- Только не простудись сынок! - ласково сказал папа, заботливо застегнув мне верхнюю пуговицу осеннего пальто. Он провожал меня первоклассника в школу, держа за руку. Я ощущал его тёплую, большую ладонь, сильного и доброго молодого мужчины. Высокий, стройный брюнет и я, маленький семилетний мальчик торопливо идём по осеннему бульвару неторопливыми шагами. До школы совсем недалеко, поэтому мы не торопимся. Я держу в одной руке букет приятно пахнущих цветов учительнице начальных классов, другой держусь за руку моего отца. Он радуется этому первому моему учебному дню, ведь у меня отличная успеваемость в подготовительной группе детского садика, значит и в школе проблем быть не должно.
Позавчера я познакомился с девочкой, которая будет сидеть со мной за одной партой. Её тоже должны привести родители. Девочка тоже с тёмными волосами как у моего папы, только глаза серые, а у нас с отцом карие. Аня, так звали мою одноклассницу не была со мной в одном садике, они с родителями приехали недавно, буквально за несколько месяцев как нам пойти в школу.
- Посмотри сынуля! - ласково говорит мне отец, вон Анюту её мама ведёт. И тут я увидел как совсем молодая женщина ведёт также за руку маленькую Аню. Но вместо того чтобы поздороваться девочка только показала мне язык, за что мать ей влепила затрещину. Анюта заплакала, вырываясь у матери истошно кричала:
- Не хочу в школу!
- Зачем вы бьёте ребёнка? - вмешался мой отец.
- А вам какое дело? - резко ответила молодуха, - как хочу, так и воспитываю. И вообще, вы мне не указ! Идите себе мимо.
- Да как вы можете? - не унимался от негодования мой папа, - я своего сына сроду не бил.
- Вот и плохо! - парировала злая мамаша. - с детьми надо со всей строгостью, тоже мне папаша!
Наверно ей тоже хотелось показать язык моему папе, как Аня показала мне. Было видно, что женщина вся на эмоциях, её дочь, продолжала реветь и вырываться.
Обстановку разрядили лишь толпа других учеников и их родителей, находившиеся возле учебного здания. Ещё немного и перед нами выступит директор школы, затем прозвенит первый звонок и мы попрощавшись с папами и мамами весело побежим на первый урок к своей учительнице, с которой уже познакомились на сборах.
Увы, в школе оказалось не так всё просто, как в подготовительной группе детского сада. Я долго не мог подружиться и поладить с девочкой, которая сидела со мной за одной партой. Аня то дралась своей линейкой ударяя меня по лбу, то выхватывала мою тетрадь на уроке, то мешала мне сосредоточиться на уроке. К тому же мы были однофамильцы, я Степанов, она Степанова, хотя никакими родственными узами нас ничего не связывало.
- Степанов и Степанова! - в приказном тоне который раз делала нам замечание учительница. - Прекратите озоровать на уроке, иначе я вас рассажу.
- Она сама ко мне лезет! - пытался оправдаться я.
-Нет, это он первый! - нагло врала Аня.
Педагог нас как будто не слышала, хотя по сути рассаживать нас было некуда, пересадила бы Ольга Тимофеевна Аню Степанову к другому ученику, было тоже самое, девчонка стала также безобразничать. А с девочками Аня сидеть отказывалась наотрез, грозясь убежать из школы. Такое поведение раздражало не только классного руководителя, но и весь класс.
Ольга Тимофеевна не раз вызывала наших родителей. Ане снова доставалось от матери и её опять приходилось вести в школу силой. Ко мне мать с отцом были куда лояльней и выгораживали перед учительницей как могли.
Однажды я не выдержал, сказав Ане:
-Мало тебя мама бьёт!
Девчонка тут же вздрогнула, скривила гримасу и заныла. За соседней партой рыжеволосый мальчишка на пол-головы ниже меня показал мне кулак.
-Аня и Максим! Сколько вас уже предупреждать? - не выдержала учительница. - Если не прекратите, то оба выйдете из класса. Заметив, что рыжеволосый мне опять кулак показал, педагог обратилась и к нему:
- Давыдов! К тебе тоже это относится.
- Эй, Степашка! - схватил меня за ворот школьного пиджака на перемене рыжий. - А ну пойдём в туалет поговорим!
- Зачем? Здесь говори! - ответил ему я.
- Что засикал трус?!
- Давыдов! Дай ему! - начала подстрекать его Аня.
- Дай ему Давыдов! - закричали другие мальчишки.
Рыжий тащил меня к туалету, а потом с размаху врезал мне кулаком в лицо. Чуть не выбив мне зуб, он разбил мне в уголке возле губ. Потекла кровь. Взвыв от боли я с кулаками набросился на обидчика ударяя по различным частям тела. Кто-то случайно ударил его входной дверью туалета. Проходивший мимо завуч схватил нас обоих и потащил к директору школы.
- Он первый полез! - оправдывался я.
Давыдов тоже ревел, но лишь грязно ругался.
Директор школы, мужчина среднего роста, в чёрном костюме, лет сорока в очках нам долго грозил исключением из школы, а потом вызвал родителей. Давыдову здорово досталось от них, а мой папа вечером сел рядом со мной, не повышая голоса долго и терпеливо говорил по душам. Ведь у меня папа добрее всех и нет такого ни у кого!
С рыжим я дрался ещё много раз. Друзьями мы не стали. Он злился даже тогда, когда мне удалось наконец найти общий язык с бывшей врединой Аней. Мама её продолжала лупить по любому поводу, но девчонка все равно всё делала по-своему. Пока её родителей не было дома, мы вместе делали уроки, потом играли, гуляли возле её дома. Славка Давыдов только завидовал и зло шипел в нашу сторону. Теперь он ненавидел не только меня. Анютке он пытался мстить, от него были одни подлости, но мы старались уйти от него подальше. Теперь Аня охотно делилась со мной бутербродами, взятыми с собой в школу на завтраки. В апреле с моим папой взяли Анюту с собой в лес, за берёзовым соком.
Отец аккуратно делал надрез на молоденькой берёзке и сок частыми каплями стекал в баночку. Мы разделили этот сок на троих. Мама Ани была строгой, но всё же позволяла дочери дружеские отношения со мной и моими родителями. Она давно забыла перепалку с моим отцом.
- Посмотри сынок, какая прекрасная у нас природа! - говорил мне он, когда мы шли напившись берёзового сока домой. - Эти стройные берёзки, лесной пруд, живность... А вот здесь - он показал в правую сторону леса, - надо быть осторожней!
- Почему папа? - спросил я.
- Там через несколько километров самка кабана выводит своих детёнышей. Ходить туда опасно, так как защищая их, она может напасть на человека.
Папа ещё много рассказывал нам про разных зверюшек, лесных птиц и пресмыкающихся. Мы с Аней молча слушали его, лишь изредка задавая вопросы. Нам было приятно и весело втроём.
В семье рыжего Славки был полный бардак. Его родители злоупотребляли спиртным, часто выясняли отношения между собой. Славке доставалось больше всего, в семье коме него были ещё старшие братья, которые тоже дрались, научившись у родителей дурным манерам. Славку не любили везде, ни в школе, ни дома. Из-за этого он превращался в мелкого гадёныша, которому не хватало взбалмошной и капризной подруги как Аня, но она, подружившись со мной быстро исправилась. Плюс к тому стала хорошо учиться, во всём мне помогать. Многие стали завидовать нашей дружбе, даже учительница перестала нам делать замечание.
Приступы моей болезни начались ещё до школы. Папа пока не приехала скорая помощь, выносил меня на улицу на руках, чтобы я смог подышать свежим воздухом. Внутревенные уколы не всегда купировали приступ, врачи скорой помощи вынуждены меня срочно госпитализировать в тяжёлом состоянии. В третьем классе я лежал в центральной детской больнице по нескольку раз на году. Стационарное лечение длилось около месяца и более, температура не спадала по две недели. Отец приходил на посещение через день, мать только два раза за моё пребывание в больнице. Анюткина мама мою подругу ко мне не пускала, думала что болезнь заразная. Но Аня не слушая маму, бегала ко мне тайком.
- Посмотри сынок, сколько я тебе всего принёс! - улыбаясь говорил отец, вынимая из сумки большие пакеты с пастилой, зефиром в шоколаде, яблоками, леденцами. - Ну –ка поешь мой дорогой! Он поцеловав меня, присаживался вместе со мной в холле отделения.
- Папа! Меня выпустят сегодня с тобой на прогулку? - спрашивал я.
- Я пойду сейчас спрошу у доктора.
Возвратившись расстроенный, он как будто виновато улыбнувшись говорил:
- Максимушка, доктор велел недельку потерпеть...
В холл вбежала запыхавшаяся Аня.
- Максимка, привет! Знаешь, я сегодня Давыдова побила! Он меня за косичку дёрнул, а я его и руками и ногами! Училка нам обоим за поведение двойки влепила, вот посмотри у меня в дневнике.
- Нашла чем хвастаться! - уныло отвечал я.
- Знаешь, что! Я дралась, и буду драться всегда, если меня выведут! - бойко ответила она.
- Аня! Разве так можно? - вмешался мой папа с удивлением.
- Можно и нужно! - ответила Анюта.
Она была всё та же тёмноволосая, с большой косичкой, привязанным в конце голубым бантиком, но уже подросла и вовсю дралась с мальчишками.
В моей палате отделения больницы, находилось большинство детдомовских пацанов. Они даже не выпрашивали гостинцы, а сразу кидались как собаки в драку. Потом отбирали пакеты с печеньем и прочими сладостями силой, доводя до слёз. Дрались детдомовцы и меж собой, причём очень жестоко.
Когда медсёстрам с санитарками это надоело, они по одному по-тихому приглашали нас в столовую, выдавая нам передачи. От злости детдомовские становились ещё агрессивнее, по ночам устраивая "тёмную". Один раз я чуть не задохнулся, вовремя прибежала санитарка, отлупив хулиганов. Меня перевели в другую палату, поставили капельницу.
Узнав об этом, мой отец дошёл до заведующей отделения, моих обидчиков увезли обратно в детдом не долеченными.
Из-за моего заболевания меня часто освобождали от уроков физкультуры. После выписки из больницы Аня помогала мне по-прежнему с уроками, я все время отставал от своих одноклассников. Отставал и Давыдов, он плохо учился, научился курить у пацанов, старше его, а однажды ему налили вина. Без того наглый и задиристый он мотаясь подошел ко мне возле школы.
- Давай отойдем за угол! - предложил мне рыжий.
- Макс, не ходи с ним, он не один! - тихо сказала мне Аня.
- Степашка, что ты там ему шепчешь?-ухмыляясь спросил рыжеволосый, потом снова обратился ко мне:
- Ты что струсил?
- Ну, пойдем. - сказал я, завернув с ним за угол учебного заведения.
Давыдов вправду был не один, рядом стояли два рослых пацана, двумя годами взрослее, такие же прогульщики и двоечники как Давыдов.
- Ну что бабник, подари подругу! - зло сплюнув прошипел один из них. От него пахло вовсю вином, во рту дымила папироса.
- Да пошел ты!
- Чё? Чё ты сказал?
Рыжий меня ударил первым, я дал сдачи.
Двое старшеклассников повалили меня, один из них обхватил за шею, другой размахнулся ударить меня под дых.
Но в этот момент появилась Анютка.
Резким ударом ноги она свалила того, кто пытался меня ударить. Парень повалился на землю. Второй, который держал меня получил второй удар ногой девочки уже в бедро. Страшно закричал старшеклассник, Аня попала ему в болевую точку. Досталось по шее Давыдову. Тот взвыл, сразу протрезвел и побежал.
Враги повержены, мы с Аней бежим на урок.
Однажды моя мать повела меня в гости к незнакомому человеку. Мы вошли в роскошный, двухэтажный дом. Возле входа лежали две собаки, одна большая, другая породистая поменьше. Та, что поменьше, вскочила залаяв, норовя вцепиться мне в ногу. Я вскрикнул от страха, мать невозмутимо стояла рядом.
Входная дверь открылась, из неё вышел подвыпивший офицер милиции. Он улыбнулся, приглашая нас в дом. На свою злющую собаку, которая меня чуть не укусила он лишь посмеялся. Дома была обставлена дорогая мебель, по стенам висели картины, старинные сабли, рога оленя и лося. В гостиной на столе приготовленный ужин, вино, а для меня лимонад.
Хозяин был приветлив, крепкий лет сорока пяти среднего роста мужчина, с небольшой лысиной на затылке, аккуратно выбритый. Он казался добродушным, разговорчивым, то и дело подмигивал мне, красиво ухаживал за моей мамой, стараясь во всём ей угодить.
- Я выхожу за него замуж! - сказала мне мать.
- А как же папа? - спросил я покраснев.
- Что мне твой папа? - резко ответила родительница. - Он улетит к своей матери, будет жить в другой стране.
- Мама, но я люблю своего папу! Я полечу тогда с ним!
- Закрой свой рот! Сиди, пей вон лимонад, жуй пирожное.
Только теперь я понял, куда моя мать пропадала и редко навещала меня в больнице. Мой отец так переживал, когда мать не приходила домой ночевать, могла не придти вообще по нескольку дней, а придя учинить из-а какой-то мелочи скандал и через некоторое время исчезнуть снова.
Значит понятно, она проводила то время с этим лысым мужиком, совершенно мне чужим, незнакомым.
Меня едва не затрясло, как только я узнал о предательстве матери. Хотелось сразу убежать, но на дворе злая собака, неизвестно что на уме у второй. Папа говорил, что тихих, на вид спокойных собак нужно ещё больше остерегаться.
Оставив меня одного за столом, мать уединилась с хозяином дома в дальней комнате. А я сидел тихо плача за столом, пока родительница не вернулась и мы не ушли домой.
Спустя какое-то время у нас появилась моя бабка по материнской линии или как я её называл баба Серафима. Это была высокая, неприятная на вид старуха, с длинным подбородком и злыми серыми глазами.
- Володя, я развожусь с тобой, ты должен уехать! - как-то заявила мать папе.
- Людмила, ты сошла с ума! - воскликнул побледневший отец, - Для кого я пробивал эту трёхкомнатную квартиру у себя на работе, пожалей хоть сына! Как тебе не совестно?
- Мне не совестно, я встретила другого человека, а ты должен смириться с этим и лететь жить к себе на родину.
- Да как ты смеешь распоряжаться моим жильём и мной? - первый раз в жизни вспылил отец.
- Ну тебе что было сказано, - вмешалась бабка Серафима зло глядя на отца. - Пожили вместе и будет. Дочь моя уже взрослая, сама решает как ей надо.
- Ах вот вы как обе... - только и смог выговорить папа и вышел из квартиры.
Никогда, даже за праздничным столом, когда были гости, мой отец не позволял себе выпить больше трёх стопок хорошего вина. Но в тот день он так сильно напился, что его, полуживого и никакого буквально внесли в дом наши соседи. Папе было ужасно плохо, его рвало по-страшному, казалось, что он задохнётся в собственной рвоте.
- Ишь, ирод, как напоролся! Убирай теперь за ним! - ругалась бабка, но убирать сама не взялась, велела мне. С большим трудом, пересиливая себя, я убрал за отцом его рвоту, раздел его, постирав его вещи.
Мать с бабкой провожать на поезд до Москвы отца не пошли. На суд, когда родители разводились, меня тоже не позвали и с кем мне остаться моего желания тоже не спрашивали. Будучи уже взрослым я потом узнал, что обо всём постарался тот дяденька-милиционер, в чине полковника.
Я, отец, и двое его товарищей по работе поехали на вокзал. Билет был уже куплен заранее, подошла утренняя электричка.
Папа обнял меня, поцеловал на прощанье. Простился с друзьями, зашёл в вагон. Я смотрел в окно, где сел мой отец и плакал. Заплакал и папа в окне поезда. Прослезилась женщина, что сидела напротив его... Вечером того же дня из Москвы папа улетел на самолёте к себе на родину.
Многое мне пришлось пережить уже без папы. Мать ушла к тому лысому, оставив меня жить с бабкой Серафимой. Папа мог никуда не улетать, а настоять на размене квартиры или просто выгнать мать из дому навсегда, ведь квартира была по сути его. Но он очень любил меня, единственного сына, поэтому решил пойти по линии наименьшего сопротивления.
Бабка ходила за мной по пятам, позоря меня при всех, придираясь по мелочам. Аня дружила со мной до последнего класса, с каждым годом наша дружба ещё больше крепла, превращаясь в нечто большее. Мы повзрослели, уже мечтали пожениться, окончив школу. Мать Ани не была уже такой строгой, когда из-за вредной бабки мы не могли встретиться у меня дома, Анюткина мама безотказно пускала меня к ним домой. Мы с Аней перешли в десятый класс, казалось, нашему счастью не будет конца, но оно внезапно оборвалось.
Однажды Анюта мыла окна у себя на пятом этаже изнутри. Она была всегда очень смелой девушкой, но вдруг нечаянно поскользнулась, упала вниз и разбилась насмерть.
Я не смог доучиться, сказалось серьёзное нервное потрясение из-за гибели Ани. Плюс к тому меня допекала бабка. Всё это привело меня надолго в психиатрическую больницу, где были плохие условия, больные уколы и грубое обращение с больными медперсонала.
Помогал мне на расстоянии только отец. С момента его отъезда нас не покидали родственные связи, мы часто переписывались, папа мне присылал посылки. Узнав о моей беде, папа мне смог помочь даже в таких условиях, наведя справки, где находится это учреждение. Ко мне стали лучше относиться, даже выписали одного.
Потом нашу трёхкомнатную квартиру мать всё-таки разменяла, я уехал в отдельную однокомнатную, смог трудоустроиться.
Бабка Серафима умерла, не оставив мне о ней доброй памяти. Мать долго жила с тем полковником милиции, потом он её бросил, променяв на молодую и красивую, а родительница моя навсегда куда-то исчезла.
Я стою у окна, смотрю на осенний проливной дождь. В руках фотография ещё молодого, улыбающегося папы. У меня есть заветная мечта накопить заработанных мной денег и полететь к нему, в чужую страну. Ведь он теперь у меня единственный дорогой и близкий человек, которого я очень люблю.