22 сентября 1945
Иисус сидит в крытом внутреннем дворе, который находится внутри дома в Вифании, внутренний двор, который я видела заполненным учениками утром Воскресения Христова. Сидя на мраморном сидении, покрытом подушками, прислонившись спиной к стене дома, окруженный домочадцами, апостолами и учениками Иоанном и Тимонием, вместе с Иосифом и Никодимом и благочестивыми женщинами. Он слушает Синтихию, стоящую перед Ним, отвечая, кажется, на заданный Им вопрос. Все присутствующие более или менее заинтересованы и слушают в различных позах, некоторые сидя на скамьях, некоторые на полу, некоторые стоя или прислонившись к колоннам или стенам.
«… это было необходимо. Для того, чтобы не чувствовать всей тяжести моего положения. Это было необходимо не только для того, чтобы убедиться, чтобы отвергнуть то сознание, что я совершенно одна, рабыня, изгнанная из своего отечества. Это было необходимо, чтобы думать, что мой отец, мать, братья и такая любимая и добрая Исмени, не потеряны навсегда. И это, даже если весь мир продолжал разделять нас, в точности как Рим разделил и продал нас как вьючных животных, хотя мы были свободными гражданами, было местом, где мы все собрались бы вновь вместе в следующей жизни.
Я думала, что наша жизнь состоит не только из оков материи. Напротив, она была свободной энергией, которую не могли сковать никакие цепи, кроме тех, которыми мы добровольно сковываем себя, живя в моральном беспорядке и в материальных удовольствиях. Ты называешь это «грехом». Те, кто были моим светом в моей ночи рабыни, давали этому другое определение. Но они также были согласны с тем, что душа, пригвожденная к телу порочными телесными страстями, не достигнет того, что Ты называешь Царством Божьим, а мы называем жизнью вместе с богами в Гадесе. Поэтому необходимо воздерживаться от впадения в материализм и стараться достигнуть свободы от тела, обеспечив себе наследие добродетелей, чтобы обрести счастливое бессмертие и воссоединиться с теми, кого мы любим.
Я думала, что души мертвых могут беспрепятственно помогать душам живых, так что дочь могла чувствовать душу своей матери рядом с собой и видеть ее лицо и слышать ее голос, говорящий с дочерью, которая могла ответить: «Да, мама. Так я смогу прийти к тебе. Да, не расстраивайся. Да, не плачь. Да, для того, чтобы не омрачать Гадес, где мы пребываем в мире. Ради всего этого я буду содержать свою душу в свободе. Это единственное, чем я обладаю, и что никто не может у меня отнять. И я желаю сохранить ее чистой, так чтобы я могла рассуждать в соответствии с добродетелью». Думать так было свободой и радостью. И так я и желала думать. И действовать соответственно. Потому что было бы только половинчатой и постыдной философией думать одним образом, а затем действовать другим.
Такое мышление восстанавливало отечество также и в изгнании. Внутреннее отечество, вместе с его алтарями, верой, учением, чувствами нашего эго… Великое мистическое отечество, все же даже не так, из-за мистерии души, сознание которой знает о будущем мире, даже если знает его сейчас только как моряк в море может различать детали на морском берегу в утреннем тумане, то есть неясно и смутно, как грубый эскиз, только с несколькими ясно очерченными пятнами, которых достаточно, чтобы усталый моряк, измученный штормами, сказал: «Там находится гавань, там я обрету мир». Отечество душ, место нашего происхождения… место Жизни.
Потому что жизнь производится смертью… О! Я понимала это только наполовину, пока не услышала одно из Твоих слов. Позднее это было подобно тому, как если бы солнечный луч ударил в алмаз моей мысли.. Все осветилось, и я поняла до какой степени греческие учителя были правы и как позже они запутались, так как им недоставало одного элемента, всего одного, чтобы разрешить теорему Жизни и Смерти. Этим элементом был Истинный Бог, Господь и Творец всего существующего!
Могу я упомянуть о Нем своими языческими устами? Конечно, могу. Потому что я произошла от Него, как и все остальные. Потому что Он даровал умственные способности всем людям вместе со способностью различения и мудрейшим из них даровал высший разум, почему они и кажутся полубогами, наделенными сверхчеловеческим могуществом. Потому что Он дал им записать истины, которые были уже религиозными, если и не божественной религии, подобной Твоей, то моральной, которая была способна поддерживать душу «живой» не только в тот период времени, который мы проводим здесь, на земле, но и вечно.
Позднее я поняла смысл слов: «Жизнь происходит из смерти». Тот, кто сказал это, был подобен полупьяному человеку, чей разум стал уже притупленным. Он произнес высшие слова, но не понял их полностью. Я, прости мне мою гордость, Господь, я поняла больше, чем он, и с этой минуты я стала счастливой».
«Что ты поняла?»
«Что наша нынешняя жизнь это всего лишь эмбриональное начало жизни, и что истинная Жизнь начинается, когда смерть дает нам рождение… в Гадесе, как у язычников, в вечной Жизни, как у верующих в Тебя. Я ошибаюсь?»
«Ты права, женщина», - одобряет ее слова Иисус.
Никодим прерывает ее: «Но когда ты услышала слова Учителя?»
«Тот, кто голоден, ищет пищу, господин. Я искала свою пищу. Я была чтицей, и так как я была образованной с хорошим голосом и произношением, то я смогла прочесть многое в библиотеке своего хозяина. Но я, все же, не была удовлетворена. Я чувствовала, что существует нечто еще за стенами, украшенными человеческой наукой, и подобно заключенному, ищущему золото, я стучала костяшками своих пальцев, чтобы заставить дверь раскрыться, чтобы выйти, чтобы найти… Когда я прибыла в Палестину со своим последним хозяином, я боялась, что погружусь во тьму… Но напротив, я пришла к Свету. Слова слуги в Цезарии были подобны множеству ударов киркой, которые разрушили стены, производя в них все больше и больше проломов, через которые вошло Твое Слово. И я собирала эти слова и эти новости. И подобно ребенку, нанизывающему бусы, я связала их и украсила себя ими, черпая в них силу для все большего и большего очищения, для того, чтобы достичь Истины. Я чувствовала, что очищая себя, я могу найти ее. Даже на этой земле. Ценность своей жизни я усматривала в том, чтобы быть чистой для встречи с Истиной, Мудростью, Божественностью. Мой Господь, я говорю глупые слова. Они смотрят на меня так, как если бы они были полностью сбиты с толку. Но Ты спросил меня…»
«Говори. Продолжай говорить. Это очень важно».
«Я сопротивлялась внешнему давлению силой и воздержанием. Я могла бы быть свободной и счастливой, соответственно понятиям мира, если бы пожелала. Но я не хотела обменивать знание на наслаждения. Потому что не было бы пользы иметь иные добродетели без мудрости. Философ, сказал: «Справедливость, воздержание и сила, извлеченные из знания, подобны нарисованной декорации, такие добродетели подобают рабам, и в них нет ничего твердого и реального». Я желала иметь дело с реальностью. Мой слабоумный хозяин говорил о Тебе в моем присутствии. Тогда стены стали казаться мне вуалью. Этого было достаточно для того, чтобы я захотела разорвать вуаль и соединиться с Истиной. И я это сделала».
«Ты не знала, что ты ищешь», - сказал Искариот.
«Я верила, что бог вознаграждает добродетель. Я не желала золота или почестей, или физической свободы, нет, даже не этого. Но я желала истины. Я просила у Бога истины или смерти. Я хотела избавиться от унижения превращения в «объект», и даже более того, от согласия стать им. Отвергнув все телесное в поисках Тебя, о Господь, потому что исследование посредством чувств никогда не совершенно, - как Ты заметил, когда при виде Тебя я бросилась бежать, обманутая своими глазами, - я предала себя Богу, Который над нами и внутри нас и сообщает душам о Себе. И я нашла Тебя, потому что моя душа вела меня к Тебе».
«Твоя душа языческая», - заметил снова Искариот.
«Но душа всегда имеет в себе что-то божественное, особенно когда она стремится избавиться от заблуждений… Это поэтому склоняет ее к ее собственной природе».
«Ты сравниваешь себя с Богом?»
«Нет».
«Почему же ты сказала это?»
«Почему? Это ты, ученик Учителя, спрашиваешь меня об этом? Меня, гречанку, которая только недавно освободилась? Разве ты не слушал Его, когда Он говорил? Или фермент твоего тела так силен, что притупляет твой ум? Разве Он уже не сказал, что мы являемся детьми Бога? Итак мы божьи, если мы являемся детьми Отца, Его и нашего Отца, о Котором Он всегда говорит нам. Ты можешь упрекнуть меня в недостатке смирения, но не в отсутствии веры или внимания».
«Итак, ты думаешь, что ты более достойна, чем я? Думаешь ли ты, что ты узнала все из твоих греческих книг?»
«Нет, ни то и не другое. Но книги мудрых людей, откуда бы они не происходили, дали мне минимум, необходимый для того, чтобы поддержать себя. Я не сомневаюсь, что Израильтянин обладает большим достоинством, чем я. Но я счастлива тем предназначением, которое пришло ко мне от Бога. Чего мне еще желать? Найдя Учителя, я обрела все. И я думаю, что это было моим предназначением, потому что я реально вижу Силу, наблюдающую за мной, и она закрепила за мной это великое предназначение, и мне не нужно делать ничего, кроме как исполнить его, так как я чувствую, что оно праведно».
«Праведное? Ты была рабыней, и у жестокого хозяина… Если бы последний, к примеру, возвратил бы тебя к себе, как бы ты исполнила твое предназначение, ты премудрая женщина?»
«Твое имя Иуда, не так ли?»
«Да, и что?»
«А так… ничего. Я хочу запомнить твое имя вместе с твоей иронией. Запомни, что ирония не рекомендуется даже добродетельным людям… Как бы я исполнила свое предназначение? Может быть, я покончила бы жизнь самоубийством. Потому что в определенных случаях лучше умереть, чем жить, хотя философы говорят, что это неправильно и неправедно стремиться обрести благополучие собственными силами, потому что только боги имеют право призвать нас к себе. И это ожидание знака богов к возвращению, всегда удерживало меня от этого, даже в цепях моего печальной судьбы. Но сейчас, освободившись от моего грязного хозяина, я могу видеть высший знак. И я бы предпочла смерти жизнь, у меня тоже есть свое предназначение, человек».
«А если он вновь вернет тебя себе? Ты бы оказалась в том же положении…»
«Сейчас я бы не убила себя. Сейчас я знаю, что жестокость против плоти не ранит дух, который не дает на это свое согласие. Я бы теперь сопротивлялась, пока не была бы согнута силой и жестоко убита. Потому что я бы восприняла бы это как знак от Бога, что посредством этой жестокости Он призывает меня к Себе. И я бы умерла сейчас в мире, зная, что я теряют только то, что тленно».
«Ты очень хорошо ответила, женщина», - говорит Лазарь и Никодим также выражает свое одобрение.
«Самоубийство никогда не позволительно», - говорит Искариот.
«Есть много вещей, которые запрещены, но запрещение, которых не соблюдается. Но, Синтихия, ты должна принять во внимание, что так как Бог всегда ведет тебя, то Он предохранит тебя от совершения жестокости по отношению к самой себе. Иди теперь. Я буду благодарен тебе, если ты найдешь мальчика и приведешь его сюда», - любезно говорит Иисус.
Женщина склоняется до земли и уходит. Все провожают ее глазами.
Лазарь шепчет: «Она всегда такая! Я не могу понять как то в ней, что является «жизнью», является, напротив, «смертью» для нас, Израильтян. Если у Тебя еще будет случай снова проэкзаменовать ее, Ты увидишь, что тогда как Эллинизм разложил нас, хотя мы всегда обладали Мудростью, он спас ее. Почему?»
«Потому что пути Господни чудесны. И Он открывает их для тех, кто заслуживает этого. А сейчас, друзья Мои, Я хочу отпустить вас, потому что опустилась ночь. Я счастлив, что все вы услышали речь гречанки. Так как вы убеждены, что Бог раскрывает Себя лучшим людям, вы должны заключить, что отвратительно и опасно исключать всех тех, кто не являются Израелитами, из народа Божьего. Запомните это на будущее… Не ворчи, Иуда Симонов. И ты Иосиф, не будь несправедливо придирчив. Никто из вас не достаточно чист, чтобы приблизиться к этой греческой женщине. Будьте абсолютно убеждены, что вы не общаетесь или не оказали гостеприимства дьяволу. До свидания, Иосиф, до свидания, Никодим. Смогу ли Я встретиться с вами вновь, пока Я здесь? Вот и Марциан… Пойдем, мальчик, попрощайся с главами Синедриона. Что ты скажешь им?»
«Мир вам… и я скажу также: молитесь обо мне в час воскурения».
«Ты не нуждаешься в этом, дитя. Но почему именно в этот час?»
«Потому что когда я в первый раз вошел в Храм с Иисусом, Он рассказал мне о вечерней молитве… О! Она была прекрасна!...»
«А будешь ли ты молиться о нас? Когда?»
«Я буду молиться… утром и вечером. Чтобы Бог предохранил вас от греха днем и ночью».
«И что ты будешь говорить, дитя мое?»
«Я буду говорить: «Всевышний Господь, пусть Иосиф и Никодим будут истинными друзьями Иисуса». И этого достаточно, потому что тот, кто настоящий друг, не причиняет печали своему другу. А тот, кто не огорчает Иисуса, обязательно достигнет Небес».
«Пусть Бог предохранит тебя соответственно, дитя!» - говорят два члена Синедриона, лаская его. Затем они прощаются с Учителем, Благословенной Девой и Лазарем индивидуально и со всеми остальными в полном составе и уходят».