Высоко над головой раскачивался потолок. Раскачивался мерно, словно качели. Туда-сюда. Вверх-вниз. Ощущения возвращались медленно. Сперва – звенящая боль в голове. Затем – тупая, дергающая в плечах. И, наконец, вернулся слух.
- Дани! Дани, претемный тебя дери! Что ты натворила?!!
Мысли ворочались неохотно, вязли, словно мухи в меду. Кажется, это был голос Эльвина, хриплый, каркающий.
Как странно. Он никогда раньше… не кричал… вот так, с надрывом, словно из груди ребра достают.
Лицо Эльвина нависло над ней. Кажется, еще никогда он не был настолько бледен. Может быть, ему плохо? В любом случае, встревожен не на шутку.
- Что. Ты. Натворила. – Тяжело роняя каждое слово, прохрипел он.
И тут как будто сбили кран у пивной бочки, воспоминания хлынули пенной волной, закружили Дани, словно невесомую былинку.
Какой же он красивый, принц Ксеон!
У него открытое, благородное лицо. Такие необычные глаза теплого мохового оттенка, в густых изогнутых ресницах. Улыбка добрая. Каждый раз, как улыбался, сердце переворачивалось, заходилось в безумном танце. Несчастный принц Ксеон, которого проклятый инквизитор обрек на мучительную смерть. Разве она могла позволить ему умереть? Нет, тысячу раз нет…
Дани всполошилась.
Она… кажется, расстегнула тот ошейник, что постепенно сдавливал ему шею. Кажется, сболтнула лишнего, но какая разница? Дани ведь не из тех, кого потянут под венец. Она будет счастлива, даже если будет просто знать о том, что принц Ксеон жив. Тут ведь все понятно, помойная дворняжка не должна даже смотреть на столь прекрасного, умного и доброго мужчину…
- Дани, - сквозь зубы простонал Эльвин, - да очнись же ты. Всеблагий, ну почему, почему? Я ведь предупреждал. А ты, ты… Что теперь будет?
Она медленно села. Оказывается, все это время Эльвин безжалостно тряс ее за плечи.
Все та же камера. Вот грязный тюфяк, на котором умирал Ксеон. А вот тускло светящиеся магические кристаллы… Дани поднесла руку к глазам – пальцы продолжали сжимать тонкий ремешок, испещренный магическими символами. Она разжала руку, и бесполезный теперь ошейник упал на пол.
- Как ты могла?!! – сипло прошептал Эльвин, и Дани вдруг поняла, что глаза у него уже совсем не веселые. Как будто помертвевшие.
- Я… - она откашлялась, - он жив? Скажи, он не умер?
Эльвин фыркнул. Он выпрямился, посмотрел на Дани сверху вниз.
- Дурочка ты. Маленькая дурочка. Принц Ксеон и не собирался умирать. Ему просто надо было, чтобы кто-то снял ошейник. И вот…
- Но…
Удивление. Вялое, тягучее словно патока.
Он же… Ему было так плохо. Она не могла ошибиться. И он не мог… не мог так ее обмануть. Такой благородный и добрый, он в самом деле умирал, ошейник душил его, выпивал силы…
Эльвин горестно покачал головой.
- Теперь все, Дани. Я не смогу тебе ничем помочь. Прости.
- Где… он? – прошептала она. Получилось глупо и жалко.
Мужчина картинно развел руками.
- Хотел бы я знать. Наверняка где-нибудь в Ависии, оттуда выдачи нет.
- Он… сбежал? – во рту стремительно собиралась горечь.
И еще непонятная боль под грудиной, словно ее пнули от души.
- Конечно, сбежал! – воскликнул Эльвин, - боже мой, Дани… почему ты меня не послушалась? И я… тоже дурак, поверил в твое благоразумие. Ну вот скажи, на что ты надеялась, выпуская на свободу государственного преступника?
Он порывисто опустился рядом с ней на колени и в который раз тряхнул за плечи.
- Послушай… Он уже на пути сюда. Если хочешь хоть как-то смягчить наказание… не перечь ни в чем. Может, хоть убьет быстро…
- Кто – он? – беззвучно спросила она, чувствуя, как леденеют руки.
- Мастер Аламар Нирс, - глухо ответил Эльвин, - и я ничем не смогу тебе помочь, маленькая глупышка. Прости.
Дани прикрыла глаза.
Боль, зародившаяся под ребрами, лавовой рекой растекалась по всему телу. Руки, ноги как будто одеревенели. В голове – бом, бом-м! Вместе с ударами пульса.
Ксеон сбежал.
Неужели он врал ей?
…Нет, невозможно. Он не стал бы. Никогда. Он был так добр, так обходителен. Никто и никогда так не обращался с помойной крысой Дани. У него такие волшебные глаза. И руки, с длинными, изящными пальцами.
…Но Ксеона не было в камере.
Только Эльвин, который, судя по всему, нашел ее лежащей на полу.
Значит, Ксеон все-таки сбежал, бросив ее на растерзание инквизиции.
Но, быть может, просто не мог взять с собой, и вернется позже?
Дани всхлипнула.
Ей до одури, до дрожи хотелось верить в том, что вернется, спасет из лап черных монстров. Но где-то в глубине души неотвратимо вызревала уверенность в том, что – нет. Уже не вернется. Он – принц. А она кто?
Дани вздрогнула, когда дверь, резко распахнувшись, с грохотом жахнула по стене. В проеме вылилась чудовищная тень.
- Эльвин! Твою мать! Я тебя зачем здесь оставил?
От звуков этого голоса Дани втянула голову в плечи. Она узнала инквизитора. У него было совершенно черное лицо и механическая рука.
Впору умереть от ужаса, но почему-то не получалось.
- Мастер, - предостерегающе откликнулся Эльвин, - прошу вас!
- Просишь? – чудовище остановилось на пол-пути, - о чем ты просишь, Эльвин? Пять лет. Пять лет работы всетемнейшему под хвост. А это, я так понимаю, наша спасительница принцев?
Дани заскулила от ужаса, когда черное лицо склонилось к ней, а железные пальцы впились в подбородок, дергая лицо вверх.
Мастер Аламар тихо выругался, глядя на нее.
- Должна была сдохнуть, - сказал, обращаясь к Эльвину, - но не сдохла.
- Я… ничего не знал об этом, мастер Аламар.
Дани вдруг поймала взгляд инквизитора. Сквозь прорези черной маски на нее таращилось само безумие. А еще где-то там, на самом дне, плескался океан сумасшедшей, неизжитой муки.
«Я умру, - вдруг подумала она, - точно умру. Он меня убьет… Ну и пусть.»
Принц Ксеон, сам того не желая, выгрыз сердце, оставив кровоточащую пустоту. Обманул. И теперь вовсе не одинокая сирота Дани сидела на полу. Пустая оболочка. Бабочка-мечта выбралась из куколки и улетела. Осталось все мертвое, ненужное.
Аламар резко оттолкнул ее от себя, Дани упала на пол, ударилась щекой, но почти не почувствовала боли. Тело по-прежнему казалось несуразным бревном, пальцы и руки не гнулись.
- Тащи ее наверх, - приказал Аламар, - сейчас разберемся, что к чему.
И вышел.
Эльвин тяжело вздохнул, подошел к Дани и протянул руку.
- Идем. Ну?
Она смотрела и едва понимала. Что они хотят? Принц Ксеон сбежал. А без него, без его ласковых взглядов и мудрых слов, нет теперь Дани.
- Поднимайся, - с непонятной злостью процедил Эльвин, - Дани, я тебя предупреждал. Теперь уж ничего не изменить.
Потом, ругаясь в полголоса, он подхватил ее под мышки, дернул наверх, попробовал поставить на ноги. Дани сделала шаг – и колени подогнулись.
- Твою мать, - прошипел мужчина.
Он подхватил ее, обняв за талию и крепко прижимая к себе. От Эльвина пахло морем и сладостью свободы. Дани усмехнулась: еще никогда она не была так близко к нему. Парой дней раньше обязательно бы вырвалась и убежала, но только не теперь… когда уже все равно.
Потом он кое-как выволок ее во внутренний двор замка Энц, туда, где колодец. Там все было черным-черно от инквизиторских мундиров, а у стены, на коленях, стояли тетка Джема и дядька Фольм. Джема рыдала и заламывала руки, Фольм был красен как свекла, и тоже размазывал по лицу слезы. Эльвин подтащил Дани к ним и швырнул, не церемонясь, на землю.
- Ты! Ты-ы-ы! – тетка Джема потянулась к ней скрюченными пальцами, как будто намеревалась выцарапать глаза, - сука, это ты виновата! Ты-ы-ы!!!
Дани покорно замерла, уже почти чувствуя, как грязные жесткие ногти впиваются в лицо, но… что-то отбросило Джему назад, швырнуло оземь. Над головой раздался до боли знакомый голос:
- Прекрасно. Смотрителя и его жену повесить здесь же.
Фольм уронил лицо в ладони и замер, мелко дрожа. Джема метнулась вперед и вверх, уцепилась за сапог инквизитора.
- Господи-и-ин! Помилуйте, Всеблагим молю! Не виноваты мы, не виноваты! Это все она-а-а! Ее вешайте, рубите, топите. Нас-то за что? Поми…
Ее голос резко оборвался, растрепанная голова мотнулась, и Джема зашлась рыданиями, зажимая разбитые губы.
- Повесить, - повторил верховный инквизитор.
И тут Дани обрела голос. Сама не понимая, что в нее вселилось, она подняла голову и вновь поймала страшный, безумный взгляд Аламара.
- Не надо, - четко произнесла она, - пощадите их, мастер. Я одна виновата. Я… одна…
В этот момент он сгреб ее за ворот, дернул вверх и тряхнул, как нашкодившего кошака. Неестественно светлые глаза оказались совсем близко. Дани даже успела почувствовать запах новой кожи, что шел от черной маски.
- Ты, - прошипел инквизитор, - ты даже не представляешь, что ожидает тебя. Доля этих дураков покажется тебе счастливой.
Она все еще не отпускала его взгляд.
Почему, откуда такое безумие? Откуда боль, которая выжигает дотла все живое и оставляет лишь горечь пепла?
- Отпустите их, - повторила она тихо, - делайте со мной, что хотите. Они не виноваты.
- Смотритель тюрьмы несет ответственность за охраняемого преступника, - без запинки отчеканил Аламар, - всего лишь соблюдение законов королевства, милочка.
И разжал руку.
Дани мешком шлепнулась оземь.
Ею постепенно овладевало безразличие. Тетка Джема продолжала подвывать в голос, все еще пыталась вцепиться в сапоги верховного инквизитора, но он попросту отпихнул ее в сторону. Указал на Дани.
- Эту – сразу в пыточную. Допрос второй степени.
- Мастер Аламар, - послышался голос Эльвина, - возможно, было бы целесообразно сперва разобраться с природой ее Дара?
- Я сказал – в пыточную, - процедил инквизитор, - о себе думай, Эльвин. Ты ж знаком с нашим принцем, не так ли? Отчего бы тебе было не помочь бывшему приятелю, м? или что я должен думать?
Дани беспомощно уронила руки. Значит, в пыточную. Ну что ж, она не боится. То, что ожидает… это ведь временно. Все пройдет. И она, наконец, воспарит, войдет в обитель Всеблагого. Но тетку Джему было жаль. Хоть и была она злой, но все ж таки и платье однажды подарила, и даже гребень…
«Они не должны погибнуть. Из-за меня.»
- Мастер Аламар! – опираясь на руки, Дани кое-как поднялась в полный рост.
К ней тут же бросились люди в черных мундирах, но, повинуясь молчаливой команде Аламара, замерли.
- Джема и Фольм не виноваты, - громко сказала Дани, - они не знали, что я давно замышляла освободить принца Ксеона. Пощадите их. Никто не будет так же хорошо присматривать за замком. Никто не захочет здесь жить…
Голос сорвался, и Дани опустила голову.
Несколько мгновений над двором висела вязкая тишина, а потом ее разорвал голос Аламара.
- Чего ждем? Этих повесить, а девку к порталу тащите. Да, вот еще…
Он внезапно оказался совсем близко, Дани почти уткнулась носом в его грудь. Инквизитор дернул косынку, стягивая ее, позволяя волосам рассыпаться по плечам тяжелой пелериной. А затем, уже запустив пальцы в волосы, больно потянул наверх. Шею ожгло, сдавило, да так, что слезы хлынули из глаз. Руки сами собой взметнулись, и Дани, к собственному ужасу, нащупала жесткий кожаный ошейник. Такой же, как был у Ксеона.
***
Все завертелось, как будто Дани снова была маленькой, а отец, лица которого она уже не помнила, катал ее на ярмарочной карусели. Сперва ее тащили под руки куда-то прочь из замка. За спиной выла и визжала Джема. Потом ее голос внезапно утих, как будто свечу задули, и Дани поняла – все. Тетка Джема отправилась к Всеблагому, в которого истово веровала. Она вдруг представила себе Джему, повешенную, с посиневшим лицом и высунутым языком, и от этого тошнота резко подкатила к горлу. Дани вывернуло прямо на дорогу, под ноги господам инквизиторам.
- Ну, ты, сучка!
И кто-то наотмашь хлестнул ее по щеке.
Во рту разлился солоноватый вкус крови.
- Не трогать, - прорычал кто-то. Этим «кто-то» был мастер Аламар. – Не смейте. Хоть кто-нибудь пальцем тронет, повешу за невыполнение приказа.
Ему никто не смел перечить, как обычно не перечат сумасшедшим.
А у моря сверкал, разливался в темноте раннего зимнего вечера портал. О том, что это именно портал, Дани догадалась. Она ведь никогда ничего подобного не видела. Но что еще может выглядеть как полупрозрачная воронка с рваными краями, висящая над берегом?
Ее приволокли к порталу и, все еще держа под руки, с размаху сунули лицом сквозь лимонно-желтое пламя. Дани зажмурилась. Внутри все сжалось, ощущение было таким, словно она прыгнула с высокого обрыва и падает, падает…
Деревянные подошвы ударились о каменный пол.
Открыв глаза, она огляделась: высокие сводчатые потолки, серые стены. Белые магические кристаллы в подставках, от которых выстилается по полу и стенам свет сродни лунному. А дальше… Дани скрутил еще один приступ тошноты, но желудок был уже пуст, так что на сей раз рот наполнился горечью.
У стен красовались излюбленные инструменты инквизиции. И, судя по засохшим ржавым пятнам, ими пользовались часто и со вкусом.
В этот момент ее дернули, раздался треск разрываемой материи. Дани ухватилась было за корсаж, безуспешно пытаясь прикрыться, но его вырвали из рук. Тело обожгло холодным воздухом, и Дани захлебнулась собственным криком: с нее деловито содрали последние лоскутки ткани, оставив в чем мать родила. Затем также деловито, выверенными движениями, связали запястья, зацепили веревку за ржавый крюк и вздернули наверх. Дани зажмурилась. Боль резанула запястья, хотелось кричать, плакать и умолять. Но ведь… бесполезно.
И она начала тихонько молиться Всеблагому, чтобы поскорей забрал к себе.
Осторожно пошевелив ногами, Дани почти достала пальцами до пола. Потянулась – и едва не взвыла. Запястья как будто тупым ножом резануло.
С ней больше не разговаривали. Инквизиторы повертели ее из стороны в сторону.убедились, что одежды никакой не осталось, и потянулись к выходу. Один посетовал, мол, девка сочная, а мастер Нирс приказал пока не трогать. Ему кто-то ответил - ну то ж пока…
Потом она открыла глаза и поняла, что совершенно одна. Только лохмотья света на полу и холод, голодный, жадно облизывающий тело.
Она уронила голову на грудь. Если бы только… если только забыться.
Но потерять сознание пока не получалось.
Запястья, стянутые веревками и принявшие на себя вес тела, болели все сильнее. Дани начало казаться, что они вот-вот оторвутся, и она упадет, размахивая обрывками рук, забрызгивая все вокруг кровью.
«Пожалуйста… Забери меня…»
На миг ей показалось, что Ксеон где-то рядом, и что вот-вот он разрежет веревки, подхватит ее на руки.
«Он не вернется. Ты ему не нужна больше».
Это, похоже, и была ее личная правда, от которой кровоточила душа.
По щекам покатились слезы.
Как же больно, когда предает человек, которого… Впрочем, он ведь не обещал тебе ничего, маленькая помойная крыса? Так с чего ты взяла, что он что-то чувствует к тебе? На взгляды купилась? Ха! Да ты, Дани, просто ничтожество!
И она расплакалась в полный голос.
Все, что довелось пережить на улице, а потом в замке Энц – все оказалось сущими пустяками по сравнению с болью, которую подарил принц Ксеон.
- Плачешь?
Низкий, чуть хрипловатый голос.
Дани сразу его узнала, своего главного палача.
Осторожно глянула перед собой, сквозь спутанные волосы.
Черная мужская фигура остановилась у противоположной стены, прислонившись спиной к стене.
- Поплакать иногда полезно, - с издевкой заметил инквизитор, - облегчает душу перед тем, как ее примет Всеблагий отец наш.
Дани промолчала. Шмыгнула носом.
Она исподлобья наблюдала за тем, как мастер Аламар прошелся по помещению. Кажется, он слегка приволакивал ногу.
- Почему ты освободила принца? – спросил он, и голос прозвучал на удивление равнодушно.
- Он умирал, - выдохнула Дани, - ошейник… его душил…
- А ты, значит, такая добрая, что решила облегчить страдания человеку, посягнувшему на жизнь своего монаршего отца?
- Принц хороший человек, - она невольно всхлипнула. Боль в запястьях становилась невыносимой.
- Вне всякого сомнения, - черная тень медленно приближалась.
«Если он прикоснется ко мне, я умру», - решила Дани.
- И именно поэтому ты решила, что этого хорошего человека нужно избавить от страданий, - констатировал Аламар, - но отчего же ты теперь здесь, а твой прекрасный принц – неведомо где? Если он такой хороший, почему оставил тебя на растерзание инквизиции?
- Я… - и она поникла.
- Мда. Просто неразрешимый вопрос для твоего примитивного умишка. Кстати, зовут тебя как?
- Дани.
Ей казалось, что ее шепот неразличим в тишине, однако же Аламар обладал превосходным слухом.
- Дани, - повторил он, словно пробуя имя на вкус.
Подошел почти вплотную, и она ощутила холодное прикосновение металла к лицу. Чудовище провело по щеке металлическими пальцами, спустилось к шее, очертило пылающий болью ошейник. Осторожно, играючи, почти нежно.
- Хочешь, я расскажу тебе, за что этот хороший человек был отправлен в замок Энц? – очень тихо поинтересовался Аламар.
- Вы все равно не скажете правды… о нем…
- Ну, конечно. Он наверняка тебе рассказывал о том, как пострадал из-за своего дара менталиста, как его держали взаперти, и как он решил вырваться на свободу. Отчасти это правда, Дани. Но… разве он не рассказывал тебе о том, как устроил бунт механоидов, нашей непобедимой армии, и как толпа механических монстров хлынула в жилые кварталы, чтобы убивать? Разве он не рассказывал тебе, что все это было его рук делом? Исключительно, чтобы опробовать свои возможности…
Аламар неожиданно умолк. Постоял рядом, не прекращая обводить скулы Дани своей ужасной железной рукой, затем отошел.
- Об этом он тебе не рассказывал, маленькая глупая мышка. А ты поверила в то, во что хотела верить. Ну, и как оно? Ты счастлива оттого, что твой прекрасный принц на свободе?
Дани промолчала. Тихо радовалась, что Ксеон далеко отсюда. Жаль вот только, что он оказался не таким уж благородным, каким она его себе представляла.
- Ба, да ты, похоже, в него влюбилась, - вдруг высказал догадку Аламар, - это уже даже не смешно. Женщина, у тебя голова набита соломой? Принц Ксеон, конечно, всегда был любителем… гхм… вполне определенно сорта женщин. Иными словами, он любил шлюх. Но шлюх породистых, каких полно при дворе нашего благословенного небесами монарха. Неужели тебе взбрело в голову, что он может что-то испытывать к тебе? Отвечай.
В этот раз в голосе зазвенел гнев. Дани подняла голову, смело выдержала его взгляд.
- Я ничего не ждала в ответ. И вам… вам этого не понять… Вы можете хоть на куски меня разрезать, но вам… вы и мизинца его не стоите!
- Действительно, влюблена по уши, - Аламар усмехнулся, - ну кто бы мог подумать. Впрочем, Ксеон поступил умно, ничего не скажешь. А Эльвин ушами прохлопал. Пять лет. Пять гребаных лет моей работы. И сотни жизней, которые он взял тогда... Они так и остались неотмщенными.
Помолчал несколько мгновений. Затем спросил:
- Что мне теперь делать с тобой, а? У меня есть все причины тебя вздернуть. Или сжечь. Король одобрит любое мое действие, он слишком дорожит своей властью и своей армией…
- Делайте… что хотите, - выдохнула Дани.
Силы стремительно убывали. Перед глазами плавали черные точки, вестник скорого обморока.
«Ну и прекрасно».
- Мало проку с мертвой дурочки, - продолжил меж тем Аламар, - и смерть – это слишком легкий для тебя выход, милашка. Мне хочется резать из тебя ремни, когда я вспоминаю о том, что ты натворила… И, заметь, хочется делать это вечно. К тому же, я так до сих пор и не понял, почему ты не обратилась кучкой пепла, когда расстегнула на принце мой ошейник. Мда. Вот ведь вопрос.
- Убейте меня, - шепнула Дани, - у меня и так ничего не осталось… вообще ничего…
- Ну прямо-таки ничего, - взгляд сумасшедшего скреб душу, выворачивал наизнанку. – Твой возлюбленный дал деру, но жив и здоров. В отличие от тех, кто погиб из-за его действий.
Аламар задумался. Прошелся по комнате, время от времени поглядывая на Дани. Затем приблизился. Она сдавленно ойкнула, когда холодная металлическая рука беззастенчиво опустилась прямо на грудь.
- Я хотел тебя пытать и потом казнить, - откровенно признался инквизитор, водя подушечкой большого пальца по ареоле соска, - ты не представляешь… Дани, насколько я тебя ненавижу за то, что ты натворила. Я ненавижу и тебя, и твоего возлюбленного принца. За то, что он натворил когда-то. За то, что ходит и дышит, и ты этому поспособствовала.
Она всхлипнула и попыталась отодвинуться. Все еще не могла увязать воедино, откуда такая ненависть, леденящая кровь в жилах? Что такого натворил Ксеон? И при чем здесь она, никому не нужная девчонка из подворотни?
Каждое прикосновение вызывало рвотный рефлекс, но инквизитор, похоже, наслаждался ее реакцией.
- Да-да, милая, - холодные пальцы скользнули вниз по животу, мягко обрисовали линию бедер, - мне хочется заставить тебя страдать. Но те милые вещи, которые ты здесь видишь, быстро убивают тело и разум, а когда разум умер, страданий уже нет.
Дани изо всех сил дернулась и взвизгнула, когда металл коснулся самого сокровенного.
- Нет… не надо!
- А, вот как… - он склонил голову к плечу, - не нравится, да?
И добавил:
- Я хочу, чтобы тебе было плохо. Все просто.
Задумался. Дани, скрипя зубами от боли в запястьях, кое-как выгнулась, ушла от омерзительных прикосновений.
- И, кажется, я придумал, как с тобой поступить.
Он запустил ей в волосы здоровую руку, сжал, царапая затылок. Приблизил свое лицо к ее.
В ноздри снова ударил запах новой кожи.
И эти глаза… Дани все бы отдала, чтобы никогда не видеть их безумного блеска, но то на поверхности, а в глубине - корчится, содрогается в предсмертной агонии душа инквизитора.
- Ты вернешь мне все то, чего лишил меня принц Ксеон, - прошипел Аламар, - почему бы и нет, в конце концов?
***
Когда он вышел, Дани уже колотил озноб, да так, что зубы клацали. Она так и не поняла, что он там задумал, этот зверь с больными глазами, но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: дальше ее не ждет ровным счетом ничего хорошего.
Она облизнула потрескавшиеся губы. На языке стало солоно от слез.
«Я ведь Ксеона больше никогда не увижу, - внезапно подумалось Дани, - Аламар заберет меня… и, наверное, жить я больше не буду. Ну и пусть. Главное, что Ксеон на свободе».
Она невольно уцепилась за эту ниточку, последнюю, что сшила ее душу со всем чистым и светлым, и на удивление, боль начала отпускать. Дани представила себе, как умрет, и будет мирно лежать где-нибудь под холмиком на краю кладбища, а Ксеон в это время будет… где-нибудь там, далеко, в чудесной и справедливой стране, где его никто и никогда не будет запирать подальше от чужих глаз, и где его не достанет страшный человек в черном. От этих мыслей действительно стало легче. Дани приободрилась, озноб ушел. Она все еще болталась в дюйме над полом, но рук уже не чувствовала. Так действительно было легче.
Потом снова пришли люди в строгих мундирах серо-мышиного цвета, деловито сняли ее с крюка и куда-то молча поволокли. Дани едва нашла в себе силы держать голову. На то, что она была совершенно обнаженной, и все эти незнакомые мужчины беззастенчиво пялились на нее, было наплевать.
Ее притащили в другую комнату, без окон, где единственной мебелью была скамья. Из темного угла выплыла сухая и тонкая, как щепка, женщина, окинула Дани безразличным взглядом и выдала грубую рубаху.
- Одевайся.
Дани послушно схватилась за ткань, но руки отказывались повиноваться, пальцы не хотели сжиматься.
- Ну, поторопись, девка. Мастер не любит ждать, - сказал один из сопровождающих. Свои слова он сопроводил чувствительным тычком под ребра, Дани согнулась пополам. Перед глазами поплыло.
Но в следующий миг словно невидимая сила скрутила обидчика. Он кулем свалился на пол и заскулил, неестественно выгибаясь в конвульсиях. Дани прижала к груди рубаху и забыла, как дышать, потому что со стороны входа раздался спокойный голос Аламара:
- Николас, я бы попросил впредь быть вежливым с этой юной леди.
- Отпустиииите, - заскулил инквизитор, крутясь по полу, словно червяк на раскаленной сковородке, - я же… ничего…
- Это мое право, наказывать, - пояснил Аламар, - Лиз, помогите девушке одеться.
Женщина-щепка кивнула, подошла и взяла у Дани злочастную рубаху.
- Поднять руки можешь? Подними, будь так добра.
Дани кивнула и кое-как выполнила приказ. Тогда женщина ловко натянула рубаху на Дани, просунула руки в отверстия и одернула подол. Николас тем временем, кряхтя, поднялся, бросил на Дани ненавидящий взгляд и захромал прочь. Дани проводила его взглядом и наткнулась на черную фигуру Аламара.
Если бы не маска…
Она была готова поклясться, что этот гад ухмыляется, осматривая ее с головы до ног. Взгляд неприятно лип к коже, как будто мысленно верховный инквизитор Рехши стягивал убогую сорочку, оголяя плечи и грудь.
- Позвольте вашу руку, леди, - с неприкрытой насмешкой произнес он и протянул ей свой ужасный протез.
Дани опустила голову. Похоже, у нее не было выбора. Но куда он ее поведет сейчас? Рубить голову? Четвертовать?
Чувствуя, как сердце пропускает удары, она вложила свои пальцы в холодную ладонь. Тут же металлические тиски сжались, да так, что она невольно вскрикнула. Закусила губу.
- Прошу прощения, - в голосе Аламара явственно слышалась насмешка, - к сожалению, я не всегда могу рассчитать силу моей механической руки.
Но хватку так и не ослабил, потащил Дани куда-то по коридору. Несколько раз она наступала босыми ступнями на острые камешки, оступалась, и тогда Аламар еще сильнее сжимал ее руку, так, что еще чуть-чуть – и кости захрустят.
- Куда… мы идем? – прошептала она, едва поспевая за инквизитором.
- Ты будешь открывать рот только тогда, когда я позволю.
Глаза предательски защипало. Дани шмыгнула носом, поморгала, чтобы не разреветься. Нет, она не будет показывать ему, насколько слаба. Она выдержит все, что бы он там не замыслил. В конце концов, Ксеон на свободе – а это что-нибудь да значит…
Аламар на миг помедлил перед деревянной дверью, затем толкнул ее. Дани очутилась в богато обставленном кабинете: роскошные ковры повсюду, тяжелая мебель, груды книг в потрепанных переплетах, свитки, полки, уставленные стеклянными флаконами самых разных форм… Там их уже ждали. Маленький седой жрец Всеблагого, в серой рясе, перепоясанной бечевой. Он был весь какой-то светлый. Казалось, что тени кабинета шарахаются от него, жмутся по углам.
- Мастер Аламар? - жрец приподнял брови.
- Да, святой отец. Вы все правильно поняли. Я хочу, чтобы вы сейчас же провели брачный обряд. Это ведь не займет много времени, не так ли?
Дани отпрянула.
Так вот что он задумал!
Боже, но как… как она переживет это? Как сможет вообще с этим жить дальше? О, да. Надо отдать должное Аламару. Он придумал самую изощренную пытку, какую только смогло породить его извращенное воображение! И вместе с тем угадал как нельзя лучше: в самом деле, что может превратить жизнь женщины в непрекращающийся кошмар? Каждый день просыпаться рядом с ненавистным мужем. И каждую ночь ему принадлежать.
- Лучше убейте, - прошептала Дани, - умоляю.
Аламар качнул головой.
- Умереть всегда просто, дорогая. Куда сложнее жить с осознанием того, что ничего не можешь изменить. Впрочем, я думаю, что ты проживешь не долго. Женщины ведь часто умирают в родах.
- Послушайте, - вклинился в их разговор жрец, - я не совсем понимаю, что происходит. Мне передали, что мастер Аламар Нирс желает меня видеть по важному вопросу…
- Ну так это и есть тот самый важный вопрос, - огрызнулся инквизитор, - я хочу, чтобы вы провели брачный обряд. Я беру в жены эту милую девушку. Здесь и сейчас.
Кабинет начал вращаться перед глазами. Медленно, быстрее, еще быстрее…
Откуда-то издалека Дани слышала, как жрец говорит:
- Вот видите, девушке плохо. Я не могу… Нет, правда, не могу…
- Вы не выйдете отсюда живым, святой отец. Да, я отдаю себе отчет. И – да, я в своем уме.
- Всеблагий покарает вас, мастер Аламар, - Дани представила себе, как светлый жрец поджал губы, - впрочем, раз вы так настаиваете, я проведу обряд. Только приведите ее в чувство.
Дани внезапно обнаружила себя лежащей в объятиях инквизитора. И снова черное лицо склонилось к ней, снова запахло свежевыделанной кожей. Этот взгляд… взгляд умирающего, бесконечная агония. Она вдруг поймала себя на том, что не может ненавидеть своего мучителя, ведь он и без того корчится в муках. Вот так. Хотела бы ненавидеть, да не получается. Глупо.
- Ну, вот, с девушкой все в порядке, - бодро произнес Аламар, убирая от лица Дани маленький флакон с ароматической солью, - давайте, святой отец. Мне не терпится уехать домой с моей молодой женой.
Дальше все было как в тумане. Едва соображая, что делает, Дани позволила обмотать свою руку и механическую длань инквизитора ритуальной лентой, бело-золотой, с миниатюрными изображениями вечных слуг Всеблагого. Потом жрец спрашивал согласие, ее и Аламара.
- Лучше убейте, - одними губами произнесла Дани, и тут же вскрикнула. Ей показалось, что зверь попросту переломает ей пальцы.
- Она согласна, - заверил Аламар, - вы же знаете этих девиц, все у них капризы на уме.
- Ну, как знаете, - недовольно ответил жрец, - а вы-то? Согласны взять в жены эту женщину, чтобы жить с ней в любви, беречь и защищать до конца дней своих?
- О, да, - промурлыкал Аламар, - со мной она будет безмерно, просто безмерно счастлива.
- Вот и прекрасно. Отныне вы муж и жена. Можете скрепить брак поцелуем.
- Мы его обязательно скрепим, святой отец. Только чуть позже и не только поцелуем.
В груди похолодело. Вот оно.
Как она будет жить со всем этим?
Дани порывисто вздохнула. И едва не завопила от ужаса, когда Аламар заправил ее непослушные пряди за ухо.
- Ты счастлива, моя дражайшая жена? – теплое дыхание пощекотало кожу, - надеюсь, что ты не будешь разочарована. Идем же! Мне не терпится… как это называется? Консуммировать наш брак.
И вновь потащил ее куда-то.
Дани шла словно в тумане, не замечая ничего и никого.
Она с трудом осознала, что прошлепала босиком по мокрому снегу, что Аламар затолкал ее в закрытую карету. Опомнилась только, когда со всех сторон надвинулась кромешная тьма. Тьма, пахнущая сыростью, осенью, дымом костров… Тьма пахла Аламаром.
- Куда мы едем? – хрипло спросила она, - что вы со мной теперь сделаете?
Тьма напротив дернулась навстречу, и Дани отшатнулась, ощутив на лице теплое дыхание.
Аламар хмыкнул.
- Мы едем домой, дорогая жена. Да будет тебе известно, у меня есть дом. И теперь ты будешь жить там, вместе со мной. И упаси тебя Всеблагий вытворить какую-нибудь глупость… Ты пожалеешь об этом.
Дани устало закрыла глаза.
Все, чего ей хотелось – это поспать. Долго, как можно дольше, а самое лучшее – вечность.
- Зачем вы это сделали? – тихо спросила она.
- Я уже сказал, зачем, - глухо ответил Аламар, - ты, моя дорогая, вернешь мне все то, что отнял принц Ксеон, которого ты имела неосторожность полюбить и выпустить на свободу. Жена у меня уже есть, осталось дело за малым – обзавестись ребенком.
- Вы ненормальный, больной человек, - выдохнула Дани, - лучше бы вы убили меня.
Он усмехнулся.
- Не тебе решать, милочка, что лучше, а что хуже. Здесь решаю я. А ты будешь послушно раздвигать ноги, пока не понесешь. И молчать. Терпеть не могу, когда в моем присутствии несут чепуху.
***
Карета остановилась. Дани сглотнула горькую слюну и взглянула в сторону инквизитора.
«Моего супруга», - поправила себя мысленно и невольно усмехнулась.
Ад, которым пугала ее и старая тетушка, и Джема, начинался для нее прямо сейчас и при жизни. Вряд ли мастер Нирс будет церемониться с преступницей. Она только никак не могла взять в толк, за что он так ее ненавидит. Того, что освободила принца, явно было недостаточно для обжигающей, словно раскаленный добела металл, ненависти.
Повисла напряженная тишина. Дани смотрела туда, где сидел, не шевелясь, Аламар, но ожидаемо не видела ничего, кроме темноты. В карете было темно, снаружи – ночь, да и Аламар в черной маске.
«Интересно, что там у него? – этим вопросом Дани задалась впервые, - наверное, какое-нибудь уродство. Шрамы от ожогов, например. Или болезнь какая».
Невольно передернув плечами, Дани мысленно попросила Всеблагого, чтобы это были просто шрамы. Их Дани не боялась, каким бы кошмарными они не оказались. Ну, рубцы. Ну и что. У многих, с кем она делила пищу и кров на улице, были исковерканные шрамами тела. Так что она очень твердо себе уяснила, что внешнее уродство – это вовсе не то, чего нужно опасаться.
- Чего ждем? – подал голос Аламар, - ах, да, совсем забыл.
Смазанное движение в кромешной тьме, и дверца кареты распахнулась.
- Прошу, - Дани кожей ощущала гнев и ненависть, исходящие от него.
Словно горячие волны катались по коже, забиваясь пеплом в ноздри, оседая горечью на языке.
Вздохнув, Дани поднялась и послушно выбралась из кареты. Невольно охнула, наступив на хрусткий ледок, тут же провалилась по щиколотку в лужу, но вмиг была подхвачена под локоть.
- Ты неуклюжа, как корова, - прорычал над ухом Аламар, - иди вперед, и хотя бы не расквась нос.
Похоже, он получал своеобразное удовольствие, оскорбляя ее и поддевая на каждом шагу. Дани промолчала. Толку разговаривать с таким?
Стояла глубокая ночь. Ветер хлестал по коже, отбирая последние крохи тепла, трепал рубаху. Впереди, в десяти шагах, лаково блестела решетка калитки, рядом с которой тускло мерцал запирающий артефакт. Дани пошлепала туда. Зубы начинали выбивать барабанную дробь, ледышки кололи босые ступни.
Тем временем Аламар черной тенью обогнал ее, приложил ладонь к артефакту и толкнул калитку. Дани молча следовала за ним.
Особняк почти полностью слился с ночью, обозначив несколько окон тусклыми огоньками. Все левое крыло было погружено во мрак, и взгляд непроизвольно льнул к этому сгустку тьмы, а сердце болезненно сжалось. Дурное предчувствие? У Дани такое порой случалось. В последний раз было перед тем, как застрелился драгоценный кузен. Она тогда смотрела на него, еще живого, но отчего-то испытала такой приступ страха, что едва не грохнулась в обморок. Вот и сейчас, щурясь в темноту, Дани ощущала, как ледяными волнами накатывает необъяснимый ужас.
- Что здесь произошло? – пробормотала она и прикусила губу. Зря спрашивала. Сейчас начнется.
Она ожидала, что на нее немедля обрушится шквал насмешек, но Аламар, на удивление, лишь ответил:
- Не твоего ума дело.
Между тем они приближались к особняку, левое крыло осталось позади, и страх отступил. От парадного веяло теплом и уютом. Дани, переступая с ноги на ногу, внезапно ощутила прилив сил, даже трястись перестала. Она просто смотрела на резные высокие двери, а душа грелась у неведомого огонька, так, словно в этом месте с ней могло приключиться нечто хорошее.
«Ну что за глупости, - подумала она и покосилась на замершую рядом черную фигуру, - что вообще может меня здесь ждать хорошего? Чудовище, заполучившее жертву».
Ее передернуло. Да, вот уж правда, она в полной власти этого человека, и он сможет сделать с ней все, что посчитает нужным.
Аламар потянул на себя бронзовую ручку.
На Дани упал мягкий свет, какой могут давать магические кристаллы. Она потянула носом и едва не разрыдалась: пахло свежей выпечкой. Домом. Семьей и любовью. Так не могло пахнуть в жилище Аламара Нирса. Должно было за милю разить гарью и ненавистью. Разве так может случиться, чтобы у такого чудовища был такой дом?
- Входи, - коротко приказал Аламар и для пущей убедительности подтолкнул в спину.
Дани переступила порог и остановилась.
У нее ноги по щиколотку вымазаны грязью, а дальше – чистый, золотистый деревянный пол. И лестница с мраморными перилами и резными балясинами, уводящая на второй этаж. Дани снова начало знобить, она обхватила себя за плечи руками.
Ну вот. Она в доме Аламара. А что дальше?
- Ньями! Ньями! – позвал он, широким шагом пересекая холл и не обращая внимания на мокрые следы на чистом полу.
- Господин Аламар, - раздался от