Если подробно рассмотреть раннюю историю Саратова, можно заметить, что написана она отнюдь не местными жителями, но теми, кто был заинтересован в получении прибыли (центральная власть), или по какой-либо причине проезжал через данный населенный пункт и вынужденно останавливался в нем. Известно также, что основной костяк городского населения Саратова издревле составляли стрельцы, находившиеся в его пределах не из большой любви, но исключительно по долгу службы. Время от времени, и они покидали свои не ставшие родными места, вливаясь в армию очередного самозванца, идущего, как принято у самозванцев, на Москву. Привычка к постоянным переменам сформировала у саратовцев особые стереотипы поведения по отношению к приезжим: не зная, кто на этот раз стоит перед ними (беглый холоп, должностное лицо, новый царь), жители Саратова радушно встречали гостей и, в случае надобности, столь же радушно сдавали их властям.
Возможно, в этом кроется причина «бескровного» существования Саратова на протяжении всей его истории: в, по меньшей мере, двойственном отношении его жителей к любого рода обещаниям, идущим со стороны. Саратовцы испокон охотно принимали перемены и столь же охотно от них отказывались. Единственным постоянно негативно воспринимаемым потоком, который Саратов упорно не желал пропускать сквозь собственные стены, был поток кочевников, периодически накатывающий из окружающей город степи.
Замкнувшийся в себе от разрушительного воздействия кочевников, город, с другой стороны, раскрылся для товарных потоков, что обеспечило довольно быстрое становление саратовского купечества. Транзитный Саратов – это, по преимуществу, Саратов промышленный и торговый, в котором ценность получения прибыли превалирует над любыми другими ценностями. Второй по значимости ценностью можно назвать устойчивость, к которой так тяготеют люди, вынужденные постоянно противостоять переменам. Эта тяга к устойчивости обернулась патриархальной консервативностью саратовской культуры: одинаково принимая и не принимая новое, жители Саратова извечно искали опоры в традиционном. В сущности, мы до сих пор охотнее доверяем тому, что принято называть «классикой», нежели тому, за чем закрепилось определение «авангардное».
Вторым фактором, обусловившим консервативность саратовской культуры, было влияние на нее различных инокультурных общностей, равно как непрерывное просеиванию «сверху», вследствие чего все лучшее (читай «перспективное») из нее безжалостно вымывалось. Саратов оказался транзитным и в области культуры: все, что являлось актуальным для обеих столиц, немедленно уходило туда, в то время как на родном месте оставались лишь недвижные камни традиций.
Статус Саратова как транзитного города был трансформирован в советский период, когда основной миссией его стало производство, ориентированное, по большей части, на нужды военно-промышленного комплекса. Саратов закрылся от мира, и консервативность его культуры еще более возросла. Фактически здесь мы можем говорить о конфликте между исторически сложившимся образом города и совокупностью его новообретенных функций: избирательная (купеческая) открытость уступила место тотальной закрытости.
Первой жертвой нового статуса стали городские дороги, за состоянием которых перестали следить в силу их функциональной никчемности (к чему дороги, если людские потоки крайне ограничены?). Вторым следствием было превращение Саратова в город-донор, деятельность которого была всецело направлена на реализацию военных заказов, т.е. в город, подобный многим закрытым промышленным городам, лишенным своего культурного лица. За выполнением этой миссии Саратов застала перестройка.
Когда номерные заводы при отсутствии государственной поддержки в большинстве своем благополучно приказали долго жить, Саратов вновь постарался раскрыться перед внешним миром. Вот тут-то и обнаружились извечные наши проблемы. Первая из них состоит в том, что город оказался идеологически не готовым к конкурентному сосуществованию с другими городами в постепенно складывающемся общем культурном пространстве: у Саратова нет культурного лица, вследствие чего его культурный статус и миссия неопределенны. В качестве второй проблемы можно выделить пограничное (закрыто-открытое) состояние города и, следовательно, неопределенность его пространственно-функциональной структуры (никто не знает, в какую сторону Саратов будет развиваться в новом тысячелетии). Кстати, и дороги наши до сих пор оставляют желать лучшего.
Саратов – «комодный» город (Фокина Тамара)
Наверное, мое размышление о Саратове на этот раз станет смесью французского с греческим, но кто из говорящих по-русски не рисковал оказаться в сходной ситуации. Меня интересует одно из важных, символически и прагматически нагруженных, мест города, каковыми являются площади, особенно главные. В Саратове это, конечно, Театральная площадь, наша Агора.
Читаю в словаре, что агора (греч.) — место для собраний, городская площадь, которую окружали здания административного, общественного, торгового назначения. В античную эпоху на ней возводили храмы, алтари, а в средние века — церкви. Словари отмечают также, что на агоре часто размещалось служебное помещение для агораномов, называлось оно агораномий, а в нем находились, естественно, агораномы — выборные должностные лица, которые в греческих городах следили за благоустройством мест торговли и всячески поддерживали ее порядок. Они назначали цены на некоторые товары, контролировали деятельность денежных менял и добивались соблюдения существовавших законов денежного обращения. Агораномы имели право налагать легкие телесные наказания, если нарушитель порядка был раб, а свободнорожденных — штрафовать на крупную сумму.
Надо сказать, что наша площадь почти ничем в полном смысле не окружена. Подобие «агораномия» расположено через улицу, там находятся лица, которые следят за порядком не только в торговле, но и во всем другом, ибо это правительственное здание. О нем нельзя сказать, что оно находится на площади, но довольно большая стоянка для служебных автомашин, находится. Здание Областной универсальной научной библиотеки обращено к площади тыльной стороной, корпус Поволжской академии государственной службы им. П.А. Столыпина – боковой стороной и небольшой, но все же «достаточной» стоянкой. Здание музея им. Н.А. Радищева свой фасад обратило на улицу его же имени, а на площади, на задах, держит хозяйственный дворик. Зато Театр оперы и балета имеет замечательный адрес: Театральная площадь, дом один. Это – законный жилец нашей центральной площади. Ничего не скажешь, действительно окружает площадь, стоит к ней лицом. А впрочем, все - таки боком? Другие «знатные» дома с адресом по Театральной частью площади мало кто считает.
Поэтому наша главная площадь кажется очень просторной, практически пустой, сквозной, легкой. Пустой, да не очень. Тут я и вспоминаю о комоде. Комод – слово французское, обозначает род низкого шкафа с выдвижными ящиками. В России на комоде всегда много чего стояло. Зеркало, фотографии, коробочки с памятными вещами, разные фигурки, часы и т.д.
Наша агора удивительно напоминает комод. Чего на ней только нет. Внушительный памятник В.И. Ленину – наиболее заметен и сейчас кажется просто фигурой когда-то дорогого человека. Памятник «Мужеству, героизму сотрудников МВД, погибших при исполнении служебного долга», памятник «Борцам социалистической революции 1917 года» с огнем, обещающим быть вечным, часовня иконы Божьей Матери «Живоносный источник», стенды с фотографиями людей, становящихся на время (или навсегда) знаменитыми, а так же наименованиями и символами успешных организаций, помост для ораторов и артистов, деревья, образующие несколько особых зон, клумбы, цветочный магазинчик…
Иногда появляются и исчезают торговые ряды ярмарок, быстрые заборчики для каких-либо состязаний или выставок, шатер для Окружной «ярмарки проектов», елка, ледяные фигуры, разные надувные шарообразные летучие предметы. Есть и зеркало, правда неподалеку. Это здание Экономбанка, между прочим работающего на дорогие моему сердцу процессы реконструкции и развития. В стеклянной отделке его фасада замечательно отражается часовня, и не только она.
В.И. Даль называл комодным то, что относится к комоду. Саратов – город комодный, у него есть такая замечательная агора, главная площадь, которая, слава Богу, напоминает комод, а не многоуважаемый большой шкаф. Саратовцы – «комодники», ибо любят свою площадь, свою «жил – площадь», свой «комодец».