Март месяц 1953 года застал меня - студента-практиканта пятого курса в селе Шилово Калманского района, что под Барнаулом. Это была третья и последняя практика за период обучения в Омском государственном институте ветеринарной медицины. Она же была и очень ответственной, поскольку я был в одиночестве направлен для работы в вспыхнувшем очаге бруцеллеза крупного рогатого скота.
В этой работе была и моя заинтересованность, так как я был определен на платную должность и, кроме того, при контактах с больным скотом в очаге опасном для людей, выплачивались дополнительно так называемые инфекционные.
Для студента, не имеющего ничего, кроме стипендии, это было главное, за этим мы - несколько человек, и устремились на Алтай, зная о возможности подзаработать.
С работой я справился довольно уверенно. У общественного крупного рогатого скота кровь была взята на местах — в скотных дворах и отправлена в краевую ветеринарную лабораторию для серологического исследования на бруцеллез, а у скота, принадлежавшего колхозникам, взятие крови приспособились осуществлять в «предбаннике» кузнецы в теплых условиях.
В эти дни по радио передавались бюллетени о болезни Сталина, а поскольку радио было только в клубе, то он был открыт в эти дни с утра и до позднего вечера, и в нем постоянно было многолюдно. Ежедневно забегал и я послушать такую неожиданную новость, а в день, когда объявили о его смерти, я забежал чуть с опозданием - уже выступал Маленков со своей мобилизующей народ речью, довольно уверенной и оптимистичной.
Зал клуба был заполнен полностью, все сидели на длинных скамейках и внимательно слушали. К моему удивлению, никто не плакал, а все без исключения щелкали семечки, шелуху аккуратно сплевывая в кулак левой руки.
Я почему-то считал, что должны были найтись плачущие, но их не оказалось.
После Маленкова выступил Берия. Говорил он громко, очень четко, уверенно и мне тогда, еще очень молодому, показалось, что голос его звучит как голос победителя, а не как человека, выражающего соболезнование.
Третьим выступал Молотов. Его речь совершенно отличалась от первых двух ораторов. Как тогда мне показалось, он безгранично переживал эту утрату: говорил тихо, голос ' дрожал, часто переходя чуть ли не на шепот, и думалось: вот-вот заплачет. А думалось так потому, что в народе в то время было распространено мнение, что Молотов последние годы, не имея определенного поста, непосредственно помогает Сталину, так как более двадцати лет считался вторым лицом в государстве. Тогда было неизвестно, что он был не у дел и, возможно, ждал своей гибели, а его дражайшая супруга пребывала в одном из Сталинских гулагов более десяти лет, возможно, он был счастлив до слез, что пережил забойщика своего народа, А может, надеялся, что теперь настанет час, когда его жену, наконец, выпустят на волю, и он встретится с любимой и последние годы доживет нормальной человеческой жизнью. Во всяком случае, такие мысли возникают теперь и дело за историками ответить народу на этот вопрос.
После окончания речей публика молчаливо стала подниматься со скамеек и расходиться по домам, вынося в кулаках семечные скорлупки на улицу, даже у председателя колхоза не нашлось слов что-нибудь сказать народу, выражая
соболезнование.
Вернувшись из клуба, я сказал старикам, у которых квартировался, мол, радио сообщило: товарищ Сталин скончался - и стал внимательно ожидать реакции старшего поколения на это известие.
- А я думал, что этого черта не переживу, - сказал, не торопясь, дед. - Какая радость - умер дезертир Первой мировой войны.
Бабушка на время онемела от неожиданной вести; потом голос ее задрожал, она немного всхлипнула, но не прослези-
лась и, подняв правую руку на уровень плеча, вытянула ее вперед, сделала указательный и средний пальцы в форме рогатины и сказала: - Я бы ему и дохлому выколола глаза за ту жизнь, которыю он сделал для нас. Живем в деревне и все годы не хватает хлеба, жиров, мяса и одежонки - самого необходимого. Да когда же еще такое было, и, обратившись ко мне, добавила. - Молодой человек, вспоминается частушка еще тридцатых годов, но она была в тайне - за нее могли и расстрелять в то время:
Давно, при Николашке,
Ходил в сатиновой рубашке
Нонешная власть
Портянки не даст.
- А я помню вот какую частушку, - сказал дед:
Когда Ленин умирал, Сталину наказывал: Хлеба много не давай, Сала не оказывай.
- Очевидно, сочинитель этой частушки понимал, что голодный человек не будет думать о чем-либо другом, кроме поисков пищи для выживания, а хорошо откормленный забесится от избытка жира и будет придумывать себе занятия, которые могут забрести ему в голову, вплоть до революционных, не заботясь о последствиях, - сделал старичок такой философский вывод.
Таков отклик деревни, в которой я начинал набираться опыта в работе, на смерть человека, которого ежедневно, много лет восхваляли на все лады наши средства массовой информации. А сельского населения в стране в те годы было не менее 65 процентов.
КОНЕЦ ГОНЧАРНОГО ДЕЛА
В годы Великой Отечественной войны в нашем городке отношения людей были почти рыночные. Главный продукт -хлеб был в магазинах в ограниченном количестве, отовари-
вался только по карточкам. Не все товары, но очень многие, можно было купить на рынке, начиная от булки хлеба государственного производства, естественно, по очень дорогой цене, лепешек домашней выпечки, картофельных драников, патоки, картофеля, масла сливочного, семечек, ранеток, бумаги тетрадной, газет, одежды, обуви и так далее.
Не исключением была и посуда местного производства: крынки и горшки. Эти товары вырабатывались местными гончарами, проживающими в пригороде городка, который назывался Городищем. Он представлял одну длинную улицу, расположенную с южной стороны озера. Основная часть городищенского населения работала в местном колхозе, но были и те, которые продолжали традиции своих предков, - делать посуду из глины, возможно, даже во внеурочное время от основной работы.
В один из теплых майских дней 1948 года на рынок города въехала телега с впряженной коровой. Ее вела в поводу женщина лет сорока. На телеге сидел мужчина - одноногий инвалид, рядом лежала пара костылей и десятка два горшков и крынок, предназначенных для продажи.
Только повозка заехала на базарную площадь, как была остановлена двумя милиционерами, дежурившими на рынке.
- Стой! - скомандовал один из них.
Женщина, оробев, остановила свою коровенку.
- Ты опять, спекулянтка, занимаешься своими крынками,
подрывая государственную торговлю? Сколько можно тебя
предупреждать? На прошлой недели ты привозила на ручной
тачке, а сегодня уже нагрузила телегу с живым тяглом.
- Дак нет крынок в магазинах, - ответила женщина.
- Нет, так будут.
- Когда будут - тогда и перестану возить.
Сержант крикнул на своего помощника: - Хватай эти черенки, и об землю.
Помощник быстро стал хватать горшки и крынки и с силой ударять о землю. Посуда при ударе рассыпалась на мелкие осколки.
Мужчина, сидевший на телеге, стал обращаться к милиционеру, пытаясь что-то сказать, но на него стражи порядка не обращали внимания.
Женщина, державшая в поводке корову, поняла, что лучший выход из этой ситуации - быстрее убежать с рынка, и она круто повернула в обратную сторону и, хлестнув корову, чуть ли не бегом выехала за территорию рынка и без оглядки удалилась.
Стоящие на рынке потенциальные покупатели горшков и крынок, особенно женщины, стали возмущаться, что им не предоставилась возможность обзавестись тарой для хранения молочных продуктов.
- Пусть бы еще сегодня продала, да предупредить их, - сказала пожилая женщина.
- Мы ее уже предупреждали когда она их приносила в мешке и привозила на ручной тележке, так она, видите, как послушалась - стала возить уже на телеге. Сколько государ
ство может терпеть пережиток капитализма: захотела разбогатеть, - объяснил сержант возмущающимся.
После такого погрома горшки и крынки больше не появлялись на знаменитом городском рынке: похоже, был положен конец гончарному ремеслу в нашем городишке.
ОНИ ЛЕЧАТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
Будучи студентом Омского государственного института ветеринарной медицины, я усомнился, когда на лекции по эпизотологии профессор Бельков Николай Фастович сказал, что врач лечит человека, а ветеринарный врач - человечество. Но, окунувшись в производственную деятельность, я неоднократно вспоминаю его слова. Действительно, бывает, когда при заболеваниях, общих как человеку, так и животным, ветеринарный врач, при своевременном диагностировании заболевания среди животных и при проведении комплекса мероприятий, предотвращает заболевания людей, а медицинский врач, в случае заболевания человека, осуществляет лечение.
А поэтому, уважаемый читатель, позвольте привести наглядный пример.
В 1954 году, уже год проработав после окончания института и убедившись, что наши кадры среднего звена, имея слабоватую подготовку, а иногда и врачи, работая в условиях бескормицы и плохих условий содержания животных, часто несвоевременно диагностируют вспышки инфекционных заболеваний и этим допускают падеж животных, и возможны случаи заболевания людей.
Поэтому, получив назначение на новый участок работы для обслуживания шести колхозов, входящих в зону Голыш-мановской машино-тракторной станции, я сразу приступил к изучению эпизоотической обстановки: просмотрел ветеринарную отчетность, объехал все колхозы, познакомился с кадрами на местах, произвел осмотр животных, и в первом же хозяйстве - колхозе «Красный пахарь», в деревне Гагарысо-во, убедился в наличии бруцеллеза овец - одного из самых опасных заболеваний для человека.
Чабаном на ферме работал молдованин по фамилии Овчар, из ссыльных в 1946 году из Молдавии. Человек он был опытный в овцеводстве - мог квалифицированно оказать помощь животным родовспоможением, подлечивать раны и выполнять другие лечебные процедуры." О таких людях можно сказать, что он душу вкладывал в любимое дело.
Когда я узнал, что за прошлые два года он не получил и по двадцати ягнят на сотню овцематок, то спросил: - Что за причина? Это же ненормально!
- Врачи сказали, что овцематки обортировали от кормления гнилой соломой; ее снимали с крыш, пролежавшую, может быть, двадцать лет, и поэтому в зимовку 1952-1953 годов были массовые выкидыши, - ответил он.
- А сейчас как? - спросил я.
- Сейчас абортов намного меньше, в основном, аборти
руют ярки.
- Почему же ярки абортируют, их же не кормили гнилой соломой?
- А вот этого я не знаю, товарищ врач.
- А как вы сами себя чувствуете, не болеете ли? - спросил я.
И тут мой собеседник разговорился и сказал о своих болячках:
- Болят суставы, особенно рук, температура часто поднимается, общая слабость, вы видите, я весь пожелтел.
- Обращались ли вы в больницу?
- Бывал на приеме у терапевтов, давали лекарства, но никакого улучшения. И вот уже третий год страдаю.
- А кровь у вас из вены брали для исследования?
- Такого не было, товарищ врач.
- Меня удивляет, что они этого не сделали, - с сожалением сказал я. - Ваша болезнь совпала с массовым клиническим проявлением заболевания овец характерным для овечьего типа бруцеллеза. Вам срочно нужно ехать в районную больницу и попросить провести диагностическое исследование на бруцеллез. У меня не вызывает сомнения - вы больны
бруцеллезом. А завтра же я снова приеду на ферму и сам проведу поголовное исследование всей отары бруцеллизатом.
На второй день, как и было обусловлено, всей отаре в четыреста голов, ввели внутрикожно в подхвостовую складку бруцеллизат.
Овчар внимательно посмотрел на внутрикожную манипуляцию введения аллергена, и улыбаясь, довольно сказал:
- Это делал в прошлом году ветеринарный фельдшер Николай Федорович Меншаков. А что толку: руки у него дрожали, он колол как попало, иногда проколет поперек складку, а лекарство выльется на землю.
- Больные были? - спросил я.
- Нет, не было. Да он и посмотрел голов двадцать и сказал: «Все в порядке - больных нет».
- А бывший старший ветврач, Нина Петровна?
- Она сказала, что овце нужно килограмма два с поло
виной в день сена, и все будет в порядке, - ответил Овчар.
Я промолчал, но подумал, что врачам в таких делах ошибаться непростительно.
Через двое суток я приехал для читки реакции. Овчар меня встретил, радостно улыбаясь, и, поприветствовав, сказал; - Товарищ врач, после вашего лекарства у всех овец хвосты с курдюками повернулись вправо, а на левой хвостовой складке, где вводили лекарство, шишка; у некоторых почти с куриное яйцо.
- Это явный бруцеллез, - сказал я, но для порядка, пересмотрим поголовно с пересчетом и разобьем на две отары, чтобы знать процент положительно реагирующих. Проделав это, выяснили, что больных было более восьмидесяти процентов, и, согласно инструкции по борьбе с этим заболеванием - опасным для людей, отара подлежала поголовному забою на санитарной бойне.
Результаты исследования отары, оформив документально, я довел до сведения председателя колхоза «Красный пахарь», Балакирева Ивна Владимировича. Он реагировал спокойно и сказал:
- Ну что же, прикажут ликвидировать, так деваться не
куда, хотя план по поголовью овец у нас и так не выполнялся.
В этот же день мною были постановлены в известность ветеринарный отдел областного Управления сельского хозяйства, санитарно-эпидемиологическая служба района. Директор машинно-тракторной станции Пол ищу к Павел Николаевич мне сказал, что председатель колхоза уже позвонил в райком КПСС и, поскольку речь идет о ликвидации овцефермы, Михаил Павлович Саран просил при твоем появлении немедленно явится к нему. Директор взглянул на часы и сказал:
- Вон стоит моя машина, езжай немедленно.
Не прошло и десяти минут, как я был в приемной первого секретаря райкома КПСС, а секретарша, очевидно, уже знала, что меня ждут, только спросила:
- Вы к Михаилу Павловичу?
- Да, - ответил я.
Она открыла дверь и сказала: - Заходите.
Я, честно говоря, на личных приемах у таких высокопоставленных особ еще не бывал, кроме как присутствовал на общих заседаниях при обсуждении вопросов, связанных с животноводством. Входя, я старался чувствовать себя уверенно, тем более, что прихватил с собой инструкцию по борьбе с бруцеллезом сельскохозяйственных животных, утвержденную Советом министров и подписанную Алексеем Николаевичем Косыгиным.
Зайдя в кабинет, я дошел до стола, стоящего поперек основного, за которым сидел руководитель района. Остановился и представился.
За столом сидел представительный мужчина лет сорока, аккуратно одетый, с пышной шевелюрой, добродушным видом, настроенный на разговор.
- Проходите поближе, садитесь.
Я присел.
- Ты откуда взялся? - спросил он меня.
Я понял вопрос: его интересовало, откуда я приехал и где работал, ибо в 24 года можно принять и за новичка.
Я объяснил, что год я проработал в соседнем Бердюжском районе старшим ветврачом Пегановской МТС.
- Ясно. И сколько ферм ты там ликвидировал?
- Ни одной, - ответил я.
- А как же так, там ни одной за год, а здесь на втором дне работы ты ставишь вопрос ликвидации овцефермы с четырьмя сотнями голов, при условии, что мы и так можем не-
выполнить план по поголовью овец.
- Здесь отара поражена бруцеллезом - это заболевание очень опасное для людей. В Гагарысово болеет чабан по фамилии Овчар, и, если его не лечить - он может умереть. Да
еще замечу, что и в соседнем колхозе имени Чапаево, в деревне Крупинино, тоже овцеферма неблагополучна - Чабан Саламатин очень сильно болен: он уже пожелтел и похож на мумию, исхудал, болят кости и особенно суставы, а Кутырев - бывший чабан, полгода назад скончался с такими же признаками болезни. При первой же возможности проведу диагностическое исследование этой отары, - сказал я.
- И тоже под нож?
- Да, иного выхода нет, - сказал я.
- Ты смотри. Выходит, ты для нас находка? К медикам обращались больные и умерли.
- Говорят, что многократно были в больнице.
- И что же, врачи не поняли их болячек? - А какой-то только испеченный ветеринарный врач определил одним взглядом их болячки. Тебе сколько лет?
- Двадцать четыре, - ответил я.
- Ты прожил всего двадцать четыре года, а у нас есть врачи, которые проработали не менее твоих лет жизни.
- Верю вам. Но вы должны поверить мне, а почему не был установлен диагноз, надо спросить у них. Ошиблись не только врачи медицинские, но и ветеринарные, - сказал я,
- Михаил Павлович улыбнулся и сказал: - Чудеса, ты, молодой человек, мне рассказываешь. - И немного помолчав, добавил: - А нельзя ли это дело замять?
- Невозможно. Это было бы с моей стороны профессиональным преступлением. Я на это не пойду. Случившееся - это чрезвычайное происшествие. Два года полыхает такое
опасное заболевание, болеют и умирают люди, и никому в голову не пришло определить болезнь и принять меры. Завтра в район приедут из ветеринарного отдела, Сидоренко Федор Никитович - областной эпизоотолог и врачи из областной санитарно-эпидемиологической станции. Они подтвердят мной сказанное.
- А они откуда знают? - спросил Михаил Павлович.
- Я сообщил о случившемся, и они обязаны приехать на такой «пожар» и прочитать реакцию, если сомневаются, она не исчезнет еще суток двое.
- При такой успешной вашей работе, молодой человек, мы можем ликвидировать овцеводство а районе, - невесело сказал Михаил Павлович.
- Я так не думаю. По той причине, что просмотрев от четность за последние три года, выяснил, что выход ягнят на сто овцематок в остальных хозяйствах составляет от восьми
десяти до ста голов. А при наличии этой инфекции такого не бывает, - пояснил я.
- Михаил Павлович внимательно посмотрел на меня, слегка улыбнулся и сказал; - Выходит, молодой человек, вы на грани гениальности - не были еще в хозяйстве, а уже знае
те обстановку по своим вопросам.
- Учили нас, Михаил Павлович, этому.
- Поддал ты нам вопросов для размышления. Послушаем, что скажут завтра нам твои областные коллеги. - Михаил Павлович поднялся, пожал мне руку и сказал. - До завтра.
На второй день, как и предполагалось, приехал из ветеринарного отдела эпизоотолог и две дамы из областной санитарно-эпидемиологической станции. С Федором Никитовичем мы съездили, осмотрели овец, и он сказал: - Бруцеллез с хорошо выраженной реакцией и клиникой, через 5-7 дней подадут вам вагоны, оборудованные для перевозки больного скота, и отправим в город Свердловск на санитарную бойню.
На второй день в два часа дня я вместе с областными представителями был в кабинете Михаила Павловича. Он спросил Федора Никитовича.
- Правильно ли меня проинформировал наш местный доктор?
- Все правильно. Вопрос уже согласован с областными органами. Поголовье овец в ближайшие дни будет забито. А что касается плана выходного поголовья, то он будет от
корректирован в сторону уменьшения.
Медицинские работники проинформировали о принимаемых мерах по обследованию людей и лечению больных. В заключение Михаил Павлович сказал:
- Действительно, прав молодой доктор, что ветеринарный врач лечит человечество.
НАРВАЛСЯ
Геннадий Васильевич Казанцев - мужчина лет сорока пяти, чуть повыше среднего роста, широкоплеч, крепкого телосложения, служил на железной дороге в обслуге противопожарного поезда.
Работа была посменная. В эти весенние мартовские дни смена кончалась в двадцать четыре часа, и он ежедневно, в одно и то же время, возвращался с работы через главную площадь города. К этому времени площадь бывает пуста, а в последние дней пять-семь какой-то незнакомец, видно, из приезжих, выгуливал свою собаку, тренировал ее бросанием палки метров на двадцать, а пес бежал, брал ее в зубы и приносил хозяину.
И в эту ночь Геннадий Васильевич еще метров за сто заметил, что выгул черного высокого пса, похоже, молодого, проводится. Было видно, что, несмотря на молодость, пес понимает, что надо пометить свою территорию. Он подбежал к стоящему памятнику вождю мирового пролетариата, поднял одну ногу и брызнул на постамент, как бы закрепляя за собой эту собственность.
Хозяин собаки обратился к Геннадию Васильевичу.
- Мужик, скажи мне, нравится ли тебе моя собака?
Пес тем временем подошел к хозяину и стал сбоку с противоположной стороны от Геннадия Васильевича.
- Хороший у тебя пес, высокий как жеребенок, но еще, очевидно, молод, - сказал железнодорожный служащий.
- Ему скоро будет два года, а он уже может загрызть человека, - пояснил владелец собаки.
- Не к этому же ты его готовишь, чтобы загрызать людей?
- А вдруг придется в случае нападения.
- У нас в городе такое не случается, - ответил Геннадий Васильевич и хотел было идти дальше.
- Постой, мужик, ты где достал такую бекешу?
- Купил в Омске на толчке.
- В таких дубленочках в годы войны только полковники да генералы были одеты, как показывают в кино, ты отдай ее мне, - потребовал владелец пса.
- Брось ты шутить, я ведь работаю на морозе, она мне нужнее, - сказал Генадий Васильевич.
- Март на исходе: вон, уже лужицы появились, доходишь зиму и в фуфайке, - сказал решительно и угрожающе охочий до чужого добра. - Видишь, пес ждет команды.
Геннадий Васильевич, ведя разговор, уже построил план дальнейших действий. Это был человек, который никогда не пасовал и не отступал в подобных ситуациях, а в юные годы кто испытал его кулак, больше никогда не поднимал на него руку.
Такая решительность никогда в жизни его не подводила. Своим преимуществом в силе он никогда не злоупотреблял, не выставлял ее в форме хвастовства и никогда не был задирой. У него была еще одна особенность - несколько длинноватые руки, что увеличивало силу удара, но эту особенность мог заметить только наблюдательный глаз.
- Ну ладно мужик, - сказал Геннадий Васильевич. - Боюсь собаки, отдам я тебе бекешу. — Действительно, подходит весна, а тебе она пригодится на будущую зиму, ты, очевидно,
с севера приехал - в отпуск, вижу, что ты не из наших горожан.
- Вот и хорошо, что ты принял правильное решение, - сказал грабитель.
Геннадий Васильевич знал, собаки в воду не кидаются на человека, поэтому отступил на полшага и стал одной ногой в мелкую весеннюю лужицу и медленно стал растегивать пуговицы.
Сняв полушубок, он взял его за ворот полусогнутой левой рукой и сказал несколько обиженным голосом.
- На, бери.
Любитель легкой наживы молча протянул руку и только дотронулся до полушубка, как Геннадий Васильевич кулаком правой руки нанес по левой челюсти такой силы удар, что противник отлетел на пару шагов с разворотом на 180
градусов и упал на колени, ударив своего пса или наступив ему на ноги.
Собака от неожиданного удара и боли, испугавшись, громко с визгом тявкнула и бросилась бежать к своему дому, издавая визгливый собачий плач.
Грабитель неподвижно стоял на коленях, взявшись обеими руками за голову, и молчал. Очевидно, он был в полусознании.
Геннадий Васильевич, подождав с минуту, одел полушубок и сказал:
- Вставай мужик, чего молчишь, на, бери полушубок, а если отбило охоту на дармовщинку, то иди домой и запиши себе в дневник, что ты сегодня неудачно нарвался.
Грабитель что-то невнятно промычал пошевелил руками, попытался подняться, затем, выпрямил ноги и оттолкнувшись от земли, пошатываясь и виляя, побежал в сторону дома.
С этого дня, Геннадий Васильевич, проходя через площадь, больше не видел человека, выгуливающего собаку.
БЕЛАЯ ВОРОНА
Воскресный выходной день в эпоху развитого социализма посвящался, в основном, отдыху и индивидуальному труду. В один из таких выходных я, не торопясь, прохаживался по промтоварным магазинам нашего небольшого городка, поглазеть, не выбросили ли чего-нибудь из дефицитной одежонки.
Переступив порог магазина, я наткнулся на лежащий на полу у порога небольшой кошелек, который иногда почему-то называют гомонком. Я, конечно, его поднял и, подойдя к продавцу, сказал: «Возьмите, возможно, будут искать - так отдадите».
Продавец с каким-то удивлением и с легкой улыбкой посмотрела на меня, взяла кошелек и спросила.
- А сколько в нем денег?
- Не знаю, - ответил я, не считал.
- Так надо было сосчитать, давайте вместе.
И она, раскрыв кошелек, пересчитала деньги, их оказалось тридцать шесть рублей. В то время на эти деньги можно было купить костюмчик на ребенка шести-семи лет.
Я было уже повернулся уходить.
- Постойте; давайте я запишу ваш адрес и фамилию, - сказала продавец. - Возможно, найдется человек, потерявший деньги, так пусть хоть спасибо Вам скажет.
Я не стал возражать и ответил на ее вопросы.
Через минут тридцать-сорок после случившегося в моей квартире раздался звонок. Я открыл дверь, передо мной стоял мужчина лет пятидесяти.
- Извините, - сказал он, это Вы нашли сегодня кошелек?
- Да, был такой случай со мной, - ответил я.
- Я из универмага, меня к вам направила продавец и сказала, что деньги без Вас не отдаст.
- Скажите, пусть отдаст; что ж тут такого, коли они ваши, - сказал я.
- Да нет, не отдаст, сказала, ни за что, — хотя и улыбалась.
- Хорошо, пойдем, - уважил я просьбу просителя.
Продавец нас встретила с нескрываемой улыбкой, как бы довольная тем, что немного поморочила растеряшу.
- Если доказал, что деньги его, так надо отдать, - сказаля продавцу, тоже улыбаясь.
- Отдадим, но пусть он знает великодушных порядочных людей, - и, улыбаясь, протянула ему кошелек.
- Спасибо, спасибо, - несколько раз сказал нашедший свою потерю, обращаясь поочередно то ко мне, то к продавцу и пригласил меня в ресторан распить вместе бутылочку, которая в то время служила неким мерилом при оплате за труд и благодарностью за любое хорошее дело.
- Спасибо за приглашение, - ответил я и, сославшись на занятость, вежливо отказался и добавил, - у Бога дней много, еще встретимся.
- Ладно, надеюсь, и записал мою фамилию, имя и отчество, пояснив:
- Живу в деревне Никополь, иначе ее называют «Сиза Ольгинского совхоза». Если будете в наших местах, заходите ко мне, Вам любой покажет, где живет Иван Нэмна.
Пожав друг другу руки, мы расстались.
Выйдя на работу после выходного, я был командирован в Красногорский совхоз по организационным мероприятиям в животноводстве, так как работал в управлении сельского хозяйства объединенных в то время Исилькульского и Полтавского районов.
После рабочего дня на фермах, вечером я пришел на ночлег в местную «гостиницу». Это обычный частный крестьянский домик - самануха, арендованный совхозом для командированных, в котором жили старик со старухой пенсионного возраста.
Переступив порог и поприветствовав хозяев, я спросил разрешения на ночлег. Хозяева любезно дали согласие и пригласили проходить. Старик сидел на табуретке, ближе к окну с газетой в руках, а старушка хлопотала возле плиты в противоположном углу.
- Ну и брэшэ сегодня газэтка, - поднявшись с табуретки, сказал хозяин.
В руках у него была наша районная газета «Знамя».
- Што дедушка, наверное, сводка завышена?
- Да нет. Ось пышуть, шо мужчина найшов кошелек
с грошинятами и отдав его потирявшему.
У меня мелькнула мысль: неужели про меня написали?
Я взял газету и прочитал эту статейку. Действительно, описан мой случай с указанием фамилии и словами благодарности. Для меня это было большой неожиданностью. Я подумал: как поступить? Сказать, что это обо мне? Могут не поверить. Да и вряд ли это будет правильным, и решил не торопиться, да и стоит ли в этом вообще признаваться? И решил перейти на разговор с дедом.
- А что, дедушка, может, и правда человек отдал? Некаждый падок на чужое! Есть же и честные, добропорядочные люди, - сказал я.
- Ни, в Исилькули ныма. Там, на базари, каждый дывытся як бы обдурыть другого, - растягивая слова сказал дед.
- А я там живу и часто бываю на рынке и не сказал бы, что все обманывают.
- Ны вси, а бувае. Ось я вам расскажу случай, якый бувзо мною. Дило було ще до коллективизации. Поихалы мы з жинкой на своей коняци продавать гармошку. Выставылы ыи на облучку трашпанкы: одын пидийшов, попыликав, другый, наровять купыть за дэшево. А тут, на биду, ароплан пролитае нызько, и выдно, шо сбоку у его напысано СССР. Жинка каже:
- Иван, дывысь, он сэсээр полытив.
Я глянув, а вона спрошуе:
- Иван, я ны бачу, як вин крылами махае.
А я кажу:
- Цэж тоби ны птыця. Крыламы вин ны махае, а дэржэ равновесие, шоб ны пырывырнуться, а тяга у его в пропеллере.
- А -а, всэ поняла, - кажежинка и провожае его взглядом.
Я глядь, а гармошкы на облучци нымае. Мэнэ як жаром обдало. Я всэ поняв, шо гармошку укралы. И покупатылив ны видно, и самолет улытив, и гармошка уже дэсь далэко. Ошо такэ мини було. Так я с тих пор ны заглядуюсь на пролитающих самолетов.
- Это дедушка у вас такое мнение сложилось, потому
что вас обокрали, - сказал я.
- Та конечно, може и есть одын чоловик честный на увэсь город, - потихоньку сказал бывший гармонист.
- А там пишут про двух; продавец тоже оказался не вором, - сказал я. И окончательно решил не говорить, что эта статья о моем поступке.
Через пару дней я вернулся из командировки. Мой шеф встретил меня улыбкой и веселым взглядом и сказал:
- Ты, Алексей Яковлевич, у нас «белая ворона». Возвратил такую находку, используя которую другие могли бы купить не одно ведро пива и хорошенько посидеть за дружеским столом, а Вы сделали правильно. Ваш поступок достоин газетной похвалы и имеет воспитательное значение для нашего общества.
ВСТРЕЧИ
Во второй половине дня, в феврале месяце 1944 года, я -ученик 7 класса Баррикадской неполносредней школы, возвращался домой в свою деревушку Улендыкуль, что в семи километрах от школы. Дело было субботним днем, настроение было хорошее, даже радостное по той причине, что я после недельного проживания на квартире у чужих людей, возвращался домой. Квартировался я не весь учебный год, а только с 15 ноября по 1 апреля, то есть в зимний период, а в осен-не-весенние периоды ежедневно ходил с возвратом после занятий. А сегодня была еще одна причина для радости, но только после того, как я благополучно пришел домой.
Идя по узкой зимней, слабо накатанной одноконками дороге, я почти «носом к носу» встретился с волчьей стаей из четырех матерых зверей.
Позновато я их заметил: они были метрах в ста от меня и бежали легкой трусцой, в шахматном порядке, на расстоянии метров двадцати друг от друга поперек дороги, по которой я шел, и уже приблизились к пересечению дороги. Пробегая легкой трусцой, они поочередно останавливались на несколько секунд и поворачивали голову в мою сторону больше никак не реагируя на меня.
Увидев стаю, я остановился, и удивительно, что не испытал испуга, но понял, что идти вперед нельзя, ибо я еще ближе подойду к ним. Бежать назад бесполезно, ибо я уже отшагал от села Баррикада километра три-четыре, тем более, что разворот назад может спровоцировать зверей на погоню. А кругом голая степь и только примерно в полуторах кило метрах от меня лес, в который и двигалась стая. И, все-таки, мысль моя сразу заработала: как спасаться?
Остановившись, я повернул голову вправо и влево - нет спасения. Глянул назад - вот спасение. Метрах в сорока-пя-тидесяти от дороги и столько же метров назад, стоит прицепной комбайн возле небольшого склада соломы. Очевидно, обмолот завершился уже зимой, и его просто нечем было отвести в машинно-тракторную станцию. В моей голове быстро возникла мысль: если бежать к комбайну, то тоже не успею -надо преодолеть примерно стометровку, половину по дороге, а вторую половину по глубокому снегу, который, скорее всего, будет проваливаться. Принимаю моментальное решение: пока стоять, а если стая повернет в мою сторону, то спасаться бегом к комбайну, другого выхода нет.
Стая тем временем стала пересекать дорогу и продолжала двигаться, не меняя направления, - в сторону Симакова леса - так он назывался в нашей деревне, а в Баррикаде он зовется Длинным.
Простоял еще минут пять, и когда волчья стая была уже метрах в ста за дорогой, я стал пятиться назад, не поворачиваясь и не спуская взгляда с зверей. Спятив по дороге до уровня комбайна, я остановился. Стая удалилась уже метров на триста и, почувствовав себя в безопасности, я развернулся и пошел к комбайну. Поднимаясь по ступенькам наверх к бункеру, я, не торопясь, стал осматривать, чем бы можно было вооружиться для обороны в случае нападения зверей, ибо не думал возвращаться в Баррикаду, а двигаться к дому. Стая показалась мне такой мирной, похоже, сытой. А может, комбайн показался им страшноватым?
Через много лет, став взрослым, я понял, что решение я принял очень рискованное, не вернувшись в Баррикаду.
Стая тем временем, скрылась в средней части Длинного двухкилометрового леса.
Обшарив комбайн со всех сторон и подергав кое-какие железки, я ничем не смог вооружиться для борьбы с четырьмя волками и просидев наверху еще минут десять-двадцать. Не дождавшись попутчика или проезжающего, я слез с ком байна и зашагал домой. Мне надо было пройти параллельно леса километра полтора на расстоянии примерно километра от него, а затем повернуть влево, обогнув конец леса и - километра два до деревни.
Мне повезло - я благополучно добрался до дома и даже без страха принимал решения. Сейчас я думаю, что мне и моим младшим братьям просто повезло, что нас, охочих до учебы, проживающих в деревушке, не имеющей школы в годы войны, не съели волки. А младшему - Анатолию, пришлось и на березе пару часов посидеть и «любоваться», как волчица клацает зубами, и ждать, когда ей это надоест и она уйдет. Обошлось благополучно, ибо волчица нюхом определила, что это не тот человек, который забрал в лесу из норы троих ее волчат, и, потешившись пару часов, она ушла искать виновника, а брат слез с березы и без оглядки оставшиеся два километра до дома бежал со скоростью олимпийского чемпиона, а прибежав домой, расплакался и стал ходить в школу с ружьем. Поскольку дело было летом, то мы предпочитали ежедневно возвращаться домой. Поносив дней десять ружье и не встретив больше волчицу, брат отказался от ружья и носил только книги и тетрадки.
А однажды мне пришлось по ошибке даже наступать на волка, щелкая кнутом, и он не стал со мной связываться, повернувшись, убежал.
Дело было летом, во время сенокоса. В летние школьные каникулы, после седьмого и восьмого классов, я работал в колхозе - пас табун жеребят. За мной была закреплена верховая лошадь по кличке «Казачок». Животное было послушное, я его, бывало, отпускал пастись, а сам мог походить или полежать, он хорошо ловился. Однажды я завалился на копну свежескошенного пырейного сена, жеребята пасутся.
Подняв голову в сторону, противоположную от табуна, я увидел метрах в тридцати от себя волка. Он стоял и смотрел на меня. Я подумал: «не волк ли? Да нет», — решил я. Он мне показался маловатым для волка, и я его принял за собаку, тем более, что он был, как мне показалось, сизоватого цвета. Та-
кой масти собака была у нас в деревне у Ляличевых, и я решил, что это она. Тем более, что она продолжала спокойно стоять и смотреть в мою сторону. Я, поднявшись, решил ее прогнать и, щелкая кнутом, пошел на эту «собаку».
Она не очень торопилась убегать от меня, и только когда я прошел метров десять в ее сторону, она повернулась и мелкой трусцой, не торопясь, удалилась. Я снова завалился на копну и минут через десять услышал рев коров и крик пастуха, который пас индивидуальный скот метрах в трехстах от меня. И каково же было мое удивление, когда наша корова Зорька, первая, с ревом, преследовала убегающего зверя. За ней еще голов десять следовали ее примеру.
Я вскочил на «Казачка» и галопом поскакал на подмогу, но зверь уже скрылся в зарослях бурьяна, а преследовавшие коровы победоно