6 февраля 1945.
1. Вижу новый и красивый город Тивериаду[1] a. О том, что он но-вый и богатый, говорит весь его архитектурный ансамбль, отли-чающийся более упорядоченным планом застройки, нежели в других палестинских городах, и представляющий собой гармо-ничное и организованное целое, чего нет даже в Иерусалиме.
Именно сюда перенес тетрарх из Сепфориса свою резиденцию, сделав Тивериаду столицей Галилеи. Красивые бульвары и прямые улицы, уже оборудованные системой стоков, благодаря которой вода и нечистоты не задерживаются вдоль дорог, большие площади и на них фонтаны с прекрасными широкими бассейнами, отделанными мрамором. Здания, в подражание Римскому стилю, с пространными аркадами. Сквозь парадные двери, часть из которых открыта в этот ранний час, глаз различает обширные вестибюли, мраморные перистили, украшенные дорогими портьерами, скамьями, столиками. Почти все они имеют посередине двор, вымощенный мрамором, с бьющим фонтаном, и мраморные же водоемы, наполненные цветущими растениями. В общем, это имитация Римской архитектуры, довольно-таки хорошо сделанная и богато воспроизведенная.
Самые красивые дома – на улицах, ближайших к озеру. Первые три из них, идущие параллельно берегу, действительно, знатные. Самая первая, протяженная аллея, повторяющая мягкий изгиб озера, прямо-таки великолепна. Она заканчивается вереницей усадеб, выходящих главными фасадами на следующую улицу, а к озеру – пышными садами, спускающимися вниз, так что их почти омывают волны. Почти все они имеют маленькую пристань, где находятся прогулочные лодки с дорогими балдахинами и пурпурными скамьями.
Иисус сошел с лодки Петра, похоже, не на пристани Тивериады, а в каком-то другом месте, может быть, на окраине, и шествует по широкой аллее вдоль озера.
«Ты бывал когда-нибудь в Тивериаде, Учитель?» – спрашивает Петр.
«Никогда».
«Э! Антипа неплохо тут все устроил, и с размахом, чтобы польстить Тиберию! Он крайне продажный, этот тип!..»
«Мне кажется, этот город больше для развлечений, чем для торговли».
«Торговля на другой стороне. Но город тоже весьма торговый. Богатый».
«Эти дома – палестинские?»
«Как сказать. Многие принадлежат римлянам, а многие… ну да! Хотя в них полно статуй и подобной чепухи, они принадлежат евреям». Петр вздыхает и ворчит: «… если бы у нас отняли только независимость… но у нас отняли и веру… Мы становимся бóльшими язычниками, чем они!..»
«Не по их вине, Петр. У них есть свои обычаи, и они нам их не навязывают. Мы же сами охотно развращаемся. Ради выгоды, ради моды, из-за угодливости…»
«Правильно говоришь. Но первый из всех нас – Тетрарх…»
2. «Учитель, мы на месте, – говорит Иосиф-пастух, – вот дом управляющего Ирода».
Они остановились в конце аллеи там, где она становится развилкой, за которой уже переходит в следующую улицу, тогда как усадьбы остаются между нею и озером. Указанный дом – первый, красивейший, целиком окруженный цветущим садом. Разносится благоухание, а ветви жасмина и роз простираются до самого озера.
«Это здесь проживает Ионафан?»
«Мне сказали, здесь. Он управляющий управляющего. Хорошо устроился. Хуза не вредный, и он справедлив в признании заслуг своего управляющего. Это один из немногих честных людей при дворе. Пойти спросить его?»
«Иди».
Иосиф подходит к высоким главным воротам и стучит. Прибегает привратник. Они обмениваются словами. Вижу, как Иосиф жестом выражает досаду и как привратник высовывает наружу свою седую голову и смотрит на Иисуса, а потом что-то спрашивает, на что Иосиф согласно кивает. Они снова между собой разговаривают.
Затем Иосиф подходит к Иисусу, который терпеливо ждал в тени дерева. «Ионафана здесь нет. Он в Горном Ливане. Отправился, чтобы отвести в тот край с прохладным и чистым воздухом Иоанну, жену Хузы, которая очень больна. Слуга говорит, что пошел именно он, потому что Хуза при дворе и не имеет возможности отлучиться после скандала с побегом Иоанна Крестителя, а состояние больной все ухудшалось, и врач сказал, что здесь она может умереть. 3. Однако слуга просит Тебя зайти и передохнуть. Ионафан рассказывал о Мессии-младенце, и даже тут Тебя знают по имени и ждут».
«Пойдемте». Группа приходит в движение.
Привратник, глядевший украдкой, заметив это, зовет других слуг, распахивая приоткрытые до того входные ворота, и с настоящим почтением спешит навстречу Иисусу. «Ниспошли, Господин, Свое благословение на нас и на этот печальный дом. Заходи. О, как же огорчится Ионафан, что его тут не оказалось! Это была его надежда: увидеть Тебя. Заходи, заходи, и с Тобой пусть заходят Твои друзья».
В атриуме разновозрастные слуги и служанки. Все почтительно склонились в приветствии, проявляя при этом любопытство. Какая-то старушка плачет в уголке.
Иисус входит и благословляет Своим обычным жестом и пожеланием мира. Ему предлагают передохнуть. Иисус садится на скамью, и все располагаются вокруг Него.
«Вижу, что Я не так уж вам и неизвестен», – замечает Иисус.
«О! Ионафан вскормил нас рассказами о Тебе. Он добрый, Ионафан. Говорит, что он сделался добрым лишь потому, что поцеловал Тебя. Но это еще и потому, что он сам такой».
«Я целовал и Меня целовали… но, как ты говоришь, только в добрых людях эти поцелуи усиливают доброту. Он сейчас отсутствует? Я пришел ради него».
«Я говорил: он на Ливане. У него там друзья… Это последняя надежда для молодой хозяйки; если это не поможет…»
4. Старушка в своем углу начинает плакать громче. Иисус вопросительно на нее смотрит.
«Это Эсфирь, кормилица хозяйки. Плачет, оттого что не может примириться с ее потерей»,
«Подойди сюда, мать. Не плачь так, – приглашает Иисус, – иди сюда, поближе ко Мне. Болезнь еще не означает смерть!»
«О! это смерть! это смерть! С тех пор, как у нее случились те неудачные роды, она умирает! Неверные жены рожают тайно и, тем не менее, живут, а она: добрая, честная, милая, такая милая – должна умереть!»
«А что у нее сейчас?»
«Лихорадка, которая ее съедает… Она как лампада, горящая на сильном ветру… он с каждым днем все усиливается, а она слабеет. О! Я хотела пойти с нею. Но Ионафан отдал предпочтение молодым, так как она обессилена и ее нужно физически передвигать, а тут я уже не гожусь… Не гожусь на это… но гожусь на то, чтобы ее любить… Я приняла ее от материнской груди… я была служанкой и тоже замужем, у меня был месячный сын и я вскармливала ее, потому что ее мать была слабой и не могла… Я стала ей вместо матери, когда она осиротела и едва умела выговаривать: „мама“. Я поседела и покрылась морщинами, бодрствуя над ней во время ее болезней… я одевала ее в свадебный наряд, выдавала ее замуж… я улыбалась ее надеждам стать матерью… плакала вместе с ней над мертворожденным ребенком… Принимала все радости и все слезы в ее жизни… Отдала ей все радости и утешения моей любви… а теперь она умирает, и меня нет рядом с нею…»
Старушка вызывает жалость. Иисус утешает ее, но безуспешно.
«Послушай, мать. Есть у тебя вера?»
«В Тебя? Есть».
«В Бога, женщина. Веришь, что Бог может все?»
«Верю. И верю, что Ты, Его Мессия, можешь это. О, в городе уже говорят о Твоей силе! Тот мужчина (и показывает на Филиппа) как-то рассказывал о Твоих чудесах возле синагоги. Ионафан его спросил: „Где этот Мессия?“, а он сказал: „Не знаю“. Ионафан сказал мне тогда: „Будь Он здесь, клянусь тебе, она бы выздоровела“. Но Тебя здесь не было… и он ушел с ней… и теперь она умрет…»
«Нет. Имей веру. Поведай Мне то, что у тебя по-настоящему на сердце: готова ли ты поверить, что она не умрет по твоей вере?»
«По моей вере? О! Если Тебе нужна она, то вот она. И жизнь мою возьми Себе, мою ветхую жизнь… только дай мне увидеть ее здоровой».
«Я есть Жизнь. Я даю жизнь, а не смерть. Ты однажды подарила ей жизнь своим грудным молоком, и то была бедная жизнь, которая могла закончиться. Сейчас ты, своей верой, даришь ей бесконечную жизнь. Радуйся, мать».
«Но ее же тут нет… – старушка между надеждой и сомнением, – ее тут нет, а Ты здесь…» «Имей веру. Слушай. Я сейчас на несколько дней схожу в Назарет. У Меня там тоже есть больные друзья… Затем отправлюсь к Ливану. Если Ионафан вернется в течение шести дней, отправь его в Назарет, к Иисусу, сыну Иосифа. Если не придет, пойду Я».
«Как Ты его найдешь?»
«Мне покажет дорогу архангел Товии[2]. Ты же укрепись в вере. Прошу тебя лишь об этом. Не плачь больше, мать».
Старушка, напротив, начинает плакать еще сильнее. Она у ног Иисуса, головой на Его божественных коленях, покрывает поцелуями и слезами благословенную ладонь.
Иисус другой рукой гладит ее и, так как остальные слуги мягко выговаривают ей, что она истощит себя этим плачем, говорит: «Дайте ей поплакать. Теперь это слезы облегчения. Они пойдут ей на пользу. Вы все рады, что хозяйка выздоровеет?»
«О, она такая добрая! Когда человек такой, это уже не хозяин, это друг – и его любят. Мы ее любим. Поверь».
«Вижу это в ваших сердцах. Вы тоже делайтесь лучше. Я пойду. Не могу ждать. У Меня лодка. Благословляю вас».
«Возвращайся, Учитель, приходи еще!»
«Вернусь. И еще не раз. До свидания. Мир этому дому и всем вам».
Иисус вместе со Своими спутниками выходит в сопровождении слуг, которые Его шумно провожают.
5. «Тебя лучше знают тут, чем в Назарете», – грустно замечает Иаков-кузен.
«Этих людей подготовил тот, у кого была истинная вера в Мессию. Для Назарета Я всего лишь плотник… Не больше».
«А у нас… у нас не достает силы проповедовать о Тебе таком, какой Ты есть…»
«Не достает?»
«Нет, Брат. Мы не такие герои, как эти Твои пастухи…»
«Ты думаешь, Иаков? – Иисус улыбается, глядя на Своего брата, так напоминающего Его названного отца, с такими же темно-каштановыми глазами и цветом волос, и смуглым оттенком лица, тогда как у Иуды лицо посветлее и обрамлено черной бородой и волнистыми волосами, а глаза у него синие, почти лиловые, что смутно напоминает глаза Иисуса. – И все-таки, скажу тебе, что ты себя не знаешь. Вы с Иудой – двое сильных».
Братья качают головами.
«Вы убедитесь, что Я не ошибаюсь».
«Мы правда идем в Назарет?»
«Да. Хочу поговорить со Своей Матерью и… и сделать еще кое-что. Пусть идут те, кто желает идти».
Желают идти все. Самые довольные – двоюродные братья: «Это ради наших отца и матери, понимаешь?»
«Понимаю. Доберемся до Каны, а потом пойдем в Назарет».
«До Каны? О! тогда зайдем к Сусанне. Она даст нам яиц и фруктов для отца, Иаков».
«И еще, наверняка, своего хорошего меда. Он так его любит!»
«А тот его питает».
«Бедный отец! Так мучается! Словно выкорчеванное дерево, он чувствует нехватку жизни… а умирать не хочется… – Иаков глядит на Иисуса с молчаливой мольбой… Однако Иисус не показывает, что заметил, – Иосиф тоже так болезненно умирал, да ведь?»
«Да, – отвечает Иисус, – но он мучился меньше, потому что был безропотным».
«И, кроме того, у него был Ты».
«У Алфея тоже мог бы быть Я…»
Братья печально вздыхают, и все заканчивается.
[1] Тивериада построена Иродом Антипой всего за несколько лет до описываемых событий.
[2] Архангел Рафаил, спутник Товии (см. книгу Товита, гл.5).