«ЕВДОКИМ» ЗНАЧИТ «СЛАВНЫЙ»
Евдоким Русаков вспоминал: «По словам моей бабушки Зинаиды Ульяновны, я родился под открытым небом – в поле под суслоном около деревни Сопки бывшего Мошенского района Новгородской области. Все родные мои были или земледельцами, или рыбаками – деревня стояла у озера, а вокруг лежали поля».
Теперь эта деревня называется Рыбаково и находится на полуострове оз. Меглино. В автобиографии, которая называется «О своём творческом пути», поэт указывал, что родился он в 1926 г. (26 июля, по Святцам Евдоким – 31 июля). О родителях его известно немного. Во всех источниках повторяются одни и те же слова Русакова: «До женитьбы отец мой и мать батрачили, потом стали сами хозяйствовать. Мне было семь лет, умерла моя мать». Известно также – всё из той же автобиографии, что у Евдокима было два младших брата. «Отец женился вторично, нам пришлось жить с мачехой». Евдоким Русаков подчёркивал, что именно «из-за семейных неурядиц мне больше всего пришлось жить у бабушки, матери моего отца, и учиться пришлось только пять классов, и то при больших трудностях».
Сохранилась рукопись, где Русаков вносит некоторые дополнения в свою родословную: «Родство моё по деду Филату было большое. В моей памяти три дяди: Степан, Никита, Иван, и две тётки: Анастасия и Федора. Дядья погибли на фронте, и тётки уже умерли». Там же он пишет о родителях: «Мои родители: отец – Евдоким Филатович Филатов и мать – Аграфена Александровна. Оба из батраков». В рукописи от 14 октября 1979 года Русаков подчеркнул, что отец его носил фамилию Филатов, тогда как его братья «писались Русаковы».
Об образовании (довоенном) Русакова известно из рукописи, озаглавленной «Ответы на вопросы»: «Учился в Бродской неполной средней школе, всего четыре с половиной класса. Дальше продолжать ученье помешала финская (1939 г.) и Отечественная войны».
В «Информационном бюллетене» (октябрь 1981 г.) в интервью, озаглавленном «Мучиться над каждой строкой», Русаков говорит: «Уже в девять лет стал я работать пастухом от начала весны до Покрова дня, до «белых мух». Каждый день раньше всех встречал зори в поле и провожал вечером солнце, обмывали меня тёплые и холодные дожди, обдували со всех сторон ветры, секли молнии, оглушал гром, ночами светил мне месяц. Весь мир казался мне ярким и образным».
Сохранилась справка от 5 сентября 1964 г. колхоза «Советская Россия» Ореховского сельсовета (д. Никифорково) о том, что «в нашей деревне Никифорково в бывшем мелком колхозе «Колос» Семёнкинского сельсовета бывшего Мошенского района действительно работал в качестве наёмного колхозного пастуха в летние периоды в 1939-1940 гг. по семь месяцев в году» Евдоким Евдокимович Русаков. Заработок его составлял 1155 руб.
В автобиографии Русаков писал о своём детстве: «Через каждые две-три ночи я сменял ночлег – приходилось спать и пол кустиком по-заячьи, и на сеновалах, и под стогом. Видел всяких – и злых, и добрых людей. Ещё маленьким пастушонком на всё окружающее я глядел пронзительным взглядом, весь мир казался ярким и образным. Бродя по лесам, я замечал, как месяц присел на берёзе, круглолиц и рус, как опрокинулось в лужах небо звездным дном, как журавли таскали тучи в небесах многое-многое другое. Очень любил читать книги: куда бы ни пошёл, всегда при себе у меня была книга». В «Информационном бюллетене» есть перечень этих книг: Кольцов, Никитин, Некрасов, Тютчев, стихи Пушкина, рассказы Горького, стихи Демьяна Бедного. В одном из писем Русаков вспоминал, как один раз «попалась книга «Принц и нищий». С тех пор её не видел больше, и не знаю, кто автор, но она мне запомнилась, так как видел в ней героем самого себя-сироту. И когда запоем перечитывал её второй раз, от отца получил крепкий гостинец по хребту недоплетённым лаптем вместе с колодкой…»
В объяснительной записке Русаков говорит: «В 1941 г. война меня застала в пастухах, и первые повестки по линии райвоенкомата приходили на моё имя, что я – Русаков Е.Е. с 1926 г. рождения. Даже был выписан паспорт в 1942 г. по этим данным, когда направлялся на Волховскийтыло-фронт военного значения». А в заявлении в Боровичский райвоенкомат продолжает: «Я из числа военнообязанных допризывного возраста по указанию Мошенского райвоенкомата и райисполкома в декабре 1942 г. был направлен на Волховскийтыло-фронт охраны особого военного значения, где при исполнении служебной обязанности во время вражеского налёта получил сильную контузию, оказался в больнице недвижимым и лечился с апреля по 4 декабря 1943 г.» И далее: «Но фактически об актах несчастных случаев того военного времени в сегодняшние дни говорить смешно. Вероятно, никто их тогда не составлял. Людей убивали и калечили почти на каждом шагу, и никто не мог предвидеть, что, где, в какой день? <…> Об этих актах тогда никто не заботился, а нам в глупом возрасте незрелого ума и в голову не приходило, чтобы заниматься собирательством всяких справок. Мы как военнообязанные исполняли свой долг, куда пошлют, туда и шли. Кто же виноват, если не сохранили архивы?» И далее: «Моих ровесников взяли на фронт где-то осенью 1943 г., а я уже с апреля находился в больнице. И я не виноват, что не успели надеть шинель и не успел быть в воинских частях, а искалечили раньше времени» (23 мая 1985 г.).
В недатированной рукописи Русаков продолжает свою историю: «Домой вернулся на костылях в декабре 1943 г. Многодетная (шесть детей нас было) мачеха получала пособие (отец был на фронте). А через год я стал совершеннолетним. Поэтому я должен был пройти ВТЭК (врачебную комиссию). И вот 30 января 1945 г. свезли на ВТЭК, с тех пор до 1953 г. проходил ежегодно. Заключение было без изменений. Этот же документ и повлиял на выдумки всякого рода у местных руководителей колхоза и сельсовета при снятии копий с него, что якобы мне кто-то ножом порезал ноги, так как в заключении ВТЭКа прямо сказано: «Порез нижних конечностей» <…> Однажды спросил у врачей ВТЭКа, а те сказали: «Кому нужно, тот поймёт» и что это парализация от контузии. А кто по-дурацки придумывает свои диагнозы – ихнее дело».
Из множества источников известна послевоенная судьба Русакова: «Едва держа в руках шило, начал подшивать валенки, а вскоре стал сапожничать по-настоящему». С этой поры он и стал писать стихи и сказочки. В автобиографии Русаков рассказал, как однажды «знакомый колхозник за мои шутливости как-то назвал меня Есениным, но я в то время о Есенине ещё ничего не знал и не читал его стихов. Вот почему я и не понял тогда слов колхозника. С того же 1944 г. Я стал писать заметки в свою районную газету» («Мошенской колхозник»). На одном из деревенских праздников, когда Русаков «весело и бойко рассыпал свои шутливые и озорные песенки», к нему подошёл учитель, как оказалось, поэт Юрий Шишелов. По признанию Русакова, встреча с ним дала ему очень много, он получил много ценных советов и указаний. Шишелов посоветовал ему больше заниматься самообразованием и писать «настоящие стихи, а не вирши». Известный факт, что первые стихи Русакова появились в районной газете в 1953 г. А в 1955 г. Русаков переехал, уже с семьёй, женой Евдокией Петровной и детьми, Василием и Зинаидой (в 1956 г. родился сын Николай), в Боровичский район, в д. Коровкино и вступил в колхоз «Россия». И тогда же впервые пришёл в редакцию районной газеты «Красная Искра», где проходили заседания литературного объединения, которым руководил Л.Р. Фрумкин.
Русаков вспоминал, что по его совету «сел я и за парту. Правда, доучился всего до седьмого класса – школа была далеко, болезни меня мучили, да и семья с тремя детьми требовала много заботы. А потом обрушилось на меня большое горе…»
Прежде чем перейти к трагической странице, рассмотрим свидетельство об окончании заочной средней школы, датированное 1960 г. Оценка «пять» стоит только против дисциплины «география». По естествознанию «четыре», остальные – «тройки», включая и чтение, и историю (есть там и черчение, и иностранный язык). Как писала Алевтина Левина, «бережёт он то свидетельство за семилетку: досталось оно потяжелее, чем иному диплом». Не случайно это свидетельство дошло до наших дней.
Из очерка той же Алевтины Левиной: «Летом на дальнем пастбище в одночасье всю семью, всех пятерых, покусал энцефалитный клещ… Очнулся Евдоким в больнице, узнал, что жена умерла и схоронена, старший сын стал инвалидом, а остальные дети разосланы по интернатам… Долго не мог он придти в себя, в горьком своём вдовстве чуть не тронулся умом… Но жизнь-то продолжалась, надо было детей поднимать». Сохранилась копия справки о том, что «гражданин Русаков Е.Е., 38 лет, находился на лечении в Боровичской городской больнице в нервном отделении с 31 июля по 21 сентября 1963 г.»
Как писала А. Левина, выращенный мачехой, «сердцем угадал» Евдоким Русаков «великий подвиг, совершённый Анной. Девкой пошла за вдовца с тремя сиротами. Собрав детей по интернатам и подлатав обветшалую избу, зажили семьёй. Всех вырастила мачеха... В действительности же Анна Яковлевна была старше Русакова на два года.
С 1963 г. стихи Русакова стали появляться и в центральных журналах «Сельская молодёжь» (1963 г.), «Нева» (1966, 1972 гг.), «Земля родная» (1967, 1968 гг.), «Сельский календарь» (1966-1971 гг.) и др. Посылал Евдоким Русаков свои рукописи и в издательства, а в ответ получал нравоучительные «…не хватает культуры языка, учитесь у мастеров слова, больше читайте». Как писала А. Левина, «В журналах печатали. Издательства вежливо возвращали<…> И очередной раз, послав рукопись в Ленинград, он ждал, как всегда: терпеливо и безнадёжно. Навсегда запомнил миг, когда ему вручили ответ. Конверт был неожиданно лёгким. Рукописи в нём не было».
Первая его книга «Мельница-метелица» (1973 г.) родилась не без помощи ленинградского поэта Михаила Дудина и художницы Елены Васнецовой. Резонанс был неожиданно сильным. О Русакове стали писать, отовсюду он получал благодарные письма, в 1975 г. о нём сняли документальный фильм. Статья А. Левиной в «Комсомольской правде», названная «Евдоким Русаков из деревни Коровкино» (1974 г.), появившаяся позднее в «Культуре и жизни» в 1982 г. и в дополненном виде в сборнике «Все краски бытия. Советский образ жизни» (1985 г.), пожалуй, является единственным полным биографическим очерком о Русакове по сей день.
В начале 70-х гг., чтобы приблизить пенсионный возраст, Евдоким Евдокимович затеял так называемое «метрическое» дело, мол, сельский священник напутал. Доброжелательные власти не стали ему в том препятствовать, и с 21 мая 1973 г. Евдоким Русаков стал числиться с 1924 г. рождения.
В 1978 г. три писателя – Михаил Дудин, Аскольд Шейкин и Виталий Гарновский – отправили свои рекомендации в правление Союза писателей РСФСР и по выходе книги «Живу я в маленькой деревне» (1979 г.) Евдоким Русаков был принят в Союз писателей (март 1980 г.) В остальные двадцать лет появились ещё три книги: «Заозерье» (1982 г.), «Солнце взошло» (с ил.Е. Васнецовой; 1985 г.) и «Июль – мой прародитель» (1987 г.)
Принятый и понятый не только в среде столичных и ленинградских писателей, но и простыми русскими людьми, Русаков не имел (может быть, именно по этой причине) успеха среди новгородских коллег. Поэтому его не включали ни в кассеты новгородских поэтов, ни в сборники, не оказывали поддержки в издании книг. Не секрет, что к Евдокиму относились свысока, полагая, что они «возятся» с ним и поэт Русаков всего лишь один из выращенных литературным объединением. «Непонятый» в своей среде, Евдоким Евдокимович писал и Михаилу Дудину, и Сергею Михалкову с просьбой предоставить ему жильё где-нибудь вне Новгородской области. В подтверждение можно привести выдержку из его письма к Сергею Михалкову: «Читаешь газету «Литературную Россию» и видишь, где есть настоящее руководство, там писатели делегациями ездят по заводам, городам, колхозам, совхозам и за пределы области. У нас этого нет. Я по линии Новгорода не мог ни одной книги издать и даже ни в одну кассету не пустили, выбрасывали. Хорошо, что настоящие хозяева литературных дел Ленинграда и Москвы меня заметили. А то так бы и не увидали мои книги света. Даже так подделали, что и к своему юбилею остался без книги, хотя рукопись была представлена, но до сих пор не знаю о её судьбе<…> Кажется, никому не мешаю, силы власти не имею. Вся моя вина только в том, что обо мне сняли пять фильмов, написали много статей в газетах и журналах, получил более четырёх тысяч читательских писем со всех концов страны. Только ради этого меня затоптали и заплевали. Вот и самородок из деревенских мужиков-пастухов!
Сергей Владимирович, прошу Вас посочувствовать получить мне квартиру за пределами Новгородчины, где мало-мальски писатели живут подружней…» (20 августа 1984 г.)
Вероятнее всего, что «общая враждебность» была плодом воображения уставшего от жизни человека. Квартиру он в городе (точнее, в Раздолье) всё-таки получил. А доживал он свои дни всё в той же легендарной деревне Коровкино. В одном из писем Аскольд Шейкин, в случае переиздания «Истории колхоза «Россия», обещал включить главу о поэте, которой Русаков не дождался. Зато дожил до перестройки, гласности и всего, с ними связанного. Появлялись его стихи на страницах «Красной искры» и в сборниках литературного объединения. Призадумался он и над вопросами глобальными, историческими. Сохранились его записи, где наряду с именами Сталина, Ленина, Горького и других появляются и имена из Библии, Христа, Иоанна Крестителя, Ирода, Иуды… Житейские беды не оставили Русакова и под конец жизни: утонул сын, погибла дочь. Известно, как закончилась жизнь самого поэта…
Евдоким в переводе с греческого означает «славный». Евдоким Евдокимович – славный вдвойне. И что греха таить, славу поэт из деревни Коровкино стяжал, и стяжал заслуженно. Но один Бог знает, какой дорогой ценой далась ему эта слава.