Судьба Осипа Эмильевича Мандельштама (1891—1938) поначалу складывалась блистательно. Он получил прекрасное образование — сначала в России, затем во Франции, в Сорбонне, потом в Германии, в Гейдельбергском университете, и снова в России — на историко-филологическом факультете Петербургского университета. Поездки по Европе углубили его интерес к романской филологии, к античной культуре. Он рано начал писать стихи. Восемнадцатилетним юношей он вошел в поэтический мир Петербурга, а затем и в «Цех поэтов», руководимый Гумилевым.
По мнению А. А. Ахматовой, у Мандельштама нет учителей, он поэт от Бога: «Кто укажет, откуда донеслась до нас эта новая божественная гармония, которую называют стихами Осипа Мандельштама?»
Если не учителем, то предшественником Мандельштама был Тютчев. Об этом говорит хотя бы перекличка поэтов в стихотворениях с одинаковым названием «Мотивы тютчевских «Певучесть есть в морских волнах..» и «О вещая душа моя...» звучат у Мандельштама в стихотворении «Слух чуткий парус напрягает...» У обоих поэтов сходны интерпретации образов: космос, хаос, сон, море...
Поэзия Мандельштам имеет и символистские истоки: его пленяло творчество М. Кузмина, «классического поэта», по его словам; он увлекался философией В. Соловьева, Н. Бердяева. П. Флоренского; его взгляды на природу слова были родственны взгляда А. Белого. С 1910-х годов Мандельштам сближается с акмеистами, сотрудничает в журналах «Алоллон» и «Гиперборей», разрабатывает поэтику акмеизма. Когда через много лет Мандельштама спросили, что такое акмеизм, он ответил: «Тоска по мировой культуре».
В поэзии Мандельштама — культура, искусство в разных его воплощениях: литература, театр, живопись, архитектура. Музыка же определяется как «всего живого / Ненарушаемая связь», она воплощается в образах Моцарта, Бетховена, Баха, Скрябина; порой соединяется с античными образами, что придает ей характер вечной гармонии:
Останься пеной, Афродита,
И, слово, в музыку вернись...
Слово понимается как некий строительный материал, камень, из которого строится здание поэзии. Недаром первый сборник поэта, вышедший в 1913 году, носит название «Камень». Мандельштам говорит о поэтическом зодчестве: «Мы вводим готику в отношения слов, подобно тому как Себастьян Бах утвердил ее в музыке». Поэта увлекают архитектонические возможности предмета — камня, глины, дерева, — их структура и философская суть, вещь как вместилище духа и как слово. Поэт овеществляет и отдельные явления, наделяет предметы весом, тяжестью. Эта тяжесть ощущается в противопоставлении предметов, порой может быть несвойственна им по природе: «дворники в тяжелых шубах», «крылья уток теперь тяжелы», «тяжелый валит пар», но некоторые «вещи легки», человек несет «легкий крест». В поэзии Мандельштама чувствуется не только «вес» вещи, но и ее фактура, плотность, материал: «шелк щекочущего шарфа», «мрамор сахарный», «медная луна», «стеклянная твердь», «железные ворота», «цветные стекла», «хрупкая раковина», звезда, кажущаяся «булавкой заржавленной»...
Само слово «камень» употребляется редко, но его ощущаешь косвенно: шаль, «спадая с плеч, окаменела», «возит кирпичи / Солнца дряхлая повозка». Камню придается философско-символический смысл. Мистическому, ирреальному противопоставляется земное, вещественное, реальное.
С образом камня связаны и образы архитектуры — одна из ведущих тем поэзии Мандельштама. Это стихи о египетских пирамидах, о Софийском соборе в Константинополе, об античных памятниках архитектуры, о Соборе Парижской Богоматери, о храмах Кремля, об Адмиралтействе... Мандельштам описывает не столько эти сооружения, сколько свои мысли о них, ассоциации, вызванные архитектурными шедеврами, делает философские обобщения:
...красота — не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра.
Шедевры зодчества одухотворены поэтом: это не просто идеальные сооружения, это душа, запечатленная в камне, просвечивающая сквозь него. В стихотворении «О, этот воздух, смутой пьяный...» соборы московского Кремлях с «восковыми ликами» имеют каждый свое лицо, свой нрав и, в то же время, общее — скрытый в них живой огонь таланта:
Успенский, дивно округленный,
Весь удивленье райских дуг,
И Благовещенский, зеленый,
И, мнится, заворкует вдруг.
Архангельский и Воскресенья
Просвечивают, как ладонь, —
Повсюду скрытое горенье,
В кувшинах спрятанный огонь...
В поэзии Мандельштама образы мировой культуры сопрягаются с явлениями обычной жизни цепочками ассоциаций: петербургский бродяга похож на Верлена («Старик»), луна напоминает циферблат часов, он, в свою очередь, вызывает размышления о времени, вспоминается Батюшков, умевший отвлекаться от сиюминутного ради мыслей о вечном («Нет, не луна, а светлый циферблат...»). В «Петербургских строфах» сближены историко-культурные пласты старого и нового Петербургов:
Над желтизной правительственных зданий
Кружилась долго мутная метель,
И правовед опять садится в сани,
Широким жестом запахнув шинель.
Форма настоящего времени глагола («садится») пренебрегает реальным временем — всё происходит «здесь и сейчас», и на улицах Петербурга появляется даже герой пушкинского «Медного всадника», «чудак Евгений», один из многих: он «бедности стыдится, / Бензин вдыхает и судьбу клянет».
Поэт прослеживает глубинные связи, взаимопроникновения явлений, отдаленных во времени и в пространстве. Таким образом, он постигает свое время, свою эпоху; убеждается в вечности, преемственности культуры даже во времена, враждебные ей.
Среди своих товарищей-акмеистов Мандельштам выделялся неповторимым своеобразием. Как отмечает Е. С. Роговер, «для поэта характерно усиление роли художественного контекста с его ключевыми словами-сигналами; вера в возможность познать иррациональное и пока необъяснимое; раскрытие темы космоса и попытка уяснить особое место в нем личности; высокая философичность поэзии; гимн Дионису и прославление пламенного вдохновения («Ода Бетховену»), противопоставленного сухому ремеслу и рациональному мышлению; претворенная в творчестве христианская идея преодоления смерти; нехарактерное для акмеизма устремление через миг к вечности; приверженность к эпохе романтического средневековья и миру музыки».
Октябрьскую революцию 1917 года Мандельштам встретил как нечто неотвратимое. В стихотворении 1918 года «Прославим, братья, сумерки свободы...» — предчувствие конца времени:
В ком сердце есть, тот должен слышать время,
Как твой корабль ко дну идет.
Образ жестокого, смертельно раненного, разбитого времени и в стихотворении 1922 года «Век»:
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
...И еще набухнут почки,
Брызнет зелени побег,
Но разбит твой позвоночник,
Мой прекрасный жалкий век!
Здесь переосмысляется гамлетовский образ: «Распалась связь времен…» он становится более осязаемым, более «болезненным», мучительным.
Переосмысление образов классической литературы происходит и в стихотворении «Концерт на вокзале»:
Нельзя дышать, и твердь кишит червями,
И ни одна звезда не говорит...
Гармонический мир лермонтовского «Выхожу один я на дорогу...» разрушен, и нет не то что надежды — нет возможности дышать.
В том же 1922 году вышел новый сборник поэта — «Tristia» (в переводе с латыни — «Скорби»). Хотя темы этого сборника — античность, связь эпох, любовь, однако основная тональность от названию. В стихотворении «На страшной высоте блуждающий огонь!.» (1918) грустным рефреном повторяется строка: «Твой брат, Петрополь, умирает!» Эта происходящая на глазах гибель становится предвестницей грядущей глобальной катастрофы.
С тех пор как в 1925 году Мандельштам получил категорический отказ советского издательства печатать его стихи, он не имел возможности печататься пять лет. В стихотворении «1 января 1924» — предчувствие такого поворота:
Я знаю, с каждым днем слабеет жизни выдох,
Еще немного — оборвут
Простую песенку о глиняных обидах
И губы оловом зальют.
К тридцатым годам Мандельштаму уже все совершенно ясно. Век-зверь оборачивается веком-волкодавом:
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Иносказательность этого образа очевидна. Лирический герой готов ко всему — в лучшем случае, к сибирской ссылке. Во многих стихах Мандельштама — намеки на аресты, насилие, бесчинство власти, на советскую тиранию и самого тирана:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны.
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
В первый раз поэта арестовали в 1934. Правда, самые черные времена еще были впереди: Мандельштама было предписано «Изолировать, но сохранить». Ссылка в Воронеж казалась надеждой, она отмечена творческим подъемом поэта: он создал здесь три «воронежских тетради» стихов. Ахматова писала: «Поразительно, что простор, широта, глубокое дыхание появились в стихах Мандельштама именно в Воронеже когда он был совсем несвободен».
В мае 1938 года последовал второй арест. Двадцатыми числами октября этого же года датировано последнее письмо Осипа Эмильевича Мандельштама, адресованное брату и жене:
«Дорогой Шура!
Я нахожусь — Владивосток, СВИТЛ, 11-й барак.
Получил 5 лет за к.р.д. по решению ОСО. Из Москвы из Бутырок этап выехал 9 сентября, приехал 12 октября. Здоровье очень слабое. Истощен до крайности, исхудал, неузнаваем почти, но посылать вещи, продукты и деньги — не знаю, есть ли смысл. Попробуйте все-таки. Очень мерзну без вещей.
Родная Наденька, не знаю, жива ли ты, голубка моя. Ты, Шура, напиши о Наде мне сейчас же. Здесь транзитный пункт. В Колыму меня не взяли. Возможна зимовка.
Родные мои. Целую вас...»
(Пояснения:
СВИТЛ — управление Северо-восточных исправительно-трудовых лагерей.
К.р.д. — контрреволюционная деятельность.
ОСО — особое совещание.)
Получив письмо, жена поэта, Надежда Яковлевна, тут же выслала посылку, но Осип Эмильевич ничего получить не успел. Деньги и посылка вернулись с пометой: «За смертью адресата».
Жизнь поэта оборвалась в окрестностях Владивостока, в лагере переселенческого пункта. Могила его неизвестна, как и могилы многих его товарищей по несчастью. Стихи же его, несмотря на многолетний запрет, вернулись к читателям. Время над ними не властно.
Д/З:
1. Прочитать статьи из учебника «Литература» (/ Под ред. Обернихиной Г.А., - М., Издательский центр «Академия», 2009), и содержание опорного конспекта. Определить главные темы творчества выбранного автора, особенности их творческой манеры.
2. Составить понятийный словарь учебного занятия, выписав из литературоведческого и толкового словарей в рабочие тетради толкование терминов «акмеизм», «символизм», «возвращенная литература», «период оттепели», «нонконформизм», «диссидентство», «андеграунд», «анафора», «мистика», «соотнесенность формы и содержания», «эпитет», «полновесность слова», «реальное искусство», «идеология», «манерность», «жеманиться», «пастораль», «мадригал», «театрализация жизни», «культ стойкости» Назовите главные темы творчества поэтов.
Рекомендуемая литература.
1. Литература. / Под ред. Обернихиной Г.А., - М., Издательский центр «Академия», 2009, Серебряный век: поэзия / сост. Т.А.Бек. – М., 2002.
2. Гарин И.И. Серебряный век: в 3 т. / И.И.Гарин. – М., 1999.
3. Кричевская Ю.Р. Модернизм в русской литературе: эпоха Серебряного века / Ю.Р. Кричевская. – М., 1994.
4. Аннинский Л.А. Воспоминания о Серебряном веке / сост., авт. Предисловия и коммент. В.Крейд. – М., 1993.
5. Воспоминания о Марине Цветаевой / сост. Л.А.Мнухин, Л.М.Турчинский. – М., 1992.
6. Швейцер В. Быт и бытие Марины Цветаевой / В.Швейцер. – М., 1992.
7. Саакянц А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество / А.Саакянц. – М., 1997.
8. Гаспаров М. Л. Осип Мандельштам. Три его поэтики // Гаспаров М. Л. О русской поэзии. Анализы. Интерпретации. Характеристики. — СПб.: Азбука, 2001.
9. Мусатов В. В. Лирика Осипа Мандельштама. — Киев, 2000.
10. Ронен О. Поэтика Осипа Мандельштама. — СПб., 2002.
Раздел 7. Тема 7.3. А.П.Платонов. Этапы жизни и истоки творчества. Повесть «Котлован». Поиски положительного героя писателем. Единство нравственного и эстетического. Труд как основа нравственности человека. Принципы создания характеров. Социально-философское содержание творчества А. Платонова
План
1. Этапы жизни и истоки творчества.
2. Повесть «Котлован».
3. Социально-философское содержание творчества А. Платонова
1. А. П. Платонов (настоящая фамилия писателя — Климентов) родился 1899 год, 20 августа и вырос в семье слесаря паровозоремонтного завода на окраине Воронежа, в Ямской слободе, в многодетной семье (11 детей), настоящее имя – Андрей Платонович Климентов. С 14 лет — начал работать. Учился в церковно-приходской школе, затем в городском училище.
1914-1919 – Работа в качестве литейщика на трубном заводе, в паровозоремонтных мастерских, помощника машиниста на железной дороге. Поступает на электротехническое отделение железнодорожного техникума; начало участия в литературной жизни Воронежа (дискуссии о новой культуре, публикации статей, стихов, рассказов в коммунистических журналах); его называют «рабочим-философом». Поступает на электротехническое отделение железнодорожного техникума; начало участия в литературной жизни Воронежа (дискуссии о новой культуре, публикации статей, стихов, рассказов в коммунистических журналах); его называют «рабочим-философом». В годы гражданской войны служил в Красной армии — был помощником машиниста на паровозе (помощником у своего отца), участвовал в боях в отрядах ЧОН.
1920-1925 – Платонов начал писать в годы гражданской войны — стихи, статьи, рассказы в провинциальных газетах и журналах. Молодой Платонов был увлечен социальной утопией. Андрей Платонов писал в статье «Пролетарская поэзия»: «Потому что наше благо будет в истине, какая бы она ни была. Пусть истина будет гибелью, все равно — да здравствует!»
Это было не только влияние эпохи, помноженное на энтузиазм молодости. В его увлечении переделкой жизни соединились и чувства человека, испытавшего трудное и бедное детство, и мечта о счастливой жизни для всех на земле, не покидавшая его и тогда, когда обнаружилось, что путь к ней оказался ложным, и огромная вера в науку и технику, помогающая людям в их строительстве новой жизни. Участие в первом Всероссийском съезде пролеткультов. На вопрос о том, каким литературным направлениям сочувствует, ответил: «Никаким, имею свое». В Воронеже вышла небольшая книга «Электрификация»; Платонов выходит из рядов РКП. Книга стихов «Голубая глубина», вызвавшая похвальную оценку Брюсова; отходит от литературы и занимается преимущественно практической деятельностью. Состоит на службе в Воронежском губземуправлении в качестве мелиоратора, а также заведующего работами по электрификации сельского хозяйства;
активное самообразование: изучает историю, физику, математику, увлечен философией и классической литературой. Изучает труды вождей революции.
1926 –1937 - переезд в Москву; арест сына – 15-летнего мальчика назначение в Тамбов; перед отъездом заключает договор на издание сборника избранных произведений в издательстве «Молодая гвардия». Год расцвета литературного таланта писателя. Созданы такие известные произведения, как «Епифанские шлюзы», «Сокровенный человек», «Ямская слобода»; первая редакция романа «Чевенгур». В период «великого перелома» Платонов подвергся жестоким критическим гонениям из-за «Усомнившегося Макара», и особенно повести «Впрок», вызвавшей враждебную реакцию Сталина. Еще раньше ему было отказано в издании «Чевенгура». В критике все чаще начинает звучать слова «клевета на нового человека», «искажение линии партии»;
изоляция Платонова от литературной жизни страны. Вышли в свет рассказы «Усомнившийся Макар», повесть «Впрок», создан роман «Чевенгур» и повесть «Ювенильное море». Задумана повесть «Котлован», работа над которой в основном шла в течение 1930 года. Выходит статья критика Гурвича «Андрей Платонов», где звучит политический приговор писателю: уничтожен набор готовящейся к печати книги.
30-е годы полны опасностей, недоверия, разносов, отказов в публикациях. Не имея возможности печатать свою прозу, он изредка выступает в качестве литературного критика и эссеиста под псевдонимом Ф. Человеков; эти его работы были собраны впоследствии в книге «Размышления читателя». Новая книга рассказов Платонова появляется лишь в 1937 г. «Река Потудань» — так названа она по заглавию одного из включенных в нее рассказов, посвященных теме любви. В эти годы меняется художественный язык писателя, утрачивая метафорическое изобилие, становясь более простым. Проза этих лет: «Третий сын», «Джан», «Фро», «Такыр», «Июльская гроза» — приобретает черты классической чистоты и ясности.
1942-1945 – работает фронтовым корреспондентом; выходят в свет четыре книги;
печатаются материалы с фронтов - очерки, рассказы в газетах «Красная звезда» и «Красноармеец»; на фронте был тяжело контужен.
1946 –1951 - в послевоенные годы Платонов снова попадает в полосу критических бурь, особенно после опубликования в «Новом мире» повести «Семья Иванова. Возвращение». Новая атака критики – за искажение образа солдата-победителя;
открывает для себя тему Пушкина, создает пьесу «Ученик Лицея». Но театры отказываются ставить произведение «неблагонадежного» писателя. Работает в детской литературе; при поддержке Шолохова выходят две книги сказок. В последние годы жизни его почти не печатают.
5 января 1951 Платонов умер в Москве, похоронен на Армянском кладбище.
Вторичное рождение Платонова происходит в 60—80-е годы, когда публикуются одно за другим созданные им, и оставшиеся неизвестными произведения: рассказы, повести, романы, пьесы, в особенности его проза рубежа 20-х и 30-х годов.
2. А теперь обратимся к повести А. Платонова «Котлован». «Котлован» написан Платоновым в 1929—30 годах, а опубликован только в 1987.. Почему так задержалось на пути к читателю это произведение?
Опубликован в журнале «Октябрь», руководимом А. Фадеевым, рассказ «Усомнившийся Макар», Платонов подвергся резкой критике и на многие годы оказался закрытым для советской литературы. В «Котловане» две сюжетные линии: строительство фантастического дома-символа и раскулачивание в деревне. В их соотнесенности раскрывается мысль Платонова о том, что жизнь отвергает противоречащие ей умозрительные теории, что разрушение народной культуры в результате революционного эксперимента катастрофично по своим последствиям. То страшное будущее, которое грозило человечеству в ХХ веке, стало в это время предметом размышлений авторов многих антиутопий: Замятина, Чапека... «Платонов в отличие от этих знаменитостей практик, — подмечает писатель Андрей Битов. — Он не воображает будущее, он переживает его, он уже испытал его на опыте своей инженерной работы в строящемся социалистическом государстве... «Котлован» не апокалиптическое пророчество, а — правда, высшая художественная правда о том, что уже произошло со страною и человеком, и правда эта не под силу никакой европейской фантазии».
Критик Л. Авербах писал: «К нам приходят с пропагандой гуманизма, как будто есть на свете что-либо более человечное, чем классовая ненависть пролетариата». Ярлыки «кулак», «правоуклонист» Платонов получил вовсе не потому, что был против советской власти.
А почему? Ответим на этот вопрос, выявив характерные черты времени в повести «Котлован»:
Разгромленная войной страна, нищета рабочих и крестьян. «Воздух ветхости и прощальной памяти стоял над потухшей пекарней»; «забор заиндевел мхом, наклонился, и давние гвозди торчали из него». Старую деревню покрывает «всеобщая ветхость бедности».
Грандиозные проекты, стройки коммунизма. Вспомним вечный образ Вавилонской башни. Вспомним хрустальный дворец из романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?». Вспомним проект строительства дворца Советов на месте взорванного, кстати, позже написания повести Храма Христа Спасителя, строительство метрополитена, Беломорканала и т. д. Вспомним недавние планы поворота северных рек.
Раскулачивание крестьян, методы уничтожения крестьянства, начало коллективизации. «Двое — это уже вполне кулацкий класс и организация». «Активист пришел на двор совместно с передовым персоналом и, расставив пешеходов в виде пятикратной звезды, стал посреди всех и произнес свое слово, указывающее пешеходам идти в среду окружающего беднячества и показать ему свойство колхоза путем признания к социалистическому порядку, ибо все равно дальнейшее будет плохо». «Он боялся, что зажиточность скопится на единоличных дворах и он упустит ее из виду».
Энтузиазм «масс». «Жить ради энтузиазма». Рабочие верят «в наступление новой жизни после постройки больших домов». При этом они живут в сарае: «Внутри сарая спали на спине семнадцать или двадцать человек, притушенная лампа освещала бессознательные человеческие лица. Все спящие были худы, как умершие». Козлов хотел «умереть с энтузиазмом, дабы весь класс его узнал и заплакал над ним».
Процветание бюрократии. «Козлов прибыл на котлован пассажиром в автомобиле, которым управлял сам Пашкин. Козлов был одет в светло-серую тройку, имел пополневшее от какой-то постоянной радости лицо и стал сильно любить пролетарскую массу», «дополнительно к пенсии по первой категории он обеспечил себе и натурное продовольствие».
Уничтожение религии и фанатичное поклонение новой «религии» (не атеизм, а безбожие). «Я был поп, а теперь отмежевался от своей души и острижен под фокстрот»; «Приходится стаж зарабатывать, чтоб в кружок безбожия приняли».
Массовое доносительство (даже поп):
«Те листки (поминальные) я каждую полночь лично сопровождаю к товарищу активисту».
«Жена Пашкина помнила, как Жачев послал в ОблКК заявление на ее мужа и целый месяц шло расследование, — даже к имени придирались: почему и Лев, и Ильич: Уж что-нибудь одно!»
Всеобщая подозрительность. Сафронов говорит: «Ты, Козлов, свой принцип заимел и покидаешь рабочую массу, а сам вылезешь вдаль: значит, ты - чужая вша, которая свою линию всегда наружу держит». Глаза матери Насти «были подозрительные, готовые ко всякой беде жизни, уже побелевшие от равнодушия».
Атмосфера бездуховности, грубости, хамства, бескультурья.
Из радиорупора доносится: «Товарищи, мы должны мобилизовать крапиву на фронт социалистического строительства! Крапива - есть не что иное, как предмет нужды заграницы... Мы должны обрезать хвосты и гривы у лошадей!».
Сафронов: «Поставим вопрос: откуда взялся русский народ? И ответим: из буржуазной мелочи! Он бы и еще откуда-нибудь родился, да больше места не было. А потому мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма, и сердце обратило внимание на жар жизни вокруг костра классовой борьбы и произошел бы энтузиазм!..»
Попытки людей приспособиться к новой жизни.
Вощев, увидев детей, «почувствовал стыд и энергию — он захотел немедленно открыть всеобщий, долгий смысл жизни, чтобы жить впереди детей...». Землекопы придумывают пути «будущего спасения»: «один желал нарастить стаж и уйти учиться, второй ожидал момента для переквалификации, третий же предпочитал пройти в партию и скрыться в руководящем аппарате».
Стремление обезличить людей, построить всеобщее счастье любым путем, отучить думать,сомневаться. «Люди нынче стали дороги, наравне с материалом».
Вощев «устраняется с производства вследствие роста слабосильности в нем и задумчивости среди общего темпа труда». Жачев знал, «что в СССР немало населено сплошных врагов эгоистов и ехидн будущего света, и втайне утешался тем, что убьет когда-нибудь вскоре всю их массу, оставив в живых лишь пролетарское младенчество и чистое сиротство».
Самое страшное — слепая, бездумная вера, жизнь без прошлого, без души. Героя «Котлована» Вощева выгнали с работы за то, что он «думал среди производства»: «Ты, наверное, интеллигенция — той лишь бы посидеть да подумать», «Если мы все задумаемся — кто работать будет?». Умирающая мать пытается спасти Настю: «Никому не рассказывай, что ты родилась от меня, а то тебя заморят. Уйди далеко-далеко отсюда и там сама позабудься, тогда ты будешь жива...». Поп говорит: «Мне, товарищ, жить бесполезно. Я не чувствую больше прелесть творения — я остался без Бога, а Бог без человека...».
Работа над «Котлованом» шла с декабря 1929-го по апрель 1930-го, почти синхронно с реальными событиями в стране:
ноябрь 1929 г. — Пленум ЦК ВКП(б), где было заявлено о политике ликвидации кулачества как класса.
30 января 1930 года — Постановление Политбюро «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Платонов понимал, что с переходом к сплошной коллективизации и ликвидации кулачества страна возвращалась к «военному коммунизму», что крестьянство обречено на уничтожение. Платонов воспринял коллективизацию как отступление от революционных завоеваний народа и отчуждение человека от советской власти, за что его сочли врагом.
Мужик, раскулаченный Чиклиным, говорит: «Ликвидировали?! Глядите, нынче меня нету, а завтра вас не будет. Так и выйдет, что в социализм придет один ваш главный человек!»
Платонов, как и его герой Макар, усомнился, как и Вощев, задумался. Этого ему и не простили.
Хронологические рамки в повести А. Платонова «Котлован» довольно четко определены. Характерные черты времени, о которых шла речь, вполне определенно относят нас к событиям 1929—30 гг. Само же движение времени неоднородно. Время то расширяется, то сжимается. Почти полгода в действии повести сливается в один монотонно тянущийся день, лишенный каких-либо событий. Зато множество событий — организация колхоза, раскулачивание, высылка кулаков, празднование победы — занимает всего один день.
Вспомним Маяковского: «Через четыре года здесь будет город-сад».
Время может принимать форму метафоры: «Дети — это время, созревающее в свежем теле».
Когда говорят о «вечном» поселении, то обычно имеют в виду смерть.
В финале повести Чиклин пятнадцать часов роет могилу для Насти в «вечном камне». «Вечное» поселение в «вечном камне» оказывается далеко не счастливым. Дом становится ненужным, потому что в нем после смерти Насти, «будущего счастливого человека», некому жить.
Время может соединяться с пространством, подменять его. Вощев идет по дороге: «Его пеший путь лежит среди лета». Старик, чинивший лапти, собирается «отправиться в них обратно в старину».
Пространство романа определено прежде всего в названии. Это котлован, пространство будущей «счастливой жизни», на самом деле — пространство захоронения этой будущей жизни.
Пространство страны представлено картой СССР, которую разглядывает Настя. Линии на карте определяются ею как «загородки от буржуев». Ни город, ни деревня, в которых действие разворачивается одновременно, названий не имеют.
Платонов порой обращает взгляд на небо. Иногда этот взгляд соединяет вечное и преходящее, бесконечное и конечное: «Вощев, опершись о гробы спиной, глядел с телеги вверх — на звездное собрание и в мертвую массовую муть Млечного Пути. Он ожидал, когда же там будет вынесена резолюция о прекращении вечности времени, об искуплении томительности жизни».
Пространство и время съеживаются в пустых гробах. В одном из них Чиклин устраивает Насте «постель на будущее время», в другом должны храниться ее игрушки и «всякое детское хозяйство»: «пусть она тоже имеет красный уголок». Этот страшный символ как нельзя ярче характеризует бесплодность попыток строителей новой жизни.
Котлован становится огромной могилой. Вначале он захватывает овраг, потом партийная администрация требует его расширения в четыре раза, затем Пашкин, «дабы угодить наверняка и забежать вперед главной линии», приказывает увеличить котлован уже в шесть раз.
Пространственные ориентиры в повести часто размыты. Герои «расходятся в окрестность», «уходят в глубь города». Чиклин зашвыривает Жачева «прочь в пространство», кулаков «ликвидируют вдаль». Пространство дематериализуется, утрачивая привычные три измерения, но обретая новое — метафизическое.
3. Главным для Платонова является не конкретное историческое событие, а философское обобщение происходящего, оценка его с точки зрения вечности. Понятия времени и пространства становятся у Платонова метафорой.
Герои Платонова самозабвенно верят в социализм. Специфика народного сознания — мифологизированность — фантастическое объяснение мира и человека, подмена реально существующих связей иллюзорными, принимаемыми на веру. Это объясняется непросвещенностью, языческими традициями, тяжелейшими условиями жизни, отсюда — вера в доброго царя и в коллективный разум общины.
Поэтому язык повести метафоричен, нарочито косноязычен, афористичен: «Дети — это время, созревающее в свежем теле», «Коммунизм — это детское дело», «Лучше бы я комаром родился — у него судьба быстротечна».
Абстрактные понятия у Платонова доступны осязательному ощущению: «Чиклин... погладил забвенные всеми тесины отвыкшей от счастья рукой», «он не знал, для чего ему жить иначе — еще вором станешь или тронешь революцию». Фразеологизм «докопаться до истины» получает в контексте «Котлована» предметное значение: рабочие, роющие котлован, пытаются докопаться до основ «будущего невидимого мира», до истины и «вещества существования». Метафоре возвращается ее прямое значение.
Реализация метафоры регулярно используемый Платоновым художественный прием.
Настя: «Попробуй, какой у меня страшный жар под кожей. Сними с меня рубашку, а то сгорит, выздоровлю — ходить не в чем будет!».
Стандартная публицистическая метафора «костер классовой борьбы» в устах Софронова становится конкретной: «Мы уже не чувствуем жара от костра классовой борьбы, а огонь должен быть: где же тогда греться активному персоналу?». Метафорический язык становится моделью фантасмагорической реальности, в которой обитают персонажи.
В повести Платонова и широкая панорама жизни - промышленность, строительство, сельское хозяйство, образование, управление и ее философское осмысление - поиски смысла жизни, проблема одиночества человека, стремление к истине, проблема личности.
В «Котловане»развивается чувство тревоги за будущее, за саму жизнь. Тревога накапливается и растет с каждым поворотом повествования. Трагедия одиночества и непонятости обществом наложила определенный отпечаток на платоновского героя-правдоискателя, «измученного заботой за всеобщую действительность и поисками «коммунизма среди самодеятельности народа». Платонов пишет о необратимом и все углубляющемся распаде всех социальных и нравственных связей в обществе. Идет превращение жизни в ее экскременты и истирание всего живого в прах: зажиточные мужики заготовляют гробы впрок и ложатся в них с началом раскулачивания; полуголый крестьянин, пришедший за гробами, покрывается со спины «почвой нечистот и обрастает «защитной шерстью».
Какой же вывод делает Платонов? В «Котловане» нет надежды на будущую жизнь: в основе дома-мечты – гроб с телом ребенка – девочки Насти (вспомним Достоевского – Иван Карамазов, говоря о «слезинке замученного ребенка в основании мировой гармонии», утверждал несостоятельность Царства небесного). «Я теперь ни во что не верю!» – итог строительства новой жизни и нового человека. Однако в записных книжках Платонова есть фраза: «Мертвецы в котловане – это семя будущего в отверстии земли». Все, оказывается, не так просто.
Настя для строителей «общепролетарского дома» – символ будущего, которое они строят, она тот «социалистический элемент», который дает душевные силы строителям «монументального дома», – Дома, который предназначен и для Насти, символа «социалистического поколения», И смерть девочки – это крах прежде всего обретенного – нового «советского смысла жизни», победа древнего мифа над утопией строения всеобщего дома. И –возвращение к мучительному «вспоминанию смысла». И самый трудный вопрос Насти, на который не могут ответить любящие девочку строители: где «четыре времени года»? – звучит как просьба, мольба – вернуть прежнюю, христианскую картину мира, где есть время. Настя уходит из жизни в смерть так, как уходили из жизни старые чевенгурцы и крестьяне колхоза имени Генеральной Линии – «кротко: обнимая кости матери (целование мощей), Настя возвращается от языка новой социальной утопии – языка, которым она владела с естественной доверчивостью ребенка к словесной игре, возвращается к матери.
Смерть девочки с именем, за которым стоит воскрешение (Анастасия – воскресшая), остановка действия в повести, пик финала и вопрос. Повесть, в которой запечатлелись реальные, общественно-политические события «года великого перелома», обнажала вопросы глубинные – о смысле и цене фундаментальных разрушений в национальной и мировой истории XX века.
В эпилоге повести Платонов обращается с вопросом не только к читателю, но и к себе как автору, объясняя истоки того «тревожного чувства», что продиктовало ему подобную точку финала, – это любовь не только к прошлому, но и настоящему России: «Погибнет ли эсесерша, подобно Насте, или вырастет в целого человека, в новое историческое общество?»
Слово у Платонова – единица не только филологического, но и философского «усилия». Писатель словно бы изучает не только носителей языка, но и сам язык, его возможности, силу его воздействия на судьбы человека и общества. Поэтому и понять «Котлован» можно, только идя от слова, прикасаясь к нему все тем же «прямым чувством жизни» и как бы освободившись от предписаний законов «правильной» литературной речи.
Платонов называет еще одного виноватого в случившемся со страной и людьми. Это новый «революционный» язык, оказавшийся чрезвычайно агрессивным и способным к подавлению самостоятельно мышления людей.
Язык лозунгов и декретов, лавиной обрушившийся на головы людей после революции, для большинства из них был чужим и непонятным. А значит – страшным и по-особому значительным. К тому же каналы, по которым этот язык поступал в «массы», тоже были пока непривычными, неосвоенными. Собрания и митинги, а особенно радио и печать в стране полуграмотности – незаменимые способы внушить людям «священный трепет» перед официальным словом. Не случайно главный бюрократ в «Котловане» «товарищ Пашкин бдительно снабдил жилище землекопов радиорупором, чтобы во время отдыха каждый мог приобретать смысл классовой жизни из трубы».
Домашнее задание. (письменно в тетрадях)
Вопросы по повести «Котлован» А. Платонова
1. Выделите основных героев повести и охарактеризуйте их. Что для каждого героя поиск «смысла жизни», «истины»?
2. Докажите, что образ девочки занимает особое место в повести. Почему она умирает? Как рисует Платонов смерть ребенка?
3. Почему «котлован» рыли для счастья, а получилась могила для ребенка?
4. Какой смысл содержит название повести Платонова?
Рекомендуемая литература
1. Андрей Платонов: воспоминания современников. Материалы к биографии / Сост. Н. Корниенко, Е. Шубина. – М.: Просвещение, 2014.
2. Андрей Платонов: мир творчества / Сост. Н. Корниенко, Е. Шубина. – М.: Приор, 2011.
3. Бондаренко В.Г. Серебряный век простонародья / В.Г. Бондаренко. – М.: Дрофа, 2004.
4. Бочаров С. Г. Вещество существования (Мир А. Платонова) / С.Г. Бочаров. – М.: Академия, 2005.
5. Коллекция «Русская литература» Российского общеобразовательного портала – https://litera.edu.ru.
6. Литература: Учебник / Под ред. Г.А. Обернихиной. – М.: Академия, 2018.
7. Методика