18 апреля 1945.
1. Иоанн со своим братом стучатся в дверь дома в селении. Я узнаю в нем тот дом, куда вошли двое из Эммауса вместе с воскресшим Иисусом[1]. Когда им открывают, они заходят и говорят нечто кому-то, кого я не вижу, затем выходят и идут по улице, присоединяясь к Иисусу, остановившемуся с остальными в уединенном месте.
«Он там, Учитель. И очень счастлив, что Ты в самом деле пришел. Сказал нам: „Идите и передайте Ему, что мой дом – Его дом. Я тоже сейчас приду“».
«Тогда пойдемте».
Некоторое время они идут, а потом встречают старого главу синагоги Клеопу, уже посещавшего Живописную Воду. Они по очереди кланяются, но затем этот старец, напоминающий патриарха, в благоговейном приветствии опускается на колени. Жители, видящие это, с интересом приближаются.
Старик встает и говорит: «Вот обещанный Мессия. Запомните этот день, о граждане Эммауса».
Кто-то наблюдает с чисто человеческим любопытством, а чьи-то взгляды уже наполнены религиозным почтением. Двое проталкиваются вперед и говорят: «Мир Тебе, Рабби. Мы тоже были там в тот день».
«Мир вам и всем. Я пришел, как Меня просил о том ваш глава синагоги».
«Ты здесь тоже сотворишь чудеса?»
«Если вы – дети Божии, верующие и нуждающиеся в чуде, то конечно Я его сотворю».
Глава синагоги говорит: «Те, кто хочет послушать Учителя, пусть приходят в синагогу. А также те, у кого есть больные. Могу я так сказать, Учитель?»
«Можешь. После шестого часа Я буду весь в вашем распоряжении. А сейчас Я принадлежу доброму Клеопе».
И в сопровождении людской свиты Он продолжает идти бок о бок со стариком до самого его дома.
«Вот мой сын, Учитель. И моя жена. И жена моего сына с ее маленькими детьми. Мне очень жаль, что мой другой сын в Иерусалиме вместе с тестем моего сына Клеопы, и с ними еще один несчастный из этих мест… Но я Тебе расскажу. Заходи, Господин, вместе со Своими учениками».
Они входят, и их угощают в соответствии с еврейскими обычаями. Затем они придвигаются к огню, что пылает в камине, так как день сырой и холодный.
«Скоро мы сядем за стол. Я пригласил здешних знатных людей. Сегодня великий праздник. Не все они веруют в Тебя. Но они и не враги, а только вопрошающие… Они хотели бы поверить. Но мы слишком много раз, в эти последние времена, обманывались насчет Мессии. Существует недоверие. Достаточно было бы одного слова Храма, чтобы разрешить всякие сомнения. Но Храм… Я подумал, что многое в этом смысле может удаться, если они вот так, просто, увидят Тебя и послушают. Мне хотелось бы подарить Тебе настоящих друзей».
«Ты один из них».
«Я убогий старик. Будь я помоложе, последовал бы за Тобой. Но годы отягощают».
«Ты уже служишь Мне тем, что веришь. Проповедуешь обо Мне своей верой. Будь уверен, Клеопа. Я не забуду тебя в час Искупления».
2. «Вон Симон и Ерма. На подходе», – сообщает сын главы синагоги.
В то время как заходят двое мужчин средних лет и благородного вида, все встают.
«Это Симон, а это Ерма, Учитель. Они настоящие израильтяне. Но искренние в своей душе».
«Бог откроет Себя их душам. А пока пусть на них снизойдет мир. Без мира нельзя услышать Бога».
«Так сказано и в книге Царей, в повествовании об Илии»[2].
«Это Твои ученики?» – спрашивает тот, чье имя Симон.
«Да».
«Они разновозрастные и из разных мест. А Ты галилеянин?»
«Из Назарета. Но родился в Вифлееме, во время переписи».
«Значит, Вифлеемлянин. Что подтверждает и Твоя внешность»[3] a.
«Это милостивое подтверждение – для человеческой слабости. Но настоящее подтверждение в вещах сверхчеловеческих».
«В Твоих делах, Ты хочешь сказать», – говорит Ерма.
«В них и в тех словах, которыми Дух воспламеняет Мои уста».
«Мне их пересказали те, кто Тебя слышал. Твоя мудрость действительно велика. И с ее помощью Ты намереваешься основать Свое Царство?»
«Всякому царю нужны подданные, сведущие в законах его царства».
«Но Твои законы – всецело духовные!»
«Ты сказал это, Ерма. Всецело духовные. Мое царство будет духовным. Следовательно, Мои правила – духовные».
«Но как же тогда восстановление Израиля?»
«Не впадайте в это общее заблуждение, понимая имя Израиль в его чисто человеческом смысле. „Израиль“ говорится, чтобы сказать: „Народ Божий“. Я восстановлю истинную свободу и мощь этого Божьего народа и восстановлю его тем, что верну Небу его души, искупленные и знающие вечные истины».
3. «Сядем за стол. Прошу вас», – говорит Клеопа, занимая место посередине, рядом с Иисусом. Справа от Иисуса – Ерма, а сбоку от Клеопы – Симон, затем сын главы синагоги, и на остальных местах ученики.
Иисус по просьбе хозяина совершает предложение и благословение, и начинается трапеза.
«Идешь в эти края, Учитель?» – интересуется Ерма.
«Нет. Направляюсь в Галилею. Здесь Я мимоходом».
«Как? Ты покидаешь Живописную Воду?»
«Да, Клеопа».
«Туда приходили толпы, несмотря на зимнее время. Зачем Ты их расстраиваешь?»
«Не Я. Так хотят чистые Израиля»[4].
«Что? Почему? Что дурного Ты делал? В Палестине много учителей Закона, которые учат там, где пожелают. Почему это не дозволено Тебе?»
«Не допытывайся, Клеопа. Ты старый и мудрый. Не принимай отраву горького знания в свое сердце».
«Но, может быть, Ты преподавал новые учения, которые книжники и фарисеи сочли опасными, о! конечно, из-за их ошибочной оценки? Все, что мы о Тебе слышали, непохоже на то… правда, Симон? Но, возможно, мы не знаем всего. В чем для Тебя состоит Учение?» – вопрошает Ерма.
«В точном знании Десятословия. В любви и милосердии. Любовь и милосердие, эти дыхание и кровь Божии, – вот правила Моего поведения и Моего учения. И Я применяю их во всех Моих повседневных затруднительных случаях».
«Но в этом нет никакой вины! Это доброта».
«Книжниками и фарисеями она воспринята как вина. Но Я не могу лгать Своему служению, и не могу не подчиняться Богу, который послал Меня на Землю как „Милосердие“. После веков Справедливости пришло время всеобъемлющего Милосердия. Они сестры изначала, словно двое рожденных из одного чрева. Но если сначала сильнее была Справедливость, а другая лишь смягчала ее непреклонность, поскольку Бог не может запретить Себе любить, то теперь царица – Милосердие, и как радуется о ней Справедливость, которая так много сожалела, что должна наказывать! Если вы хорошенько посмотрите, то легко увидите, что они были всегда, с тех пор как Человек вынудил Бога быть суровым. Само существование Человечества есть не что иное как подтверждение Мною сказанного. В самом наказании Адама присутствовало милосердие. Он мог их испепелить в их грехе. Но даровал им искупление. И женщине, причине всех зол, угнетенной из-за того, что она оказалась причиной зла, явил блистающий образ Женщины, причины блага. И даровал им обоим детей и знания о своем бытии. Убийце Каину вместе с правосудием даровал особый знак, чтобы того не убили, и это было милосердием. А развращенному Человечеству даровал Ноя, дабы сохранить его в ковчеге, и после обещал вековечный завет мира. Больше не будет свирепого потопа. Не будет. Справедливость склонилась перед Милосердием. Хотите мысленно пройтись со Мной по священной Истории вплоть до Моего времени? Вы увидите, как постоянно накатывают все более и более широкие волны Любви. Теперь море Божье наполнено до краев, и оно поднимает тебя, о Человечество, на своих ласковых и прозрачных водах, поднимает тебя – очищенное, прекрасное – к Небу и говорит: „Я возвращаю тебя к Моему Отцу“».
Все трое погружены в оцепенение от столь яркого света любви. Потом Клеопа вздыхает: «Это так. Но Ты такой один! 4. Что же будет с Иосифом? Его уже должны были выслушать! Послушают они его?»
Никто не отвечает.
Клеопа обращается к Иисусу: «Учитель, один человек из Эммауса, чей отец когда-то разошелся с женой, которая ушла и обосновалась в Антиохии вместе с братом, владельцем рынка, впал в тяжкий грех. Он никогда не был знаком с той женщиной, изгнанной – и он не вдавался в причины того – через несколько месяцев после заключения брака. Он ничего о ней не знал, потому что, естественно, само ее имя было в том доме под запретом. Повзрослев и унаследовав от отца его торговлю и имущество, он задумался о браке и, познакомившись в Яффо с одной женщиной, хозяйкой богатого рынка, женился на ней. Теперь, не знаю, как это всплыло, но стало известно, что та женщина была дочерью первой жены его отца. То есть, тяжкий грех, хотя, по моему мнению, происхождение этой женщины весьма неопределенно. Под тяжестью такого приговора разом обрушился весь покой Иосифа, и как верующего человека, и как мужа. И несмотря на то, что он с великой скорбью разошелся со своей женой, возможной сестрой, которая от этого горя подхватила горячку и умерла, прощения он не получил. По совести, могу сказать, что если бы не враги, жаждущие его добра, его положение не оказалось бы таким тяжелым. Ты бы как поступил?»
«Случай очень серьезный, Клеопа. Почему ты не рассказал Мне о нем, когда приходил ко Мне?»
«Не хотел оттолкнуть Тебя отсюда…»
«О! да Я не прячусь от этих вещей! Теперь послушай. Фактически это кровосмешение. И потому подлежит наказанию[5] a. Но всякая вина, чтобы быть нравственным проступком, должна иметь под собой желание согрешить. Этот человек сознательно совершил кровосмешение? Ты говоришь: нет. Тогда в чем его вина? Я имею в виду: вина в стремлении совершить грех? Остается лишь грех сожительства с дочерью собственного отца. Но ты утверждаешь, что нет уверенности в том, что она была таковой. А даже если бы она и была таковой, грех прекращается с прекращением самого сожительства. Здесь это прекращение несомненно не только вследствие развода, но и вследствие ее внезапной смерти. Откуда Я заключаю, что этого мужчину нужно было бы простить даже в отношении внешнего греха. И скажу, что раз уж нет осуждения царскому кровосмешению, продолжающемуся на глазах у всего света, то в таком случае нужно иметь снисхождение и к этому прискорбному случаю, первопричина которого восходит к разрешению на развод, данному Моисеем во избежание зол, если и не более тяжких, то более многочисленных. Это разрешение, которого Я не одобряю: ибо человек, счастливо или несчастливо связанный брачными узами, должен жить со своей парой, а не разводиться с ней, содействуя прелюбодеяниям и ситуациям, подобным этой. Кроме того, повторяю, в своей строгости нужно быть строгими в равной мере ко всем. В первую очередь, к самим себе и к влиятельным лицам. Теперь же, насколько Мне известно, никто, кроме Крестителя, не возвысил голоса против того царского кровосмешения[6]. Те, кто осуждает, свободны ли они сами от подобных и худших грехов, или же прикрытием им служит их имя и могущество, так же как их роскошная мантия прикрывает их тело, часто страдающее от порока?»
«Ты правильно сказал, Учитель. Это так. Но кто Ты на самом деле?..» – одновременно
5. Иисус не успевает ответить, потому что открывается дверь ивходит Симон, тесть сына Клеопы.
«С возвращением. Ну и как?»
Любопытство настолько сильно, что никто уже не думает об Учителе.
«Так себе… безоговорочное осуждение. Они даже не приняли предложенной им жертвы[7]. Иосиф отсечен от Израиля».
«Где он?»
«Там, снаружи. И в слезах. Я пытался поговорить с самыми влиятельными. Меня выгнали, как какого-то прокаженного. Теперь же… Для этого человека это погибель. И для его имущества, и для его души. Что, думаете, ему делать?»
Иисус встает и, не говоря ни слова, направляется к дверям.
Старый Клеопа думает, что Он обижен невниманием, и говорит: «О! прости, Учитель! Просто скорбь о случившемся помутила мой разум. Останься, умоляю Тебя!»
«Останусь, Клеопа. Только схожу к этому несчастному. Идемте со Мной, если хотите», – Иисус выходит во дворик.
Перед самым домом есть полоска земли с небольшими клумбами, за которыми уже улица. На пороге, прямо на земле, лежит мужчина. Иисус приближается к нему, протягивая руки. Позади – все остальные, кто хотел посмотреть.
«Иосиф, никто не простил тебя?» – Иисус говорит со всей мягкостью.
Мужчина вздрагивает, слыша этот новый и совсем добрый голос после стольких голосов осуждения. Поднимает лицо и удивленно на Него глядит.
«Иосиф, никто не простил тебя?» – вновь повторяет Иисус и наклоняется, чтобы подать руки мужчине, пытающемуся встать.
«Кто Ты?» – спрашивает неудачник.
«Милосердие и Умиротворение».
«Для меня больше нет ни милосердия, ни умиротворения».
«На лоне Божьем они есть всегда. Это лоно преисполнено ими, и особенно для Его несчастных чад».
«Но моя вина такова, что я отсечен от Бога. Ты, несомненно, добрый человек, но оставь меня, чтобы Тебе не оскверниться».
«Я тебя не оставлю. Я хочу привести тебя к умиротворению».
«Но я… Кто Ты такой?»
«Я тебе сказал: Милосердие и Умиротворение. Я Спаситель, Иисус. Вставай. Я в состоянии сделать то, чего хочу. Во имя Божие разрешаю тебя от твоего невольного осквернения. Другого зла не существует. 6. Я – Агнец Божий, подъемлющий грехи мира сего. Мне передан от Предвечного всякий суд. Кто верит Моему слову, обретет вечную жизнь. Иди сюда, бедный сын Израиля. Восстанови свое усталое тело и укрепи свой угнетенный дух. Я прощу много других грехов. Нет, не отойдут от Меня отчаявшиеся сердцем! Я – Агнец без порока, но не избегаю раненых овец из страха оскверниться. Напротив, Я ищу их и увожу с Собою. Много, слишком много таких, кто приходит к совершенному краху из-за чрезмерной строгости, даже несправедливости правосудия. Горе тем, кто по причине непримиримой суровости доводит чей-либо дух до отчаяния! Они отстаивают интересы не Бога, а Сатаны. Вот Я вижу грешницу, стремящуюся к искуплению и удаленную от Искупителя, вижу главу синагоги, преследуемого за то, что он праведен, вижу разбитого человека, по недосмотру впавшего в грех. Вижу слишком много дел, вершащихся оттуда, где процветают порок и ложь. И словно стена, что поднимается кирпич за кирпичом и образует преграду, так и эти видимые дела, а Я уже столько их видел за год, воздвигают между Мною и ими стену жестокости. Горе им, когда она будет полностью воздвигнута из тех материалов, что они сами предоставили! Возьми: попей и поешь. Ты истощен. Потом, завтра, придешь ко Мне. Не бойся. Когда к тебе вернется умиротворение духа, ты будешь волен рассуждать о своем будущем. Сейчас ты бы не смог, и было бы опасно позволить тебе этим заниматься».
Иисус, отведя этого мужчину в зал и заставив его сесть на Свое место, еще и подает ему на стол, а затем обращается к Ерме и к Симону со словами: «Вот в этом Мое Учение. В этом и ни в чем ином. И Я не ограничиваюсь тем, что его проповедую. Но претворяю его в жизнь. Кто жаждет Истины и Любви, пусть ко Мне приходит».
7. Иисус говорит:
«И на этом заканчивается первый год благовестия. Примите это во внимание. Что вам сказать? Я даровал это, ибо таково было Мое желание – быть узнанным. Но, как это было с фарисеями, так происходит и с этим трудом. Мое желание быть любимым (узнать – значит полюбить) отвергнуто по множеству обстоятельств. И это великая печаль для Меня, вечного Учителя, которого вы удерживаете в неволе…»
[1] См. главу 625, записанную 5 апреля 1945
[2] 3 Цар. 19:11-12
[3] Иисус, будучи из рода Давида, унаследовал черты этого рода
[4] Чистыми израильтянами называли себя фарисеи и книжники
[5] Согласно (Лев. 18:6, 9, 29) и (Лев. 20:17)
[6] См., например, (Мк. 6:17-18)
[7] Жертвы за непреднамеренный грех, прописанной в Законе (Лев. 5:17-18)