Имя твое забыто,
подвиг твой неизвестен.
– 1 –
Солнечный свет озарял лесные просторы длинными золотистыми лучами. Струясь сквозь высокие, раскидистые древесные кроны, они ниспадали к земле пологими невесомыми дорожками. Окрашенная в их мимолетное, скользящее прикосновение, хвоя приобретала особый чарующий оттенок, как приобретали его мхи и травы. Обрамляя подножие вечнозеленых великанов, стелясь промеж них обширным густым ковром, они будто подсвечивались не снаружи, а изнутри, наливаясь насыщенными огнями. Стволы елей и сосен горели красным золотом. Смола, стекавшая по шершавой коре, посверкивала игривыми искорками, ярко вспыхивая янтарным жаром, когда на нее падал прямой взгляд летнего солнца. Небесная лазурь, хранившая белоснежные, неторопливо плывущие облачка, хранила также и лесную свежесть, подарив ей недавно прошедший дождь. Он не привнес промозглую сырость, но насытил лес жизненной силой, оставив после себя легкую дымку, источаемую глубокими низинами и зарослями папоротника. Впитав живительную влагу, лес оставался теплым и сухим, собрав ее в налитых стебельках черники, скромных чашечках цветов и каплях, сверкавших на их хрупких лепестках.
На древесных вершинах звонко перекликались птицы. Перелетая с ветки на ветку, они заливисто щебетали, радуясь погожему дню. Их переливчатое, беззаботное пение разносилось далеко окрест, подхватываемое все новыми и новыми голосами. Где-то усердно стучал дятел, отбивая не то залихватский марш, не то хитроумную морзянку. Облюбовав подходящий сухостой, ему вторили сородичи, когда попадая в унисон, а когда настукивая собственный мотив. С небес, отливая белым оперением, вставляли свои протяжные комментарии чайки. Словно недовольный их пронзительными криками, порой подавал раскатистый голос ворон, патрулировавший свои владения. Далеко в лесу безмятежно считала чьи-то года кукушка.
Гулко стукнула шишка. Свалившись с сосновой кроны, она ударилась о выступавший корень, перескочила на другой и улеглась на белый мох. Обычное дело, даже когда вслед за ней тут же падает другая, но не тогда, когда еще и еще. Проворно перескакивая в пышной кроне, среди густой хвои шалила белка. Срывая очередную шишку, она вертела ее в цепких лапках, после чего отбрасывала прочь, отправляя в свободный полет. Распушив хвост, она задорно цвиркала, выискивая добычу. Приметив таковую, белка устремлялась прямиком к ней, после чего повторяла свои нехитрые манипуляции. Бодрая, в красивой блестящей шубке, она явно не нуждалась сейчас в пропитании, и ее шишечный промысел не имел никакого отношения к утолению голода. Это был не поиск еды, это было озорство.
Из травы, шурша колючками, показался еж. Деловито оглядевшись, он шумно фыркнул и направился прямиком к сочному, торчавшему изо мха грибу. Это был крупный еж, и гриб он себе облюбовал тоже немаленький. Мясистый, с большой покатой шляпкой, куда налипла пожухшая хвоя, тот вдоволь напился влаги и раздался как вверх, так и вширь. Подойдя к нему, еж стал примеряться, как совладать с добычей, и ни на кого уже не обращал внимания. Даже на ужа, скользившего кольцами совсем неподалеку. Уж, вероятно, приполз из ближайшей низины, поскольку сухая возвышенность ему не слишком-то подходила. Скорее всего, свой путь он также держал в тенистое и влажное место, которые порой встречались среди залитого солнцем леса. В дремучей чаще змеи чувствовали себя привольно, но здесь, где стволы деревьев не утопали в густых зарослях и не стояли близко друг к другу, они обычно не появлялись. Простор, распахнутый свету и взору, лишал их не только безопасного укрытия, но и питания, ибо всякая мелкая живность предпочитала более укромные уголки. Зато на этом просторе было очень хорошо гулять, обозревая окрестности. Такой лес условно именовался "здоровым", то есть сухим, светлым, открытым и насыщенным ароматами хвои и смолы. Его воздух отличался целебной силой, даруя не только пьянящую свежесть, но и медицину самой природы, хотя лесные обитатели об этом вряд ли когда-нибудь задумывались. В том числе и солидный, украшенный внушительными рогами лось.
Лось шел не спеша, бесшумно утопая могучими ногами в мягком мху. Порой он наклонялся, чтобы подхватить чего-нибудь толстыми губами, а затем продолжал свой путь, жуя прямо на ходу. Его внушительные копыта оставляли такие же внушительные отпечатки, однако они быстро растворялись в распрямлявшемся лесном ковре. Как и еж, он решительно ни на что не обращал внимания, то появляясь, то исчезая промеж елей и сосен громадными бурыми боками. Да и на кого ему, собственно, было смотреть. На своем веку лось немало всего повидал и уже ничему не удивлялся, исключая двуногих с ружьями, но с ними выходил разговор особый. Такой же, как и у семейства кабанов, бдительно присматривавших за малышами.
Выстроившись цепочкой, через лес топали шесть милых полосатиков, помахивая куцыми хвостиками. Переступая черными копытцами, они семенили тонкими ножками, держась родителей и друг друга. Мама с папой тоже выглядели мило, но по-своему. Суровая кабаниха чинно следовала впереди, кося глазом по сторонам. Она казалась вполне мирной, только никому не стоило проверять ее миролюбивость на прочность. Малейшая угроза, пусть даже исключительно в ее фантазии — и мама тут же превратится в свирепую мегеру, от которой лучше держаться подальше. Также как и от папы, чей вид внушал трепет и уважение. Здоровый матерый хряк, размером с доброго теленка, шествовал немного поодаль, выразительно демонстрируя изогнутые клыки. Связываться с таким было себе дороже, равно как и попадаться ему на пути. Чего бы ни удумал этот кабан, принимать участие в его затее явно не стоило. Волки, возможно, считали иначе, но только тогда, когда охотились стаей. Одинокий же хищник никакой угрозы для клыкастой туши не представлял, в то время как она для него — очень даже. Вот медведь — другое дело, однако он был либо сыт, либо еще маловат, чтобы связываться с настолько крупной добычей. Тот, который держался с подветренной стороны, пробираясь через лес поодаль от кабаньего семейства.
Вообще медведь — зверь осторожный, и просто так на глаза никогда не показывается. Если же он все же объявился, то бежать от него уж точно не следует. Ринувшись наутек, можно спровоцировать его на агрессию, где шансы выжить, прямо скажем, невелики, а удрать от него таковых и вовсе нет. Осведомленный о присутствии посторонних, медведь в любом случае поступит так, как сочтет нужным, и обычно это не включает в себя нападение. Если же он кого-либо не заметил, то этому "кому-то" и подавно не стоит обращать на себя его внимание. Артур все это помнил, и при виде медведя не ударился ни в панику, ни в бега. Уставившись на косолапого, он быстро соображал, куда ему, собственно, деваться, чтобы не свести близкое знакомство с хозяином чащи.
Сегодняшняя прогулка выходила крайне примечательной. Хвойный лес изобиловал дикими зверями, однако не настолько, чтобы они попадались на каждом шагу. Держась подальше от людей, его обитатели обычно не выходили из чащи, и уж точно не прямиком к человеку. Путешествуя отнюдь не через глухие дебри, Артур лишь иногда замечал кого-то крупнее енота, и то мельком да издали. В основном ему встречались лисицы, мелькая приметными рыжими мордочками, однако кабаны объявлялись нечасто. Лосей он видел и того реже, вроде как по особым случаям, а уж медведя!.. На него, по правде говоря, натыкаться-то и вовсе не хотелось. Случаев нападения в этих краях не фиксировали, но однажды ведь все бывает в первый раз.
Поколебавшись, Артур попятился назад, не спуская глаз с молодого медведя, и наткнулся на любезно подсунувшуюся кочку. Обернувшись, он посмотрел под ноги, переступил препятствие, и тут же встретился взором с кабаном. По спине пробежали мурашки. Разумеется, у Артура, а не у секача, который изучал его хмурым взглядом. Остановившись, клыкастый отец семейства не иначе как решал, поздороваться с человеком по-свойски или не удостаивать такой чести, если тот сам не напросится. Артур решил не напрашиваться. Замерев столбом, он не шевелился, сообразив, что деваться ему все равно особо некуда. С одной стороны проходил медведь. С другой, покачивая ветвистыми рогами, следовал лось. Стараясь удалиться от них, Артур автоматически выходил на кабанов, и было не очень-то понятно, столкновение с кем из них более чревато.
Секач не двинулся с места, пока полосатики с кабанихой не оказались достаточно далеко. Только тогда он перестал таращиться на Артура, повернулся и двинулся за семейством. Артур мысленно выдохнул. От лося, в принципе, еще как-то можно увернуться среди деревьев, но с кабаном такой номер не пройдет. К счастью, могучий хряк адекватно оценил угрозу и в драку не полез, предпочтя разойтись миром. И лучше бы не давать ему повода усомниться в своем решении. Пользуясь тем, что и сохатый отошел на приличное расстояние, Артур покинул тропку, куда любил сворачивать во время прогулки, и вернулся на лесную дорогу. Лишь там он окончательно успокоился, ощутив себя в относительной безопасности. Впрочем, в безопасности ли? Судя по всему, косолапый тоже решил изменить маршрут. Обернувшись, Артур увидел, как тот пересекает дорогу в полсотни ярдов позади него. Пожалуй, задерживаться в столь оживленном месте не стоило. Снова разволновавшись, Артур бочком-бочком двинулся вперед, постепенно прибавляя шагу. Затем, достаточно удалившись от медведя, зашагал еще быстрее, и не сбавлял скорость до тех пор, пока не отошел подальше. Лишь тогда, в который раз поглядев через плечо, он успокоился и вернулся в неспешный прогулочный темп.
Интересно, чего это всякая живность устроила тут паломничество? Звери не выглядели напуганными, так что побег от какой-либо угрозы исключался. Но что же тогда? Миграция в поисках кормежки? Тоже не вариант. Год выдался вполне обыкновенным, и обитатели леса не бедствовали, традиционно нагуливая жирок к осени. В чаще никто не шумел, почем зря беспокоя дичь, и никакими раздражающими ароматами не тянуло. Тем не менее, звери отчего-то вышли туда, где обычно не появлялись. Во всяком случае, не появлялись одновременно и в таком примечательном изобилии. Совпадение? Возможно, если только их что-нибудь не привлекло. Что-нибудь, что слышали или чуяли они, и что укрывалось от чувств Артура. Лиса, кравшаяся вдоль дороги, только подтверждала это предположение, дополняя уже встретившееся разнообразие. Стараясь не спугнуть рыжую разбойницу, Артур навел на нее фотоаппарат и успел сделать несколько снимков, пока она не заметила его и не ретировалась.
Наливаясь спелыми россыпями, брусника горела насыщенными рубиновыми огнями. Раздаваясь вширь, дорога открывалась солнечным лучам, а эта ягода любила солнце, предпочитая держаться вдоль обочин и на прогалинах. В это время года наставала ее пора, отчего дорога, петлявшая среди высоких сосен, окаймлялась красными лентами. Красными пополам с сиреневым, поскольку в лесу вовсю зацветал вереск. Над ним, перелетая с цветка на цветок, жужжали пчелы. Среди них, особенно выделяясь габаритами и гулом, объявлялись шмели, под чьей тяжестью сгибались даже небольшие веточки. Там же сновали лесные бабочки, иной раз прямо-таки усеивая особо пышное соцветие.
Делая очередную фотографию, Артур отметил, что шмелей и бабочек как-то особенно много. В начале своего путешествия он даже камеру не доставал, ибо уже неоднократно запечатлевал одиноких насекомых. Здесь же они сновали сотнями, словно Артур приближался к некоему заповеднику. Заповеднику, которого не было, ибо он прогуливался в этих краях отнюдь не впервые, и знал окрестную местность практически назубок.
Раскатисто каркнул ворон. Эту птицу Артур слышал не впервые, однако до сих пор ему не удавалось подобраться к ней достаточно близко. Звук раздался где-то неподалеку. Поискав глазами, он поднял взор и увидел ее на толстой сосновой ветке, протянувшейся над дорогой. Вскинув объектив, Артур тут же навел его на черную громадину, но тут же разочарованно опустил. Ворон сидел спиной, глядя куда-то вперед, а так хороший кадр не получишь. Пытая удачу, Артур ступил в лес и стал обходить пернатого стороной, надеясь зайти ему хотя бы в профиль. Маневр не удался. Под ногой предательски хрустнула ветка, да еще так громко, словно холостой выстрел. Осторожная птица не осталась к шуму безучастной. Сорвавшись с сосны, она расправила крылья и быстро улетела, взмывая над верхушками деревьев. Чертыхнувшись, Артур вернулся на дорогу, подозревая, что теперь он ворона еще долго не увидит. А жаль. Эта фотография стала бы отличным дополнением коллекции, составленной из множества здешних достопримечательностей. В том числе побережья, чьи воды серебрились там, по левую руку, мелькая среди высоких сосен. Это означало, что дорога приближалась к бухте, вокруг которой она делала небольшой изгиб. Туда, следуя излюбленным маршрутом, Артур сейчас и направлялся, хотя фотографировал ее уже много раз. Сходя с дороги, там он любил отдыхать, устроившись на камнях и наблюдая за неспешным бегом волн. Преисполненный покоя, испытывая полнейшее умиротворение, он мог просиживать там долгими часами, наслаждаясь отдыхом вдали от цивилизации, ради которого и выбирался в эти вечнозеленые края.
Миновав ряд пушистых, красивых, как на подбор, елей, Артур подходил к бухте. Там, впереди, сосны расступались, открывая залитое солнцем пространство, и там его ожидали склоны цветущего вереска, ниспадавшие к прибрежной каменной россыпи. Уже различая прибой, Артур почти вышел из леса, когда услышал нечто заливистое, будто колокольчик, и звонкое как хрусталь. Рев медведя, недовольного встречей с человеком, и то оказался бы не столь неожиданным. Несказанно удивленный, сначала Артур подумал, что ослышался, ибо этот звук совершенно не соответствовал столь уединенному месту. Звук повторился. Повторился более отчетливо и еще более задорно, не оставляя ни малейших сомнений в своем происхождении. Это был смех. Женский смех, выражавший беззаботное веселье, присущее цветущей юности. Изумленно подняв брови, Артур остановился, не веря своим ушам. Затем, невольно заинтригованный, двинулся дальше, ступая так, словно боялся спугнуть редкую дичь.
Тут было чему удивляться. Эта часть побережья считалась не то чтобы необитаемой, но все-таки отнюдь не людной. Любителей дикой природы, конечно, везде хватало, однако обычно к ним не относились юные особы, умевшие смеяться столь мелодичным образом. В том смысле, что они, как правило, любили природу на расстоянии, не выбираясь в такие места, где отсутствовали удобства, зато присутствовали всякие нецивилизованные напасти.
Шум прибоя нарастал. Преисполненный любопытства, Артур тихонько подходил, держась в сени расступавшихся сосен. Перебегая между их стволами, его глаза машинально выискивали какое-нибудь семейство, обосновавшееся на пикник или даже вставшее лагерем. Это было вполне вероятно, тем более что путь в бухту открывался не только по суше, но и по воде, позволяя попасть туда без путешествия через лес. Кто-то, кто проплывал мимо на яхте или катере, вполне мог причалить в живописном месте, чтобы провести там несколько приятных часов или даже дней.
Шаг. Еще шаг. До открытого пространства оставалось совсем немного, когда снова послышался хрустальный смех. Тут же определив, откуда он раздавался, Артур обогнул большую сосну и наконец-то увидел того, кого высматривал. Никакого семейства не было и в помине, как не было лагеря или чего-то в этом роде. Недалеко от воды, расстелив узорное покрывало, среди цветущего вереска расположились две весело болтавших девушки.
Набегая на берег, мерно шумели волны. Разбиваясь о камни, их гребни окатывали гальку мелкими брызгами, сверкавшими на солнце алмазными каплями. Журча меж камней, волны откатывались назад, но только для того, чтобы снова плеснуть на них пузырящейся пеной. Налетая озорными порывами, с воды дул легкий ветерок, навевая упоительную свежесть. Покачивая вереск, он трепал крылья бабочек и волосы девушек, предававшихся беседе и трапезе. Одна из них, платиновая блондинка, неторопливо потягивала какой-то напиток из тонкостенного бокала. Другая, жгучая брюнетка, жевала бутерброд в форме корзиночки, обычно присущей пирожному. Обе девушки полулежали на покрывале, выставив на подушки локоть. Вокруг них, расставленные там и тут, виднелись различные напитки и яства, разложенные в тонкой и красивой посуде. Вот чего там НЕ виднелось, так это признаков каких-либо сумок или, хотя бы, рюкзака. Большая плетеная корзина, откуда, вероятно, и появилась обильная снедь, маячила неподалеку, поставленная у белесого камня, но кроме нее никакой тары не наблюдалось. Отсутствовал и транспорт. Береговая линия была пуста, без всяких признаков внедорожника, катера или лодки. Таким образом, вполне обычный пикник выглядел несколько странно. Сами девушки и их занятие вопросов не вызывали, исключая лишь то, как они попали в эту бухту, да еще с таким количеством провианта и вещей.
Укрывшись за сосной, Артур держался в тени, невольно обводя окрестности удивленным взглядом. Вокруг, сколько хватало глаз, присутствия людей и техники не наблюдалось. Водные просторы пустовали вплоть до далекого противоположного берега, видневшегося в голубоватой дымке. Вересковые склоны выглядели нетронутыми, и по ним уж точно не проезжали ни колесо квадроцикла, ни трак вездехода. Казалось, по ним даже никто не ступал, а девушки пришли либо по камням, либо по воздуху, ибо только они не сохраняли следов. Впрочем, их присутствие в бухте все-таки объяснялось, и вполне себе прозаично. Вероятно, эту беззаботную парочку высадил на берег какой-нибудь катер, который и заберет ее обратно. В противном случае обеих барышень ожидал долгий путь через лес, к которому они были не готовы. Как минимум, из-за наряда, отнюдь не приспособленного к прогулке по пересеченной местности.
Брюнетка была одета в топ и шорты, закрывавшие незначительную часть ее загорелого тела. Артур нашел его очень красивым, однако оно наверняка понравится и мошкаре, если эта девушка сунется в чащу. Брюнетка же явно об этом не задумывалась. Откидывая свои блестящие, цвета воронова крыла волосы, она небрежно покачивала ногой, обутой в босоножку, и уделяла внимание только подруге и еде. Что же касалось блондинки, то ее облачение выглядело не более практично. Легкая розовая туника не доходила даже до колен, оставляя открытыми не только ноги, но и руки. Золотой поясок, блестевший на осиной талии, погоды не делал, как не делали ее изящные жемчужные туфли, хорошо хоть не на каблуках. Очутись эта барышня где-нибудь на танцполе, там она пришлась бы к месту, но здесь ее ухоженные волосы, пропущенные через коралловый гребень, ниспадали как-то уж совсем не в тему. Накручивая их на палец, блондинка о чем-то толковала, не забывая прикладываться к бокалу. Вероятно, реплики подруги ее изрядно веселили, ибо именно она то и дело смеялась тем самым мелодичным и хрустальным смехом.
Перестав оглядывать окрестности, Артур сосредоточил внимание на девушках, невольно залюбовавшись их внешностью. Загорелая брюнетка выглядела очень привлекательно, хотя кому-нибудь могло показаться, что она излишне полна. Просто ее фигура была плотной и даже крепкой, особенно на фоне подруги. Вне всяких сомнений, та тоже обладала примечательной красотой, но совершенной иной, составлявшей разительный контраст. Белая как снег, блондинка отличалась утонченной хрупкостью, граничившей с болезненной худощавостью. Такими же были и черты ее лица. На округлых щеках брюнетки цвели алые розы, налитые цветом самой жизни. Скулы блондинки украшали белоснежные лилии, преисполненные аристократичной бледности. Аристократизмом выделялись и ее руки, куда более изящные, чем у подруги. Брюнетка не отличалась полнотой, но тонкие пальцы блондинки казались и сами сотканы из света, который струился промеж них точно так же, как он струился через хрустальные стенки бокала. Ей был присущ природный артистизм, которым она пользовалась столь же небрежно, как и пила. Брюнетка же казалась менее воздушной, зато более естественной. Она не производила впечатления небожителя, свалившегося к простым смертным, а представлялась самой обычной девушкой, земной, веселой и энергичной.
Хорошенько рассмотрев обеих, Артур отчего-то стушевался. Он не был рохлей и в присутствии женского пола не робел, однако показаться барышням на глаза не спешил. Очарованный их привлекательностью, он сам себе внезапно почудился гадким утенком, хотя такого впечатления никогда не производил. Довольно высокий, он не имел оснований жаловаться ни на впалую грудь, ни на узкие плечи. Лицо у него было самое обычное, без особых красот, но и изъянов, равно как вся фигура и темные, ежиком, волосы. В карих глазах таился ум, а утонченные руки хоть и уступали изяществу блондинки, однако принадлежали отнюдь не землекопу. Оглушительным успехом у девушек он не пользовался, но и от одиночества не страдал. Иными словами, Артур был как все, знакомился как все, общался как все и выглядел как все. Ввиду всего этого его внезапная робость представлялась несколько странной. Первоначальное намерение выйти и поздороваться сменилось желанием оставаться в тени, и чем дольше он там стоял, тем больше оно крепло. Впрочем, Артур нашел ему объяснение. Он был недурно воспитан, а нарушать чье-либо уединение в хорошие манеры не входило. Если девушки устроились в этом диком месте, то вряд ли для того, чтобы к ним приставал первый же вышедший из леса мужик. Ну, молодой человек, поскольку тридцатишестилетний Артур солидным мужиком себя пока не считал. Девушкам же на вид было лет двадцать пять, и он не мог предсказать, как они отреагируют на его появление. Вероятно, любой другой на его месте уже полез бы знакомиться, наплевав на приличия и навязчивость, но одна лишь мысль об этом показалась Артуру до невозможности вульгарной. Созерцая девушек, он искренне любовался их красотой, но даже и не помышлял выйти из-под сени леса.
Тук! Получив шишкой в темя, Артур едва не ойкнул, чем выдал бы свое присутствие. Закинув голову, он посмотрел наверх и тут же схлопотал второй шишкой в лоб. В ветвях озорничала белка. Вряд ли та же самая, что и в прошлый раз, хотя бы потому, что белок внезапно оказалось много. Не успев погрозить пушистой чертовке, Артур увидел, как рядом с ней по веткам прыгает еще одна, поодаль примостилась другая, а на соседней сосне обосновалось сразу четверо. Нечто подобное наблюдалось и на других соснах, где белки сновали там и сям, швыряясь шишками вокруг и даже друг в друга. Это еще что за переселение народов? Потерев переносицу, Артур сфотографировал беличье хулиганство, после чего подумал, что было бы не грех запечатлеть и девушек. Переместив объектив, он подкрутил фокус и поймал обеих в кадр, но на спуск так и не нажал. Соображения, несколько этично снимать незнакомок без их согласия, сменились жадным созерцанием. А посмотреть и впрямь было на что.
Протянув руку, блондинка подставила ее огромной бабочке, не иначе как редкому махаону. Ничуть не опасаясь девушки, тот сидел прямо на ее запястье, неторопливо помахивая распахнутыми крыльями. И он был не один. На хрустальной вазочке с вареньем обосновалась целая ватага бабочек. Развернув хоботки, они лакомились засахаренным угощением, чему обе барышни ничуть не препятствовали. Играя красочными узорами, к ним все время прибывали новые. Слетаясь с окрестного вереска, они устраивались возле десерта, теснясь цветастыми рядами. С ними прибывали и шмели. Солидно жужжа, они претендовали на свою порцию сладкого, и девушки, на удивление, это даже поощряли. Как по волшебству, варенье очутилось не только в вазочке, но и в четырех хрустальных блюдцах, расставленных по углам покрывала. Артур не заметил, как это произошло, зато увидел, какой интерес проявили к варенью шмели. Подтягиваясь со всех сторон, они с удовольствием угощались подношением, разбавленным водой, а девушки ничуть не опасались их полосатого соседства, чреватого могучим жалом. Продолжая беседовать, они выглядели настолько естественно, словно кормить шмелей и бабочек было для них обычным делом. И белок. Соскочив с сосны, самая храбрая белка перебежками, вприпрыжку подбежала к покрывалу и остановилась, усевшись на задние лапки. Улыбнувшись, брюнетка бросила ей орешек. Подскочив, белка сделала в воздухе кульбит, приземлилась, распушив хвост, и в мгновение ока разгрызла скорлупу, вплотную занявшись ее ядром. Тут, как по команде, с деревьев запрыгали другие белки, претендуя на свою порцию орехов, и никому из них не было отказано.
Ветер переменился. По-прежнему подгоняя волны, шумевшие о берег мерным прибоем, он задул в лицо Артуру, внезапно принеся с собой и слова.
— Да ладно тебе, Мина, давай покатаемся! — увещевала блондинка, покачивая на запястье огромного махаона. — Зря, что ли, я доску взяла?
— Вот именно что зря, — качнула головой брюнетка. — Ты представляешь, что будет, если это кто-то увидит?
— Ничего не будет. Подумают, что голову солнцем напекло, — отмахнулась блондинка. — Да и кто, собственно, увидит? Тут на несколько миль ни одной души.
— Нет уж, Ди, обойдемся без твоих штучек! — сурово сказала брюнетка. — Наши прогулки в эти края — уже нарушение запрета, так что не стоит привлекать к себе внимание. Ты скажи спасибо, что тот старый осел изрядно нализался виски, отчего ему никто не поверил.
— Вообще-то ослом его сделала именно ты! — напомнила блондинка, раскатившись своим хрустальным смехом.
— А что мне было делать? — невозмутимо пожала плечами брюнетка. — Дожидаться, пока он хорошенько запомнит твои воздушные пируэты?
— Зато как он истошно ревел! Я такого в жизни не слыхала! — снова засмеялась блондинка.
— Готова спорить, он так и не понял, что с ним произошло, зато пить уж точно бросил! — не удержавшись, рассмеялась и брюнетка. — Однако, Ди, я не могу прикрывать тебя вечно, — тут же посерьезнела она. — Держи свои фантазии при себе и ходи по земле ногами, как здесь и положено. Иначе однажды мы здорово вляпаемся, и по головке нас уж точно не погладят. Тебя-то папочка отмажет, а мне Консорциума не видать!
— Не боись! Я никому не позволю пренебречь моей лучшей подругой! — усмехнулась блондинка. — Все, что касается меня, касается и тебя. Давай уже покатаемся! Мне интересно, какую эта доска разовьет скорость. Здесь же все работает по-другому, а над водой мы ее еще не проверяли.
— Ди! Вино, конечно, легкое, но еще пара бутылок — и ты сама будешь в доску, — заметила брюнетка, чем вызвала у подруги новый приступ веселья.
Отпустив легкомысленный комментарий, блондинка протянула руку к оплетенной бутылке и подлила себе еще янтарного вина. Точнее, бутылка, до сих пор стоявшая между фруктами и не таявшим мороженым, неожиданно снялась с места, порхнула к ее бокалу и наполнила его до краев, после чего вернулась обратно.
Артур заморгал. Отпрянув от видоискателя, он принялся соображать, что, собственно, сейчас увидел. С каких это пор бутылки летают? Это какой-то трюк или хитрое приспособление? Нынче ведь полно всяких устройств, которые чего только ни умеют делать. В противном случае Артуру просто померещилось от жары, если, конечно, он не тронулся умом.
Тук! Рядом гулко шлепнулась очередная шишка. Ага, это надо белке сказать спасибо, что угостила его прямиком в темечко. Вот в глазах и поплыло! Решив отринуть очевидно невозможное, Артур списал все на типичный обман зрения, поступившись тем обстоятельством, что поведение бутылки на таковое как-то совсем не походило. Вторично прильнув к фотоаппарату, он снова навострил уши, но ветер уже переменился. Задув в другую сторону, он унес и слова, отчего Артур больше не слышал, о чем говорят прелестные барышни.
Наблюдение затягивалось, вызывая нараставшее чувство неловкости. Артур уже давно подрабатывал на фотоснимках, только к благородной профессии папарацци его увлечение не относилось. Он запечатлевал пейзажи и животных, периодически получая неплохие гонорары, но людей не выслеживал и против их воли уж точно не фотографировал. Он испытывал смущение, изучая девушек исподтишка, и теперь окончательно расхотел, чтобы те его заметили. Пожалуй, лучше бы ему удалиться, если уж он решил не сводить с ними знакомство.
Рассудив таким образом, Артур, тем не менее, остался на месте, не желая потерять очаровательную парочку из виду. Она обладала какой-то волнующей притягательностью. Дело было не только в привлекательности девушек. Артур ощущал нечто необычное, словно в его крови воскресло дыхание молодости, и он не хотел это чувство утратить. По его венам будто пустили заряд энергии, не пришедшей из ниоткуда, но пробудившейся от долгого сна. Пульсируя в венах, она наливала его жизненной силой, отчего невозможное казалось возможным и немного кружилась голова, объятая ощущением легкой эйфории. Впрочем, не так ли действует на мужчин чарующая женская красота?
Усмехнувшись, Артур пообещал себе побыть тут еще немного, а потом незаметно удалиться, позволив девушкам и дальше наслаждаться природой и покоем. Переводя объектив с одной на другую, он по-прежнему не слышал, о чем те говорили, зато хорошо все видел. Например, как блондинка подтянула к себе невесть откуда взявшуюся доску — нечто среднее между скейтбордом и доской для серфинга, как по виду, так и по размеру. Небрежно положив руку, она постукивала по ней ухоженными ногтями, а затем провела по ее поверхности ладонью. На лакированном дереве внезапно зажегся крупный голубой символ. Вероятно, из включенных светодиодов. Брюнетка укоризненно покачала головой. Блондинка лишь смеялась, продолжая водить рукой по доске, а затем подняла ее вверх. Руку. А следом, как приклеенную, и доску. Теперь та не покоилась рядом, а висела прямо в воздухе, в паре футов над покрывалом, причем ладонь блондинки вроде как не поддерживала ее, а давила сверху вниз. По всем законам физики такое было просто невозможно, однако блондинка опиралась на доску как на валик дивана, а доска при этом не опиралась ни на что.
Щелк! Не удержавшись, Артур нажал на спуск, наконец-то сделав фотографию. Увиденное настолько его впечатлило, что он позабыл про всякие приличия и снял парящую доску вместе с ее хозяйкой. Потом, немного поколебавшись, он выполнил и целую серию снимков, переводя объектив с одной девушки не другую.
— Положь на место! — сурово велела брюнетка, ибо ветер снова переменился, принося с собой ее бархатистый грудной голос.
— Иногда ты бываешь такой скучной, Мина! — воскликнула блондинка, в чьей речи преобладали высокие журчащие тона.
Доска плюхнулась на покрывало, только чудом не своротив все тамошние вазочки, блюдечки и чашечки. Именно что чудом, поскольку Артуру показалось, будто они самостоятельно расползлись в стороны, освобождая место. Гм. Надо быть поосторожнее со здешними грибочками! Похоже, в последнюю трапезу ему попалось что-то галлюциногенное, раз вещи начинают перемещаться сами собой.
— Айда купаться, леди Зануда! — громко объявила блондинка.
Вскочив, она томно потянулась, широко расставляя руки в стороны.
Несмотря на жаркое лето, водичка была так себе, и Артур туда бы точно не полез, однако девушку, не иначе как разгоряченную вином, это не остановило. Отсутствие купальника — тоже. Став пунцовым как роза, Артур только и успел отвести глаза, когда блондинка беззаботно скинула тунику. Подглядывать за обнаженными девицами в его воспитание никак не входило. Именно девицами, поскольку брюнетка на сей раз не отринула предложение подруги. Купальника она тоже не носила, однако плескаться отправилась очень даже охотно.
Артур ожидал услышать визг, когда девушки сунутся в холодную воду, но до его ушей донесся только смех, с которым они окунались в волны набегавшего прибоя. Осмелившись бросить взгляд, он увидел обеих, стоявших по пояс в воде. Загребая руками, девушки брызгались друг на друга, вздымая фонтаны сверкавших капель. Солнце ласкало их загорелую и белоснежную кожу, отливая в густых длинных волосах. Свободно распущенные, они облегали их тела словно у сказочных русалок. Еще больше налившись краской, Артур ощутил, как вспыхнули, загорелись его уши, и смутился окончательно. Не зная, куда девать глаза, он поднял их выше, к синеве далекого берега, откуда набегали шумевшие волны, а затем порывисто отвернулся. Не желая подглядывать за девичьим купанием, он убрал фотоаппарат и тихо скрылся в лесу.
По мере того, как Артур удалялся от бухты, его мысли возвращались в привычное неторопливое русло. Перестав смущаться, он снова заострил внимание на всяких странностях, связанных с той симпатичной парочкой. По отдельности каждая выглядела вполне безобидно, и даже летающая бутылка хоть как-то да объяснялась. Вот все вместе они уж слишком выбивались из обыденности, становясь довольно примечательными и даже загадочными. Интересно, а встреченная живность имела к этому отношение или нет? Та, что обычно не показывалась на глаза, а сегодня вдруг повылезала из леса. На это соображение Артура навел лось. Тот самый или нет — он не распознал, зато стал куда внимательнее, отчего приметил и семейку кабанов, которая была очень даже узнаваема. Сделав крюк, сохатый приближался к бухте, откуда уходил Артур, а поодаль, заинтересованно похрюкивая, виднелись поросята со своими родителями. Созерцая эту разношерстную компанию, Артур невольно подумал о медведе, а потом припомнил бабочек, белок и шмелей. Последних тянуло к девичьему пикнику словно магнитом, так может и звери покрупнее каким-то образом на них реагировали? От этой мысли Артур даже остановился, машинально провожая лося взглядом. Затем криво усмехнулся, иронизируя над своей разыгравшейся фантазией. Как он вообще мог предположить такую ерунду?
Вторичное свидание с медведем сделало смелое допущение несколько более реалистичным. Артур напоролся на него внезапно, когда смотрел через плечо, но продолжал идти дальше. Косолапый вырулил из-за поваленной сосны, выйдя на дорогу буквально в десяти ярдах впереди. Глянув перед собой, Артур натурально обомлел. Ноги стали ватными, словно прилипнув к месту, а к горлу подступил ком. Он не заорал, не побежал, и вообще ничего не сделал, но только потому, что просто не знал, как ему следует поступить. Возможно, это его и спасло, поскольку подобное столкновение могло закончиться весьма плачевно. Медведь и впрямь был молодым, однако достаточно крупным, чтобы представлять смертельную угрозу. Захоти он напасть на Артура — и тому пришлось бы туго. Но он не напал. Он вообще его проигнорировал, не удостоив особого внимания. Бегло осмотрев внезапно встреченного человека, медведь потянул носом, гулко фыркнул, что-то проворчал, и просто прошел мимо, следуя в направлении бухты. На память о себе он оставил только несколько фотографий, которые Артур, наведя камеру от груди, сделал на каких-то безумных рефлексах. Безумных с точки зрения небезопасности этой затеи, ибо любое неосторожное движение грозило спровоцировать животное непредсказуемым образом. Лишь позднее, когда косолапый удалился, Артур понял, что руки его трясутся, а на спине выступил холодный пот.
Вместе с вернувшимся спокойствием вернулись и соображения о девушках. Ерунда ерундой, а звери шли в направлении бухты, куда, похоже, топали с самого начала, но изменили путь из-за встречи с Артуром. Возможно, это предположение по-прежнему выглядело бредовым, однако Артур ухватился исключительно за реализм. Ему до смерти захотелось выяснить, действительно ли лесная братия идет к тем девушкам, и если да, то что она там станет делать. Белки, хватавшие орешки, и бабочки со шмелями, налегавшие на сладкое — это одно, а потчевание кабанов, лося и косолапого — совсем другое. Перед внутренним взором Артура нарисовалась сцена, где полосатики лопают что-то из тарелки, лось берет из рук краюху хлеба, а медведь, сопя и причмокивая, облизывает горку мороженого. Того, которое отчего-то упорно не таяло, хотя и стояло на жарком солнце. Ошеломленный этим видением, Артур не очень-то в него поверил, однако тут же развернулся и пошел обратно к бухте. Как бы там ни было, его любопытство оказалось слишком раззадорено, чтобы он оставил все интригующие странности без ответа.
Прояснить хоть что-нибудь не удалось. Еще издали