Хислоп, Виктория и другие смеются, услышав об этой идее. А затем следует долгий перерыв. Валентина, Хислоп и У. Г. обсуждают гуру (Махеш Йоги), который учит медитации и у которого последователи по всему миру У. Г. спрашивает, является ли этот гуру живым воплощением всего того, чему он учит. Хислоп делится своим мнением.
У. Г.: Вы или свободны, или не свободны, нет никакого промежуточного состояния.
Но естественное состояние – нечто очевидное, и нет никакого способа его получить. Я правда не знаю никакого способа. Я сейчас начинаю ощущать: какую ценность может иметь общество от такого человека, как я? Никакой. И зачем кому-то иметь то же, что есть у меня? Кажется, что в этом нет никакого смысла. Вот так он живет. И также есть путь общества, со всеми его тревогами, волнениями, бедами, стремлениями. Если сегодня вдруг появится тысяча Кришнамурти, поможет ли это разрешить ситуацию? Будда приходил и ушел, Иисус, Мохаммед и столь многие другие религиозные учителя приходили и ушли, и в мире столько миллионов их последователей – я сейчас говорю без всякого цинизма, – но мир по-прежнему живет по-своему.
Что-то произошло на каком-то этапе эволюции, и это движение продолжается по инерции. Возможно, такой человек, как Дж. Кришнамурти – не буду сравнивать себя с Дж. Кришнамурти или любым духовным учителем, – и некоторые другие смогли выйти из этой структуры, но теперь они обрели структуру, построенную обществом из них самих.
Теперь, когда я нахожусь в подобном состоянии – давайте так скажем, – слушатели могут сами интерпретировать, как им хочется, то, что я говорю. Однако отсутствует острая потребность спасти мир. Отсутствуют такие слова и абстракции, как сострадание или нежность. Я не мыслю с точки зрения нежности, однако ты должен быть нежным с цветком. Ты не можешь быть ничем еще, потому что когда ты видишь цветок, уже есть состояние нежности, цветок нежен и ты уже нежен. Не идет речь о том, чтобы практиковать нежность или говорить о нежности. Это состояние можно абстрагировать и рассказать о нем – возможно, это создаст еще полдюжины человек в этом состоянии, и это может создать новый мир покоя и мира. Это может случиться, а может и не случиться. Еще слишком рано, чтобы что-то говорить. Меня все еще это удивляет.
У нас сложился определенный образ мудреца и того состояния, в котором он живет. Все так называемые мудрецы, которых я знал в своей жизни, на самом деле оказывались вовсе не такими, какими я себе их представлял, за исключением некоторых, таких, как Дж. Кришнамурти и Рамана в Индии. Они подходили под мое представление просветленного человека. Но сейчас мне уже неинтересно знать, кто такой просветленный. Я не знаю, кто такой просветленный и что такое самопознание.
Однако существует множество замечательных выражений и абстракций, которые толкают вас в это состояние. Как это сделать? Невозможно сказать. Это как движущееся облако… не то чтобы я был движущимся облаком (смеется). Как результат этого, что-то может произойти с миром. Я пою свою собственную песню.
Здесь нет никакой скуки. Здесь нет ничего. Это не похоже на попытку наполнить бездонное ведро; вообще нет никакого ведра, и нечего наполнять. Оно уже наполнено и вместе с тем пусто. Оно одновременно и пустое, и наполненное; это парадокс. В тот момент, когда оно себя опустошает, оно вновь наполнено. И именно то, как это происходит, и есть то, что нужно осознавать. Но все эти слова не подходят, чтобы это выразить. Другого пути нет. Зачем думать о том, что с этим делать? Вместе с тем существует фундаментальный вопрос: что делать? Нет никакого «что делать». То, что должно быть сделано, – здесь, и в следующую же секунду об этом позаботятся. Если что-то нужно сделать, оно будет сделано, вот и все. Нет никакого беспокойства, нет мыслей о завтрашнем дне, о том, что произойдет через час или через минуту.
Хислоп: Вы говорите об отсутствии эго. Кришнаджи говорит об эго как о чем-то болезненном, и о том, как от него избавиться…
У. Г.: (смеется) Я думаю, мы хотим, чтобы эго существовало. Это некая идея: избавиться от эго! Быть без эго – значит иметь или безумный ум, или ум, который понял все. Я рассказывал вам о шизофреничном состоянии без эго, в котором я пребывал, когда слушал Дж. Кришнамурти, говорящем о безмолвном уме, о безмолвии как энергии, воздействии и все такое. Тогда внутри меня возникла реакция. Но теперь здесь вообще нет никакой реакции, и в этом разница.
Без эго было бы невозможно жить в современном мире, где успех – наша мантра. Возможно ли преуспеть в чем бы то ни было без эго? Дж. Кришнамурти говорит, что возможно жить в мире без эго. Тогда вам не будет дела до успеха или поражения.
Все, чем ты здесь занимаешься, – потрясающая творческая активность. Я не знаю, что это; мне предстоит еще узнать. Возможно, все, что я делаю, выявляет лучшее в человеке. Беспокойства по поводу неудачи не существует. Главное – делание. Что бы ты ни делал, ты функционируешь. Так что, видите ли, я не вижу смысла в том, чтобы делать что-то с эго. Нет никакого беспокойства и никаких мыслей на этот счет. Но пока такие мысли у вас существуют – что бы вы ни делали, это приводит к укреплению эго.
Хислоп: Людей, которые к вам приходят, естественно, интересует, как прийти к такому состоянию, которое вы описали.
У. Г.: Я действительно не знаю, как я оказался в этом состоянии, и это честный ответ. Так что как я могу помочь? Я объяснил, что произошло; и больше нет никакой истории, которую можно было бы рассказывать.
Я действительно не знаю, как я до этого дошел. Но судя по тем изменениям, которые во мне произошли, кажется, что это то, как я теперь буду жить, это будет совершенно естественным. Я забуду, что жил как-то иначе; это постепенно исчезнет, растворится.
Я задумываюсь о том, почему же люди так не живут. Это то, как надо жить. Но люди живут очень сложно. Это более простой способ и, возможно, нам нужно понять, как привести вас в это состояние. Зачем вы тратите всю эту энергию? Почему вы думаете о религиозных переживаниях, слушаете разных людей – того, этого?
Зачем вы хотите заниматься всей этой аскезой, медитациями, контролем тела, контролем ума – возможно, во всем этом вовсе ничего нет?
Существует способ жить проще – что не означает, что нужно практиковать простоту. Если бы вы так жили, это было бы замечательно, и тогда, возможно, весь мир стал бы другим. Я не знаю. Но нет смысла говорить о том, что сказал Будда или Шанкара. То, что они сделали или сказали, может быть истинным, а может быть ложным. Так что мне нужно самому понять, как сделать так, чтобы мой сосед – а мой сосед это весь мир – это увидел. Он наверняка увидит прошедшие во мне изменения и ему станет любопытно. Он может подумать: «А почему, интересно, этот парень такой?» (смеется), как тот парень подумал недавно обо мне, но тогда я не мог удовлетворить его; я не знал, что происходит. Возможно, сегодня я смогу сказать ему, что так я функционирую; что это причина, по которой я не такой, как все, – не то чтобы я утверждал, что это так, – так как вы все время беспокоитесь и хотите что-то с этим сделать. Но если вы не хотите ничего делать, то просто наслаждайтесь жизнью – такой как она есть. Возможно, если бы вы так жили, то у вас не было бы проблем.
Завтра, если кто-нибудь задаст мне вопрос, я рассмотрю эту ситуацию. Однако не у всех вопросов есть ответы. Существует ли Бог? Что такое блаженство? В чем цель и смысл жизни? Эти вопросы для меня не возникают; я их себе не задаю – это ваши вопросы. Но ответов на них нет. И что бы я ни делал, я не могу на них ответить. Когда вы будете в таком состоянии, вас не будут волновать такие вопросы или проблемы.
Не знаю… Еще слишком рано что-либо говорить. Но я вижу сложности в употреблении всей этой терминологии – будь то терминология Дж. Кришнамурти или индуистская терминология. Если вы это делаете, вы начинаете участвовать во всем этом религиозном балагане. Для меня все это вовсе не религиозно. Я бы не хотел употреблять религиозные слова, хотя описание религиозного ума подходит этому состоянию бытия. Но как только я применяю слово «религия», я уже создаю какую-то концепцию, и реакции будут другими. Но есть ли другой способ общения, без обсуждения темы религии? Мне предстоит это выяснить. Возможно, это станет ясным, когда мне придется разбираться с конкретной проблемой.
* * *
У. Г.: Существует история про жизнь Будды. Он путешествовал с места на место – возможно, как это сегодня делает Дж. Кришнамурти – и разговаривал с людьми. Он переезжал из деревни в деревню, иногда останавливался на постоялых дворах и говорил с людьми. Однажды на постоялом дворе он познакомился с человеком, который хотел стать монахом. Он заговорил с Буддой, не зная, кто он такой. Человек сказал, что Будда достиг нирваны, что он принимает людей в свою общину и что он сам очень хочет принять от Будды посвящение и стать монахом. Будда спросил у него, как он узнал, что Будда достиг нирваны. Человек ответил, что сам он этого не знает, но слышал от других, что он просветленный человек. А затем Будда спросил у него, сможет ли он опознать Будду как просветленного человека, если его увидит. Человек не был в этом уверен, а затем он понял, что, возможно, разговаривает с самим Буддой. Эта история поднимает вопрос о том, что вы не можете знать, достиг ли кто-то нирваны или является ли он просветленным. Но у вас есть эти идеи о том, что его лицо сияет, и тому подобном. Вам бы нужно увидеть каких-нибудь брахманов из Южной Индии.
У них такие сияющие, умные лица – некоторые из них действительно очень умны, – но в них нет никакой духовности; никакой духовной составляющей. Однако мы всегда представляем себе, что лицо просветленного человека должно быть необычайно. Мы представляем себе Будду с благостным лицом. Он был из Непала и у него было «деревянное», непроницаемое лицо. Это всего-навсего наша идея, создание статуй Будды с благостным лицом; всего-навсего наше воображение. Мы на самом деле не знаем, как выглядел Будда или Иисус (смеется), но мы считаем, что просветленные люди выглядят прекрасно.
Я не знаю, зачем я рассказываю эту историю… но, видите ли, очень трудно знать наверняка. Мы проецируем очень много идей на того человека, которого слушаем. Откуда мы знаем ценность, степень святости или просветленности человека, кроме как через те наши определения или идеи, которые у нас есть относительно этого человека? Это сравнивающий ум. Сравнивать нет смысла; однако, слушая эти абстракции, мы сравниваем. Это то, что сказал Шанкара; это то, что сказал Будда; вы сравниваете и думаете, что это [состояние бытия] напоминает состояние Будды; а иначе зачем бы вам слушать? Вы слушаете потому, что мое описание этого состояния бытия совпадает с тем, что говорил этот человек, однако это все ваше воображение. Нет смысла и ценности в том, чтобы сравнивать Махарши с Дж. Кришнамурти, а Дж. Кришнамурти с каким-нибудь йогом. Это все просто ваши идеи.
Однако вместе с тем все еще остается это замешательство и ощущение, что это состояние бытия – другое. Но откуда я знаю, что оно другое? Возможно, это сравнивающее состояние ума, но даже если это так, это не имеет значения. Ибо я заметил эти изменения. Это естественный путь, и я описал, почему я функционирую так, как функционирую. В этом присутствует отрешенность. Ум отрешен. Это то, как нужно жить. Сделать так, чтобы вы увидели простоту всего этого, – наверное, это и будет моей следующей задачей.
Хислоп: Да, и как же вы функционируете? Что там такое?
У. Г.: Это просто человеческое тело, которое функционирует естественно, не имея внутри манипулятора («я», или эго).
Бессмысленно рассуждать на тему того, как этот манипулятор появился. Каким-то образом он управлял этим человеческим телом, этим домом, и все разрушал, создавал разные проблемы. Слава богу, этого парня больше нет и он теперь больше не прорвется. Это необратимое изменение. Теперь уже невозможно спекулировать на тему того, как жизнь будет течь, в каком направлении, каким способом. Просто живешь, и все.
Не знаю, ответил ли я на ваш вопрос. Видите ли, я не могу обратиться к прошлому опыту, чтобы ответить на ваш вопрос. Я могу только описать, как я функционирую. Но когда я столкнусь с проблемой, возможно, я сам буду с ней разбираться. Не знаю, как все будет, но я не могу сейчас об этом говорить. Это вовсе не похоже на то, как вы кладете в банк деньги и живете на них. Так поступали раньше; люди жили за счет прошлого опыта. Но теперь здесь больше ничего нет, никакого вклада. Нет вообще никакого опыта.
Хислоп: Давайте иначе поставим вопрос. Как найти простой способ жить?
У. Г.: Так как я не знаю, как это сделать, – я могу лишь описать, как я функционирую от момента к моменту, —
этот вопрос мне кажется совершенно неуместным, хотя для вас он явно имеет значение. Нет способа ответить на вопрос «как» внутри себя. Слова не приходят, нет никаких идей, образов, никаких попыток ответить на вопрос – это то, что происходит внутри меня, когда я разговариваю. Я просто описываю, что происходит внутри меня. Я могу повторить этот вопрос; возможно, описать, из чего он состоит; это все, что я могу сделать.
Я бы никогда не задал такой вопрос самому себе. Так что единственное, что я могу сделать, – это также ввести вас в это состояние, так как на этот вопрос нет ответа. Не могу сказать, что не существует самого вопроса; он очень даже существует, но дело в том, что нет ответов, и вы можете сходить к какому-нибудь гуру или интеллектуалу, у которого могут быть ответы на такие вопросы. Я совершенно не против. Если вы уйдете и станете учеником кого-нибудь еще, я буду счастлив (смеется), так как у меня нет ответов на такие вопросы. Возможно, моим настоящим ответом будет также ввести вас в это состояние, чтобы вы не задавали этого вопроса.
У меня самого не возникает вопросов – кроме тех, как приготовить какое-то блюдо, как куда-то добраться или как починить магнитофон. Это механические, бытовые проблемы, и у них есть фактические, бытовые решения или ответы. А на метафизические вопросы не существует никаких ответов, и никто не может на них ответить. Я точно не могу, и меня даже не интересуют вопросы типа «Существует ли Бог?», «Есть ли у жизни цель и смысл?» и тому подобное.
Так что когда я сталкиваюсь с такими вопросами, я или нахожу способы с ними разобраться, или просто отмалчиваюсь. И произойдет одно из двух. Если я не буду говорить, будет безмолвие, и само это безмолвие как-то повлияет на окружающих; а если нет – то нет, и это уже не моя проблема. Просто где-то сидишь и смотришь на мир с изумлением и просто заботишься о теле, вот и все. Судьба здесь больше не действует – в том смысле, что с причиной и следствием покончено. Когда выходишь за рамки этого, входишь в это состояние. Нет никаких идей, никаких образов. Я смотрю на цветок, на проезжающий «мерседес», на то, как желтеют листья, и меня переполняет изумление – как ребенка. Это единственное, что я ей (Валентине) говорю. Но сколько так может продолжаться? Возможно, нужно перестать разговаривать; иначе ей все это надоест и завтра она сядет в первый же поезд. (Валентина протестует и говорит, что она не жалуется на скуку или усталость, и все смеются.)
Можете ли вы смотреть на цветок, никак его при этом не называя? Нужно это пережить, и тогда увидишь смысл в том, что говорил этот парень (Дж. Кришнамурти) или еще кто-либо, или даже о чем говорили дзэн-буддисты – не те, кто практиковал дзэн-буддизм или медитировал, чтобы попасть в это состояние, а изначальные учителя, великие религиозные наставники, и парни типа святого Франциска Ассизского. Не те монахи, которые создали все эти громадные организации и оперировали в сфере опыта, переживаний. Это было для них достаточно, потому что они не могли выйти за их пределы, за пределы переживающего ума, и они построили всю эту сверхструктуру, и теперь у них везде огромное число последователей.
В упанишадах говорится о четырех стадиях, или состояниях: брахмадаршана – [пребывание] внутри; брахманубхава – переживание, и брахмасакшаткара – то состояние, в котором, как кажется, нахожусь я. Первое – внутри, второе – переживание, а третье – состояние бытия. И все же, согласно упанишадам, есть еще одно состояние, четвертое (турия), где нет ни наблюдаемого, ни наблюдателя (смеется).
Индусы достигли кульминации мысли. Невозможно пойти дальше тощ до чего додумались некоторые из этих индийских мыслителей (смеется). Но какая в этом ценность? В Индии живет 500 миллионов человек, и они говорят, что религиозны. Но мы не знаем, куда они идут, что они делают. В любом случае вы туда идете и, возможно, вам удается стать каким-то оазисом или зажечь где-то какую-нибудь свечу. Однако я вижу в этом трудность. Я правда не знаю. Ввести человека в такое состояние – видимо, единственная цель этого так называемого просветления – если такое вообще существует. Так что мне нужно это понять, открыть для себя или вообще молчать. И случится одно из этих двух.
Это все на сегодня. Закончили. В любом случае, большое спасибо.
Хислоп: Спасибо огромное.
Природа ума и чистое сознание
Хислоп: Вы говорили, что когда есть это осознавание, оно меняет абсолютно все. Что это такое – это осознавание?
У. Г. Кришнамурти: Когда ты делаешь вдох, что происходит? Ты ощущаешь, как кровь течет по твоим венам. Когда ты делаешь вот такое движение (двигает рукой), ты осознаешь, как она функционирует, и это вовсе не значит, что кто-то за ней наблюдает. Это своеобразный вид осознавания, и это единственное, что у тебя есть. Когда ты ложишься, не приходит никаких мыслей, есть только осознавание. Но когда появляется мысль, она подобна фотодетектору – не то чтобы кто-то знал эти мысли, – и осознавание обрывается. Это всего лишь аналогия. Когда откуда-то приходят мысли, в твоем слушании, или в твоем осознавании, возникает прерывание. Это то, как ты замечаешь мысль, – нет другого способа знать мысли.
Хислоп: Я не понимаю.
У. Г.: Хорошо. Давайте представим, что ты лежишь, ты в состоянии безмолвия. Все тихо, и ум не функционирует, так как нет никаких мыслей. Ум, который ты строил на протяжении сорока или пятидесяти лет, который стал очень острым, низвергается до состояния слуги. Он больше не диктует, что ты должен видеть, слышать или осознавать. Но когда ты сам того хочешь или когда кто-то задает вопрос, ум доступен в качестве слуги; он слушает твои указания. Все эти знания, приобретенные на протяжении многих лет, всегда присутствуют на заднем фоне. И есть только одно осознавание – абсолютное, тотальное осознавание всего внутри и вовне. Если ты ни на что не будешь смотреть, если ты закроешь глаза и заткнешь уши, то не будет ничего кроме того, что происходит внутри. Ночью ты без всякого стетоскопа слушаешь биение своего сердца. Ты смотришь на то, что происходит в твоих легких, в сердце, в диафрагме, и ты слышишь собственный пульс без необходимости его щупать. Это поразительно. Ты можешь так жить до конца твоей жизни. Каждый день ты замечаешь что-то новое. Ты просыпаешься утром, и все совершенно свежее и новое, твой ум – чистый лист, а затем все начинается заново.
Хислоп: Что это за чувство осознавания, когда осознаешь, как течет твоя кровь и все такое?
У. Г.: Это осознавание, и ничего более. В тебе оперирует чистое сознание, вот и все. И ничего больше. Так как ты видишь, слышишь, различаешь запахи и разговариваешь, то в тот момент тебя что-то отвлекает и ты не можешь осознавать то, что происходит внутри тебя.
Хислоп: А прямо сейчас?
У. Г.: Прямо сейчас все это (осознавание внутреннего – как течет твоя кровь и прочего) прервано автоматически. Но в тот момент, когда я закрываю глаза, я больше не могу создать в уме никаких образов, что бы я ни делал; например, я не могу привнести в свой ум ваш образ, так как ума нет.
Хислоп: Но до вашего ума доходят слова.
У. Г.: Да, да, я слушаю ваши слова. Я могу сказать, что вы – мистер Хислоп, вот и все. Но мне невозможно представить себе, как вы выглядите.
Хислоп: Вы говорите, что приходят слова, а не образы. Я не понимаю, в чем разница!
У. Г.: Чтобы понять, это нужно пережить. Там есть только слова и вообще нет никаких образов. Мысли приходят, но никто там с ними ничего не делает. Вся эта история про то, что «наблюдатель является наблюдаемым» – полная чушь. Как средство попасть туда оно, возможно, и поможет. Но когда ты там оказываешься, выясняется, что весь процесс работает иначе. Есть только осознавание того, что происходит внутри и вовне.
Так как мысли накапливались на протяжении многих лет, они просто так тебя не покинут, и они приходят в виде мыслей, а не образов. Когда приходят мысли, в твоем осознавании происходит прерывание. Я смотрю на вас, существует полное внимание, и мысли не могут проникнуть. Но несмотря на мое внимание, иногда мысли приходят, и тогда происходит прерывание в визуальном внимании.
Вся структура твоей мысли, твоего ума, уничтожается. Я не знаю, как это произошло. Ум, который был хозяином твоего дома (тела), вдруг стал слугой. Если ты не хочешь им пользоваться, он просто будет там находиться, на заднем плане. Все, что я вижу, – единственное, что для меня существует. Если вы будете говорить о чем-то другом, например, о войне во Вьетнаме, о голодающих людях и тому подобном, то для меня это только слова. Если я закрою глаза, даже эти слова исчезнут. Это очень трудно понять.
Кришнаджи говорит о неотложности, срочности: «Вы ощущаете неотложность?» При помощи этой уловки он, возможно, хочет ввести вас в это состояние. Но здесь нет никакой неотложности делать что-либо. Единственная неотложность, которую я ощущаю, – это впитывать все то, что вокруг меня. Это полное внимание. Все, что угодно может ввести тебя в это состояние. Это вовсе не обязательно должны быть слова какого-нибудь философа, это могут быть птица, коровий колокольчик. Есть безмолвие, и никто не знает, что происходит в этом безмолвии. Каждый нерв, каждая клетка, все тело вибрирует, и вдруг ты становишься огромным – это не видение; это просто физический феномен. Я не хочу приписать этому никаких религиозных или мистических качеств. Каждый нерв, каждая клетка сжимается, появляется некоторого рода неэластичность, тело сотрясается, вибрирует, все это длится часа четыре-пять, иногда меньше; всегда трудно сказать сколько. А когда это проходит, остается блаженство, расслабленность. Тело осознает все это, а не ум. Ум не может ухватить это блаженство.
Возможно, это называется самадхи и уходом в самадхи. Скажем, ты лежишь на кровати, и так как делать больше нечего, наблюдаешь за своим телом. На самом деле ты не осознаешь все свое тело, когда лежишь, – только те части тела, которые соприкасаются с кроватью. И когда это происходит, через какое-то время будто какой-то свет прожектора направляется на это место. Это какое-то осознавание, а не видение – как прожектор в аэропорту, свет которого медленно перемещается с одной точки на другую, назад и вперед.
А затем ты слушаешь биение своего сердца, свои легкие, кровоток. Там присутствует такой специфический звук, похожий на шум реки, – возможно, это кровь течет по твоему телу, – который индусы называют «ом». И для тебя ничего больше не существует.
Но когда ты бодрствуешь, есть осознание какой-то другой безмерности. Я не знаю – это всего лишь слова, так как нет способа узнать, что же осознавало это состояние, однако есть нечто, что осознает что-то еще, и это все, что я могу сказать.
Каждый раз ты обнаруживаешь что-то новое и не можешь принести это в следующий день, и я не могу вновь привести себя в это состояние. Вчера я лежал на кровати и тело исчезло. Было осознание только одной головы. (Это состояние не имело отношения к предыдущему, однако оно было на него похоже. Но каждый раз оно появляется по-разному.) И тут вдруг исчезло осознание головы, и была только одна кровать. Когда ты в этом состоянии, ты не можешь ничего делать. Позже я рассказал об этом Валентине. Это было как в мультике про Тома и Джерри – что-то тяжелое и твердое падает на кота и сплющивает его, и он становится плоским. (Все смеются.)
Когда я проснулся, то подумал: «Что это? Мое тело такое плоское!» В тот момент ничего не можешь сделать, ум только позже принимает участие и пытается понять, но не может – он может лишь догадываться, предполагать, что остатки ума все еще там. Ум приходит, но не получает ответа.
Каждый раз есть что-то новое. Прошлым вечером я выпил десять или одиннадцать стаканов воды. Мои губы стали совсем сухими – возможно, тело было обезвожено. После большого прилива энергии в теле мне пришлось выпить несколько стаканов воды. Это очень интересная штука. Не нужно слушать ни одну из этих теорий, так как ты сам учишься, каждый день, в каждый момент. Я пребываю в этом состоянии больше месяца.
Но теперь это стало естественным состоянием. Раньше было некое ошеломление. Я смотрел на что-то и не знал, что это такое, и спрашивал, что же это. Но теперь я больше не озадачен и больше не задаю вопросов. Какая разница, что это такое. Но если я хочу спросить, что это, или это спросите вы, это слово сразу же придет из памяти, из тех знаний, которые мы набирали на протяжении многих лет. И я скажу вам, что это часы или птица, и тому подобное. А в противном случае только глаза на все смотрят.
Хислоп: Нет никакого любопытства, желания узнать?
У. Г.: Дело не в этом. Дело в том, что мне больше неинтересно называть что-либо своими именами. Какой толк в этих постоянных вопросах? Какая разница, каким именем ты что-то называешь? Просто смотришь на вещи с удивлением. Это невинность. Это происходит, только когда перемены наступают в физическом теле, а не в уме. Так что вот на чем я буду настаивать: эта трансформация находится внутри структуры человеческого тела, а вовсе не в уме.
Хислоп: Это не трансформация ума, как говорит Кришнаджи?
У. Г.: Можно сказать, что в каком-то смысле это полное изменение ума, так как ум, который был хозяином тела, теперь стал его слугой.
Хислоп: Но разве не ум сейчас все это описывает?
У. Г.: Да, ум предоставляет слова. Присутствует только фактическая память, нет ни психологической памяти, ни эмоционального наполнения.
Ум больше не управляет моими чувствами, он не говорит, что ты должен видеть или что ты должен видеть этот цветок и называть его розой. Он присутствует только в качестве справочника – на тот случай, если тебе понадобится это название. В ином случае ты просто смотришь на цветок, не называя его, и в этом есть огромная интенсивность.
Ум обманом затягивает вас в самые разные переживания, и вам кажется, что вы переживаете нечто великолепное. А здесь ты не называешь это великолепным или прекрасным и даже не называешь это розой. Это просто физический феномен. Ум вообще не вмешивается и всегда находится в состоянии покоя и умиротворенности. И единственное, что он может сделать, – это снабдить тебя словами и фактической памятью и позволить телу функционировать естественным образом.
Хислоп: Я все равно не понимаю, как ум может не вмешиваться.
У. Г.: Ум не может вмешиваться; с ним покончено. Роль ума в качестве диктатора закончилась. Он приходит только по твоему зову предоставлять фактическую память, и когда для него больше нет дела, уходит. И остается безмолвие, чистое сознание, сознание без мысли.
Хислоп: Пожалуйста, объясните это еще раз.
У. Г.: Нет «переживающего», который жаждет иметь переживание. Когда есть ум, есть и переживающий. Но здесь больше нет никого, кто бы что-либо накапливал. Сорок девять лет оно все накапливалось и теперь полностью перестало.
Хислоп: Почему сейчас нет необходимости накапливать что-либо? Больше нет нужды в информации, в знаниях?
У. Г.: Зачем нужна информация? Мы накопили всю эту информацию, все эти знания, желая что-то с ними сделать, кем-то стать. Это была наша мотивация для накопления знаний. И это необходимо, если вы собираетесь быть инженером или бизнесменом. И если такого намерения нет, вы будете заучивать и забывать. Не думаю, что такой человек смог бы стать инженером или бизнесменом.
Хислоп: Почему нет?
У. Г.: Потому что ты живешь жизнью живого «овоща»! (Все смеются.) В этом нет ничего удивительного, и вместе с тем все удивительно! Это нечто потрясающее! Но я не думаю, что люди захотели бы жить такой жизнью (смеется) без удовольствия, боли, амбиций, без эго…что это за жизнь такая, вы можете спросить. (Все опять смеются.)
Видите ли, если вы хотите быть успешным бизнесменом, вам нужно иметь эго, иначе вы не сможете быть успешным. Я могу творчески использовать свой ум в какой-нибудь другой области. Например, если я хочу водить машину, я могу пойти и научиться это делать. Но так как видящий отсутствует, то это может быть немного трудно (смеется). Но так как здесь присутствует полное внимание и нет никакой тревоги или страха – только осознавание того, как эта машина работает, – я, возможно, научусь гораздо быстрее, возможно, всего за один день, а затем поеду в Гштаад.