Радио-монолог «Билли и я» был хорошо известным рассказом чревовещателя, который оказался во власти своей куклы, но Рикман очень эффективно сыграл его на возрастающей нотке истерии.
- Да, конечно, это моя жена... разве у меня была бы такая уродливая горничная? - он донельзя говорил в духе Арчи Райса из "Эстрадного артиста" Джона Осборна[1]. Он проявил себя неожиданно виртуозно, изображая косвенные намёки мюзик-холла; как и у всех великих актеров, Рикман обладает значительной пошловатой жилка гротеска. «У меня депрессия. Мне настолько тошно, что я даже сомневаюсь, что смогу чем-нибудь отвлечься», - стонет он; природная мрачность Алана хорошо здесь сработала. Мастер Билли Бент покорился этой жуткой кукле-школьнику, который установил над ним зловещий контроль. У него случается нервный срыв, в результате которого он становится шизофреником. У него начинаются видения, и он дико бормочет о веренице кукол, поющих "Мессию" Генделя[2], это так же смешно, как и страшно.
Тем не менее, был третий проект Питера Барнса, телевизионная драма «Из Сна и Тени» (“From Sleep and Shadоw”) в сценарной трилогии под названием «Дух человеческий», которая должна была стать увлекательным предвкушением его игры в «Робине Гуде: принце воров». Рикман часто занимается самопоеданием: здесь, в этом игривом безумце, зарождение его не в меру энергичного шерифа Ноттингемского.
"Питер Барнс – наиболее готичный из всех наших сценаристов", - заявил мне коллега Рикмана Найджел Хоторн. «Из Сна и Тени» была очень сложной религиозной вещью, но нам было премного забавно снимать это, мы много смеялись надо всем – и я не думаю, что это было вполне правильным или вполне тем, чего от нас ожидали, но это было, конечно, очень весело".
Алан был задействован в роли разглагольствующего еретика семнадцатого века[3], одного из тех странствующих демагогов, которые возникли в огромном количестве во времена апокалиптических потрясений Нового Века, марксистский историк Кристофер Хилл назвал их английской революцией. Разглагольствующие еретики были примитивным ответвлением ультра-ревностных методистов, которые отделились от чопорных рядов Уэсли; большинство из них были безумны, и среди здравомыслящих было много великих притворщиков.
Рикман совершил своё огненно-фееричное появление на экране в солнцезащитных очках из ХХ века, Питера Барнса по-прежнему забавляет то, что никто и никогда не замечал эту вопиюще анахроничную деталь. "Для разглагольствующего еретика костюм был составлен из деталей одежды разных стран. Я считаю, что историческая точность не так важна, как точность драматическая, хотя некоторые диалоги были взяты из памфлетов того времени".
Хоторн играл «правую руку» цареубийцы Оливера Кромвеля. Он скорбит о внезапной смерти своей красивой молодой жены Абигейл, сыгранной Элеонор Дэвид. Теперь пастор, он задает вопросы. Своей вере. "Это Божья кара за какой-то неизведанный грех."
После этого Рикман врывается, как испанская инквизиция из Монти Пайтон: "Вы послали за мной, и я здесь... - говорит он взволнованно. - Я был наг перед женщинами… провозглашая Слово Божье".
После чего у этой необычной личности случился припадок, и он прошипел, что Хоторн выгнал его из Саузуарка за то, что он развлекался разнообразными похабными танцами, имел взлохмаченные волосы и не снял шляпу во время молитвы. Хоторн упрекает этого сумасшедшего выскочку. «Я все еще буду болтать с лучшими из них», - кричит Алан, прыгая по комнате, как будто жуки кусают его за мягкое место.
Это Израэль Йейтс, оборванец с остроумным и парадоксальным складом ума. Он гипнотизирует Хоторна своими безумными глазами, заставляя его поверить в исцеление верой. Он говорит ему, что Абигейл находится в каталептической коме. С его «потанцульками» и прыжками это нелепое, но соблазнительное представление огромного обаяния.
"Лечить карбункулы и геморрой, прыгая туда-сюда по канавам мира" - так он описывает свое призвание. Он достает кусочек кварца на цепочке и раскачивает его над ней. Жест, который выглядит очень по-месмеровски. Он потеет, и это спокойное змеино-карее око вдруг становится ярким и, к сожалению, человеческим. Он вернул к жизни не ту женщину - Абигейл одержима духом первой жены Хоторна, Сары.
Рикман - хитрый шарлатан с привкусом гения, не вполне в ладах со своим даром. Опять же, очень по-месмеровски. Он кричит в ухо Абегейл, изображая голос Бога, а затем неистово целует ее в губы. Она падает в обморок. Затем она возвращается к жизни, восстанавливается при помощи чистейшей живости всего этого мнимого экзорцизма. Брат Израэль - уже в десятом поколении -Йейтс потом похвастается: «Мы демагоги блаженные, кои цепляются за яркий свет свободы и любви». Он уходит, но потом внезапно врывается с размышлением о днях. Не может быть более счастливого человека по сравнению с безумцем. Он поет и танцует на столе. «Я стряхиваю с себя меланхолическую пыль души, сестра». И все трое выстраиваются в ряд, поют хором и танцуют.
После этой странной интерлюдии ВВС Алан сразу вернулся в Голливуд, но его неопытность очень подвела его, избрав «Январского человека» для второго захода. Этот сонный и причудливый триллер о серийном убийце мог бы сработать, если бы Рикман сам был убийцей. Вместо этого, он был художником - приятелем Кевина (бывшего детектива, ставшего пожарным, который восстановлен в должности своим братом-комиссаром полиции Харви Кейтелем, чтобы найти убийцу).
Рикмана привлек актерский состав - Сьюзан Сарандон играла жену Кейтеля в депрессии от Клайна — и перспектива снова изобразить художника была такой легкой работой, что он сделал это почти во сне. Возможно, он последовал совету Сарандон слишком буквально, потому что позже он вспоминал в интервью “Los Angeles Daily News”, как она посоветовала ему не думать об этом слишком после того, как он мучился и ходил взад- вперед, прежде чем сыграть сцену. Как он объяснял: "Вы должны позволить животному началу актера стать во главе". В конце концов, Рикману пришлось запатентовать свой особый животный магнетизм, но в «Январском человеке» он был скорее добродушным ленивцем, чем рыскающей пантерой.
Первая сцена напоминала Видаля в "Терезе Ракен" десять лет тому назад. Рикман — эксцентричный бородатый художник с видом дилетанта, в студии которого на кушетке расположилась роскошная обнаженная модель. «Просто расслабься там, дорогая, не прикасайся ни к чему», - наставляет он ее. Клайн предлагает ему работу. "Меня бесит то, что мне нужны деньги", - вздыхает Алан и проводит большую часть фильма, косясь на компьютер: "…попытаюсь разобраться с этим".
Предполагается, что он помощник Клайна, который предлагает невнятные идеи то здесь, то там. Вдобавок ко всему, он одет, как чокнутый клоун: мешковатые клетчатые брюки, ужасно неподходящие к шарфу. Он похож на немецкого художника со своими колюче стриженными, лохматыми волосами, бородой и усами. Но он часто приподнимает одну бровь и выуживает лакомства из корзины с ироничным размахом - Алану всегда удается где-то проявлять признаки юмора.
«Я художник, я наблюдаю за женщинами», - шутит он, когда отказывается войти в квартиру убийцы. Как будто для дела, теперь он носит кожаную куртку, которая делает его похожим на восточногерманского отщепенца со слабейшими оттенками Ганса Грубера в наивысшей степени, ему заплатили за то, чтобы он ошивался где-то поблизости, словно «в запасе», и это смутило его. Судя по инертному исполнению Алана, фильм обернулся катастрофой для кассовых сборов.
Казалось, что его голливудская карьера закончилась прежде, чем успела в действительности начаться, пока австралийский вестерн «Куигли в Австралии», выпущенный в 1990 году, не спас положение Рикмана.
"Я слышал, что в «Куигли в Австралии» он был настолько истеричным и анархичным, что его полюбили, и в результате фильм выехал на нём", - говорит театральный режиссер Джулия Райт.
Он снова обрёл свою энергию и силы для еще одного замечательной работы — фильма, который он «украл» и на участие в котором он согласился только потому, чтобы посетить глубинку, так он неискренне утверждает. Позже он расскажет о "притяжении" австралийского пустынного ландшафта, так называемого «красного центра», таинственные просторы которого привлекут любого, кто вырос в Актоне. Фильмы часто выбираются актерами только по местонахождению натурных съёмок, но в этом случае Рикман выбрал правильное место передвижения. Его политически правая перспектива была с очевидностью привлекательна для него; но он не мог сопротивляться бунтарски подрывному желанию зажечь.
«Куигли в Австралии» должно быть самый неторопливый вестерн со времен «Танцев с волками», которые были сняты в том же году. Рикман дает ему гигантский заряд энергии в роли парня в черной шляпе, психопатического местного магната Эллиота Марстона. Он сбрил бороду, но сохранил усы Вальмона и щёточку под нижней губой, что делает его похожим на Элая Валлаха в его самом пронырливом свойстве.
Его художественный взгляд настаивал на немедленных изменениях. "Когда я приехал в Австралию, меня одели в пурпурный пиджак и белые брюки, как ленивого бездельника, который сидит за бокалами вина",- рассказал он “The Guardian” в июле 1991 года.
“Я не видел Марстона подобным. Он жил в нищете. Он может пить вино, но из грязного стакана. Моя идея заключалась в том, чтобы одеть его в чёрное, что оказалось хорошим выбором, но разгорячённым!”. В результате получился довольно сексуальный персонаж прямо из модного спагетти-вестерна[4].
Эллиотт нанял Тома Селлека как лучшего снайпера в мире. Он хочет, чтобы он уничтожил всех местных аборигенов, к которым Марстон питал патологическую ненависть после расправы над его родителями. Его мать, как он показывает на нотке растущей истерии, была убита за шитьём.
Английские охотничьи отряды действительно провели кампанию геноцида против аборигенов Тасмании в девятнадцатом веке; она остается ужасающим пятном в истории Австралии в области прав человека.
Куигли, хороший, честный вайомингский ковбой, не слишком чувствительный и благородный, так взбешен этим грубым поручением, что выбрасывает Эллиота из ближайшего окна. Это еще одна прекрасное выбрасывание из окна, в которое втянул Алана его агент… И это после того, как Эллиотт даже попытался подружиться за приятным обедом, предложив Куигли "мятное желе на ягненке - это мое собственное творение". Каждый разумный человек согласится с тем, что у Эллиота нет выбора после этого, кроме как оставить Куигли плюс главную героиню леди Лауры Сан-Джакомо в жаркой жаре пустыни в качестве наказания, не слишком поздно, поскольку она обеспокоена. В роли ребячливой героини Коры, мисс Сан-Джакомо серьезно смущена... а также она вдвое меньше Тома Селлека. Только джентльменское воспитание заставляет его мириться с этим болтливым цирковым карликом, в то время, как большинство из нас бросило бы ее в глубинке давным-давно; это заставляет задуматься о более веселом противоборствующем партнерстве, которое могло бы быть у вспыльчивого Эллиотта с этим ребенком.
Когда Куигли и Кора убегают, люди Эллиота совершают ошибку, сообщая ему известия, пока его бреют в парикмахерской. Отсюда еще одна забавная вспышка гнева от Рикмана, который - будь он не таким злодеем - соблюдает приличия. “ Можешь не стучать, ладно? Заткнись”, - огрызается он.
- Он собирается что-то на нас вываливать ночью - замечательно, никто не спит, - рычит он.
Однако Куигли схватили и потащили обратно на базу на веревке, привязанной к лошади. "Хорошо, что вы снова заглянули", — еще один пример изысканного сарказма Рикмана. Но Эллиотт ― такой бесстыдный шоумен, что он настаивает на организации дуэли с двумя кольтами, которыми, как он ошибочно предполагает, Куигли никогда не пользовался раньше.
Случайное воодушевление делает Эллиотта излишне философским, другой покоряющей чертой нестандартно мыслящих злодеев Рикмана.
«Некоторые люди рождаются не в том веке. Думаю, я родился не на том континенте. Кстати, ты уволен», - рявкает он с великолепным промедлением.
Это его последнее слово на эту тему - или на любую другую тему. Он удаляется с неприличной поспешностью, и фильм заканчивается сценой, что он отдает дань уважения Зулу. На горизонте появляется бесконечная вереница аборигенов, вооруженных только копьями каменного века. Этот магический круг окружает враждебную британскую армию и обеспечивает Куигли безопасный проход.
"Во время создания этого фильма ни одно животное не было убито или ранено",― сообщают титры в конце самого правильного фильма категории Б (если посчитать «Танцы с волками» фильмом категории A).
Жизнь заканчивается, когда Эллиот, наконец, славливает пулю, но Алан Рикман теперь зарекомендовал себя в пространстве фильма окончательно как «крепкий орешек». Дважды.
© Морин Пэтон. "Алан Рикман. Неофициальная биография", 2003.
Перевод – Е. Н.
*конец 7-ой главы.
[1] «Эстрадный артист» - это пьеса Джона Осборна из трех частей, впервые выпущенная в 1957 году. Её главный герой - Арчи Райс, провальный исполнитель мюзик-холла.
[2] Месси́я (1741) — оратория для солистов, хора и оркестра Георга Фридриха Генделя, одно из наиболее известных сочинений в жанре оратории.
[3] Ranter – так называли группу инакомыслящих (еретиков), отколовшихся от церкви во времена английского Содружества (1649-1660).
[4] Спагетти-вестерн - так называют поджанр жанра вестернов, возникший в Италии в 1960-х и 1970-х годах.