Вечерних песен между темных стен[1]».
Вот я и взрослый. И неплохой, в общем-то, взрослый. А как я шел к этому, Бог мой! Судьба раз за разом давала мне по зубам, а я на каждый удар отвечал шагом вперед. Вперед!
Позади кромешный ад, но он пройден. Пройден мною самим.
Рос безотцовщиной, да к тому же у бабушки. Это значит – мягким и добрым, никакого спорта, минимум дисциплины. Книжный ребенок, почти не общался со сверстниками, а гулять предпочитал в лесу. Быт трусоват (так бывает, когда нет отца. Некому воспитать в мальчике мужчину.).
«Средь оплывших свечей и вечерних молитв…[2]»
Я отставал от своего поколения в развитии; это называется инфантилизм. Обычное дело, для таких. И приятного в том мало, потому что все равно осознаешь свое несоответствие окружающему миру. А тут еще началась психическая болезнь у мамы. Вот это было уже просто больно. Ничего, более рвущего душу и сердце я ни до, ни после того не испытывал. Жива, все такая же, все она же – мама, но.… И понимаешь, что ей тоже больно в редкие минуты просветления, но – гораздо сильнее, и от этого становится много, много хуже.
Бывая в гостях у знакомых, поневоле сравниваешь, кто как живет. Сравнений в мою пользу не было, – бабушка настолько постарела, что не могла уже следить за домом, а я был еще мал для этого. В четырнадцать лет еще не осознаешь, какая разница, есть дома отец или нет. Но в четырнадцать лет понимаешь, что так жить, как я жил, позорно; в четырнадцать лет все в жизни – раз и навсегда; и почти не переживаешь, что в таком мире, где есть солнечный свет, утренняя роса, любовь, есть также и горе, хоть бы оно тебя и касалось.
Но самое главное – книжный ребенок имеет то преимущество, что он книжный. Ему открыто то, что для более развитых, но и более испорченных сверстников навсегда потеряно. В моем мире не было грязи!
Люди. Пожилая учительница младших классов, старой закалки; директриса в школе – инвалид-колясочник; учитель биологии. Всех помню. Память – мой хлеб, мой воздух, мой фундамент. Может, поэтому меня коробит, когда кто-то из парней не может без запинки рассказать о битве на Курской дуге или первой обороне Севастополя.
Книжный ребенок…
Жили мы бедно – на бабушкину пенсию, ведь мама не распоряжалась своей зарплатой рационально. И вот начались мои жалкие попытки повлиять на положение, – я стал ходить в лес, собирать травы, грибы-ягоды помаленьку. Учился готовить - по книгам, плохо получалось. Учинял уборки, получалось хорошо.
Потом школьный учитель биологии стал брать меня с собой в лес, в туристские походы. В итоге у меня так и не появился вещизм, зато я узнал впервые доподлинно – тот прекрасный мир, о котором пишут в книжках, – есть! Более того, - это тот мир, в котором мы живем!
Ненадолго в моей жизни появился отец. Я его редко видел, и через три года знакомства он умер. Неплохой был мужик. Иногда помогал деньгами. Благодаря ему у меня появился участок земли, целиком свой, на котором я попытался завести огород. Братья мне кое-как помогали. Получалось, но плохо. Однако радость сеятеля я изведал.
Таскали с братом с чужих огородов овощи и фрукты. Это было замечательно. Приключения! Потом по соображениям морали от этого пришлось отказаться.
Стал писать статьи в республиканские газеты по природоохранной тематике. Много за них не платили – один авторитет, и только. Ходил в секцию рукопашного боя при школе.
Весной 11го класса влюбился. По уши. Несчастливо. Вот тут-то и начался ад.
Моя любимая была из хорошей, достойной семьи, умная и милая, занималась спортом, и была очень красива.
Я почти сразу же все испортил, раз и, как выяснилсь позже, навсегда оттолкнув ее: странностями своего характера, чокнутостью вряд ли, скорее – просто не умел любить. Но принял решение пойти в этой истории до конца. Встречал ее по утрам и провожал в школу, писал стихи и песни, играл на гитаре и пел, часами мог дожидаться ее в подъезде.
Заниженная самооценка. Печать горя и горечи, всегда если не на лице, то – в душе. Неухоженность. Слишком легко позволял пренебрегать собой. Робел перед ней, как младенец. Понятное дело, что дело – труба.
Уехал поступать в лучший Университет страны, потому что давно уже решил, зачем мне жить. Молился своему неведомому Богу, как только семнадцатилетний может это делать. Поступил.
И вот она там, я здесь. Писал письма, старался по любому поводу приехать. Ездил на поездах, автобусах, автостопом, на перекладных электричках. Изучил трассу как свои пять пальцев. Не находил поддержки. Хотя, кажется, понравился. В общем, был запасным вариантом.
Конечно, я все испортил сам. Мне вдруг вспомнилась она такой, какой я ее полюбил, так вот – было что любить. И было для чего идти до конца.
И это тоже – моя память; частица красоты мира…
Я подрабатывал. Вахтером, дворником, уборщиком, распространителем рекламы, лаборантом, грузчиком, журналистом… Мог пособить своим. Лодочка, на которой я вышел в житейское море, разрослась до небольшого сторожевого катера – пушки не линкорного пошиба, но скорострельные. Учился – на совесть, для себя, по настоящему. Общажная жизнь. Пьянствовал я мало. И думал о ней – всегда.
Она делалась все холоднее и неприветливее. А это каждый раз напоминало мне, что я – бедняк, бедолага, бродяжник, - чего со мной держаться? Мы и раньше не очень хорошо понимали друг друга, а теперь и вовсе перестали. Боль за семью на этом фоне была невыносимой. Спасался учебой, да на работе себе расслабляться не давал. Потом стал совмещать учебу с двумя работами. Потом две учебы с двумя работами. Уставал сильно. Особенно к весне, к лету. Ад? Первые круги.
Летом после третьего курса произошло наконец. «Извини, но…» и так далее, по сценарию.
На душе стало легче. Совмещал я уже три учебы с двумя работами: учился на двух факультетах, дневном и вечернем, работал в лаборатории по своей специальности, подрабатывал на постоянке грузчиком и проходил программу Военной Кафедры (для нас, похвастаюсь, не обязательной). И чем больше усталости накапливалось, тем чаще я вспоминал о ней, о любимой девушке. Называя ее поступок предательством, все же не мог заставить себя ее забыть. Делалось еще хуже.
А потом были сборы в армии. Многое встало на свои места. Я принял решение, может быть не самое верное, но других путей не знал. Ведь теперь я – русский офицер!
И вот я здесь. Не спалось, встал, и вдруг вспомнилось кое-что из прошлого. Как так вышло, что добрая, милая девчонка, какой она несомненно была и остается, красавица, лишь догадывающаяся о своей красоте, нежная и ранимая душа, для которой не жалко преодолеть тыщи верст и миллионы трудностей, отдать годы своей жизни, да и саму жизнь, как говорится, - стала символом мрака, при вспоминании о котором я содрогаюсь? Может, кому-то пригодится такое почитать, и тот человек ошибок не допустит. В детстве, читая старинные драмы и смотря кино, часто думал: какого черта они там все крутятся друг вокруг друга, когда проще и безопаснее для всех было бы все прямо друг другу сказать?! Чего они уходят в монастыри, отправляются на войну, топятся, когда жить же надо! Отказываются от счастья сами, хотя никто не мешает его добиться! И сейчас так часто думаю, но действительность, оказывается, не так проста.
Свою судьбу я давно выбрал. Служу Отечеству! И учился в напряг для этого. В зрелости я должен быть ученым, исчерпав себя здесь – педагогом, и всегда – бойцом и воином.
Ни о чем не жалею. Если завтра умирать – не страшно. Я уже прожил жизнь не зря.
Есть у меня цели в жизни, а есть мечты. Я всегда хотел жить по-настоящему. Сделать так, чтобы после меня остались мои дела. Чтобы люди были счастливее, чем если бы меня не было. Люблю Отечество, люблю наш народ и желаю посвятить свою жизнь им. Я не просто так поехал в Москву, так далеко от нее, - я должен был получить лучшее в мире образование и стать настоящим ученым. Настоящим! Чтобы быть в силах воплотить в жизнь мечту (а их у меня много!) – сохранить нашу святую землю чистой. Работать над внедрением в промышленности новых, чистых, технологий.
Еще у меня есть мечта – видеть мое Отечество таким, каким завещали нам его предки – во всем величии, чести и славе русского народа, и видеть, как нечисть и мразь получит по заслугам. Щит нашей страны должен быть крепким, а меч – острым. И я горжусь тем, что прошел испытания на звание офицера Российской армии.
А об обществе – третья (а может, первая?) большая мечта. Я не хочу, чтобы слова, написанные выше, звучали необычно для молодого парня. Не хочу выглядеть фанатиком, этаким великоросским шовинистом, среди сверстников. Потому что неправильно это. Изучая психологию, педагогику (да и в биологии кое-что нашлось), нашел подтверждение, что вечные ценности – действительно вечные и действительно ценности, что жизнь должна быть настоящей до конца, а долг, честь, правда – не пустые звуки. И я мечтаю о людях таких же убеждений, избирающих в жизни далекие и нелегкие, но прямые пути. Я мечтаю когда-нибудь стать достойным называться учителем и педагогом. Это без сомнения будет уже к концу жизни, но, если это будет, - значит, после меня моя Родина останется не менее великой и славной, какой была, когда я родился.
Еще мечты – их много, зачем о них рассказывать? Я много уже сказал. Намечтать-то могу в момент столько, что мало не покажется, пожалуй, даже больше, чем смогу выполнить.
Братья! Братишки! Прорвемся! Человек уж так устроен – впереди всегда победа.
Ну вот и все, скоро подъем. Счастливо, ребята. Помните: все, что здесь написано, – правда.
[1] Ю.Никольский «Прошедший день».
[2] В.Высоцкий «Баллада о борьбе».