29 сентября 1945
Караван покинул большой внутренний двор Александра в совершенном порядке, как если бы это было на военном параде. Иисус идет позади него со всей Своей группой. Верблюды возобновили движение, их тяжелые грузы ритмично покачиваются, а их головы на изогнутых шеях, кажется, спрашивают на каждом шагу их молчаливой но привычной походки: «Почему? Почему?». И это похоже на движения голубей, которые, кажется, на каждом шагу говорят: «Да, Да», всему что видят. Караван пересекает город в прозрачном утреннем воздухе. Все кутаются, потому что он очень прохладен. Колокольчики на сбруях верблюдов, крики погонщиков, пронзительные крики верблюдов, сожалеющих об опустевших стойлах, сообщают герасинцам, что Иисус покидает их город.
Новость распространилась с быстротою молнии, и некоторые герасинцы бросились попрощаться с Ним, предлагая фрукты и другую пищу. Среди них находится также мужчина с маленьким больным мальчиком. «Благослови его, чтобы он исцелился. Будь милостив к нам!»
Иисус поднял Свою руку и благословил дитя со словами: «Иди и не беспокойся. Имей веру».
И мужчина говорит «да» так доверчиво, что какая-то женщина спрашивает: «Не мог бы Ты исцелить моего мужа? Его глаза изъязвились».
«Я исцелю, если ты сможешь поверить».
«Хорошо. Я пойду и приведу его сюда. Подожди меня, Господь», - она устремилась прочь со скоростью ласточки.
«Подожди!» Легче сказать, чем сделать! Верблюды уже идут полным ходом. Александр во главе каравана не знает, чего хотят в его конце. Единственное, что можно сделать, это послать к нему слово.
«Беги, Марциан. Иди и скажи купцу, чтобы он остановился, прежде чем выйдет из городских стен», - говорит Иисус. И Марциан помчался вперед, чтобы исполнить свою миссию.
Караван остановился, и купец подъехал к Иисусу. «В чем дело?»
«Оставайся здесь и ты увидишь».
Женщина из Герасы скоро вернулась со своим мужем, его глаза поражены болезнью. Это гораздо хуже, чем изъязвление. Его глаза – это два полных гноя отверстия. Они выглядят тусклыми, покрасневшими, полуслепыми в центре этих отверстий, среди вызывающих отвращение капающих слез. Как только мужчина приподнял темную повязку, ослабляющую свет, слезы стали течь еще обильнее, так как от света его больные глаза стали болеть еще сильнее.
Мужчина стонет: «Помилуй меня! Я так сильно страдаю!»
«Ты также и грешил очень сильно. Об этом ты не сожалеешь? Ты опечален только возможностью утратить жалкий образ этого мира? Разве ты ничего не знаешь о Боге? Разве ты не боишься вечной тьмы? Почему ты грешил?»
Мужчина плачет и склоняется, ничего не говоря. Его жена тоже плачет и стонет: «я простила…»
«И Я тоже прощу его, если он поклянется Мне, что он больше никогда не впадет вновь в свой грех»
«Да, я клянусь! Прости меня. Теперь я знаю о последствиях греха. Прости меня. Прости меня, как простила меня моя жена. Прости меня, Праведный».
«Я прощаю тебя. Пойди к ручью, омой свое лицо водой, и ты будешь исцелен».
«От холодной воды ему станет еще хуже, Господь». – стонет женщина.
Но мужчина, ни о чем больше не беспокоясь, начинает ощупью продвигаться к ручью, пока апостол Иоанн не взял его с состраданием за руку и не повел его сам, а затем и жена стала поддерживать его за другую руку. Мужчина спустился до самого края холодной ледяной воды, журчащей среди камней. Затем он наклонился, зачерпнул горстью немного воды и умыл свое лицо. По нему не заметно никаких признаков боли. Напротив, он, по-видимому, освободился от нее.
Затем он взбирается на берег, со все еще влажным лицом, и идет к Иисусу, Который спрашивает его: «Ну? Ты исцелен?»
«Нет, Господь. Еще нет. Но Ты сказал и я буду исцелен».
«Хорошо, пребудь в своей надежде. До свидания».
Женщина, упав духом, плачет. Она разочарована. Иисус кивает купцу, что они могут продолжить движение. И купец, который тоже разочарован, передает слово дальше. Верблюды возобновляют свое движение, напоминая лодки, которые поднимают и опускают свой нос со своим волнорезом на волнах; они выходят из стен и выходят на широкую пыльную караванную дорогу, идущую на юго-запад.
Последняя пара апостольской группы, то есть Иоанн из Эндора и Симон Зилот, только что оставили стены в нескольких метрах позади, когда в тихом воздухе раздался пронзительный крик. Кажется, что он распространяется по всему миру и повторяется со все большей и большей силой, радостно воспевая осанну: «Я вижу! Мой благословенный Иисус! Я вижу! Я поверил. Я вижу! Иисус! Иисус! Мой благословенный Иисус!» - и мужчина, чье лицо полностью исцелилось, чьи два красивых глаза это два карбункула, полные света и жизни, бросается к ногам Иисуса и падает почти под верблюда купца, который как раз вовремя сумел направить свое верховое животное в сторону от простершегося человека.
Мужчина целует одежды Иисуса, повторяя: «я поверил! Я поверил и я вижу! Мой благословенный Иисус!»
«Встань и будь счастлив. И, прежде всего, будь хорошим. Скажи своей жене, чтобы она верила безоговорочно. До свидания». И Иисус высвобождается из крепкой хватки чудесным образом исцеленного человека и продолжает Свой путь.
Купец задумчиво поглаживает свою бороду… Наконец он спрашивает: «А если бы он не продолжал упорно верить, после того как был разочарован после умывания?»
«Он бы остался таким, каким был».
«Почему Ты требуешь такой большой веры, чтобы сотворить чудо?»
«Потому что вера свидетельствует о присутствии надежды и любви к Богу».
«А почему Ты первым делом желаешь покаяния?»
«Потому что покаяние пробуждает дружелюбие Божье».
«Поскольку я не болен, что я должен делать, чтобы проверить, есть ли у меня вера?»
«Тебе следует прийти к Истине».
«А смогу ли я прийти к ней без дружбы Божьей?»
«Ты не смог бы прийти к ней без великодушия Божьего. Бог позволяет тем, кто ищет Его, найти Его, даже если они еще не покаялись, потому что человек обычно кается, когда он узнает о Боге либо сознательно, либо даже со слабым осознанием того, чего желает его душа. До этого он подобен глупцу, ведомому только инстинктом. Чувствовал ли ты когда-либо потребность поверить?»
«Много раз. Ну, я не был удовлетворен тем, что имел. Я чувствовал, что должно быть что-то еще. Что-то более сильное чем деньги, чем мои дети, моя надежда… Но я не беспокоился о том, чтобы попытаться узнать, что я бессознательно ищу».
«Твоя душа искала Бога. Великодушие Божье позволило тебе найти Бога. Раскаяние о своем недавнем праздном и бесполезном прошлом дарует тебе дружбу с Богом».
«Значит… для того, чтобы получить чудо виденья Истины своей душой, я должен покаяться в своем прошлом?»
«Непременно. Ты должен покаяться и принять решение полностью изменить свою жизнь…»
Купец вновь начинает поглаживать свою бороду. Его взгляд так сосредоточен, что кажется, что он изучает и подсчитывает волоски на шее своего верблюда. Он непреднамеренно бьет своими пятками верблюда, который воспринимает этот удар как пришпоривание и, подчиняясь, ускоряет свои шаги, перенося купца в голову каравана.
Иисус не удерживает его. Напротив, Он останавливается, чтобы позволить женщинам и апостолам догнать Его, а Симону Зилоту и Иоанну из Эндора, отставшим от группы, достичь Его. Иисус присоединяется к ним.
«О чем вы говорили?» - спрашивает Он.
«Мы говорили о депрессии, которую должны чувствовать те, кто ни во что не верит или утратили веру, которую имели. Синтихия была действительно печальна вчера, хотя она пришла к совершенной вере», - отвечает Зилот.
«Я говорил Симону, что если прискорбен переход от Блага ко Злу, то дезорганизует также переход от Зла ко Благу. В первом случае человека мучают упреки совести. Во втором же он… мучается… Подобно тому, кого забрали в совершенно незнакомую зарубежную страну… Или это ужас человека, который будучи несчастным необразованным жалким человеком, обнаруживает что находится при дворе царя, среди ученых и аристократов. Это причиняет боль… Она мне знакома… Такое продолжительное страдание… Трудно поверить, что это так, что это может долго длиться … Что это можно заслужить, особенно если душа запятнана… какой была моя…»
«А сейчас, Иоанн?» - спрашивает Иисус.
И истощенное печальное лицо Иоанна из Эндора освещается улыбкой в свете которой оно выглядит менее изнуренным. Он говорит: «Нет, это больше не так. Осталась только признательность Господу, нет, она возросла. Этого хотел Господь. Осталась все еще только память о прошлом, чтобы поддерживать во мне смирение. Но пришла уверенность. Я чувствую, что акклиматизировался, я больше не иностранец в Твоем добром мире прощения и любви. И я безмятежен, счастлив и пребываю в мире».
«Ты считаешь свой опыт хорошим?»
«Да, считаю. Если бы я не сожалел о том, что грешил, потому что я глубоко опечаливал Бога своими грехами, я бы говорил, что считаю свое прошлое чем-то хорошим. Это могло бы существенно поддержать мое усердие, но сбило бы с пути мою душу, на первой ступени ее новой веры».
«Симон, пойди и скажи мальчику, чтобы он не прыгал повсюду так много. Он обессилеет к вечеру».
«Симон взглянул на Иисуса, но понял истину, скрытую за приказом. Он понимающе улыбнулся и ушел, оставив двоих наедине.
«Сейчас, когда мы одни, Иоанн, послушай об этом Моем желании. По многим причинам никто из Моих последователей не имеет широты кругозора и суждений, которыми обладаешь ты. И твоя культура шире, чем это обычно среди ученых Израиля. Поэтому Я прошу тебя помочь Мне…»
«Могу ли я помочь Тебе? Как?»
«Это касается Синтихии. Ты такой разумный учитель! Марциан учится быстрее и лучше у тебя. Настолько лучше, что Я думаю оставить вас вместе на несколько месяцев потому, что Я хочу, чтобы Марциан имел более широкие знания, чем о маленьком мире Израиля. И тебе доставит удовольствие забота о нем. И Я радуюсь, когда вижу вас вместе: тебя учащего, и его учащегося; тебя, вновь обретающего молодость, его, созревающего в учебе. Но тебе надо бы позаботиться также и о Синтихии, как если бы она была потерянной сестрой. Ты сам это сказал: они чувствуют себя потерявшимися… Помоги ей акклиматизироваться в Моей атмосфере. Ты окажешь Мне эту услугу?»
«Сделать это – милость для меня, мой Господь! Я не приближался к ней, потому что считал себя излишним. Но если Ты желаешь этого… Она читает мои свитки. Среди них есть некоторые, которые святы, другие же относятся только к культуре: свитки из Рима и Афин. Я вижу, что она просматривает их и медитирует. Но я никогда не вмешивался, чтобы помочь ей. Если Ты желаешь…»
«Да, Я хочу этого. Я хочу, чтобы вы были друзьями. Как Марциан и ты, она тоже останется в Назарете на некоторое время. Это будет прекрасно: Моя Мать и ты – учителя двух душ открывающихся Богу. Моя Мать – ангельский Учитель Науки о Боге; ты – опытный учитель человеческой науки, которую ты сейчас можешь объяснять, ссылаясь на сверхъестественное знание. Это будет прекрасно и полезно».
«Да, мой благословенный Господь! Слишком прекрасно для бедного Иоанна!...» - и он улыбается при мысли о предстоящих безмятежных днях с Марией, в доме Иисуса… А дорога вьется по прекрасной местности, которая сейчас стала совершенно равнинной после того как они преодолели ограждение из нескольких маленьких холмов сразу за Герасой. Они идут в мягком солнечном свете, который становится все теплее и теплее.
Это дорога, которая поддерживается в хорошем состоянии, по которой удобно путешествовать и снова идти по ней после полуденного отдыха. Был уже почти вечер, когда я в первый раз услышала Синтихию, смеющейся от всего сердца; Марциан действительно что-то сказал ей, что заставило всех женщин смеяться. Я вижу гречанку нагнувшейся и ласкающей мальчика и целующей его в лоб. Затем мальчик продолжил прыгать вокруг, как если бы он вообще не чувствовал усталости.
Но все остальные устали и счастливы решению провести ночь у Источника Погонщиков Верблюдов. Купец говорит: «Я всегда останавливаюсь здесь на ночь. Переход из Герасы в Бозрат слишком долгий как для людей, так и для животных».
«Купец гуманный», - отмечают апостолы, сравнивая его с Дорой…
«Источник Погонщиков Верблюдов» – это всего лишь горсточка домов вокруг нескольких колодцев. Это подобие оазиса, не в засушливой пустыне, потому что здесь нет засушливости, но оазис среди бескрайних ненаселенных полей и фруктовых садов, которые следуют один за другим на протяжении многих километров и которые в опустившихся октябрьских сумерках, производят такое же печальное ощущение, как море в сумерках. Поэтому вид домов, звуки голосов, плач детей, запах дымящихся труб и первые зажженные огни приятны, как если бы они достигли дома.
Пока погонщики остановились, чтобы первым делом напоить верблюдов, апостолы и женщины следуют за Иисусом и купцом, который входит… в какой-то доисторический постоялый двор, который приютит их на ночь.
… Все собрались у очень большого очага, который занимает всю узкую стену в большом задымленном помещении, где они приняли свой ужин, и где будут спать мужчины, а слуги уже готовят соломенные ложа на циновках. Огонь поддерживается, потому что вечер холодный и влажный.
«Будем надеяться, что не начнутся дожди», - говорит Петр вздыхая.
Купец заверяет его: «плохая погода не начнется, пока не кончится этот лунный месяц. Здесь всегда так по вечерам. Но завтра утром будет солнечно».
«Я беспокоюсь о женщинах, ты знаешь? Не о себе. Я рыбак и живу в воде. И я уверяю тебя, что предпочитаю воду горам и пыли».
Иисус говорит с женщинами и Своими двумя братьями, Иоанн из Эндора и Зилот тоже слушают Его. Тимоний и Эрмастиус читают один из свитков Иоанна и двое израильтян объясняют Эрмастию места из Библии, которые ему наиболее непонятны.
Марциан слушает зачарованно, но его веки слипаются. Мария Алфеева замечает это и говорит: «этот ребенок устал. Пойдем, милый, давай пойдем спать. Пойдем Элиза, пойдем Саломея. Старым людям и детям лучше быть в постелях. И тебе было бы лучше всего тоже пойти спать. Ты устал».
Но кроме пожилых, за исключением Марселлы и Иоанны Хузы, никто не сдвинулся с места.
После того как они ушли, получив благословение, Матфей прошептал: «Кто бы мог сказать этим женщинам, всего только недавно, что они будут спать на соломенных ложах, так далеко от своего дома!»
«Я никогда не спала так хорошо», - решительно заявляет Мария Магдалина. И Марта подтверждает ее заявление.
Но Петр признает, что его товарищ прав: «Матфей прав. Я тоже удивляюсь, почему Учитель привел вас сюда, некоторые вещи я не могу понять».
«Потому что мы Его ученицы!»
«Хорошо, если бы Он пошел туда… где есть львы, вы бы тоже пошли?»
«Конечно, Симон Петр! Что за труд – пойти на небольшую прогулку! И вместе с Ним!»
«Хорошо: на самом деле это долгая прогулка. И для женщин, непривычных к этому…»
Но женщины протестуют, и Петр пожимает плечами и умолкает.
Иаков Алфеев, посмотрев наверх, увидел такую широкую улыбку на лице Иисуса, что спрашивает Его: «Ты скажешь нам, по секрету, какова истинная цель этого путешествия с женщинами… и с такими малыми плодами, в сравнении с его утомительностью?»
«Мог ли бы ты ожидать увидеть сейчас плоды тех семян, которые посеяны на полях, мимо которых мы идем?»
«Сейчас не могу. Я увижу их весной».
«Я также говорю тебе: “Вы увидите их в свое время”».
Апостолы не ответили.
Послышался серебристый голос Марии: «Сын, мы говорили сегодня о том, что Ты сказал в Рамофе. И у каждой из нас были различные впечатления и мнения. Мог бы Ты пояснить нам Свою мысль? Я сказала, что было бы лучше обратиться сразу к Тебе. Но Ты беседовал с Иоанном из Эндора».
«На самом деле это я подняла этот вопрос. Потому что я несчастная язычница и у меня нет сверкающего света вашей веры. Вы должны сочувствовать мне».
«Я хотела бы иметь твою душу, моя дорогая сестра!» - импульсивно говорит Магдалина. И с щедрым душевным порывом, как это свойственно ей, она обнимает Синтихию, прижимая ее к себе одной рукой. Ее чудесная красота, кажется, освещает собой жалкое жилище и украшает его богатством ее великолепного дома. Гречанка, которая совершенно отличается от нее, но все же обладает такой же исключительной личностью, как обнявшая ее Магдалина, добавляет медитативную ноту к крику любви, который, кажется всегда вырывается из страстной Марии. Тем временем Благословенная Дева, сидящая, подняв Свое лицо к Своему Сыну, сложив руки как во время молитвы, с чистейшим профилем, выделяющимся на черной стене, пребывает в непрерывном поклонении.
Сусанна дремлет в темном углу, а Марта, которая деятельна, несмотря на свою усталость и давление остальных, использует свет очага, чтобы укрепить несколько пряжек на одеждах Марциана.
Иисус говорит Синтихии: «Но это были не печальные мысли. Я слышал твой смех».
«Да, это из-за мальчика, который с легкостью разрешил вопрос, сказав: “Я не хочу вернуться на Небеса прежде Иисуса. Но если ты хочешь знать все, пойди в следующий мир, затем вернись и расскажи нам, если сможешь запомнить”».
Все снова засмеялись и сказали, что Синтихия попросила Марию внести ясность в вопрос, который она не вполне поняла. Она спрашивала о воспоминаниях, которые имеют души, объясняющие определенную возможность язычникам иметь смутные воспоминания об Истине.
«Я спросила: “Может быть, это подтверждает теорию реинкарнации (перевоплощения) в которую верят многие язычники?” – и Твоя Мать сказала мне, что то, что Ты сказал, это нечто совершенно отличное. Объяснишь ли Ты мне также и это, мой Господь?»
«Слушай. Ты не должна верить, что тот факт, что у душ имеются спонтанные (самопроизвольные) воспоминания об Истине, доказывает, что мы живем несколько жизней. Сегодня ты уже достаточно обучена и знаешь, как был создан человек, как он согрешил и был наказан. Тебе также было сказано, что Бог воплощает одну душу в каждое тело. Что души создаются, время от времени, и никогда больше не используются для последующих инкарнаций. Кажется, что этот несомненный факт аннулирует Мое утверждение, касательно воспоминаний душ. Он отменяет его в отношении любых других существ за исключением человека, которому дарована душа, сотворенная Богом. Животные не могут ничего вспомнить, так как они рождаются только один раз. Но человек может вспомнить, хотя и он рождается только однажды. Он вспоминает своей лучшей частью – своей душой. Откуда пришла душа? Душа каждого человека? От Бога. Кто такой Бог? Самый разумный, могущественный, совершенный Дух. Эта чудесная сущность, какой является душа, сущность сотворенная Богом, чтобы дать человеку Свой образ и подобие, как неоспоримый знак Своего Пресвятого Отцовства, являет признаки качеств характерных для Того, Кто создал ее. Она, поэтому, разумна, духовна, свободна, бессмертна, подобно Отцу, Который создал ее. Она совершенна, когда она происходит из божественной мысли и в момент своего творения она подобна, на одну тысячную мгновения, душе первого человека, совершенство которого понимало Истину посредством свободного дара. На одну тысячную долю мгновения. Затем, как только она сформирована, она пятнается первородным грехом. Чтобы тебе было еще более ясно, Я скажу, что это так, как если бы Бог был беременным душой, которую Он создал и Его создание, родившись, было ранено несмываемым клеймом. Ты поняла Меня?»
«Да, поняла. Пока она является мыслью, она совершенна. Создающая ее мысль длится одну тысячную мгновения. Затем мысль становится реальной сущностью, и эта сущность подчиняется закону, который был последствием Греха».
«Твой ответ верный. Душа становится воплощенной в человеческом теле, принося с собой память о Творце, то есть об Истине, подобно тайной драгоценности в таинстве ее духовного существа. Дитя родилось. Оно может стать хорошим, очень хорошим, или безнравственным. Оно может стать каким угодно, потому что оно наделено свободной волей. Служение ангелов проливает свет на ее «воспоминания» и на искушающую тьму. Если человек жаждет света и, таким образом, все более великих добродетелей, превращая свою душу в хозяйку своего бытия, способность воспоминания этой души возрастает, как если бы добродетели делали стену, помещенную между душой и Богом все тоньше и тоньше. Вот почему добродетельные люди в каждой стране воспринимают Истину, но несовершенным образом, так как их способность восприятия притуплена противоположными учениями или смертоносным невежеством, но в достаточной степени для того, чтобы дать моменты морального совершенства народам, к которым они принадлежат. Ты поняла? Я убедил тебя?»
«Да. Из этого следует, что религия добродетели, практикуемая героическим образом, предрасполагает душу к истинной Религии и знанию о Боге».
«Именно так. А теперь иди и отдыхай и да будешь ты благословенна. И Ты тоже, Мама, и вы, сестры и ученики. Да покоитесь вы в мире Божьем».