Скандал в благородном семействе

 

И вот однажды Кэтрин с поблекшим лицом, искаженным гримасой недоумения и детской обиды, пришла к нему в кабинет с брас­летом, который он послал мисс Тернан, и потребовала объяснений.

Но что он может им всем объяснить: жене, детям, свояченице Джорджине Хогарт, уже давно ведшей в доме Диккенсов все хо­зяйство? Его показное негодование, которым он встретил вспышку супру­жеской ревности, не более, чем формаль­ность. Как пустая формальность и то, в чем он с таким пылом убеждал Кэтрин.

Хотя это святая правда: несмотря на все ухаживания, которые он неуклюже мас­кировал под отеческое покровительст­во, Эллен Тернан и в самом деле до сих пор не стала его любовницей. Так что формально он чист. Но Кэтрин слишком хорошо его знает, чтобы ее можно было обмануть...

Конечно, ему следовало быть осмот­рительнее и поразборчивее написать ювелиру адрес Эллен. Тогда приказчику не пришло бы в голову отправить этот злосчастный браслет ему домой.

Впро­чем, к чему досадовать на то, чего нельзя изменить? К тому же разве только в брас­лете дело? Он давно в западне, и этот не ко времени попавшийся на глаза Кэтрин браслет - только еще одно звено в тех цепях, которые с каждым днем опутыва­ют его все крепче, не давая дышать, пи­сать, жить, думать...

Мысли в голове Чарльза Диккенса теснились невеселые.

Если Эллен его разочарует, ему больше нечего будет ждать от жизни. И он уже не сможет это­го пережить. Слишком часто в его жиз­ни женщины разочаровывали его. Все, начиная с матери, от которой он тогда, в страшные месяцы работы на фабрике, тщетно ждал хоть одного участливого слова.

И заканчивая Кэтрин, которая теперь лелеет свои обиды, забыв о том, сколько долгих лет он надеялся, что ра­но или поздно она очнется от своей спячки, что жизнь их наладится, они станут не только супругами, но и друзь­ями, понимающими друг друга с полу­слова...

 

Что взамен?

- Ты никуда не поедешь! Никуда! Я не позволю тебе унижаться! - Кейт стукнула кулачком по дверному косяку и, войдя в спальню матери, решительно закрыла за собой дверь. - Эта гадкая женщина сама должна извиниться перед тобой! Слышишь?! Она должна валяться у тебя в ногах, моля не предавать огласке подлую алчность, которая заставляет ее выманивать подарки у собственного соблазнителя. Если хочешь, я сама пойду к отцу и выскажу ему все в лицо...

Голос девушки звучал все гром­че... Но миссис Диккенс в ответ лишь успокаивающе поглади­ла дочь по плечу и улыбнулась болезненной и жалкой улыб­кой:

- Не шуми, Кэт... Твой отец считает, что я должна извиниться перед мисс Тернан... Значит, мне нужно поехать.

Завязав под подбородком ленты по­тертой шляпки, супруга мистера Диккен­са мягко, но решительно отстранила все еще стоявшую у двери дочь. И увидев, как у той брызнули из глаз досадливые, злые слезы, ободряюще добавила:

- Не надо плакать, детка... Я думаю, все обойдется.

Лишь очутившись в спасительном полумраке экипажа, миссис Диккенс дала волю собственным слезам. Ее брак, ее жизнь, весь ее мир трещал по швам, и она решительно не знала, что ей делать.

...Кэтрин Диккенс горько вздохнула. Неужели этого никогда не было? Ни восторженного ожидания счастья, ни волнующего флирта, после которого она полночи не могла уснуть, ни их первого поцелуя, случившегося еще до помолвки, в полумраке передней, в углу между галошницей и подставкой для зонтов?...

Куда все это делось? И куда делась та Кэтрин Хогарт, с тонкими пальцами и шелковистыми кудрями, которой весной 1836 года, казалось, так искренне восхищался Чарлз? Слезы снова подступили к горлу, а вместе с ними отчаяние и негодование, огнем жгущие душу Кейт. Да неужели же Чарлз не понимает, что она отдала ему и свою красоту, и саму жизнь?!

Двадцать лет она жила рядом неприметной те­нью, рожала ему детей, терпеливо сно­сила его переменчивые настроения, не­постоянство и вспыльчивость. И что по­лучила взамен? Сафьяновый футляр, в котором, как свернувшаяся под пеньком гадюка, лежал этот отвратительный браслет, приготовленный ее мужем лю­бовнице?

Хотя, пожалуй, браслет-то как раз за­мечательный, искусной работы, да и камни чистейшей воды. Ей Чарли никогда таких не дарил! Всю жизнь внушал, что следует экономить и жить по средст­вам, пенял, если она тратила на прови­зию больше, чем он рекомендовал, ко­рил за расточительность и неумение ве­сти хозяйство.

А теперь смеет утвер­ждать, что столь дорогая вещь, предна­значенная молоденькой актрисе и лишь по недосмотру приказчика из ювелир­ного магазина доставленная в их лондонский дом, не более чем дружеский подарок? Да еще посылает жену изви­няться перед любовницей за ее якобы безосновательные и грязные подозрения!

Интересно, сможет ли ее супруг, гордившийся своим знанием Лондона, отыскать в этом городе еще хоть одну жену, способную вынести столько, сколько вынесла она за эти двадцать два года? Вечные претензии, которым она тщетно пыталась соответствовать, и вечные снисходительные улыбки в ответ: «бед­няжка Кэти», «глупышка Кэт»...

Даже Джорджина с годами стала относиться к Кэтрин свысока, всячески подчеркивая, что та не стоит и мизинца своего знаме­нитого супруга. Джорджина была на девять лет моло­же сестры и с юности жила в ее доме, который со временем незаметно при­брала к рукам. Кэтрин, вечно обреме­ненной очередным младенцем, час­тенько бывало не до домашних дел, и Чарлз утверждал, что только на свояче­нице и держится их беспокойное хо­зяйство. Что ж, возможно, так оно и бы­ло.

Но даже Кэтрин с ее простодушием, на которое так часто сетовал Чарлз, было ясно, что то благородное хозяйст­венное рвение, с которым Джорджи ве­дет чужой дом, - плод не только ее ду­шевной щедрости. Достаточно взглянуть на ласкающие движения, которыми сестра развешивала в шкафу рубашки Чарлза, на мягкую поступь, когда она отправлялась в кабинет зятя, чтобы отнести ему чай, и сразу становится понятно, что Джорджиной движет нечто большее, чем чувство долга...

О ревности Кэти и не помышляла, слишком хорошо она знала Чарлза, его боязнь пересудов, его настойчивое стремление быть джентльменом во всем. Но разве мало того, что она все эти годы терпела неуместную, бестактную влюбленность сестры в своего мужа и его неумеренные восторги по поводу ее преданности?

Кэтрин со смирением сносила упреки, которыми муж год от года осыпал ее все чаще, предлагая ей поучиться у младшей сестры рачительности и педантичности. Терпела на заре их супружества обожание Чарлзом другой ее сестры - семнадцатилетней Мери. Прожив в доме зятя чуть больше года, та скоропостижно умерла от болезни сердца. И Чарльз купил землю подле могилы молоденькой свояченицы, чтобы после смерти быть похо­роненным рядом с ней. Кэтрин тогда промолчала...

Может, ей стоило хоть раз попытаться объяснить Чарли, что ее терпение и есть та опора в жизни, кото­рую он так много лет искал? Да что уж теперь объяснять...

Если Чарлзу ее терпение больше не нужно, то и ей самой оно ни к чему.

Нет, она сейчас же вернется и не по­зволит больше помыкать собой. И Кейт решительно высунулась в окно, прика­зывая вознице остановиться. Она вер­нется домой и скажет Чарлзу все, что давно переполняло душу, заберет детей и уедет куда-нибудь. Все это вихрем про­неслось у нее в голове.

…И в тот же миг раз­веялось, как облака, унесенные за гори­зонт вихрем. Ничему этому не бывать. Кейт привыкла подчиняться Чарльзу, подлаживаться под него. К тому же она слишком устала. Этот последний год, прошедший в холодной вражде и взаим­ных упреках, вконец ее измотал. И рань­ше, чем кучер успел осадить лошадь, Кейт упавшим голосом снова велела ехать...

По во­ле мужа она четверть часа сгорала от неловко­сти в тесной передней семейства Тернан, ожидая, когда мисс Эллен и ее матушка изволят ее принять. По его воле она, краснея и глядя в пол, лепетала перед надменно молчавшей девчонкой, годив­шейся ей в дочери, какие-то невразуми­тельные и жалкие слова и выслушивала в ответ ее ядовито-вежливые комплименты: «О, миссис Диккенс, какая честь... На­ши наилучшие пожелания мистеру Дик­кенсу...»

 

В погоне за счастьем

 

В это же самое время, Чарлз Диккенс, отправившийся на свою ежедневную традиционную прогулку, уже несколько минут стоял непод­вижно на перекрестке. Потом, топнув ногой, что было силы сжал пальцами набалдашник трости.

Он никогда не отступал перед препятст­виями и теперь не изменит себе! Он добьется этой девушки! Ей по силам из­лечить его от тоски, которая вот уже не­сколько лет гложет его сердце, от оди­ночества, которое с каждым годом ста­новится все невыносимее.

Эллен не обманет его ожиданий, как обманули их мать, Мария и Кэтрин. Да, ему сорок шесть. Но ведь не девяносто! Он еще мо­жет быть счастливым. У него на руках девять детей, младшему из которых только шесть. Но дети растут. Дочери Кейти и Мэйми скоро выйдут замуж. Старшие мальчики разъедутся учиться. Он и сейчас почти богат. А между тем у него есть идея, которая, возможно, озо­лотит его.

Эта мысль родилась у Чарлза давно, еще во времена любительских спектак­лей, и с тех пор не давала ему покоя. Что, если он станет единственным актером труппы и сам прочтет со сцены собст­венные произведения? Такого еще никто не делал! Он вынашивал эту идею не один год. И только когда сама королева, прослышав о намерении Диккенса, вы­сказала желание его послушать, Чарлз наконец решился.

Догово­рившись со старым другом Артуром Смитом, что тот станет его антрепрене-ром, Диккенс подписал контракт на се­рию сольных выступлений в лондон­ском Сент-Мартинз-Холле. Если первые чтения пройдут успешно, он отправится в гастрольную поезд­ку по провинциальным городам. А Эл­лен, если пожелает, вполне могла бы со­провождать его на правах помощницы и ассистентки.

У него еще все впереди! Нужно только выбраться из этого боло­та, в которое его затянула Кэтрин. Нужно порвать те нити, которыми, как паути­ной, опутана его прежняя жизнь!

И грянул гром!

28 апреля 1858 года, вернувшись пос­ле репетиции предстоящей премьеры его сольного выступления в Сент-Мартинз-Холле, Чарлз Диккенс был пора­жен странной тишиной, царившей в его обычно таком шумном доме. Джорджи не покрикивала на кухарку, дочери не ссорились из-за разорванных нот. Даже мальчишек, вечно стучавших своими бо­тинками по лестнице, и тех не было слышно...

Но что еще страшнее, он не слышал так надоевшего назойливого, как ему всегда казалось, шарканья ста­рых домашних туфель Кейти: супруга мистера Диккенса покинула их общий дом с намерением никогда туда более не возвращаться.

Сказать, что Чарльз был поражен, оз­начало не сказать ничего. Он был оглу­шен, повержен. Решительно невозмож­но было поверить, что тихоня Кейт, не способная, как он думал, выбрать без по­сторонней помощи даже материю себе на платье, приняла решение первой.

Од­нако и это было еще не все! Кэтрин зая­вила, что не желает сохранять в тайне их разъезд и делать хорошую мину при пло­хой игре. Развод по тогдашним законам был невозможен, однако юридически оформить раздельное проживание суп­ругов и их финансовые взаимоотноше­ния было вполне реально. Именно этого она и потребовала.

Озадаченный и раздраженный Чарльз начисто забыл о том, как еще не­давно сам мечтал о свободе, и категори­чески отказался следовать советам дру­зей, убеждавших его замять скандал по той простой причине, что все обстоя­тельства разъезда были против него. Как ребенок, который бьет кулаком дверь, об которую сам же и ударился, он про­должал бушевать, сделав в результате разлад в собственной семье предметом ненавистных ему сплетен. В тщетном стремлении хотя бы отчасти излить свою досаду на Кейт, он даже опублико­вал подробный отчет о собственных се­мейных проблемах на страницах воз­главляемого им журнала «Домашнее чтение».

Но изменить что-либо было уже невозможно...

 

После кораблекрушения

 

Миссис Диккенс поселилась в не­большом доме на Глостер-кресент, непо­далеку от Риджентс-парка, скромную жизнь в котором ей отныне обеспечива­ли шестьсот фунтов, которые Чарльз по решению суда выплачивал жене в каче­стве ежегодного содержания. Для со­блюдения приличий, к которым так чув­ствительна была тогдашняя Англия, с матерью жил старший сын Чарлз.

Дру­гие дети, в том числе и младшие, оста­лись с отцом и вскоре переехали вместе с ним в Гэдсхилл-плейс. Их встречам с матерью Диккенс не препятствовал. Но дети, выросшие в доме, где все и всегда подчинялись отцу, сами на них не отва­живались. Даже бывая на уроках музыки в доме напротив, дочери никогда не за­ходили к Кейт. Но она, как обычно, мол­чала.

Со временем слухи вокруг скандала в семье Чарльза Диккенса улеглись, жизнь снова вошла в свою колею, а воспомина­ния о той, что двадцать лет была спутни­цей его жизни, как будто вовсе изглади­лись.

Дом писателя, в котором правили оставшаяся возле обожаемого зятя Джорджина Хогарт и старшая дочь Мэйми, вновь стал хлебосольным приютом для гостей, которые круглый год не покидали Гэдсхилл-плейс.

Сольные высту­пления Диккенса на сцене пользовались не меньшей, а возможно, даже большей популярностью, чем некогда его рома­ны. Новая любовь разожгла в душе Чарльза огонь, совсем уж было начавший угасать, и этим новым пылом он теперь делился со зрителями так же щедро, как некогда с читателями.

Когда Диккенс исполнял в лицах сцену убийства Нэнси из «Оливе­ра Твиста», мужчины в зале заливались слезами, а дамы падали в обморок. За по­следние десять лет жизни благодаря этим выступлениям и двум последним романам - «Большие надежды» и «Наш общий друг» - писатель удвоил свое со­стояние.

Эллен Тернан в конце концов уступи­ла его ухаживаниям, оценив ту неусып­ную заботу, которой Диккенс окружил ее саму, сестер и матушку, а также неустан­но оказываемую щедрую финансовую помощь. Она милостиво, хотя и тайно, принимала писателя в доме, что он снял для нее на лондонской Линден-Гроув. Именно здесь Чарлз Диккенс начал пи­сать свой последний роман, «Тайна Эдвина Друда », который так и не успел за­кончить...

И все же после ухода Кэт в доме Дик­кенса, да и в его душе навсегда осталась какая-то червоточина. Вопреки его наде­ждам свобода не вернула ему молодости. Он больше никогда уже не был тем ис­крометным, неутомимым весельчаком, который, купив в дешевой книжной лав­чонке самоучитель фокусника, готов был часами разучивать описанные там забавы, чтобы потом сорвать аплодис­менты малышни, достав из собственно­го цилиндра пышущий жаром ваниль­ный пудинг.

Тень в одночасье надломившейся жизни легла и на детей Диккенса. Ма­тушкина любимица Кейти-младшая, яростно защищавшая ее во время ссор с отцом, так и не оправилась после расста­вания родителей. Она поспешила покинуть Гэдсхилл-плейс и вышла замуж за перво­го же подвернувшегося жениха, с кото­рым была несчастна.

Мэйми, боявшаяся, что без нее стареющий Диккенс будет чувствовать себя одиноким, так и оста­лась старой девой. Сыновья, за исключе­нием Генри, тоже разочаровали отца, в особенности своей передавшейся через поколение склонностью к расточитель­ности.

Как будто стремясь убедить себя в правоте собственных непоправимых шагов, Диккенс в последние годы одну за другой рвал нити, привязывавшие его к прошлому. Он безжалостно про­дал Тэвисток-хауз, в котором некогда так весело справляла рождественские праздники их большая и шумная семья.

А спустя два года после расставания с женой на поле неподалеку от Гэдсхилл-плейс он сжег всю свою переписку. Кейти же хранила письма мужа до кон­ца жизни и перед смертью отдала их до­чери с просьбой опубликовать. Послед­нее, чего хотела от жизни одинокая и всеми забытая жена знаменитого писа­теля, - это поделиться воспоминания­ми о любви, которая, как она продолжа­ла верить, некогда все же жила в их с Чарлзом доме.

ЛИТЕРАТУРА:

Его произведения:

1. Диккенс Ч. Собрание сочинений, тт. 1-30. М., 1957-1963.

2. Диккенс Ч. Собрание сочинений, тт. 1-10. М., 1957-1963.

3. Диккенс Ч. Посмертные записки Пиквикского клуба: Роман / Пер. с англ. А. В. Кривцовой и Е. Ланна; Послесловие Ю. Кагарлицкого; Примеч. Б. Кагарлицкого.- М.: Детская литература, 1988.- 718 с.: ил.

 

О нем:

1. Буслаев Ф. Мои воспоминания. - М, 1897. - Стр. 258-259.

2. Варьяш А. Чарльз Диккенс: Тяжелые времена/ Антонина Варьяш// Караван историй.- 2007.- №9.- Стр.278 - 299.

3. Винтерих Дж. Приключения знаменитых книг/ Джон Винтерих.- 2-е изд. - М.: Книга, 1979.-160 с.- Тираж 75000 экз.

Эта книга - один из своеобразных зарубежных опытов в популярном жанре занимательного книговедения. Джон Винтерих - американский журналист и библио­граф - рассказывает о первом появлении и начале громкой судьбы прославленных книг Даниэля Дефо и Роберта Бернса, Диккенса и Теккерея, Бичер -Стоу и Марка Твена, Эдгара По и Уолта Уитмена...

Из классических английских и американских книг автор выбирает те, которые, на его взгляд, имели наиболее инте­ресную издательскую историю. Дж. Винтерих не ставит своей целью дать характеристику творчества писателей или серьезный анализ самих произведений, так как большинство из них очень хорошо известны читателям. Автор рисует живыми штрихами обстановку и время создания этих книг, их место в истории книгоиздания; прием, оказанный им совре­менниками при первом их появлении, библиофильские оценки первых изданий, историю их оформления и т. д.

4. Катарский И. М. Диккенс в России.- М.: наука, 1966.- Стр. 271.

5. Михальская Н. П. Чарлз Диккенс: Книга для учащихся. - М.: Просвещение, 1987.- 128 с. - (Биография писателя). (Глава «Боз выходит на сцену и становится знаменитым».)

6. Пирсон Х. Диккенс, 1963. - 512 с. – (Серия «Жизнь замечательных людей). (Глава «Неподражаемый Боз».)

7. Сильман Т. Диккенс. Очерки творчества. - Л., 1970.

8. Тайна Чарлза Диккенса: Библиографические разыскания. - М., 1990.

9. Чарльз Диккенс: Библиография русских переводов и критической литературы на русском языке, 1838-1960. - М., 1962.

10. Честертон Г. К. Чарльз Диккенс. - М.: Радуга, 1982. - 208 с.

11. Честертон Г. К. Чарльз Диккенс. - М.: Радуга, 2002. - (Сер. «Сквозь призму времени. Биографии»)

12. Уилсон Э. Мир Чарлза Диккенса. - М., 1975.

13. Урнов Д. Путь к русским читателям//Винтерих Джон. Приключения знаменитых книг.- 2-е изд.- М.: Книга, 1979.- Стр. 150-158.

Послесловие Д. Урнова освещает первые, шаги упомянутых Дж. Винтерихом английских и американских книг в России, начало знакомства с ними русского читателя.

7.02.22. Россинская Светлана Владимировна, гл. библиотекарь библиотеки «Фолиант» МБУК «Библиотеки Тольятти»; e-mail:rossinskiye@gmail.com; Страница группы Вконтакте https://vk.com/library_foliant; 30-78-00