30 января 1945.
1. Опять Иисус наставляет Своих учеников, приведя их в тень огромного орешника, который, находясь выше сада Марии, свешивается до самого этого сада. День ненастный, назревает буря, и наверно поэтому Иисус не отошел далеко от дома. Мария снует из дома в сад и обратно, и всякий раз поднимает голову и улыбается Своему Иисусу, сидящему на траве возле ствола дерева в окружении учеников. Иисус говорит:
«Я сказал вам вчера: что бы ни было причиной вчерашнего неосторожного слова, пусть оно послужит темой сегодняшнего поучения. Вот это поучение.
Считайте несомненным, и пусть это будет вашим правилом поведения, что ничто из сокрытого не останется таковым навсегда. Или Бог берет на Себя заботу объявить о делах Своего сына: через Свои ли чудесные знамения, или через речи праведников, признающих заслуги собрата. Или же это Сатана, который через неосторожные уста, не хочу говорить большего, совершает разоблачение того, о чем добрые люди предпочитают молчать, дабы не возбуждать немилосердия, либо искажает истины, с тем чтобы породить смятение в мыслях. Так что всегда настает момент, когда тайное делается известным.
Теперь всегда имейте это в виду. И пусть это обуздывает вас во зле, не подстрекая, впрочем, к обнародованию того добра, которое вы совершаете. Как часто поступают по доброте, настоящей доброте, но доброте мирской! И будучи мирскими, то есть, имея в своих действиях небезукоризненные намерения, желают быть известными среди людей – и злятся, бесятся, видя, что остаются в безвестности, и ищут способа заявить о себе. Нет, друзья. Не надо так. Делайте добро и приносите его в дар предвечному Господу. О! Он сумеет, если это будет для вас благом, сделать так, что люди о нем тоже узнают. Если же, напротив, это может обесценить ваше праведное деяние в результате прилива горделивого самодовольства, вот тогда Отец сохранит его в тайне, оставив за Собой право воздать вам славу на Небе, в присутствии всего небесного Собора.
2. И если видишь какой-нибудь поступок, никогда не суди по внешности. Ни за что не осуждайте, потому что поступки людей могут иногда быть дурными с виду, но скрывать в себе совсем иные мотивы. К примеру, отец может сказать своему ленивому сыну-гуляке: „Убирайся прочь“, и это могло бы показаться суровостью и отказом от родительских обязанностей. Но это не обязательно так. Это его „убирайся“ приправлено слезами, и весьма горькими, скорее отцовскими, нежели сыновними, и сопровождается словами: „Вернешься, когда раскаешься в своей лени“, с пожеланием, чтобы они сбылись. Это будет также справедливым по отношению к остальным детям, поскольку воспрепятствует гуляке помимо своего имущества расточить в распутстве и то, что ему не принадлежит. Но будет, напротив, злом, если эти слова сказаны отцом, который сам грешен перед Богом и перед отпрысками, поскольку в своем эгоизме считает себя выше Бога, претендуя обладать правом даже на душу своего сына. Нет. Душа принадлежит Богу, и даже Бог не нарушает ее свободу пожертвовать себя или нет. Миру эти поступки кажутся одинаковыми. Но насколько же один отличается от другого! В первом – справедливость, во втором – неправедный суд. Так что никогда никого не судите.
3. Вчера Петр сказал Иуде: „Что у тебя был за наставник?“. Пусть он не говорит так больше. Никто не обвиняй других, что бы ты ни увидел в том или в этом. Наставники всем ученикам говорят одни и те же слова. Как тогда получается, что десять учеников становятся праведными, а десять – нехорошими? Это потому, что каждый прибавляет из своего сердца нечто свое, и оно-то склоняет в сторону добра или в сторону зла. Как можно в таком случае обвинять наставника в плохом обучении, если привитое им добро уничтожается избытком зла, царящим в чьей-нибудь душе? Главная причина успеха в вас самих. Учитель трудится над вашим я. Однако если вы не восприимчивы к улучшению, что может поделать учитель? Кто Я? Истинно говорю вам, что не будет учителя мудрее, терпеливее и совершеннее Меня. И все-таки: даже о ком-то из Моих учеников скажут: „Что же у него был за учитель?“
4. Никогда не руководствуйтесь в своих суждениях личными мотивами. Вчера Иуда, чрезмерно любя свою отчизну, счел Меня несправедливым по отношению к ней. Человек часто поддается таким неуловимым стихиям, как любовь к отечеству или любовь к какой-нибудь идее, и – словно сбившийся с пути зимородок – отклоняется от своей цели. Эта цель – Бог. Чтобы видеть правильно, надо все видеть в Боге. Не ставьте выше Бога ни себя, ни чего-либо еще. А если кто-то действительно ошибается… о, Петр! и вы все! Не будьте непреклонными. Ошибка, что так вас раздражает, когда она совершена кем-то другим, – неужели вы и вправду никогда не совершали ее сами? Вы уверены в этом? А допустив, что не совершали, как должны были бы поступать? Благодарить за это Бога, и все. И быть внимательными. Очень внимательными. Непрестанно. Чтобы не впасть завтра в то, чего удавалось избегать до сего дня. Видите? Небо сегодня хмурое из-за надвигающегося града. И мы, взглянув на небо, решили: „Не будем удаляться от дома“. Итак, если мы умеем таким образом судить о вещах, хотя и опасных, но ничтожных в сравнении с потерей дружбы с Богом по причине нашего греха, отчего же мы не в состоянии рассудить о тех, что могут быть опасны для нашей души?
5. Поглядите, вон там Моя Мать. Можете ли вы помыслить в Ней склонность ко злу? Так вот, при том, что любовь побуждает Ее следовать за Мной, Она покинет Свой дом лишь тогда, когда этого захочет Моя любовь. Но сегодня утром Она, после того как опять умоляла Меня об этом – ведь Она, Моя Наставница, говорила Мне: „Среди Твоих учеников, Сын, должна быть и Твоя Мать. Я хочу постигать Твое учение“, Она, вместившая это учение в Своем лоне, а еще раньше в Своем духе, по дару, данному Богом будущей Матери Его воплощенного Слова – Она сказала: „Впрочем… Тебе судить, сумею ли Я пойти без потери единения с Богом, чтобы мирское, которое, как Ты говоришь, просачивается своим зловонием, не повредило этому Моему сердцу, что было и есть, и желает быть только Божьим. Я испытываю Себя, и Мне кажется, насколько могу судить, что Я это сумею, потому что… (и тут Она, сама того не сознавая, воздала Себе высшую похвалу) потому что не нахожу различия между тем Моим невинным покоем, какой Я испытывала, когда была цветком Храма, и тем, что во Мне сейчас, когда Я уже больше тридцати лет как домохозяйка. Но Я недостойная раба, которая плохо понимает и еще хуже может судить о вещах духовных. Ты – Глагол, Премудрость, Свет. И Ты можешь быть светом для Своей бедной Мамы, которая скорее согласится больше не видеть Тебя, чем оказаться неблагодарной Господу“. И Я должен был Ей сказать, с сердцем, трепетавшим от восхищения: „Мама, Я скажу Тебе так. Это не мир повредит Тебе. Это Ты наполнишь его Своим благоуханием“.
Моя Мать, слышите, умудрилась разглядеть опасности жизни в миру, опасности для Нее самой, даже для Нее самой. А вам, людям, разве не следовало бы их увидеть? 6. О! Сатана уж точно в засаде. И только бодрствующие выйдут победителями. Остальные? Интересуетесь про остальных? С остальными будет то, что написано».
«Что написано, Учитель?»
«„И набросился Каин на Авеля и убил его. И сказал Господь Каину: ‚Где твой брат? Что ты с ним сделал? Голос его крови взывает ко Мне. Так будешь ты проклят на земле, что вкусила человеческой крови, оттого что брат поднял руку на своего брата, и уже не прекратится у земли эта страшная жажда человеческой крови. А земля, отравленная этой кровью, сделается для тебя более бесплодной, чем женщина, иссушенная старостью. И ты побежишь прочь, ища покоя и хлеба. И не найдешь их. И угрызения совести заставят тебя видеть кровь на всяком цветке и траве, во всякой воде и в хлебе. Небо покажется тебе кровавым, и кровавым – море, и три голоса будут доноситься до тебя с неба, с земли и с моря: голос Божий, голос Невинного и голос Дьявола. И, чтобы не слышать их, ты предашь себя смерти‘“».
«Бытие говорит не так», – замечает Петр[1] a.
«Нет. Не Бытие. Я говорю это. И не ошибаюсь. Я говорю это для новых Каинов, что будут у новых Авелей. Для тех, кто, не уследив за собой и за Врагом, станет с ним одним целым».
«Но среди нас не будет же таких, правда, Учитель?»
«Иоанн, когда Завеса Храма будет разодрана, засияет великая истина, начертанная на всем Сионе».
«Какая, мой Господь?»
«Что сыны тьмы тщетно соприкасались со Светом. Запомни это, Иоанн».
«Учитель, это я буду сыном тьмы?»
«Нет. Ты нет. Но запомни это, чтобы разъяснить это Злодеяние миру».
«Какое злодеяние, Господь? Преступление Каина?»
«Нет, то было первым аккордом гимна Сатаны. Я говорю о Злодеянии, доведенном до конца. Непостижимом Злодеянии. Таком, что для его понимания нужно взглянуть на него через солнце божественной Любви и через разум Сатаны. Потому что только совершенная Любовь и законченная Ненависть, только беспредельное Благо и бесконечное Зло могут объяснить такое Жертвоприношение и такой Грех. Слышите? Похоже, Сатана услышал и завывает от желания совершить его. Пойдемте, пока туча не прорвалась молниями и градом».
И они бегом спускаются вниз по обрыву, спрыгивая в сад Марии, а между тем разражается неистовая буря.
[1] В сравнении с (Быт. 4:8-16)