со мной оказался Натэниел, и настала моя очередь попадать в объятия. Он меня поднял и завертел в воздухе, и я рассмеялась. Он был так полон собой, как и должен был быть.
И он меня поцеловал, все еще держа над собой, я соскользнула по его телу вниз, все еще в поцелуе, в его руках. У меня дыхание перехватило, и он поставил меня на землю.
Мика хлопнул его по плечу — и вдруг его изо всех сил обняли. Мика было дернулся, а потом решил, что ну и пусть. Такие объятия на каждой спортплощадке бывают, но потом Натэниел его поцеловал, а это уже со спортом связано реже. На миг Натэниел застыл, несколько ошеломленный, и я думала, что он сейчас извинится, но Мика мотнул головой, обхватил Натэниела за шею, привлек к себе и поцеловал — долго и нежно. Потом отодвинулся, улыбаясь, а Натэниел как-то не очень соображал, зато потом вернулась улыбка, с которой он спрыгивал со сцены, — просто светящаяся счастьем.
Я их обняла обоих и прижала к себе. Что-то у меня за спиной заставило повернуться, и я увидела, что там стоят Ашер и Жан-Клод, а рядом с ними — Истина. Лицо Жан-Клода было красиво и непроницаемо — за такой маской он обычно скрывал свои мысли, но лицо Ашера выдавало их обоих. Это была злость... нет, гнев, ярость. Что-то разъярило Ашера до крайности.
Я снова обняла своих и радовалась, но я знала теперь, что момент этот пройдет и придется мне взглянуть Ашеру в лицо. Бывают мгновенья полностью совершенные, пока кто-нибудь не придет и все не испохабит. И так всегда.
Глава четвертая
Жан-Клод и Ашер сели в лимузин с Истиной и Нечестивцем и поехали к «Цирку Проклятых». Почему мы не оставили охрану при себе? Во-первых, в нашу машину столько народу не влезет. Во-вторых, я вооружена и со мной три оборотня. Так что я чувствовала себя вполне защищенной.
Жан-Клод сказал, что приготовит для нас закусить. Нет, правда, так и сказал. Только говорил таким голосом, будто хотел скрыть эмоции, или мысли, или что там еще. Было ли трусостью — дать ему уехать с Ашером, зная, что они всю дорогу будут грызться? Может быть, но зато в этой грызне мне не придется участвовать. Когда спишь с таким количеством мужчин, есть серьезный минус: приходится следить за эмоциональным климатом и чуть чего не так — исправлять.
Мы с Джей-Джей, Микой и Вивиан ждали, пока наши мужчины переоденутся. Стивен вполне мог ехать домой в своем костюме, но Натэниел и Джейсон были не в том виде, чтобы появляться на улице. Поцелуй мужика с мужиком нам сошел с рук без неприятной реакции, но все мы понимали, что в Библейском Поясе появление на улице в облегающем трико будет воспринято как удар под дых.
Вся наша троица пошла искать душ, а остальные пока бродили по вестибюлю. Скамейку мы нашли только одну, и места там было только для троих из нас, хотя крупных среди нас не было. Маленькая скамеечка. Мика твердо сказал, что будет стоять, и я не стала спорить, потому что с работы пришла на трехдюймовых каблуках. Когда он будет на каблуках, я не буду спорить, если он сядет.
Джей-Джей и Вивиан казались еще воздушнее в своих газовых платьях. Джей-Джей могла бы такое надевать на сцену для участия в номерах вроде тех, что мы сегодня видели. У Вивиан платье чуть поплотнее и с блестящим бисером, но обе они выглядели как высокородные девы, готовые приветствовать рыцарей, возвращающихся после славной битвы. А я выглядела такой, какой и была: женщина, примчавшаяся на концерт прямо с работы.
Мика прислонился к стене рядом со мной. Я взяла его руку в свои, и мне сразу стало лучше. Он ведь тоже, в конце концов, прямо с работы, а выглядит отлично.
Джей-Джей посидела недолго, потом встала и начала расхаживать. Даже не столько расхаживать, сколько напевать что-то себе под нос, но для этого ей нужно двигаться. Она почти танцевала при этом, вычерчивая какие-то фигуры туфлями без каблуков и розовым платьем. Рост у нее чуть больше моего, но она казалась существенно выше, тоньше, вся — изящество линий, будто ее художник нарисовал.
Вивиан подвинулась ко мне поближе. Она — оборотень, и она наш леопард, а когда оборотню не по себе, он любит прикосновение. Оно успокаивает. Я поняла намек и протянула ей свободную руку. Она приняла ее, слегка улыбаясь, и восприняла как приглашение приблизиться так, чтобы соприкоснуться бедрами. В прежние времена мне это бы не понравилось, но сейчас я понимала, что Вивиан в мое личное пространство не лезет. Ей просто нужно прикосновение.
Я подняла руку, и Вивиан залезла под нее, прижавшись ко мне, а я обнимала ее за хрупкие плечи. Вдруг я почувствовала себя очень по-мужски, но тот факт, что она ко мне прижимается при зрителях, означал: что-то у нее нехорошо.
Мика сжал мне руку, и я встретилась с ним взглядом — знакомым мне взглядом. Вздохнув, я обняла Вивиан, прижавшись щекой к ее волосам.
— Вивиан, в чем дело?
Она вздрогнула, стала отодвигаться. Я не пустила ее, обняв еще раз.
— Ну что такое, Вивиан? Рассказывай.
— Мы — твои Нимир-Ра и Нимир-Радж, Вивиан. И мы твои друзья. Расскажи, — добавил Мика.
Она судорожно вздохнула, плечи задрожали. Охватив себя руками, она сжалась, я привлекла ее к себе. Она обняла меня за талию, помешкав миг, когда наткнулась на кобуру, но обняла все же и положила голову мне на плечо. Значит, плохо дело, раз она такое позволяет себе при зрителях. Вивиан — женщина очень сдержанная.
— Тигры провели Джину через три полнолуния без перемены. Она все еще беременна.
Я наморщила лоб, посмотрела на Мику. Он приподнял брови, показывая, что тоже не понял.
— А, Криспин и Домино помогают Джине сдерживать ее зверя, чтобы она не перекинулась и не потеряла ребенка, — сообразила я.
Вивиан прижалась сильнее, ее стала бить дрожь — мелкая и частая. Отпустив руку Мики, я обняла ее обеими руками, а она заговорила тихо, выжимая из себя слова:
— Мы, оборотни, можем забеременеть, но не можем выносить ребенка до срока родов. Перемена — сильное потрясение для организма, и происходит выкидыш. Вот почему тигры пытаются научить нас своей вековой практике: как в наших видовых сообществах мужчины могут помочь женщинам заводить детей.
Когда в Сент-Луис приехали Криспин и Домино, мы думали, что приобрели новых доноров крови, танцора в «Запретный плод» (Криспин) и охранника (Домино). Но тигры поделились одной из величайших тайн своего клана. Тигры — единственная среди оборотней группа, которая может размножаться обычным способом. У них есть так называемые чистокровные, рожденные с тем цветом глаз и волос, который будет у них при превращении в тигра, хотя первая перемена у них случается уже только в пубертате. И эти чистокровные не превращаются в обыкновенных черно-оранжевых тигров, хотя их жертвы именно такими обычно и становятся. Я даже не знала, что тигры умеют размножаться, пока не съездила к ним в Вегас, но вне этого клана никто не знал, что зверя в женщине можно смирить. Мужчин с детства обучают работать с подругами и помогать им пройти всю беременность, не испытав перемены, так что выкидыша не происходит. Криспин, когда успокоил зверя Джины в первый раз, не сообразил, насколько это для всех нас большой сюрприз. Теперь прошло три месяца, и если она еще месяц продержимся, это будет дольше, чем бывало у любой беременной самки вне тигриного клана. Тигры сами испугались, что их парапсихическое умение действует на оборотня другой природы. Одной из целей завтрашнего Прихода к нам группы тигров было обсудить последствия беременности Джины и возможного ее успешного разрешения, последствий всего этого для всей культуры тигров-оборотней.
Вивиан зарылась в меня головой, и голос ее звучал приглушенно.
— Я давно смирилась, что у нас со Стивеном никогда не будет детей, что мы не можем, то есть я не могу иметь детей.
— Мы поможем Джине пройти через все трудности и сохранить ребенка, — сказал Мика очень уверенно.
У меня такой уверенности не было, потому что мало того, что Криспин или Домино должны быть с ней каждое полнолуние, но кто-то должен иметь возможность прибежать к ней по первому зову, если надо будет. Не только полная луна может воззвать к зверю. Сильные эмоции, боль, да еще сотня всяких вещей могут спровоцировать реакцию.
Я одна из тех, кто пытается выяснить, как делается то, что так легко получается у Криспина и Домино. У меня пока не очень большие успехи — быть может, потому, что мои звери заключены в моем человеческом теле и я не умею давать им облик зверей. Но Мика обучается и делает успехи. Криспин считает, что еще несколько дней — и он будет это делать свободно. Все мы, которых учат укрощать зверя Джины, у нее в списке быстрого набора, так что если она не сможет с собой совладать, мы тут же прилетим. Эти двое тигров искренне надеются, что из доминантов других групп зверей тоже скоро некоторые научатся, и тогда у них будет резерв.
Вивиан прильнула ко мне крепче, задрожала еще сильнее.
— Если Джина сможет родить ребенка, я тоже хочу.
Я погладила ей щеку ладонью:
— Тогда ты будешь следующей.
Она замотала головой:
— Стивен не хочет.
— Что? — не поняла я.
Она подняла голову с моего плеча, посмотрела мне в глаза. По идеальной коже размазались помада и тени.
— Он говорит, что при своей биографии не хочет детей. Боится оказаться таким, как его отец.
— Стивен никогда таким не будет, — ответила я.
Стивена и его брата-близнеца Грегори в детстве насиловал их собственный отец, пока они не убежали из дому. Сейчас он пытался добиться от них прощения в рамках этапа программы двенадцати шагов. Они не хотят иметь с ним ничего общего, и в его настоятельных попытках компенсировать им их кошмарное детство я вижу лишь то, что свою необходимость извиниться он ставит выше их необходимости быть оставленными в покое.
— Я ему это говорила, но он боится. Он работал с Мэтью над одним танцем, и это вызвало у него страшные воспоминания. У него были жуткие кошмары. Психотерапевт ему сказал, что это хороший признак: перед тем, как станет лучше, должно стать хуже.
А чего еще психотерапевт скажет? Но вслух я произнесла нечто более оптимистическое:
— Стивен совсем не то, что его отец.
— То же самое и психотерапевт говорит, но Стивен боится. — Она проглотила слюну сухим ртом, громко, даже я слышала. Казалось даже, что ей больно было глотать. — Анита, я хочу детей. Так хочу, что если Стивен не захочет, мне придется его лишиться, чтобы их иметь. А я не хочу его терять. Я его люблю и я знаю, что он меня тоже любит.
Я не знала, что сказать, но Мика, к счастью, знал. Подойдя и присев перед ней, он положил ей руку на колено.
— У нас еще шесть месяцев до того, как Джина будет рожать. Вполне достаточный срок для психотерапии. Шесть месяцев могут все поменять, если Стивен согласен работать над своими проблемами.
— А если он не согласится?
Мика посмотрел на нее терпеливым взглядом, говорящим: «Все образуется». Я снова ткнулась лицом ей в волосы. Утешительное лицо я делать не умею, так что я ее просто прикосновениями успокою.
— Все получится, — ответил он, по-отцовски поглаживая ее по колену. Как Нимир-Раджу ему полагалось исполнять функции отца, брата и бойфренда, только без секса.
— Почему ты так уверен?
Но я слышала по ее голосу, что она тоже хочет быть уверенной, хочет верить его лицу, его голосу, его руке.
Мика улыбнулся ей с той определенностью, которую я видела у него чуть ли не с самого начала. От него шла уверенность, что как он сказал, так и будет.
— Я знаю Стивена и знаю тебя, и знаю, что вы друг друга любите. Вы многое вместе пережили, и это испытание вы тоже пройдете.
— Ты так уверенно говоришь...
Голос у нее звучал еще обиженно, но ей тоже хотелось надеяться.
Он широко ей улыбнулся:
— Потому что я уверен.
Я этого не могла сказать, потому что всегда мне хочется верить, что кто-нибудь обязательно все испортит. Не имея возможности подкрепить уверенность Мики своей, я поцеловала Вивиан в голову, лежавшую у меня на плече.
Вдруг перед нами возникла Моника. Я было нахмурилась, хотела предупредить ее, чтобы не лезла, и Мика встал, готовый сделать то же самое, но лицо у нее не было злобным. Я никогда до этого не видала у нее доброго выражения.
Она обратилась к Джей-Джей:
— Ты можешь на несколько минут занять Мэтью?
Джей-Джей подплыла к нам и позвала мальчика побегать в догонялки. Наверное, у меня был удивленный вид, потому что Моника сказала мне:
— Я была замужем за столетним вампиром. Я понимаю, что значит хотеть ребенка и знать, что никогда у тебя его не будет. Ты знаешь, насколько редко удается древним вампирам зачать дитя.
Я знала. И сейчас только кивнула.
Мика отодвинулся, и она заняла его место, присев перед Вивиан.
— Пойдем в туалет, подкрасишься, а то Стивен скоро выйдет.
Вивиан заморгала, потом молча кивнула.
— Не хочу, чтобы Стивен знал, что я кому-нибудь говорила.
— Я ему не скажу, — пообещала Моника и протянула руку.
Вивиан посмотрела на Мику, который кивнул, и я тоже кивнула. Она ушла с Моникой, и мы верили, что Моника не напортит. Вроде как отправить дочь с какой-нибудь злобной девицей из школы и надеяться, что она злобной не будет, но я, как ни странно, так и поступила.
Мика сел со мной рядом, его рука нашла мою. Мы смотрели, как Джей-Джей мечется по вестибюлю, а Мэтью за ней гоняется. Он визжал от радости, но что-то в этой игре мне напомнило последний номер Джейсона и его балерины. Я выискиваю сходство — или мальчик подражал дяде Джейсону?
Мика, как это часто бывало, сказал, будто прочел мои мысли:
— В возрасте Мэтью я просил маленькую кобуру и пистолет с пластиковой табличкой.
— Потому что отец был шерифом?
Он кивнул:
— Когда мне было три, он еще не был шерифом, но в полиции уже служил, и я хотел быть таким, как он.
— Значит, мне не кажется. Мэтью пытается подражать танцу, который сегодня видел.
Мика смотрел, как малыш преследует ловкую, грациозную танцовщицу.
— Он начал постигать, что это значит — быть мальчиком. Подражает мужчинам, которых видит.
Я ему передала слова Мэтью насчет того, что меня целуют взрослые мужчины. Мика меня обнял, и я поняла, что точно так же я обнимала Вивиан. Я от этого выпрямилась и даже отодвинулась слегка.
— В чем дело? — спросил он.
— Я просто думаю, что понимает Мэтью и как это скажется на дальнейшей его судьбе.
— Но почему ты отодвинулась?
Я сделала глубокий вдох и ответила:
— Потому что я не позволю себе так припадать к плечу, как Вивиан.
Он улыбнулся и притянул меня к себе, чтобы поцеловать в лоб.
— Ты никогда не будешь припадать, как Вивиан, Анита.
Я его обняла, притянула поближе и совсем не была так уверена. Хотелось мне его спросить, не хочет ли он детей. Он себе сделал вазэктомию несколько лет назад, чтобы один очень злобный оборотень не мог его использовать для осеменения женщин из его группы. Это злодей любил, чтобы они беременели, и наслаждался потом болью и скорбью от каждого выкидыша. Такой извращенной личности никогда не встречала ни до, ни после, и никогда ни секунды не сожалела, что его убила.
Биологического ребенка Мики я родить не могу, но мы делим постель и кров с Натэниелом уже два года. Они хотят детей? Если бы я была действительно так смела, как обо мне думают, я бы спросила, но я этого не делаю — потому что не хочу знать. Потому что боюсь, что ответ и так знаю.
Глава пятая
Не прошло и часа, как мы все пятеро входили в большую дверь подземелья у подножия длинной лестницы, ведущей сюда из верхней части «Цирка проклятых», где постоянный карнавал, арена, представление уродцев, где показывают мифических созданий. По этой лестнице мы спустились в тихое подземелье, где находится логово мастера города Сент-Луиса. Когда я впервые вошла в эту огромную путающую дверь, Жан-Клод был еще только одним из миньонов мастера. Прежнюю хозяйку подземелья мне пришлось убить, спасая свою жизнь, и так открылась Жан-Клоду дорога к посту мастера города. Великие следствия малых причин.
Мы закрыли и заперли за собой дверь и оказались на открытом месте, огороженном огромными занавесами, идущими до пола и теряющимися в темноте под потолком. Назвав это помещение подземельем, я не шутила. Оно было устроено в естественных пещерах под городом, а шторы, добавленные для уюта, служили стенами гостиной.
Джейсон и Джей-Джей, держась за руки, опередили нас и развели руками шторы, привычно войдя в образовавшуюся щель. Для попавшего сюда в первый раз нахождение «двери» было бы почти невыполнимой задачей. Джейсон с подругой вошли, смеясь, и глядя друг на друга — никогда бы не подумала раньше, что Джейсон может на кого-то так смотреть.
Мы вошли за ними — я держала Натэниела за руку, Мику под руку. И мы чуть не напоролись на Джейсона и Джей-Джей, остановившихся на пороге. Что-то в их позе заставило меня выпустить руки мужчин и потянуться за пистолетом. Может, я перестраховываюсь, но очень многие наши враги быстрее человека. Второго шанса вытащить пистолет они тебе не дадут. Руки я спрятала за Джейсоном и Джей-Джей, пытаясь в то же время приглядеться, отчего они остановились, потому что уровень напряжения у Джейсона подпрыгнул выше крыши. Умом я знала, что в ситуации, требующей оружия, он бы крикнул мне, но, кроме оружия, у меня ничего не было.
В том, что я видела перед собой, ничего не было понятно. Истина и Нечестивец стояли с другими нашими чернорубашечными охранниками посреди комнаты, а Жан-Клод и Ашер — по разные стороны от этой группы. Больше всего было похоже, что охранники стараются развести двух вампиров подальше. Что за черт?
Я вышла вперед, держа пистолет дулом вниз.
— Что тут происходит? — спросила я.
Несколько пар глаз глянули на меня, но в основном охранники продолжали смотреть на вампиров, одного или другого, ожидая, что кто-то из двоих мне ответит. Я обернулась к Клодии, единственной охраннице, которая у нас работает, и единственной известной мне женщине выше шести футов. Она подошла ко мне. Длинные волосы завязаны в тугой хвост, который шелохнулся, когда она шагнула в сторону.
— Мы думали, они подерутся.
— Из-за чего? — спросила я, убирая пистолет.
Стрелять здесь я ни в кого не стану, и они все это знают. Если пистолет не использовать, это просто железяка ненужная. И я убрала эту железяку в кобуру.
— Не могу точно сказать, — ответила Клодия.
— А ну-ка, отвечайте мне кто-нибудь из вас двоих!
— Мы не подеремся, — ответил мне Жан-Клод, отошел от группы телохранителей и уселся на большой белый диван у дальней стены комнаты, плюхнулся на него в своем небрежном стиле, но выглядел все же так, будто позировал невидимому фотографу. Он всегда красив, но такое внимание к своему внешнему виду было у него обычно зарезервировано для гостей, особенно гостей враждебных.
— Что случилось? — спросила я.
Ашер отступил к белому диванчику с золотыми и серебряными подушками. Он закинул руки на спинку диванчика небрежно, но поза была продумана не меньше, чем у Жан-Клода. Золотые волосы Ашера скрыли половину лица со шрамами, и был он как падший ангел в своей совершенной и холодной красоте.
— Ребята, какая вас муха укусила? Что случилось?
— Ничего не случилось, — ответил мне Ашер, — и, собственно, в этом вся проблема.
Мы стояли в этой белой с золотом комнате, и я понятия не имела, что происходит. Охранники заняли позицию между фальшивым камином и двумя креслами, серебряным у камина и золотым с белой обивкой поближе к нам, стоящим в конце зала между большим диваном и диванчиком, на котором сидел Ашер. На большом журнальном столе из стекла и металла посередине этого всего стояла еда, и охранники были вынуждены обходить стол, поглядывая то на еду, то на вампиров. Казалось бы, можно бы и не бояться смахнуть со стола тарелку или стакан, когда стоишь между двумя вампирами в ранге мастера, но вот иногда оказываешься между котлетой и вилкой, где безопасного места нет.
Я перевела хмурый взгляд с одного на другого, наконец обратилась к охранникам с немым вопросом. Клодия и ее собрат-крысолюд Фредо посмотрели на меня в ответ. Еще двое охранников, которые у нас работают не так долго, были гиенами-оборотнями: один высокий и белокурый, другой поменьше и чуть потемнее, чем Вивиан, с тугими курчавыми волосами, коротко стриженными. Оба они смотрели на Ашера. Нечестивец смотрел то на одного вампира, то на другого, но Истина глядел на меня.
— Докладывай, Истина, — сказала я.
Темноволосый вампир отступил от охранника в футболке и повернулся ко мне:
—Ашер грозится взять своих гиен и найти себе другой город.
— Что? — Я ошеломленно обернулась к Ашеру. — Зачем?
Рядом со мной встал Мика:
— Гиены Нарцисса — третья по силе группировка в нашем городе. Он не бросит все, чтобы начать на новом месте с самого начала.
— Для меня — бросит, — ответил Ашер.
— Ты его сделал зверем своего зова? — спросил Мика.
Ашер посмотрел на него исподлобья, и в невероятно светлых глазах мелькнула искорка, намек на вампирскую силу.
— Я не обязан отвечать на твой вопрос, кот.
— Хорошо, ответь на мой, — сказала я.
Он посмотрел на меня недружелюбно:
— Нет, я не делал того, чего так страстно хочет Нарцисс. Не сделал его зверем своего зова. Но если я это сделаю, если я соглашусь прийти к нему в постель, как он желает, он согласится бросить Сент-Луис и пойти за мной, куда я пойду.
На это я не знала, что сказать. Заговорил Мика:
— Значит, Нарцисс очень любит тебя, если готов оставить обжитый город и идти в неизвестность бороться там за власть.
Ашер засмеялся, и если у Жан-Клода смех бывает чувственный и сексуальный, то у Ашера он был скорбен, как будто свет потускнел. У меня на миг защемило сердце.
— Не знаю, способен ли Нарцисс истинно любить кого-нибудь, но меня он хочет. Так хочет, что готов разрушить результаты всех своих трудов, лишь бы я принадлежал ему во всех смыслах.
Разговор звучал с такими интонациями, будто все это уже сто раз проговорено и выслушано, но для меня тема была нова. Я поглядела на Жан-Клода и задала очевидный вопрос:
— Давно ты знаешь о предложении Нарцисса?
— Достаточно давно, — ответил он.
— И когда же ты собирался сказать о нем мне? — спросила я.
— Он не мог тебе сказать, — отозвался за него Ашер, — потому что пришлось бы тебе рассказывать, почему я хочу уйти, а этого разговора он вести не хочет — не правда ли, mon bellot? А, да... ты уже не мой милый ведь, я не ошибаюсь?
— И что это значит? — не поняла я.
— Это значит, что если меня не любят, то я требую должного уважения как мастер-вампир, обладатель зверя своего зова.
— Ребята, все равно не доходит. Объясните, — попросила я.
— Я требую официального приветствия.
— Мы все здесь друзья, mon ami, — напомнил Жан-Клод.
— Нет, не все мы здесь друзья, — возразил Ашер. — Либо я вампир в ранге мастера, второй после тебя, либо нет. Если да, то я в своем праве, когда требую официального приветствия от всех, кто здесь находится.
— Мне кажется, что все это не касается Джей-Джей, — сказал Джейсон.
Мы на него обернулись. Я не знаю, что бы я сказала, по меня опередил Жан-Клод.
— Ты совершенно прав. Она — твоя гостья, и все это не ее забота.
—Я вернусь, как только ее устрою, — пообещал Джейсон и увел ее за шторы, в коридор. Она на ходу что-то спрашивала тихим серьезным голосом, но он только мотал головой.
— Что значит — «официальное приветствие от всех присутствующих»? Мы его исполняем только по отношению к приезжим мастерам или доминантам, среди своих оно нам не нужно.
Ашер посмотрел на меня. С закрытой половиной лица, в этом синем шелке он был — надменная красота, но я знала, какие эмоции за этой надменностью прячутся. Такой вид он на себя напускал, когда впервые к нам приехал, если опасался, что его что-нибудь очень сильно заденет.
От этой мысли я посмотрела туда, где над головами охранников висел над камином портрет, вокруг которого и выстроилось убранство зала. Это был портрет Жан-Клода, Ашера и их погибшей Джулианы — из тех времен, когда все одевались, как на страницах «Трех мушкетеров» Дюма.
На этой картине Ашер был золотой и белый, Джулиана сидела перед ним, а за ними стоял Жан-Клод, еще и тогда в своем фирменном черно-белом. Ашер на картине был без шрамов, и художник сумел передать ту надменность, которую видела я сейчас.
— Ты вот сказал про всех присутствующих. Ты в буквальном смысле имел в виду? — спросила я.
— Именно так.
— Жан-Клод?
— Мы обычно пренебрегаем формальностями, — ответил Жан-Клод, — но он в своем праве требовать формального приветствия при каждом появлении.
— Но зачем нам эта пузомерка? Мы же не меряемся, кто тут круче?
— Да, я тоже так думал, — ответил мне Жан-Клод.
Я обернулась к Ашеру:
— Ты серьезно хочешь заставить всех нас это делать?
— Да, — ответил он.
— Зачем?
— Затем, что могу.
Я посмотрела на него секунду, потом сказала:
— Ну, ладно. Так как мы будем это делать?
— Тот, кто видит во мне доминанта, может меня приветствовать. Кто считает себя выше или равным мне — с тем мы выясним.
— Что выясним? — спросила я.
— Выясним, кто будет предлагать свою кровь и плоть, — ответил мне Мика.
— Но это же чистая формальность, — возразила я. — Низший подставляет высшему жилу, вампир или оборотень эту жилу обнюхивает или целует, и ритуал окончен.
— Не всегда так, ma petite.
— А что еще?
— Тебе известно, что некоторые вампиры используют это как способ проявить власть над другими.
— Да, я это видела.
— Ритуал состоит в предложении крови. Доминант или мастер вполне имеет право взять то, что ему предложено, — так это изначально и делалось много столетний тому назад. Мастер выбирает одно из предложений и насыщается, а ты, когда предлагаешь ему подчинение, тем самым даешь ему право на свою кровь.
— Не так это было, когда к нам приезжали с визитами мастера из других мест, — напомнила я.
—Ашер взывает к своему праву, и подобный поступок правом предусмотрен. — Жан-Клод махнул рукой, и охранники отодвинулись, чтобы два вампира могли видеть друг друга. — Ты это имел в виду?
— Да, — ответил он, и в его голосе не было ничего приятного.
— У меня такое чувство, будто я влезла в спор, ничего не зная о предмете. Если мы должны предлагать кровь и плоть, я хотела бы знать почему.
— Предлагаешь только тогда, когда видишь во мне доминанта по отношению к себе, Анита, а ты меня таковым не считаешь.
Я наморщила лоб, повернулась к Жан-Клоду:
— Объясни мне, как это надо понимать?
— Он хочет сказать, что кровь ты ему предлагаешь лишь тогда, когда считаешь себя ниже по рангу. Если ты не видишь в нем высшего, то не предлагаешь ни кровь, ни плоть, а можешь настаивать, чтобы он тебе предложил свои.
Я тряхнула головой, повернулась к Мике и Натэниелу: