Идеи Ислама покорили часть Италии, Испанию, Южную Францию, там, где жили кипчаки. Люди увидели в них надежду отдалиться от растущей власти Церкви и охотно пускали ветры перемен в свои дома и города.
Посланцы Пророка Мухаммеда побывали в каганатах Дешт‑и‑Кипчака… Хазарии, Волжской Болгарии (Булгарии).
Новую веру везде принимали мирно, ведь она объединяла против ненавистных византийцев. Посланцев Пророка горожане Египта и Сирии, например, встречали восторженно – с музыкой и песнями. Как героев.
Даже папы римские вынужденно вступили в тайную переписку с мусульманами, надеясь на их помощь и поддержку. И те поддерживали, до XI века были близкими союзниками. Однажды даже спасли папу римского от верной смерти.
О Халифате написано много. Но… политика всегда мешала рассказать всю правду, порой заставляя упускать самое главное. Например, кто были они, эти бесстрашные воины Ислама? Почему воевали на конях? Рубили шашками, били пиками.
И откуда вдруг на Ближнем Востоке, в колонии Византии, появилась конница и такие громкие победы?!
А ответ – в слове «арабы». Так в средневековье называли мусульман. Всех сразу, одним словом. Безразлично, о народах ли Аравии, Египта или Сирии шла речь.
Мусульманин, значит, араб. Десятки народов в одночасье стали арабами. В том числе и ближневосточные тюрки – воины Ислама. Это они подняли голубое знамя новой веры, под цвет Вечного Синего Неба, и им стали высвечивать купола мечетей – храмов мусульман.
На древнетюркских опорах стояла новая вера Востока. А символом ее, естественно, был знак Тенгри – крест (аджи).
Правда, в 1376 году арабы (тюрки из династии Мамелюков!) сменили голубое знамя на зеленое. Но символ веры они умело сохранили, замаскировав его под восьмиконечную звезду. С ней шли в бой воины Халифата. С ней одерживали победы…
Но только свои, посвященные знали эту тайну.
На равносторонний тюркский крест в Халифате в разное время смотрели по‑разному. Например, в VII веке правитель Муавия решил чеканить особые, «мусульманские» монеты из серебра и золота, но люди не приняли их. «На монетах нет креста», – говорили они.
А крест в Халифате был не только на монетах… Он – знак Неба! – отличал знамена мусульман. До 1024 года Ислам разрешал праздновать день Святого креста. Праздник открывал сам халиф. Это был большой, народный праздник.
Борьба между мусульманами и христианами за знак Неба в средневековье велась жестоко. Мусульмане врывались в церкви, выламывали из стен кресты, а следы их замазывали. Христиане отвечали тем же… Все хотели быть ближе к Богу Небесному.
В VIII веке европейцы начали потихоньку уступать, они даже решили отказаться от знака Тенгри, придумав греческий и латинский кресты. Причем, сделали они это отнюдь не по доброй воле. Лишь армяне, чуть изменив, сохранили его.
Восток и Запад боролись отчаянно за обладание крестом! Их борьба отличалась удивительным пристрастием, ведь и там, и там жили кипчаки, но это была уже не их святыня. И они всеми силами хотели вернуть ее. Отсюда – Крестовые походы…
Правда, позже об этих походах и об истории креста вспоминали мало, на редкость. Считалось, что знания забыты.
Ислам отличала и новая архитектура. Она – «время», уснувшее в камне, века не властны над ней.
Следов первых мечетей не сохранилось, их и не было. Ведь на глинобитной площадке, огороженной камышовым забором, молились мусульмане при Пророке. Потом появились здания египетской архитектуры, но слишком простыми были они, невыразительными: «что‑то вроде амбара или палатки», – говорили современники.
Тогда мусульмане обратились к тюркской традиции.
В 691 году в Иерусалиме кипчаки построили первую свою мечеть – Куббат ас‑Сахра, она теперь известна как мечеть Скалы. Это само великолепие. Огромный купольный собор, похожий на гигантскую юрту. Изящное восьмиугольное основание, выложенное из кирпича, приводило людей в восторг.
А когда такую же мечеть возвели в Медине, горожане изумленно воскликнули: «Это же – килиса!» То есть тюркский храм.
Так начиналась мусульманская архитектура. Вернее, началась она много раньше. Еще на Алтае. И прошла вместе с кипчаками по Великой Степи, по Европе.
В Азербайджане, например, в селении Лекит есть уникальнейший тюркский храм V века Настоящая архитектурная Мекка. Почти через сто лет после его строительства, точнее, в 527 году, кипчаки в точности повторили его облик в церкви Сергия и Вакха в Константинополе. Потом, в 547 году, в храме святого Виталия в Равенне, столице тюрков Италии.
Мечеть Куббат ас‑Сахра почти не отличалась от них. Разве что размерами и особым духом. Ее купол, похожий на юрту, и постамент, повторяющий аил, для кипчака были образом Алтая, образом дома. В нем собиралось все тепло Родины. И высота Неба.
На заре Ислама на Ближнем Востоке узнали и о мазарах (мавзолеях), где хоронили отличившихся людей. Говорили, молитва, прочитанная здесь, быстрее долетит до Аллаха. Толпы народа стекались сюда, к новым святыням.
А мавзолей – это «степной курган». Только из камня.
Тогда на Ближнем Востоке прижился и еще один древний тюркский обычай. На могилах знатных мусульман ставили памятники (турба). Как «каменные бабы» на Алтае, только проще.
Покойников оплакивали по тюркским правилам, потому что того требовал ритуал.
…Мир в средневековье менялся. Незаметно, но зримо. Тюркская культура прорастала в нем, как молодая трава весной. Порой неожиданно, вдруг появлялась она.
Например, тогда арабы узнали о цифрах. Узнали и приняли их. Разумеется, речь не о цифрах вообще, а о тех, что ныне зовутся «арабскими». А это были тюркские цифры. Их ввел халиф Валид.
Он убедил подданных, что умение писать письма, послания, подсчитывать доходы и расходы – искусство, прославляющее страну. Оно, это новое искусство, привело мусульман к великим открытиям в математике, физике.
Арабские цифры – это все те же руны, они были известны и до новой эры. Тогда на Алтай приезжали китайцы, они удивились простоте тюркских цифр. И свое удивление выразили в книге об управлении страной, которая сохранилась.
Бесспорно, Арабский халифат создавали кипчаки, их культура. Тюрки же и решили его Судьбу.
Султан Махмуд
До 750 года столицей Халифата был город Дамаск, а правящей там династией – семейство Омейядов. Потом их свергли: уже не тюрки‑кипчаки, а тюрки‑огузы встали у штурвала власти, приведя на трон династию Аббасидов.
Новых правителей называли «иранцами», но это не вполне точное слово. Быть иранцами они никак не могли.
Иран не влиял на Халифат: коренные его жители оставались огнепоклонниками. Не мусульманами. Разные народы разной веры жили в то время на землях Древней Персии. Но господствовали мусульмане, вернее, тюркская династия – огузы. Они и сели на трон Халифата.
Новые правители все стали делать по‑новому, в 762 году они перенеси столицу в Багдад. И это было далеко не единственное их начинание. Город заложили на ровном месте, – с начала строили его. И это символично. Как и само название города – от «Богдо», древнего обращения тюрков к Тенгри…
Аббасиды желали все сделать по‑новому. И делали.
Например, прежде любой мусульманин имел право говорить на родном языке, помнить своих предков, справлять праздники своего народа. Теперь с этим прощались. Навсегда. Правоверных обязали объясняться только на арабском языке – на языке Пророка!
Назвавшись арабом, человек забывал все прежнее, что было у него. Забывал во имя Ислама, разумеется.
Только тюрк придумает такое. «Среди лягушек сам стань лягушкой» – его правило жизни. И он приказал так жить всем… Не думая о смерти Востока, его народов.
Пришельцы‑огузы быстро взяли верх над провинциями Халифата. Сделали их подвластными «лягушками».
Арабский язык вскоре вытеснил остальные. Он был неким смешением языков, весьма далеким от языка Корана. В Египте на нем говорили не так, как в Сирии или в Саудовской Аравии. Порой люди плохо понимали друг друга, хотя и говорили по‑арабски.
И этим дело не кончилось. Мусульмане стали придумывать себе арабские родословные. Правители принимали такие законы, чтобы народы навсегда забыли прошлое и погрузились в неведение – в некую джахилийю… На Востоке разыгрывалась настоящая трагедия: мусульман как бы заставляли «рождаться» вновь. В муках «появлялся» на свет новый народ.
Все было точно, как в Европе. Кипел тот же вулкан, в котором плавились культуры народов. И здесь, и там у истоков стояли тюрки. Так, видно, решило Небо, отведя им роль созидателей.
Правители Халифата бросали в жерло этого вулкана в первую очередь родное – тюркское. Они понимали, что создают страну не для тюрков, а для всех народов Востока. И в этом видели свою мудрость.
Ломая свое собственное «я», они готовили победу над Византией. Им требовалось сильное государство. А его пока не было, потому что не было единства народов. Поэтому власть шла на все.
Свергнутая, старая династия не рискнула пойти на эту великую жертву, и – не удержала Халифат. При ней силы мусульман уходили, как вода в песок. Они уходили на борьбу друг с другом за лидерство в мусульманском мире. Восстания, войны, секты, споры… Люди видели, что они не усиливают страну. Наоборот, разрушают ее.
Огузы примиряли всех сразу, однако новые правители забыли старую мудрость Алтая: «Воспитав чужого, сына не получишь»… Они так и не создали нового народа, несмотря на огромные жертвы. Арабский мир навсегда остался миром разногласий и борьбы за лидерство. Мусульмане не стали едиными даже через тысячу лет.
Халифат был соткан из противоречий.
Вскоре он распался, чтобы никогда не соединиться вновь. Его трагедия лишь разделила людей. Например, египтяне, заговорив по‑арабски, забыли родной язык, и копты сделались им чужими. Потому что они – такие же египтяне! – остались христианами.
Ислам и христианство развели египетский народ по разным хижинам. Чужой сын не стал своим… Был в истории Халифата такой эпизод.
И все потому, что, говоря о единстве, правители не желали его. Так, например, в 833 году новый халиф, созвав мудрецов, спросил: «Сколько лет буду царствовать?» Ответы их были разные. Лишь один, самый седой, тихо промолвил: «Ровно столько, сколько захотят тюрки». И все рассмеялись его горькой правде: гвардия Багдада всегда состояла из них, тюрков. Было именно так… И раньше, и позже.
Интересна судьба султана Махмуда Газневидского, «железным тюрком», «татарином» называли его индусы. А они разбирались в «тайнах» Арабского халифата. О тюрках знали не понаслышке. Все‑таки знать Северной Индии тогда еще говорила по‑тюркски – на своем родном языке! – и не нуждалась в переводчиках.
Султан Махмуд – личность знаменитая на Востоке. Мало кто мог сравниться с ним. Он в XI веке упрочил мусульманские земли в Северной Индии. При нем Халифат достиг наивысшего могущества. Героя не останавливали ни горы, ни пустыни, ни реки, ни грозные боевые слоны индусов. Он всегда шел только вперед – на восток. И всегда побеждал.
Султан был силен на суше и на воде. Он легко разбил войско, а потом и флот Индии на реке Инд. Победы султана эхом отозвались в средневековом мире: христиане, буддисты, огнепоклонники, просто язычники спешили стать мусульманами. Люди знали: прав тот, кто побеждает.
А побеждали арабы. Значит, их вера – истинная.
Очень возвысил исламский мир султан Махмуд.
Но возвысил его не войнами, а учеными, поэтами, переводчиками, мыслителями и философами. Их собрал он при дворе. Потом открыл библиотеки для народа: число культурных людей росло тогда год от года, умножая славу мусульманского Востока. Разноязыкая свита всегда плотно окружала султана – тюрки, персы, индусы, арабы, китайцы.
Эта была Личность! Жемчужина в короне Халифата. Самый могущественный тюрк в его истории. Его отец Сабуктегин «был рабом того раба, который сам был рабом при повелителе правоверных». Так говорил о себе монарх.
Но что за великолепные то были «рабы»… Один – владетель провинций Трансоксианы и Хорасана, второй – государственный министр и полководец, третий – начальник города и провинции Газни. Отсюда – Махмуд Газневидский. Аристократ высшей пробы сидел на троне Халифата. Сильный. И умный. Настоящий идеал правителя.
Однажды в Индии он поднял булаву на идола. Перепуганные индусы пообещали гору сокровищ, лишь бы он не трогал идола. Султан спокойно ответил: «Ваши доводы убедительны. Но Махмуд не торговец идолов…» И добавил: «Что обо мне скажут потомки?» А потом с утроенной силой нанес страшный удар.
При султане Махмуде солнце по‑особому светило в небе.
Тогда величайший Ибн Сина (Авиценна) перевел труды Аристотеля, не дав им сгинуть в безвестности. Для этого он выучил древнегреческий. Ученый вел большую врачебную практику. Его книги по медицине были известны во всей средневековой Европе, по ним учились поколения врачей. Кроме того, он славился как прекрасный знаток искусства.
А аль‑Бируни, забытый гений Востока, раскрыл свои таланты тогда же. Он уже знал, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца. И математически доказал это за пятьсот лет до Коперника. Ученый совершил переворот в астрономии.
Вровень с ним стоял Ибн аль‑Хайсам, прославившийся книгой «Сокровище оптики». Он подарил миру идею телескопа и очков. Его труды в XII веке перевели на латынь, сделав их достоянием Европы.
При Махмуде вновь вспомнили аль‑Фараби, который перевел труды древних философов Запада, запрещенные тогда в Европе. Редкого ума был этот человек. Его прозвали Вторым учителем, вторым после Аристотеля…
Таланты вернулись на Землю при султане Махмуде. Тогда придумали новую писчую бумагу, на которой пишут и поныне. Потому что время было такое – расцвет химии, физики, литературы. Воздух просветлел над миром и стал чище. В цену опять вошли точное слово и светлая мысль.
Обрели новую жизнь знаменитая поэма «Шах‑наме» и другие жемчужины слова и образа. Наступил расцвет науки, литературы и творчества – золотой век мусульманской культуры. Люди наслаждались прекрасным.
Это был тюркский ренессанс!
Он длился не одно десятилетие и вывел в мир не одного поэта. Низами Гянджеви рожден им… Звезды первой величины усеяли тогда небо Востока. Султан сам, как юноша, увлекся творчеством. Под его диктовку написали новую историю Халифата. В ней Махмуд объявил сразу всех тюрков мусульманами, арабами. Чтобы «поддержать базар красноречия», как он собственноручно написал на своем труде.
Так тюркская культура «превратилась» в арабскую. И уже никто не различал их. Однако народная память сберегла то, что чуть было не исчезло в пучине времени.
Мусульмане всегда делили науки и знания на свои и чужие. Свои – это арабо‑мусульманские, а чужие – это «иноземные», или «науки древних». То есть тюрков, говорили они… Философия, математика, география, астрономия, минералогия, химия, физика начинались на Алтае.
…Слава Тенгри, сохранившему правду о тех далеких днях.
Тюркский Халифат
Огузы в Халифате были «обречены на триумф». Их питал Древний Алтай – родник духа тюркского народа. И Средняя Азия – земля творцов, поэтов, ученых – наследница Кушанского ханства.
Когда в VII веке в Среднюю Азию пришла мусульманская конница, огузы, узнав об Исламе, поняли: пробил их час. Пробил он не громко, но его услышали. Не случайно же у древних тюрков «огуз» значило «мудрый». В нем был глубокий смысл.
Да, они не смогли защитить себя в открытом бою. Все так. Многие поплатились жизнью или попали в рабство. И это было. Но… Исламу, как дитяти молоко матери, в VII веке требовались искусство слова, мудрость, знания. В те годы мусульманская вера была все‑таки сектой христианства. А как создать независимую религию, в Халифате не знали.
Правители шли по пути поиска внешних отличий, например, велели христианам носить одежду с желтыми метками. Или – ездить по дорогам Халифата на ишаках. А если на коне, то боком, как ездили женщины… Ничего умнее придумать они не придумали. Не было ни свежих идей, ни новых знаний.
Зато все это было у огузов.
Огузы мало знали о христианстве – западной религии. Это незнание и помогало создать неповторимую веру: им не с чем было сравнивать! Они творили, полагаясь лишь на свои собственные знания и традиции. Их вдохновлял только Алтай, его Вечное Синее Небо.
Огузы и сделали Ислам Исламом – независимой религией. У мусульман появился обряд, их вера обрела лицо, не похожее на лицо христианства. А Халифат получил нового правителя – султана, тоже ни на кого не похожего.
Султан и халиф держали всю власть в стране – светскую и духовную. Это было абсолютно новым для Востока, но обычным для тюркского мира. Все стало, как в государстве тюрков, на Древнем Алтае.
«Султан» значит «власть», он был светским правителем мусульманского мира. Титул ввел Махмуд Газневидский.
Любопытно, в XII веке титул хотели поменять на «шахиншах», но человека, произнесшего «это слово», убили. «Это слово» означало «царь царей» и относилось к Всевышнему. Мусульмане не захотели назвать так правителя, потому что не желали иметь «папу римского», этакого «наместника Бога на Земле». Они были против язычества…
Так рос Ислам со своей культурой и кодексом чести. Султан Махмуд делами доказывал их превосходство.
Однажды ему пожаловался бедняк, у которого знатный воин отобрал дом и жену. «Я сам вынесу приговор», – сказал султан. Ночью он проник в дом и в темноте исполнил закон. Исполнив, зажег факел. С минуту он стоял молча, потом опустился на колени и стал молиться. Затем велел хозяину принести еду. С жадностью нищего султан набросился на черствый хлеб. Долго молчал, много съел. Хозяин не выдержал: «Что с тобой?» Всесильный правитель Востока, султан Махмуд так ответил ему: «Я не ел и не пил три дня, думал, что преступник – мой сын. Поэтому сам взялся исполнить приговор. А чтобы суд был неумолим, я не зажег факел. Теперь вижу, слава Аллаху, то не мой сын».
Так тогда правили тюрки, ценя честь превыше всего.
Конечно, иные тюркские традиции отмирали в Халифате, иные, наоборот, приживались навсегда. Ведь чем богаче старая жизнь, тем лучше новая.
Каждое поколение крепило устои веры… Бухара, Гянджа, Нахичевань, Туркестан, Самарканд – истоки реки знаний. Слово «Тенгри» здесь долго держалось на устах людей.
Первые мусульманские слова «Тенгри», «Ходай» и «Алла» ставили рядом. Это одно и то же, лишь оттенки у них разные. На Древнем Алтае, например, «Алла» означало «Дух‑хранитель». «Алла‑Чайан» – «Творец», «Бог». Как и слово «Ходай» – «Бог», «Господь». До сих пор там произносят именно так.
Потом в Исламе осталось – «Аллах».
Имя Тенгри звучало реже и реже, и не потому что хотели забыть. Нет. Причина в христианах – и они говорили «Тенгри» или «Дангри», «Дангыр», обращаясь к Богу. Восток желал отличия даже здесь.
Так было надо… И лишь мусульмане‑тюрки упорно твердили «Тенгри», «Ходай», невзирая на запреты. Берегли эти слова, как бриллиант, оставленный в наследство дедами и прадедами.
Огузы оказались настоящими лекарями человеческих душ, их умелыми ловцами… Они тонко вели политику, умело меняли жизнь. Например, сменили название Алтаю. Для мусульман он стал священной горой Каф. Горой, стоящей на изумруде, отблеск которого придает небесам лазурный оттенок.
Тогда зеленый цвет – цвет изумруда! – и пришел в Ислам.
Каф живет по воле Неба, учили они, отсюда начинается все – землетрясения, ураганы и другие превратности Судьбы. Это – святое место планеты.
Мусульмане тогда тоже, как и христиане, молились на восток, обращая взор к Алтаю. Вернее, к горе Каф. Лишь потом, много позже, эту традицию им изменили аравийские арабы, повернув лица верующих в сторону Мекки.
Словно хирурги, огузы резали по живому тюркскую культуру, утверждая обряды Ислама. Терпели нестерпимую боль, но продолжали начатое. Они отвечали на каждый удар христиан. На каждый их выпад.
Шла борьба за веру, за Бога Небесного, за иконы, за крест…
Например, в VIII веке в Византии стали портить иконы. Делалось это сознательно и умело, потому что в 691 году Трулльский церковный собор повелел изображать на иконах Христа, до этого его рисовали Агнцем – ягненком с посохом. Христу придали лицо Бога Небесного, Тенгри. Это было откровенным вызовом и несправедливостью. Неуважением к Исламу и другим религиям.
Ведь Всевышнего изображали на иконах и мусульмане, и христиане, и тюрки‑тенгриане, и буддисты, верившие в Тенгри. В действиях греков был сознательный обман и тонкий расчет: Христос, по их мнению, становился как бы общим богом. Единым для всех.
В ответ халиф Абд аль‑Малик запретил мусульманские иконы, с тех пор перестали изображать Аллаха и все живое, созданное Им. К IX веку запрет стал правилом для мусульманской живописи. Но его никогда не выполняли, ссылаясь на Коран. Рисовали. И рисовали талантливо… Правда, иконы навсегда ушли из обихода мусульман.
Так, в постоянной борьбе с Византией Ислам искал и находил себя.
А это трудно – найти себя на зыбкой почве духовного спора.
Скажем, ввели в мусульманскую культуру Джаргана, героя тюркского народа. Но ввели не тем, кем он был. Другим… Огузы всегда мастерски умели варить напиток забвения. Джаргану они сменили имя. А старую его историю люди, отведавшие «напиток забвения», просто забыли.
Джор, Джирджис, Хызр, Хызыр‑Ильяс, Хызыр‑галя иссалям, Кедер, Кедерлес называли героя мусульманские предания. И все дальше и дальше уводили героя от истины. Он остался юношей, но с длинной седой бородой, стал бессмертным, жил на берегу моря, но не в Дербенте… В поэзии реальность всегда чуть‑чуть невероятна. Этим и ценна настоящая поэзия.
«Невероятным» вошел Джарган в мусульманский мир.
Поныне в Стамбуле (Константинополе) в мечети Айя София является он. Воин ночами время от времени ведет там невидимый людям бой с черными силами. Утром на стене мечети появляются пятна крови – следы той войны. Кровь вытирают, а пятна проступают вновь.
И в Дербенте, на месте могилы Джаргана, случаются чудеса. Местные жители иногда видят его – живым! Хотя прошли века. Он – бессмертный, утверждают они. Ходит по ночам, разговаривает, подходит к роднику, который открылся здесь после его земной казни. Наказывает грешников, помогает страждущим. Его могила – место паломничества.
Отведав «напиток забвения», люди и не помнят уже, что христиане назвали Джаргана святым Георгием, но там у него своя легенда.
Да зачем все это помнить им, простым людям?.. Главное – Ислам получил еще одного героя.
«Перерождения» героев – в Истории дело обычное. Скажем, у мусульман Христос стал Исой, Моисей – Мусой, а их жизнь чуть иной, чем в христианстве. Они – память о раннем Исламе. Мусульмане берегут и почитают их как Пророков.
Но, к сожалению, и сюда, в Историю, не раз пробиралась политика. Она искажала, путала, придумывала всякие ужасы. Когда‑нибудь откроется тайна монастыря ал‑Кусайр. Здесь, на Ближнем Востоке, по‑прежнему живо имя Гесера – Пророка тюрков, но его упорно не замечают. А там был мусульманский монастырь, где начинал Хасан Басрийский, основатель исламского монашества. Он умер в 728 году.
…Много загадок и тайн оставило средневековье.
Тогда Восток и Запад боролись за власть над миром. Боролись отчаянно. Ведь и там, и там жили тюрки. Имена, названия, даты они меняли сами, и меняли сознательно. За этим стояла политика: делили тюркское наследство. Вернее, культуру тюркского народа.
Запад хотел ее сделать своей, а Восток – своей.
Кануны больших перемен
Чтобы победить, Востоку нужна была свобода. Свобода во всем – в вере, в торговле, в политике. Лишь Ислам мог обеспечить ее, ибо: «Чей Бог, того власть».
Запад залог своих побед тоже видел в силе духа – в вере. Во благо Церкви жили европейские страны. У руля власти там тоже стояли тюрки, но не на троне были они, а рядом – в свите, давая советы. Вершили политику Европы не они, они лишь участвовали в ней. Кипчаки стали европейцами! Этим и объяснялось все. Они теперь защищали интересы своих стран, а не тюркского мира… Чужие интересы, ставшие своими.
Мусульманскому Востоку было куда труднее. Он долго жил под гнетом Империи: создавал себя сам. Создавал в недрах Византии, из вчерашних рабов. Византийцы, тогдашние хозяева мира, смертельно боялись Ислама: лжецы всегда боятся правды.
Ведь купив в IV–V веках тюрков‑наймитов, Византия не приблизилась к тюркскому миру. Наоборот, сильнее возненавидела его… Благополучие страны зависело от «шелкового пути», который проходил по земле кипчаков. Богатства Востока везли в Константинополь именно тюрки и при этом слыли там опасными врагами… Это было необъяснимо.
Впрочем, что объяснять и чему удивляться! Византия никогда не принадлежала одному народу: греки, тюрки, армяне, курды тайно и явно боролись там за власть. И политику определял победитель. Интриги, заговоры, убийства были здесь обычным делом. Ими жили.
Страна должна была погибнуть! Погибнуть от собственных заговоров, от постоянных обманов. Решение ее судьбы было делом недалекого времени.
Греки, которые долго держали власть в Византии, окончательно проиграли уже к VIII веку. Император‑грек правил «ровно столько, сколько ему разрешили тюрки»… И дальше все пошло, как в Риме или Халифате: кипчаки в 717 году привели к власти свою Исаврийскую династию.
Власть греков кончилась. А политика Византии – нет.
Император Лев III Исавр был из Сирии, из города Германикии. В его жилах текла благородная тюркская кровь: он отлично владел оружием, страстно любил верховую езду. Кипчаки, как известно, жили на Ближнем Востоке с IV века и давно были там своими.
Правитель Исаврийской династии повел себя на византийском троне очень мудро, умело решая дела в пользу своей страны. Льва III, блестящего полководца и политика, отличали ум, чутье, бесстрашие и удивительное упорство…
Однажды будущий император с небольшим отрядом разведки перешел горы Кавказа на лыжах – плетеных снегоступах, которыми пользовались на Алтае. Рискуя жизнью, он совершил, казалось бы, невозможное – прошел по опасному снегу. И победил… Бесстрашие и пылкость, черты тюркского характера, сполна выдавали происхождение нового императора.
Византия при нем словно вздохнула и ожила, в считанные дни стала агрессивной, мусульман объявила главными своими врагами… И правителя можно понять. Он, христианин, в молодости настрадался от арабов и, став во главе Византии, не забыл унижений, когда христиан Халифата заставляли ездить на коне по‑женски, боком.
Император еще не освоился на престоле, как началась война с мусульманами. Они вплотную подошли к Константинополю и осадили его. Флот из 1800 кораблей, угрожая городу, занял всю бухту Золотой Рог, свободной воды не было видно – сплошные корабли и лодки от берега до берега. Это была сама гибель.
Силы сошлись явно не равные, а поражение казалось неминуемым. Так думали все. Но только не Лев Исавр. Он не испугался. Спокойно построил защиту, провел боевые вылазки, а главное – вовремя применил «греческий огонь». Попросту говоря, выжег корабли неприятеля в море, как степняки жгут в поле сухую траву перед врагом…
Мир еще не видел такой страшной войны. Море загорелось. Само море. Мусульмане приняли это за чудо, вернее, за кару Божью и в страхе бежали прочь.
Но чудо не было чудом, его сотворили кипчаки Кавказа. Опять кипчаки! Они, друзья Льва Исавра и отличные химики, умели готовить из нефти оружие, о котором никто тогда не знал… Вот – бесценные «знания древних»! Химия и алхимия особо почитались у тюрков.
Так Дербент помог византийцам. О бакинской нефти речь, из нее делали «греческий огонь». А применяли его в Великой Степи и в сухопутных боях. Обычное дело.
Арабы отступили. И долго не могли прийти в себя после ужасного поражения. Они откровенно испугались, их последующие войны с Византией уже ничего не значили. То был вопль отчаяния: армия, потерявшая дух, победить не может, даже заведомо слабого противника.
Эти «войны от отчаяния» в конце концов и привели к падению династии Омейядов в Халифате. Стали главной тому причиной.
Не менее талантливо Лев Исавр наладил торговлю, вернув Византии «золотое время». Он назначил новые суды, ввел новые законы, очень похожие на те, что были в Дешт‑и‑Кипчаке, у тюрков. Такими же «Судебниками» стала пользоваться и Византия.
«Мы поставили впереди земную справедливость – посредницу с Небесным, она острее всякого меча в борьбе с врагами…» Эти слова начинали теперь суд в Византии. С них он всегда начинался у тюрков, безоговорочно верящих в справедливость Небесного суда.
Любопытно и то, что людей Исаврийской династии греки прозвали «каваллинами» – «кобылятниками» и «лошадниками». За страсть к верховой езде дали эту насмешливую кличку.
А еще новую византийскую династию отличал особый интерес к каганатам Дешт‑и‑Кипчака – к Хазарии и Великой Болгарии (Булгарии). Такого прежде никогда не было. Византийцы умно и легко повели здесь политику.