Рассказывают, что человек с детским акцентом появился в Лавровом переулке ровно в одиннадцать часов тридцать пять минут утра.
Человек появился из‑за угла, остановился посреди переулка и сказал:
– Это слусилось тут! – и показал пальцем на землю. На земле, в том самом месте, куда он показал, лежали два камушка, половинка теннисного мячика и лента дошкольницы Верочки, которую та только что потеряла из косички.
Дошкольники с разных сторон подошли к человеку с детским акцентом. Верочка подняла свою ленту и спросила:
– Что тут случилось?
Но человек не стал отвечать на Верочкин вопрос, он задал свой.
– Скасите, – спросил человек дошкольников, – есть ли следи вас такие, котолые не выговаливают некотолые буквы, наплимел, букву «с» или букву «л»? Вы, конесно, понимаете, сто я имею в виду не буквы «л» и «с», а те буквы, котолые я не могу выговолить.
– Нет, – сказали дошкольники, подумав, – среди нас таких нет.
– А я не выговаливаю, – сказал человек с детским акцентом и горько вздохнул. – Меня в детстве осень сильно напугали, и с тех пол я не выговаливаю. Вот тут меня напугали. На этом месте. И доктол мне сказал: надо, стоб меня опять на том зе самом месте естё лаз напугали. Вдлуг я опять стану выговаливать. Помогите мне, позалуйста.
– Как? – удивились дошкольники.
– Напугайте меня, позалуйста, осень сильно! – сказал человек с детским акцентом и зажмурился.
– Гав! – крикнула Верочка, но человек с детским акцентом открыл глаза и печально сказал: – Нет, собак я не боюсь, собаками меня узе пугали.
– Змея! Змея ползёт! – закричали некоторые дошкольники, но человек с детским акцентом снова вздохнул:
– Змеями меня тозе пугали. Змей я тозе не боюсь.
– А чего вы боитесь? – спросила Верочка.
– В том‑то и дело, – окончательно огорчился человек с детским акцентом, – сто я, казется, нисево не боюсь. Уз такой я отвазный. Сто поделаес?
И тут из толпы дошкольников вышел пятилетний Тяпа Тапочкин. Вышел и стал отдельно.
– Спокойно! – сказал Тяпа. – Есть один способ!
– Какой? – спросили все.
На свете существуют мальчики с очень сильными руками. Эти мальчики могут целый день выжиматься на турнике. Бывают мальчики с сильными ногами. Они так бьют по мячу, что выбивают стёкла на тридцатом этаже. Тяпа Тапочкин был мальчик с очень сильным воображением; Это не значит, что он был воображала, это значит, что он мог придумать и представить себе такое, что другим и не снилось.
– Представьте себе, – сказал Тяпа человеку с детским акцентом, – что тёмной ночью вы возвращаетесь к себе домой.
– Пледставляю! – сказал тот.
– Вы спокойно открываете дверь и подходите к холодильнику, чтоб достать компот.
– Подхозу! – согласился человек с детским акцентом.
– Распахиваете холодильник и видите…
– Сто? – шёпотом спросил человек с детским акцентом.
– …Там сидит огромная куркараляка!!! – сказал Тяпа.
– Нету там никакой ляки! – крикнул человек с детским акцентом. – Там компот и мои любимые сосиски и салдельки.
– Есть! – сказал Тяпа. – Она там есть. Куркараляка. В холодильнике. Она там сидит и ест сосиски. И сардельки!
– Ой! – шёпотом сказал человек с детским акцентом, подпрыгнул и бросился бежать.
Он бежал и кричал:
– Карррраул! Курркарраляка ест саррдельки! Спасайте сардельки от куркараляки! Карраул!
Тяпа Тапочкин посмотрел ему вслед и сказал:
– Всё в порядке. Теперь он выговаривает! Мы его напугали!
ЕГОР И ЕГО МУРАШКИ
Жил в Лавровом переулке мальчик по имени Егор. И был этот Егор ужасно боязливый. С утра до вечера боялся. И ночью тоже… Он боялся, и от страха у него по спине мурашки бегали. Бегали, бегали, бегали и устали. Надоело им бегать. Пришли они к Егору и говорят:
– Ну чего ты боишься?
– Всего боюсь!
– Разве можно, – говорят ему мурашки, – всего бояться? Ты бы хоть чего‑нибудь страшного боялся.
– А оно, – говорит Егор, – всё страшное.
– Что оно?
– Ну, вообще… – говорит Егор, – всё.
Стали мурашки стыдить Егора, а он стыдиться не хочет.
– Вам, – говорит, – хорошо за моей широкой спиной. Спрятались там и бегаете. А мне тут, впереди, страшно.
– Ладно! – сказали мурашки. – Если так, тогда давай мы к тебе на плечи сядем. Пусть нам тоже видно будет, что там впереди.
– Это пожалуйста, – согласился Егор. – Только вы там на плечах смирно сидите. Не очень бегайте. А то мне щекотно будет.
Забрались мурашки к Егору на плечи. Двадцать мурашек на левое плечо, двадцать на правое. Сели в ряд и смотрят. А Егор как раз погулять вышел. На улицу. Вышел Егор на улицу, и чувствуют мурашки, что начинает Егор бояться.
– Чего боишься? – спрашивают мурашки. – Нет же ничего страшного.
– А вон, – говорит Егор, – видите, мальчишка идёт, с портфелем?
– Ну и что?
– А если это хулиган? Вот он сейчас как подскочит ко мне, как трахнет портфелем. А в портфеле у него, может быть, кирпичи. Специально положил. Или что‑нибудь железное.
– Почему железное?! Откуда железное? – заволновались мурашки. – В портфелях учебники носят и тетрадки мягкие.
– А он, – говорит Егор, – металлолом собрал, а потом в портфель положил. Вон, глядите, он портфель из левой руки в правую перекладывает. Сейчас подскочит!
– Егор, Егор! – закричали мурашки, которые на правом плече сидели. – Ты к нему левым боком повернись! На всякий случай!
– Нет, – закричали левые мурашки, – не поворачивайся, стой как стоишь! Если смирно стоять, он, может, не тронет!
– Ты, Егор, беги, – кричат правые мурашки, – беги, может, он не догонит!
Повернулся Егор – и бежать!.. Бежал, бежал, добежал до угла и остановился.
– Ну, – спрашивают мурашки, – почему стоим?
– А там, – говорит Егор, – за углом уличное движение. Автобусы ходят, троллейбусы. Выскочит из‑за угла, чик – и пополам.
– Знаешь что, Егор, – говорят левые мурашки, – давай лучше домой пойдём.
– Нет, – кричат правые, – не пойдём домой!
– Почему?
– А вот придём мы домой, – говорят правые мурашки, – разденемся, спать ляжем… а тут землетрясение. Всё трясётся, стены разваливаются, потолок по голове – трах! Крыша сверху – бац! Не пойдём домой.
– А что же нам делать? – спрашивает Егор. Левые мурашки посоветовались с правыми и говорят:
– Здесь будем стоять, где стоим. Так оно спокойней.
Стоит Егор на одном месте. Час простоял, другой. Скучно ему стало.
– Слушайте, мурашки, – говорит Егор, – может, всё‑таки домой пойдём?
– А землетрясение? – спрашивают мурашки. Постоял Егор ещё час.
– Идёмте, – говорит, – домой. Не будет землетрясения.
– А ты, – спрашивают мурашки, – откуда знаешь? Постоял Егор ещё немножко и говорит:
– Всё! Идём домой!
– Ни за что! – кричат мурашки.
– Ну, – говорит Егор, – вы как хотите, а я домой пошёл.
– Ну смотри! – говорят мурашки. – Ты как хочешь, а мы тут сойдём.
И сошли. А Егор домой пошёл. Один, без мурашек. И с тех пор мурашки у него по спине больше не бегали. Никогда.
АДМИРАЛ БЕЗ КОРТИКА
Эту историю в Лавровом переулке рассказывают сразу. В один присест. То есть садятся и рассказывают с начала до конца. И пока не расскажут – не встают. А потом встают и уходят. А тот, кому рассказывали, долго ещё сидит и думает: «Ну и ну! Бывает же такое!»
Но на самом деле история эта случилась не сразу. Она случилась постепенно. И сначала, когда эта история ещё только начала случаться, никто и представить себе не мог, что будет дальше.
В Лавровом переулке жил мальчик Лёня, и у этого Лёни был очень строгий папа. Каждый день папа говорил Лёне: «Не шали!», или: «Мой руки перед едой», или: «Убери со стола локти», или: «Не подпрыгивай, когда идёшь рядом», или: «Вынь руки из карманов». А Лёня был очень послушным мальчиком. Он не шалил, мыл руки перед едой и вынимал их из карманов.
Но однажды, когда папа объяснял Лёне, почему нельзя гулять по улице без пальто, в организме у папы что‑то щёлкнуло, и с тех самых пор Ленин папа начал молодеть. Папа молодел не сразу, а медленно, поэтому сначала никто ничего не заметил. Но к тому времени, когда мальчик Лёня вырос и стал взрослым Леонидом Степановичем, Ленин папа уже так сильно помолодел, что стал мальчиком Стёпой.
И когда взрослый Леонид Степанович выходил со своим папой гулять, папа засовывал руки в карманы, бежал рядом и подпрыгивал.
– Папа, – удивлялся Леонид Степанович, – зачем же ты подпрыгиваешь и почему ты засунул руки в карманы?
– Сынок, – отвечал папа, – а почему бы мне не подпрыгивать и не держать руки в карманах. По‑моему, так гулять гораздо интересней.
Но когда папа, которого теперь все ребята в переулке звали Стёпкой, принёс домой рогатку, Леонид Степанович не выдержал.
– Папа! – закричал Леонид Степанович. – Неужели ты собираешься стрелять в птиц и бить стёкла?
– Ни в коем случае, сынок, – сказал папа. – Ни за что я не буду стрелять в птиц. И стёкла бить не стану, разве что случайно какое‑нибудь одно.
– Но тогда зачем же тебе рогатка?! – воскликнул Леонид Степанович. – Зачем ты её носишь?
– Видишь ли, сынок, – ответил папа, – как бы тебе объяснить… Ну вот, например, адмирал носит кортик. Казалось бы, ну зачем адмиралу кортик? А с другой стороны, что это за адмирал без кортика? Где ты видел такого адмирала?
– Нигде не видел, – честно признался Леонид Степанович.
– Ну вот, – сказал папа, – а мальчишка без рогатки всё равно что адмирал без кортика.
И когда папа так сказал, в организме у него опять что‑то щёлкнуло и он начал взрослеть. За каких‑нибудь две недели папа стал совсем взрослым и даже Леонида Степановича обогнал.
Говорят, что в Лавровом переулке можно и сегодня посмотреть, как взрослый папа гуляет со своим взрослым сыном Леонидом Степановичем. Оба они держат руки в карманах и немножко подпрыгивают. Это, конечно, не очень красиво, но если им так нравится, то почему бы им не подпрыгивать?
