18 февраля 1945.
1. «Меня удивляет, что здесь нет Крестителя», – говорит Иоанн Учителю.
Они все на восточном берегу Иордана, возле знаменитого брода, где некогда крестил Иоанн Креститель.
«И на другом берегу тоже нет», – отмечает Иаков.
«Его снова схватили, рассчитывая на еще один кошелек, – комментирует Петр. – Эти люди Ирода – законченные висельники!»
«Переправимся туда и спросим», – говорит Иисус.
Они переправляются и спрашивают на том берегу у лодоч-ника: «Что, Креститель тут уже больше не крестит?»
«Нет. Он на границе с Самарией. До чего дошли! Святой человек вынужден находиться возле самаритян, чтобы спасаться от граждан Израиля. 2. И что удивляться, что Бог нас покинул? Я удивляюсь одному: что Он не превратил всю Палестину в Содом и Гоморру!..»
«Он не делает этого ради праведников, которые в ней есть, и ради таких, что будучи еще не вполне праведными, жаждут праведности и следуют учениям тех, кто проповедует святость», – отвечает Иисус.
«Таковых двое. Креститель и Мессия. С первым я знаком, так как даже успел ему послужить тут, на Иордане, перевозя к нему на пароме некоторых его приверженцев и ничего за это не прося, ведь он учит довольствоваться тем, что праведно. Мне показалось, что праведно довольствоваться заработком, полученным за другие услуги, и что было бы несправедливо требовать плату за то, что приводишь душу к очищению. Друзья принимали меня за умалишенного. Но в конце концов… Я доволен тем немногим, что у меня есть – кому от этого плохо? При том я вижу, что еще не умер от голода, а умирая, надеюсь, увидеть улыбку Авраама».
«Ты прав, мужчина. Кто ты?» – спрашивает Иисус.
«О! Я ношу великое имя и мне смешно от этого, потому что вся моя мудрость – это лишь управляться с веслом. Меня зовут Соломон».
«У тебя есть мудрость рассудить, что тот, кто содействует очищению, не должен пачкать его деньгами. Я говорю тебе: не только Авраам, но сам Бог Авраамов улыбнется тебе, когда ты будешь умирать, как Своему верному сыну».
«О, Боже! Ты это серьезно? 3. Кто Ты?»
«Я Праведник».
«Послушай, я сказал Тебе, что их двое в Израиле: один – это Креститель, другой – Мессия. Ты Мессия?»
«Это Я».
«О! божественное милосердие! Но… однажды я слышал, как кто-то из фарисеев говорил… оставим это. Не желаю бесчестить свои уста. Ты не такой, каким они Тебя описывали. Раздвоенные языки, хуже, чем у гадюк!..»
«Это Я и говорю тебе: ты не далек от Света. Прощай, Соломон. Мир да пребудет с тобой».
«Куда Ты направляешься, Господин?». Мужчина потрясен своим открытием и заговорил совсем иным тоном. Прежде это был просто разговорившийся добряк. Теперь это благоговейно преданный человек.
«В Иерусалим через Иерихон. Иду на праздник Кущей».
«В Иерусалим? Но… даже Ты?»
«Я тоже сын Закона. Я не отменяю Закон. А наделяю его светом и силой, чтобы следовать ему в совершенстве».
«Но Иерусалим уже ненавидит Тебя! Я имею в виду: вельможи, фарисеи Иерусалима. Я сказал Тебе, что слышал…»
«Пусть себе ненавидят. Они исполняют свой долг так, как они его себе представляют. Я исполняю Свой. Истинно говорю тебе, что пока не наступит час, они ни в чем не преуспеют».
«Что за час, Господь?» – спрашивают и ученики, и лодочник.
«Час торжества Тьмы».
«Ты доживешь до конца света?»
«Нет. Будет тьма, более ужасная, чем при угасании звезд и нашей планеты, мертвой со всеми своими людьми. И она наступит, когда люди потушат тот Свет, который есть Я. Во многих это преступление уже совершилось. Прощай, Соломон».
«Я последую за Тобой, Учитель».
«Нет. Приходи через три дня в Бель Нидраш[1]. Мир тебе».
4. Иисус отправляется в путь среди задумчивых учеников.
«Что задумались? Не бойтесь ни за Меня, ни за себя. Мы проходили через Декаполис и Перею – и повсюду видели земледельцев, трудящихся на полях. Где-то земля была все еще покрыта жнивьем и сорняками, сухая, жесткая, заросшая сорными растениями, которые принесли летние ветра и рассеяли, похитив семена из пустынных местностей. Эти поля принадлежали нерадивым и праздным. В других местах земля была уже взрыта лемехом и освобождена – руками и огнем – от камней, колючек и сорняков. И то, что в начале было злом, то есть, бесполезным растением, теперь, благодаря очищению огнем и прополкой, превращалось в добро: в подкормку, в соли, пригодные для удобрения. Земля, наверное, плакала от боли, причиненной ей лезвием, вонзавшимся в нее и рыхлившим, а также ожогами от огня, проносившегося по ее ранам. Но весной она еще краше улыбнется и скажет: „Человек подвергал меня мучению, чтобы подарить мне эту богатую ниву, которая меня украшает“. И эти поля принадлежали усердным людям. А в некоторых других местах земля была уже рыхлая, очищенная даже от золы: настоящее брачное ложе для бракосочетания почвы с семенем и для их плодородного супружества, которое даст изобилие колосящейся радости. И эти поля принадлежали тем щедрым людям, что достигли совершенства в трудолюбии.
Так вот, то же самое верно и в отношении сердец. Я – Лемех, а Мое слово – Огонь. Для приготовления вечного торжества.
Есть те, кто, будучи ленив или празден, пока не ищут Меня, не стремятся ко Мне, довольствуясь своими пороками, вредоносными страстями, что кажутся одеянием из зелени и цветов, но представляют собой колючки и шипы, раздирающие душу до смерти, оплетающие ее и превращающие ее в дрова для Гееннского пламени. Пока Декаполис и Перея именно таковы… и не только они. Они не просят у Меня чудес, поскольку не хотят острия Моего слова и жжения Моего огня. Но их час придет. В иных местах есть те, кто готов принять это лезвие и этот огонь, они думают: „Это болезненно. Но это очистит меня и сделает способным приносить плоды Добра“. Это те, кто хотя и не имеет отваги на собственное делание, позволяет делать Мне. Первый шаг по Моему пути. Наконец, есть те, кто своим прилежным и непрекращающимся трудом содействует Моему труду, и они не шествуют, но летят по пути к Богу. Это верные ученики: вы и другие, разбросанные по всему Израилю».
5. «Но нас мало… против многих. Мы кроткие… против могущественных. Как мы сумеем защитить Тебя, если они надумают Тебе повредить?»
«Друзья. Вспомните сон Иакова. Он увидел несметное множество ангелов, поднимающихся и спускающихся по лестнице, что протянулась от Неба к патриарху. Множество, и все же это лишь часть ангельских когорт… Тем не менее, даже если все эти когорты, что воспевают в Небе аллилуйю Богу, слетелись бы вокруг Меня и встали на защиту, когда придет тот час, они ничего не смогли бы поделать. Должна совершиться справедливость…»
«Несправедливость, Ты хочешь сказать! Ты ведь святой, и если Тебе причиняют зло, если Тебя ненавидят, то это люди неправедные».
«Поэтому Я говорю, что в некоторых преступление уже совершилось. Тот, кто замышляет убийство, уже убийца, кто задумывает кражу – уже вор, кто прелюбодейство – уже прелюбодей, кто предательство – тот уже предатель. Отец знает, и Я знаю. Но Он позволяет Мне идти. И Я иду. Ибо для этого Я и пришел. Однако нивам предстоит еще и еще раз созреть и быть засеянными, прежде чем Хлеб и Вино будут даны в пищу человечеству».
«В таком случае, это будет пиршество мира и ликования!»
«Мира? Да. Ликования? Тоже. Однако… о, Петр! о, друзья! Сколько слез будет пролито между первой и второй чашей! И лишь тогда, когда будет допита последняя капля из третьей чаши, настанет великое ликование среди праведных и нерушимый мир для людей честных произволений».
«И Ты будешь там, правда же?»
«Я?.. Бывает когда-нибудь церемония без главы семьи? И разве Я не Глава великой семьи Христовой?»
6. Симон Зелот, до этого не вступавший в разговор, произносит словно бы про себя: «Кто это приходит в одеждах, окрашенных красным? Он прекрасен в Своем одеянии и шествует в величии Своей силы. – Это Я, изрекающий правду и сильный спасти. – Отчего же облачения Твои красны и Твои одеяния – как у топтавших виноград в давильне? – Один Я топтал в давильне… Настал год Моего искупления»[2].
«Ты понял, Симон», – замечает Иисус.
«Понял, мой Господь».
Они оба смотрят друг на друга; остальные глядят на них удивленно, спрашивая один у другого: «Он говорит о тех красных одеждах, что сейчас на Иисусе, или о царском пурпуре, в который Тот облачится, когда наступит тот час?»
Иисус уходит в себя и, кажется, уже ничего не слышит.
Петр отводит Симона в сторонку и спрашивает: «Ты, мудрый и смиренный, объясни свои слова моему невежеству».
«Конечно, брат. Его имя – Искупитель. Эти чаши на пиршестве примирения и ликования между человеком и Богом, между Землей и Небом, Он сам наполнит Своим Вином, истоптав сам Себя в страдании от любви ко всем нам. Поэтому Он будет там присутствовать, несмотря на то что тогда власти Тьмы, как будет казаться, погасят тот Свет, которым Он является. 7. О! Нужно сильно любить Его, этого нашего Христа, потому что многие Его возненавидят. Постараемся же, чтобы в час оставленности не к нам был обращен упрек Давидова стенания: „Своры псов (и мы среди них) обступили Меня кругом“[3]».
«Ты скажешь!.. Мы же будем защищать Его, рискуя умереть вместе с Ним».
«Мы будем Его защищать… Но мы люди, Петр. И наша храбрость улетучится еще прежде, чем рассыплются Его кости[4]… Да. С нами будет то же, что с замерзшей на небе водой, которую молния превращает в дождь, а потом ветер на земле снова замораживает. Мы такие же! Такие же! Наша нынешняя храбрость от осознания себя Его учениками, оттого что Его любовь и Его близость к нам сплачивают нас в мужественной отваге, но от ослепляющих молний Сатаны и его отродий она растает… И что от нас останется? Потом, после этой унизительной и необходимой проверки, вера и любовь снова соберут нас воедино, и мы станем как кристалл, который не боится царапин. Но это мы почувствуем и сумеем, если будем сильно любить Его, пока Он с нами. Тогда… да, думаю, что тогда мы не окажемся, по Его слову, ни врагами, ни предателями».
«Ты мудрый, Симон. Я… неграмотный. И мне даже стыдно задавать Ему вопросы по каждому поводу… И больно, когда я чувствую, что поводы эти горестные… Взгляни на Его лицо: кажется, что оно омыто тайными слезами. Посмотри на Его глаза. Они смотрят ни в небо, ни в землю. Они открыты в неизвестный нам мир. А Его походка – какая она усталая и согбенная! Он кажется состарившимся в Своем раздумье. О! не могу Его видеть таким! Учитель! Учитель! Улыбнись. Не могу видеть Тебя таким грустным. Ты дорог мне как сын, и я подставил бы Тебе свою грудь в качестве подушки, чтобы Ты мог уснуть и видеть во сне другие миры… О! прости, что назвал Тебя „сыном“! Это потому, что я люблю Тебя, Иисус».
«Я и есть Сын… Это Мое Имя. Но Я уже не грущу. Видишь? Улыбаюсь, оттого что вы Мои друзья. 8. Вон там вдалеке Иерихон, весь красный в закате. Двое из вас пусть пойдут поискать жилище. Мы с остальными идем дожидаться вас около синагоги. Ступайте».
И все заканчивается, в то время как Иоанн с Иудой Фаддеем отправляются на поиски какого-нибудь гостеприимного дома
[1] Так в оригинале. Судя по всему, Мария Валторта на слух передает выражение Бейт Мидраш – Дом Мидраша (мидраш – толкование)
[2] Цитируется (Ис. 63:1-4)
[3] См. (Пс. 21:17)
[4] Намек на (Пс. 21:15)