Ольга Александровна Савельева
Седьмая. Ливень юмора для тех, кто в дефиците позитива
Записки российских блогеров –
предоставлен правообладателем https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=53616605&lfrom=25665073
«Ольга Савельева Седьмая. Ливень юмора для тех, кто в дефиците позитива»:
ISBN 978‑5‑04‑108689‑3
Аннотация
Рассказы Ольги Савельевой – популярного блогера и мотивирующего лектора – всегда к месту. Ведь она пишет о нашей жизни: такой простой и сложной, удивительной, потрясающей, полной удач, промахов, любви и разочарований.
Эта книга немного отличается от других: она легкая, задорная и свободная. Она вобрала в себя все самое смешное, что произошло с автором и ее окружением. В ней нет груза забот и ответственности, но есть море улыбок и океан счастья.
Что еще нужно для хорошего настроения, когда его, кажется, неоткуда взять?
Книга содержит нецензурную брань
Ольга Савельева
Седьмая
Ливень юмора для тех, кто в дефиците позитива
Серия «Записки российских блогеров»
Иллюстрация на обложку Дарьи Кузнецовой
© Савельева О.А., текст, 2020
© Кузнецова Д.С., иллюстрации, 2020
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
* * *
Введение
Есть такая байка знаменитая.
В один университет запустили три свиньи. Написали у них на пухлых бочках номера: 1, 2, 4.
Свинюшки носились по коридорам универа и произвели переполох – их все стали ловить: студенты, преподаватели, сотрудники. И поймали, конечно. Всех. Трех.
Но поиски не прекратили и еще сутки искали… третью. Ведь хрюшки с цифрой «три» на боку так и не нашли (неудивительно – ее и не существовало).
Я, как узнала эту историю, тут же придумала, как будет называться моя шестая книга.
«СЕДЬМАЯ»!
Ну смешно же, правда?
В ней собраны самые забавные и смешные ситуации, произошедшие со мной, моей семьей и моим окружением.
Сто инфоповодов для улыбок!
Я обожаю юмор. Именно он делает мою жизнь яркой и радостной. Я совершенно не умею жить без улыбки и шуток.
Уверена, что эта книга – легкая и забавная, сможет вас отлично рассмешить, будучи открытой на любой страничке.
А быть причастной к вашим улыбкам – это счастье!
Скромница
Однажды после выступления ко мне подошла женщина. Скромная такая, прическа – с проборчиком, одета очень целомудренно, водолазка, юбка в пол. Она была похожа на матушку при церкви.
– Оля, меня зовут Нина, люблю вас читать, вот сделала вам подарок. – Нина протянула сверток.
– Спасибо, Нина, можно посмотреть?
– Конечно…
Я стала разворачивать сверток.
– У меня четверо детей, мы все вместе делали, – поясняла Нина, пока я дербанила пергамент.
В подарке оказались свечи. Красивые, чуть толще, чем церковные. Они вкусно пахли воском.
Я представила, как Нина с детьми, вечером, на даче, все вместе за круглым столом, сидя у лампадки, вокруг которой вьется мошкара, раскатывают воск и лепят свечи… Милота.
Я обожаю подарки, сделанные своими руками.
– Ой, Нина, неужели сами? – воскликнула я, выражая крайнюю степень восторга и благодарности.
Нина зарделась, скромно потупила глаза.
– Сама, вот этими самими руками… – Нина протянула руки.
Я увидела на руках мозоли… Боже, я и не знала, что делать свечи так трудно и больно!
– Нина! – Я взяла ее ладони в свои. – Милая Нина. Мне теперь ваш подарок еще ценнее. Я же теперь знаю, как это сложно…
– Ну, не так и сложно, – смутилась Нина.
– Ой, ну бросьте… Ваши мозоли…
– Мозоли? А, мозоли. – Нина грустно улыбнулась и, вздохнув, убила меня фразой: – Мозоли – они ж от пилона.
ГОЛЬ
Сын с отцом разговаривают.
– Если прочесть эту книгу, то знания в голове удваиваются! – наставляет Михаил Дасю.
– Да ладно, кто это сказал? – не верит сын.
– Шарль де Голль! – гордо произносит муж и тихо, чтоб слышала только я, добавляет: «Голь на выдумки хитра…»
Вагон‑ресторан
Родители прилежно сидели на маленьких стульчиках и ждали детей. Среди них – мы с мужем.
Муж был хмур и небрит: всю ночь делал документы, спал пару часов. Он прислонился к пианино и засыпал. Я периодически толкала его локтем.
В зале, в основном, мамы, мужчин всего трое.
Вот‑вот должно было начаться представление в детском саду, посвященное 8 Марта.
Одна инициативная мама решила сделать памятный кадр с родителями.
Муж тихо пошутил, что, по законам плохого кино, она потом и окажется убийцей и будет зачеркивать лица на этой фотографии по очереди.
Другие родители расслышали и поддержали шутку, стали накидывать варианты.
– Начнет она с тех, кто не улыбается.
– Нет, с тех, кто с брекетами, – сказала мама с брекетами (не я).
– Нет, она начнет с бородатых!
– О, отлично, – сказал мой бородатый муж. – Нас тут как раз пятеро.
– Тут трое мужчин, – поправили его.
– Да, я знаю, – ответил муж. – Но мы ж не мужчин считаем, а бороды…
Я шикнула на мужа. Вечно он со своими шуточками!
Прибежали дети, стали танцевать. Это было очень мило. Наша Катюша отжигала по полной программе, со всей присущей ей непосредственностью.
Песня про резвых котят особенно удалась. Катюша была в ударе.
– Дома надо будет скачать, – велела я мужу. – Будем танцевать.
Он кивнул и записал: «Песня про трезвых котят».
Потом был кукольный театр. Маленький цыпленок искал свою маму. На ее роль пробовались корова, коза, утка…
Неожиданно за ширмой возник леопард. Дети возмутились. Мол, ну ты‑то куда, леопард?
– О, – загрустил муж. – А где‑то ходит женщина в одной леопардовой лосине…
Затем детей выстроили паровозиком.
Катюша не могла идти строем, скакала, выпадала из паровоза, крутилась и плясала какую‑то свою программу.
Как говорится, жгла не по‑детски.
– По‑моему, – сказал муж, – в этом паровозике наша дочь явно вагон‑ресторан.
ПОРОСЯ
Лежу на полу, качаю пресс.
Входит муж, говорит:
– Что это ты?
Я, не останавливаясь, на вдохе, отвечаю:
– Пора… ся… В порядок… приводить…
Муж:
– ПОРОСЯ в порядок приводить?
Домра
Мне на съедение в отпуске отдали Стешу. Стеше – 8 лет, и она моя племянница.
Бонусом к Стеше идет домра.
Домра – это беременная балалайка.
Она приехала вместе со Стешей.
Гордо вошла в квартиру, наряженная в чехол.
– Пусть играет по 15 минут в день, – назидательно сказала мама Стеши.
Я не поняла, кому из нас она это сказала – мне или Стеше – ибо я готова отвечать за ребенка, а за издевательство над ребенком – не хочу.
Но Стешу приговорили к домре.
Когда мама Стеши (моя сестра) уехала, мы с девочкой посмотрели друг на друга и все поняли.
– Это будет наш с тобой секрет, – сказала я Стеше и убрала домру в шкаф.
На самом деле я не Стешу спасала от домры, а себя.
Я не умею изображать благоговение, прыскаю в ладошки.
К приезду мамы мы доставали домру и ставили на видное место. Иногда даже раздевали, эротично стаскивая чехол с бедра.
Одну мою племянницу уже умучали скрипкой, я хотела спасти вторую и спросила сестру:
– Почему домра?
– Ну, пианино у нас нет.
– Я так понимаю, она на гуслях не наяривает только потому, что гуслей у вас тоже нет?
– Домра – прекрасный русский народный инструмент.
– Да‑да. И арфа тоже. И орган. И…
– Ты к чему?
– Вот Стеша вырастет, пойдет на тусовку с друзьями, кто‑то возьмет гитару, запоет Цоя, и тут Стеша такая: «А домры нет?»
Я не могу сдержать смех. Сестра тоже смеется, но сохраняет серьезное выражение лица.
– Стеше нравится домра! – поясняет сестра. – Она с удовольствием ходит на занятия.
«Или с занятий», – думаю я, а сестра со Стешей тем временем уходят на кухню мучить домру.
«Рас‑цве‑тали‑ябло‑ни‑и‑грууу‑шиииииии…»[1]
Мы с сыном остаемся в комнате. Сын сидит с вытянутым лицом.
«Во‑са‑ду‑ли‑в‑ого‑роде‑еее…»
Сын изо всех сил ценит мать, ментальную арифметику и шахматы.
«Лю‑ли‑лю‑ли‑стоя‑лааа…»
– Вот будешь хулиганить, отдам тебя на домру! – говорю я сыну. – Будешь лабать на трехструнной…
«Только Дон и Магдалина…»[2]
– С меня – красный диплом, – шепчет сын в ответ.
Мы честно терпим 15 минут.
Сестра и Стеша выходят с кухни.
Мы с сыном встречаем их аплодисментами.
Я подмигиваю Стеше.
СКОРО МАМА УЕДЕТ, И ДОМРА БУДЕТ СНОВА ЗАМУРОВАНА В ШКАФУ.
Я НЕ УВЕРЕНА, ЧТО ПОСТУПАЮ ПРАВИЛЬНО, СКРЫВАЯ ОТ СЕСТРЫПРАВДУ, НО НЕ МОГУ ПРЕДАТЬ СТЕШИНО ДОВЕРИЕ.
К чему этот текст…
Да прост.
Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
КОРОЛЕВА
Позвонил редактор, попросил срочно поправить текст. Я бегу в комнату, сосредоточенная.
– Ты куда? – спрашивает муж.
– Править!
– Править… Королева моя бежит править…
Кукуруза
Мы с Катей в ее три года отдыхали на море.
Катя каждый день звонила папе. По совочку, по формочкам, по расческе. Вчера вон звонила по булочке с изюмом.
Видимо, изюм отлично соединяет с Москвой.
Катя уточняет:
– Пап, как там коска? Как Клевака? Весипед? Куклы мои – как? Пап, подалис мне лозовую уточку? Подалис? Ну ладно, пока.
Вероятно, папа из изюма обещал золотые горы, раз довольная дочь кивает и передает мне последние новости: «Все хоросо. Подалит».
Я думала, что розовая уточка – это надувной розовый фламинго, поразивший ее на пляже, и не могла понять, почему его подарить должен именно папа и зачем ей надувной фламинго в Москве?
Во время купания Катя покорила сердце мальчика в желтых плавках. Мальчику купили кукурузу, но посолили, а соленую он не хочет.
Он ходил за Катей и излучал щедрость:
– Хотис куюзу?
– Неть.
– Бели. Она невкусная. Бели…
Оказалось, что степень мужской щедрости зависит от степени солености «куюзы».
КАТЯ СМОТРЕЛА НА МАЛЬЧИКА ВЫСОКОМЕРНО, КАК И ПОЛАГАЕТСЯ ПРИНЦЕССАМ В РОЗОВЫХ КУПАЛЬНИКАХ, НО ОГЛЯДЫВАЛАСЬ, НЕ ОТСТАЛ ЛИ ОН ТАМ СО СВОИМ ПРЕДЛОЖЕНИЕМ.
– Буис куюзу? – не отставал мальчик.
– Нет! – Катя дарила ему взгляд, обещавший изжогу.
Через полчаса Катя решила расставить все точки над i.
– Папа купит мне утотьку, – угрожающе сообщила она. – Лозовую!
– А у меня есть! – обрадовался мальчик и оказался вдруг обладателем громадного розового фламинго. – На!
Он пытался выдрать надувную птицу из‑под матери, которая опрометчиво отдыхала на ней, и подарить невесте.
– На, на утотьку, – кричал мальчик и тащил птицу за надувную голову вместе с сидящей верхом матерью. Уточка шла в комплекте со свекровью.
– Мне не надо это. – Катя сморщила свой носик. – Мне утотьку! Мне папа подалит утотьку. Лозовую! Мы вместе пойдем ловить лыбку. У папы утотька, и у Кати утотька!
Удочка! Розовая удочка! Вон что она хочет! Я ясно увидела отца, красящего палку в розовый цвет для любимой капризной принцессы.
– Не хотис утотьку, бели куюзу. – Жених попался упрямый и целеустремленный. – Она невкусная…
Обож‑ж‑жаю детей.
СТЕНКА
Дасину троюродную сестру зовут Стефания. Сокращенно – Стеша.
Она на год младше сына, приехала к нам в гости.
Ладят они с сыном отлично, слушать всполохи их дружного смеха – одно удовольствие.
Пишу мужу в вайбер:
«Сын просто шикарно играет со Стешкой. Хохочет, нежничает, джентльменит. Болтает с ней, играет. То в мяч, то в шахматы. Я в восторге!»
«Ты уверена, что это повод для восторга? Как по мне – так тревожный симптом», – пишет муж.
«Какой странный ответ», – удивляюсь я.
Перечитываю переписку и замечаю, что Т9 заменил «Стешку» на «стенку».
А я расписываю, как весело сын болтает со стенкой.
И тут же от мужа приходит следующее сообщение:
«Ну, надеюсь, сын выбрал в подруги самую надежную, несущую стену? Ты держи в курсе. Телефонируй, когда сын очарует плиту и закадрит холодильник. В невесты ему тахту присмотрим».
Куда надо
Однажды у меня случился курортный роман с таксистом Семеном!
Мой статус замужней женщины его не смутил. Мои дети тоже. Животные и характер не смущают. Смутила его моя грудь, даже заботливо спрятанная в кофту. А я и не прячу особо, ибо хожу с козырей. Когда ж еще с них ходить, если не сейчас?
Семен – высокий и хорош собой.
Меня немного напрягала только его прическа – будто метлу на голову вырвало, – но ему самому явно нравилось: он, пока вез нас с дочкой из аэропорта, причесался три раза.
После причесывания, пока ветер не разметал челку, он становился похож на Трампа. На такого локального, местечкового Трампа.
Я ЗНАЮ, ЧТО ЛЮДИ ЧАСТО НЕ ПОДОЗРЕВАЮТ, ЧТО В ГЛАЗАХ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ ВЫГЛЯДЯТ НЕ ТАК, КАК В СВОИХ. ВОТ САМ СЕБЕ СЕМЕН КАЖЕТСЯ ДЕРЗКИМ КАЗАНОВОЙ, А ДРУГИЕ СМОТРЯТ И ВИДЯТ ТРАМПА С АЛИЭКСПРЕССА. ИЛИ ВОТ Я СЕБЕ КАЖУСЬ СКРОМНОЙ БАРЫШНЕЙ, НАТАШЕЙ РОСТОВОЙ НА ПЕРВОМ БАЛУ, А ЕМУ ЧУДИЛАСЬ ЛОЛИТА. НЕ НАБОКОВА, А МИЛЯВСКАЯ. ЧТО, ВПРОЧЕМ, МНОГОЕ ОБЪЯСНЯЕТ.
Роман наш начался банально. Из‑за лошади.
Моя дочь Катя оставила в машине Семена свою лошадку. Мы приехали в ночи, и я не заметила, как из машины вышло на одну лошадь меньше.
Семен всю дорогу уговаривал меня звонить ему, если «надо куда». И вот это «куда» он говорил с таким придыханием, будто речь шла вовсе не о такси.
Я, пока ехала, поняла, что ни за что не позвоню Семену. Мне «туда» не надо.
Семен разглядел меня даже в ночи, с гулькой на голове, в мелькающем свете придорожных фонарей, и как‑то понял, что приехала я за приключениями. Вероятно, многие летят за этим на курорты, если не сказать, что все.
А я, кулема, всю дорогу еще влажной салфеточкой призывно щи протирала и леденец сосала. Вот и дососалась.
Перед сном мы с Катей обнаружили пропажу лошадки. Игрушка копеечная, ашановская, но стоит ли объяснять, что для трехлетней влюбчивой девочки потеря игрушечного игогошного фаворита – это потеря потерь и настоящая девочковая трагедия.
Катя стала рыдать. Я стала страдать. Уговорила ее потерпеть до утра и обещала, что утром мы найдем лошадку.
У меня был телефон Семена: он звонил, чтобы мы состыковались в аэропорту. Но на часах был почти час ночи, и я не стала звонить – написала в Вотсап.
Мол, Семен, жизнь без лошадки не мила. Ла‑ла‑ла. Привозите, как сможете. Я отсыплю бабла. Ла!
Семен прочитал и понял, что я на крючке. Специально забыла лошадь, чтобы был повод. Не зря он в пути три раза причесывался.
– Утром приеду! – пообещал он.
Не «привезу», а «приеду». Хм.
– Не забудьте лошадь, – написала я, продолжая наш эпистолярный роман.
– Ты имей в виду, если нужно такси, то лучшие машины и водители – по моему номеру. Мы тут местные мажопы.
Я поняла, что Семен имел в виду слово «мажоры», но править не стала. Я хотела спать, а не учить грамоте чужого мне человека.
Утром, отзавтракав сырничками, мы с Катериной получили условный сигнал о том, что принц с конем ждут нас там же, где высадили вчера: у столба.
Мы пошли к условному столбу, и я сразу поняла, что происходит нечто большее, чем простая передача лошади владельцу. Семен стоял в белой рубахе и черной джинсе. Правильные сандалии без носков. Прическа зафиксирована лаком, чтобы сразить наповал. В руках – букет полевых цветов. Бедром Семен многозначительно опирался на автомобиль, из которого выливалась романтичная песня: «Алкоголичка, несмотря на милое личико, алкоголичка, алкоголичка…»[3]
А я иду, такая, главное, в халате, шлепках и с кульком немытой черешни. Да еще и с «кузнецом» по имени Екатерина. Я была как в знаменитом стишке‑пирожке:
Нос посередине,
Уши по бокам,
Что еще‑то надо
Этим мужикам?
Мне захотелось сразу пояснить Семену, что мне нужна лошадка, а не жеребец.
– Как сама? – спросил Семен вместо «доброе утро».
– Отлично. Привезли лошадку?
– Привез. – Он протянул игрушку расплывшейся в улыбке дочке.
Я полезла за деньгами, оплатить вызов.
– Давай покатаю тебя, – предложил Семен. – Отвезу, если надо КУДА…
Опять это эротичное в его исполнении «куда».
– Спасибо, не надо. Я замужем.
– Ой, брось. Все, что происходит на курорте, остается на курорте.
Вот те раз.
Ехала в Евпаторию, а приехала в Вегас!
«СЧАСТЬЕ ПРОГОРАЕТ КАК СПИЧКА, АЛКОГОЛИЧКА, АЛКОГОЛИЧКА», – НАДРЫВАЛАСЬ МАГНИТОЛА, ПОПЕРХНУВШИСЬ РОМАНТИКОЙ.
– Семен, вот деньги, спасибо за лошадку, нам правда ниКУДА не надо…
Семен вдруг понял, что я не баба с распластавшейся под халатом трешкой, а просто клиент. Клиент такси.
Семен тяжело задышал, взял деньги, обиженно сел в машину. Зря только причесывался.
«Все, перевернулась страничка, пока‑пока, алкоголичка…»
И добавить нечего, в принципе.
Семен посмотрел на меня с обидой и дал газу.
– Цыточки? – спросила дочка, имеющая привычку покушаться на все мое.
– Да, цветочки. На, милая, это тебе. Покорми лошадку…
Я подставила лицо солнцу и думала о том, что я еще «ого‑го». А местами – «иго‑го».
И что в слове «мажопы» не было ошибки…
БИГУДИ
Бегаю по дому, собираюсь на встречу. Спрашиваю мужа:
– Не знаешь, где мои бигуди?
– Твои бигуди… – Миша открывает шкафчик, и там, на самом видном месте, лежат бигуди. – ТА‑ДАМ! В бигудятнице!
Кадастр
Неожиданно для себя я побывала на премьере уникального спектакля. Без антракта, но со спецэффектами. Называется «Собрание садоводческого товарищества «Соловушка».
Бывали на чем‑нибудь подобном? О‑о‑о‑о‑о, вы много потеряли, если нет.
Это, я вам скажу, посильнее Фауста. Как бы обрисовать понаглядней… Ну, представьте такой винегрет из фильма «Гараж», «Ералаша» и трагических элементов «Левиафана». Адская смесь эмоций.
Я пришла, позевывая, в дачном халатике и с кошельком. Собрания предполагают сбор денег на какие‑то нужды охренительной важности, о которых я бы в жизни не узнала, не приди на собрание.
Труппа уже собралась в закулисье беседки председателя и томилась в предвкушении премьеры. Меня утопили в большом «винни‑пуфе», брошенном прямо на траву.
Получился, так сказать, пуфик на пуфике. Мои ножки торчали из кожаного месива, как зонтики из мороженого, и я неловко барахталась в пучине пуфа, усаживаясь поудобней, пока председатель, тучный и неулыбчивый дядя, не кинул мне туда бумагу и ручку и не приказал: «На, ты молодая, будешь вести протокол собрания!»
Ух ты. Господин назначил меня любимой женой. Я уныло подумала, что теперь придется слушать и фиксировать, а я так рассчитывала подремать в недрах пуфа.
– Итак, я объявляю начало собрания, – заорал председатель и пнул ногой по алюминиевому ведру, валявшемуся рядом с беседкой. Ведро было явно вместо гонга.
Наша «Соловушка» оказалась вполне голосистой.
ВЫЯСНИЛИСЬ ПРАВИЛА УЧАСТИЯ В ШОУ‑СПЕКТАКЛЕ: ВСЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ДОЛЖНЫБЫЛИ, СРЫВАЯ ГОЛОСА, ОРАТЬ О СВОИХ ДАЧНЫХ ПРОБЛЕМАХ, ПЫТАЯСЬ ПЕРЕКРИЧАТЬ СОСЕДА. ПОБЕДИТЕЛЕМ НАЗНАЧАЛСЯ ТОТ, КТО РАНЬШЕ ВСЕХ ОБИДИТСЯ.
На старт, внимание…
– У нас не горит фонарь! У всех по периметру горят фонари, а у нас – нет. Давайте скинемся и поставим нам фонарь! Я вчера чуть в навоз не упала, темень – хоть глаз выколи! – орала женщина в коричневом платье, цвет которого скрывал правду: падала она в навоз или нет.
– Где взять ключи от леса?! Все ходят в лес за грибами, а мне ключ не выдали, я без подберезовиков сижу, а сейчас лисички пойдут, – гудел потный дядя в панамке на голое тело.
– Товарищи, у нас же товарищество, давайте общаться по‑товарищески! – кричала маленькая глазастая женщина, похожая на Ахеджакову. У верблюда два горба, потому что жизнь – борьба[4].
– Почему по нашему садоводству шастают продавцы ивановского текстиля? Какой Павлик Морозов открывает им ворота?
– Какая скотина траву, мусор и другие продукты жизнедеятельности выбрасывает за забор? Вы дождетесь: нас оштрафуют! Но я – учтите! – не стану платить за чужое г*вно!
– Када‑а‑астр! Када‑а‑астр! Када‑а‑астр!!! – орал вспотевший сосед голосом Хазанова, изображавшего попугая.
Как, скажите, как в этом лингвистическом аду вести протокол? Мне захотелось молча уйти в смородину.
Наконец назрел первый конфликт.
– А председатель не сдал чеки за бензин, когда ездил в город по каким‑то садоводческим делам! – сообщил хриплый, но горластый казначей.
– А по каким таким садоводческим делам он ездил? Может, он там грабли купил себе! – орала тетка, лоббирующая фонарь.
– Фонарь? Тебе фонарь нужен? – пыхтел тучный председатель. – Щас в глаз дам – будет тебе фонарь!
– Ах ты, дрянь одышливая! Как ты с женщиной разговариваешь!
– Не с женщиной, а с хабалкой! – хамил председатель.
– А где взять ключи от леса? – неожиданно и не по теме всплыл в разговоре лишенный природы дачник.
– Да пош‑ш‑шел ты… за лисичками! – зашипели на него все хором.
– Он, наверно, ездил в город выяснять про када‑а‑астр, – возник в диалоге Хазанов.
– А ты вообще сгинь! Ты покосить свои шесть соток не можешь, а на меня твои одуваны летят, – вклинилась ненавистница ивановского текстиля и заткнула приунывшего правдоруба, будто клетку с попугаем накрыла темной тканью неприязни.
Как говорил Гафт в «Гараже»: «Я смотрю, собрание стихийно продолжается, полусонные мои…»
Мне срочно захотелось уйти: для меня здесь было слишком шумно и мне так же было совершенно очевидно, что собрание закончится ничем. Но сложно покинуть театральное представление в разгар кульминации, особенно если твой зад, возложенный на пуф, возвышается над уровнем головы.
Я стала неуклюже выбираться из засады, и в этот момент обиженный председатель вскочил на ведро и, возвышаясь над остальными, прохрипел как раненый гладиатор:
– Я снимаю с себя полномочия! Хрен вам всем, свиньи! Выбирайте нового председателя. Я и пальцем не пошевелю для такого неблагодарного коллектива! Собрание окончено!
И спрыгнув с ведра, демонстративно направился к дому.
Все загалдели еще сильней, а я, наконец, выбралась из пуфа и, тихо положив на стол протокол собрания, покинула его незамеченной…
Подготовленный мной итоговый документ выглядел следующим образом:
ПРОТОКОЛ
собрания садоводов «Соловушка»
Присутствовал: кворум
Повестка дня: орали
Постановили: ВСЕ В САД!!!
БЕСПОРЯДОК
В Москве летом были митинги. Меня и детей в столице в этот период не было, а муж – был. Зная его политическую позицию и переживая за него, спрашиваю:
– Как ты относишься к беспорядкам?
– Да разве ж это беспорядки? Эти люди просто у меня в гостиной не были! Вот там – беспорядки!
Весна
Сидели мы как‑то с подружками в ресторане.
Февраль. Вечер. За окнами прощальная зимняя метель. Скоро весна.
Народу много. Все вбегают в ресторан, зябко дышат на ладони, радуются теплу и вкусным запахам.
Слышим, как один официант говорит другому, кивая на наш столик:
– Обслужи вон тех женщин…
– ЖЕНЩИНЫ? Он назвал нас женщинами! А‑а‑а! – Мы с девчонками изображаем ужас, но при этом заливаемся хохотом.
Смущенный официант Геннадий уже сто раз извинился и объяснил, что он не то имел в виду, но поздно: нас было уже не остановить!
Специально, чтобы слышал официант, мы преувеличенно громко обсуждаем, что будем пить.
– Девчат, а что пьют ЖЕНЩИНЫ?
– Не знаю. Кефир?
– Подсолнечное масло?
– Грудной сбор?
– Принесите корвалол и пояс из собачьей шерсти…
Хохочем, смущая несчастного, поседевшего официанта.
Выбрав напитки, переходим к меню. Мы все голодные. Поэтому заказываем мощно. И салат, и горячее…
Геннадий аж вспотел, сосредоточенно записывая наш заказ.
– Итак, я повторю, – говорит Гена, начинает перечислять заказанные нами блюда, и финализирует наш заказ фразой вечера: – Я смотрю, к весне вы не готовитесь…
А‑а‑а! А‑А‑А!
Конечно, не готовимся.
Мы к весне всегда готовы!
ДОЕШЬ
Утро.
Все собираемся, разбегаемся по инстанциям.
Муж не выспался, хмурый, завтракает на кухне, пьет кофе.
– Доешь мой бутерброд? – спрашиваю я. – Я не хочу.
– Доем.
– Доешь Катину кашу? Тут две ложки осталось…
– Доем.
– А сын вон хлеб с маслом съел, а сыр не стал, доешь?
Муж поднимает на меня сонные глаза и уточняет:
– Надеюсь, за кошкой доесть ничего не надо?
Лева
Как работает моя больная фантазия.
Мы в гостях. Я сижу, никого не трогаю, пью кофе, слежу за дочкой.
Катюня заметила под самым потолком на шкафу старого плюшевого льва. Стала тянуть к нему ручки. Мол, дайте льва!
Хозяйка говорит виновато:
– Катюня, ты хочешь Леву? Я бы дала тебе, но не могу… Лева пыльный…
– Лева Пыльный, – смеется муж. – Звучит как псевдоним исполнителя шансона…
Все.
Я уже не в кресле с чашкой кофе. Я в зрительном зале. Занавес открывается. Конферансье в блестящей бабочке объявляет хорошо поставленным голосом в темноту, заполненную зрителями:
– Встречайте! Звезда шансона, победитель премии «Песня века – песня зэка», лауреат премии «Камерные исполнители», член жюри шоу «Три аккорда», соавтор песни «Голуби летят, а ты сидишь»… Л‑Л‑ЛЕВА ПЫЛЬНЫЙ!
И он медленно выходит под софиты. Лева. Пыльный.
На голове – плешь, заштрихованная волосами. Прокуренные руки. Хриплый голос. На руках – ногти со следами сыроежек, найденных в лесу – случайно, во время посиделок под березой.
Он еще вчера был специальным гостем на Грушинском фестивале. Ходил в свитере, пил водку, пел песни, спал в палатке, тошнил под сосну. Объяснял спящему собутыльнику, что все крысы – это хищники. Но не все хищники – крысы.
Чуть не забыл гитару.
Под костюмом, на коленях, – татуировка. Звезды. Никогда не встану на колени перед властью, значит.
Лева нежно обнимает гитару, как молодую жену.
В этом секрет Левиного неугасшего обаяния. Он всех женщин обнимал как гитары. Играл на струнах натянутого одиночества.
Женщины таяли. Писали письма. Предлагали родить. Сына. Чтобы увековечить Леву.
Будет мальчик с отчеством Львович. Хорошо же.
Лева соглашался, что хорошо. Но не перезванивал.
Он устал. Чуть не опоздал на поезд. Кадрил проводницу. Ее звали Даша.
Она хамила сначала. Говорила: «Я не официантка и не разношу кипяток».
А потом, на станции, он купил ей пирожки и вазу из бересты. И в вазу засунул сушеную воблу. Получился букет. К пиву.
Даша прониклась. Стала носить кипяток, подолгу задерживаясь в купе.
И открывала туалет по блату даже в санитарной зоне.
Даша все время била током. Дешевый сатин ее блузки был наэлектризован статическим электричеством.
Лева отдергивал ладонь и хохотал:
– Ты хороший проводник!
Даша улыбалась. Она не понимала шутки. Потому что она была по физике за восьмой класс. Тема: «Проводники и полупроводники». А Даша проболела ту четверть ветрянкой. До сих пор пятнышко на лбу с тех времен, видишь?
Лева успел.
В гримерке с достоинством опохмелился теплым коньяком, оставшимся после Малежика.
ШАНСОН – ЭТО МУЗЫКА НЕСЛОМЛЕННЫХ РОМАНТИКОВ, ЗАКЛЮЧЕННЫХ ОБЩЕСТВОМ В ТИСКИ УСЛОВНОСТЕЙ ЗА НЕПОКОРНОСТЬ И ВНУТРЕННЮЮ СВОБОДУ.
– Ваш выход через пять минут, – сказал мальчик‑организатор.
– Найди лимончик, – ответил Лева.
Он проверил ширинку. Закрыто. Можно на сцену.
Из зеркала на него смотрел слегка помятый, уставший, немолодой мужик, который знает про жизнь чуть больше, чем все.
Он стоит за кулисами. Не волнуется. Думает о том, что после выступления поедет домой и примет нормальный душ. А то после леса, поезда и Даши даже не мылся.
Так и пахнет. Лесом, поездом и Дашей.
– … Л‑Л‑ЛЕВА ПЫЛЬНЫЙ!
И он решительно выходит на сцену под бурные аплодисменты зрителей…
– Катюня, ну не плачь. На вот, возьми котика, ну говорю же, Лева – пыльный…
Катюня безутешна. Я беру на руки дочь и ухожу укладывать ее спать. Пусть заснет и скорее забудет Леву. А я – я уже не смогу его забыть.
ЖОНГЛЕР
На день рождения сына родственники, не сговариваясь, подарили ему… целых 5 футбольных мячей.
С учетом двух уже имеющихся дома, это прямо много.
Муж, глядя на это богатство в составе семи футбольных мячей, произносит задумчиво:
– Д‑а, все хотели вырастить из моего сына футболиста, но, видимо, получится жонглер…
Люстра
Этот рассказ – о мистических совпадениях.
Был период, когда тетя Нина сдавала однокомнатную квартиру молодоженам. Ромочке и Риммочке. Молодые прожили там больше года, а потом решили переехать в другой город.
Съезжая, оставили люстру, красивую, блестящую, с пластмассовыми висюльками, изображающими хрусталь, и попросили тетю Нину похранить ее какое‑то время у себя.
– Мы обязательно ее заберем, – сказали они.
Ну, хорошо. Люстра лежит. Месяц, два… Год, два… Три, пять… Семь, восемь…
Восемь лет на антресолях у тети Нины лежит чужая люстра, бережно завернутая в тряпочки, чтобы не разбились висюльки.
Однажды к тете Нине прилетела на каникулы двоюродная сестра Дуняша, с которой они виделись крайне редко. Сидят тетушки – наболтаться не могут.
И вот Дуняша рассказывает тете Нине про ремонт, который в силу скудности финансов протекает вяло и медленно. Чтобы образно показать, насколько вяло, и насколько медленно, и насколько ремонт, Дуняша говорит:
– У нас вместо люстры в гостиной больше трех лет обычная лампочка Ильича висит. Я первое время прямо бесилась. Ругалась с мужем, говорила угрожающе: «Или ты купишь мне люстру, или…»
«Или чо?» – с интересом уточнял муж.
Так и повелось, что лампочку Ильича переименовали в лампочку «ИлиЧо».
Тетя Нина слушала рассказ с заговорщическим видом.
– Хочешь люстру, Дуняш?
С антресолей была торжественно извлечена коробка с расчлененной и замурованной люстрой.
– А это чья? – спросила Дуняша.
– Да уже ничья, – пожала плечами тетя Нина.
Тетушки достали старый таз, налили в него теплой мыльной воды и, также под разговоры, протерли каждую висюльку, собрали и оживили люстру. Она заблестела хрусталем, красивая, нарядная.
– Красота какая! – всплеснула руками Дуняша, любуясь своей будущей люстрой.
Раздался звонок в дверь.
– Подержи. – Тетя Нина всучила Дуняше люстру и пошла открывать.
– Добрый вечер, помните меня? – спросил Роман. – Я за люстрой…
В комнату вошла тетя Нина с вытаращенными от удивления глазами.
За ней шел незнакомый Дуняше мужчина, глаза у которого через секунду стали такими же, как у тети Нины.
Роман спустя восемь лет зашел за люстрой, готовый к тому, что забыли и его, и люстру, и первое, что увидел – Дуняшу с его свежеочищенной люстрой, будто все восемь лет каждый день только его и ждали…
ПЕЙНТБОЛ
Поехали мы всей семьей на игру в пейнтбол.
Организаторы принесли салфетки для протирки стекол в специальных защитных масках (обязательны для игры). Салфетки похожи на туалетную бумагу.
Муж комментирует:
– Да ладно, не так уж и страшно.
– У вас что закончилось? Газ или патроны? – спрашивает организатор у мужа, понуро выходящего с поля.
– Терпение.
Я раньше всех сдала ружье, иду из штаба, а навстречу мои вооруженные мужики. Я хватаю селфи‑палку и делаю вид, что из нее «отстреливаюсь».
– Аккуратнее, – кричит муж. – Раз в год и селфи‑палка стреляет!
Опоссум
Муж у меня иногда как выдаст какой‑нибудь интересный факт, и я сижу и думаю: «Вот зачем ты это знаешь? Заче‑е‑ем?»
Например, он говорит: «Прикинь, напуганный опоссум при опасности падает, притворяясь мертвым. При этом у него стекленеют глаза, изо рта начинает течь пена, и он пахнет резким запахом. И хищники его обходят стороной».
Я смотрю на мужа и пытаюсь понять, как в быту можно использовать это бесценное знание.
ПРОСТО ПАМЯТЬ – ЭТО ОПРЕДЕЛЕННАЯ СИСТЕМА ХРАНЕНИЯ ИНФОРМАЦИИ. КАК ШКАФ ДОМА. В ШКАФ МОЖНО ВМЕСТИТЬ МНОГО НУЖНОЙ ИНФОРМАЦИИ. А МОЖНО – НЕНУЖНОЙ. НО ЕСЛИ ПОЛОЖИТЬ ТУДА НЕНУЖНОЕ, ТО НУЖНОЕ НЕ ВЛЕЗЕТ.
Пока у мужа в памяти живет напуганный обманчивый опоссум, там нет места важному знанию, например, о том, как сварить рис в мультиварке. В итоге, стоит мне уехать в отпуск, как за мной в Вотсап летит вопрос:
«А рис лучше в какой мульте варить? А прям в холодную воду засыпать?»
Мне хочется открыть шкаф его памяти и выманить опоссума. Вытащить его обмякшую тушку и, пока опоссум не расколдовался – р‑раз! – и впихнуть туда мультиварку, пельмени, рис, гречку и другие крупы, необходимые для выживания мужика с уехавшей женой.
Когда опоссум очухается от своего летаргического сна, мест в шкафу уже не останется. Ну, извини, дружок.
Вчера вечером я ходила на интеллектуальную игру. Меня пригласили люди, которые думали, что у меня есть интеллект. Они не знали, что мой шкаф – с пустой антресолькой. В общем, я взяла и вежливо не отказалась.
Игра была интересная, хорошая тем, что там не обязательно что‑то знать, но обязательно догадываться. Теперь я знаю, что две подружки – ИПИ и УРИ – дружат, несмотря на то что одна замужем, а вторая нет. Знаете, кто они? МиссисИПИ и МиссУРИ.
Теперь я знаю, что фирма «iБолит» лечит айфоны.
А российские изобретатели запатентовали свое ноу‑хау – мышеловку для двух мышей, которая их к тому же не убивает. Знаете, как они ее назвали? «Леопольд»!
Было несколько вопросов, после которых мне, чтобы не позориться, хотелось притвориться мертвой (а что, у опоссума же прокатило), но я стоически позорилась на весь ресторан, сверкая дырявым интеллектом.
Перед сном я перебирала свои находки. Теперь у меня в шкафу памяти живут Леопольд, Айболит и даже Миссисипи. Не подскажете рецепт борща? А то он вывалился…
Моя дочь тоже ездила со мной на интеллектуальный баттл.
На вопрос папы: «Катя, что ты делала вечером?», дочь ответила предельно честно и развернуто: «Не плакала». Отличный ответ. В ее шкафчике с яблочком х