Линдси Келк
Я люблю Лондон
Я люблю – 5
Линдси Келк
Я люблю Лондон
Делле, Бет, Саре, Жаклин, Райану, Эмме и Рейчел
* * *
Люди спрашивают, кто прототип моей Дженни?
А я отвечаю – мне повезло, такой подруги у меня нет, у меня есть все вы… Обещаю достать у вас противозачаточный колпачок, если придется.
Райан, расслабься, к тебе не относится.
Глава 1
– Извини, опоздала, – затараторила я, на ходу расстегивая жакет и одновременно открывая спиной дверь редакции журнала «Глянец». – У Дженни очередной психоз, я осталась без туфель и долго не могла поймать такси, жара сегодня ужасная… А‑а‑а! Пятно на блузке! Хорошо, у меня где‑то тут футболка, я…
– Мисс Кларк.
Блузка уже была у меня на голове, а руки вытянуты вверх, как у умирающего лебедя, когда я услышала голос явно не Делии Спенсер. Я сразу поняла, что это не моя подруга и коллега Делия, потому что голос был мужской. И знакомый.
– Мистер Спенсер? – Через расстегнутую петельку блузки я увидела деда Делии, владельца «Спенсер медиа» и моего босса, восседавшего за столом внучки. Выражение лица мистера Спенсера не предвещало ничего хорошего. Делия, устроившаяся в мягком кожаном кресле, прикусила губу, сдерживая смех. Мой лифчик явно никого не восхитил. Ну да, этот у меня не самый лучший.
– Как приятно вас видеть, – сказала я, постаравшись как можно непринужденнее снова натянуть блузку через голову, после чего приветственно протянула мистеру Спенсеру руку, дополнив этот жест ослепительной улыбкой. – Прошу прощения!
– Не стоит! – Он встал и, игнорируя протянутую руку, прошел в наш малюсенький кабинет для совещаний. – Я уже понял, у вас психоз и грязная блузка.
– Я еще и туфли потеряла, – шепотом пожаловалась я Делии.
– Хорошо начинается неделька, – прошептала она в ответ, следуя за дедом в кабинет. – Значит, у Дженни снова психоз? Какой уровень опасности?
– Оранжевый. Пожалуй, даже красивого кораллового оттенка. Она так бесновалась, что пришлось вмешаться.
– Надеюсь, ей полегче. – Делия сочувственно посмотрела на меня и открыла дверь в соседнюю комнату. – У меня на стуле запасной свитер, он совершенно чистый!
Как и все остальные, Делия живо интересовалась моей лучшей подругой, катившейся по наклонной плоскости. Шесть месяцев назад Дженни порвала со своим бывшим бывшим, и с тех пор она со знанием дела занималась саморазрушением. Правда, недавно ее пробовали на роль в новом сезоне «Берег Джерси». Надеюсь, она им подойдет: подруге очень скоро понадобится новая работа, если она не возьмет себя в руки.
– Прекрасно, – пробурчала я себе под нос, быстро переодеваясь. Потом оглядела блузку, прикидывая, удастся ли ее отстирать. – Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
* * *
– Мы планируем запустить проект в третьем квартале. В Нью‑Йорке «Глянец» выйдет ограниченным тиражом как раз к Неделе моды, – говорила я самым уверенным тоном. Краем глаза я заметила, как Делия согласно закивала. Мой босс мистер Спенсер, ранее известный как Боб, сидел прямо передо мной и не кивал. Он потягивал кофе и не сводил с меня тяжелого пристального взгляда, способного просверлить консервную банку. Я подавила тихий писк и перешла к последнему слайду презентации. О да, я теперь владею «Пауэрпойнтом». – После того как у журнала появится солидная стабильная аудитория, в четвертом квартале мы начнем выпускать его на Западном побережье, а в первом квартале будущего года поднимемся на общенациональный уровень с перспективой выхода на международный рынок в третьем квартале будущего года.
Я страшно гордилась собой. После столь неудачного начала я без запинки отбарабанила комментарии ко всем Лайдам и ничем не заляпала джемпер Делии. Жизнь снова налаживалась. Теперь оставалось получить одобрение мистера Спенсера, в остальном мы были полностью готовы к работе. Стоя в позе участницы «Колеса фортуны» на фоне погасшего экрана, я широко улыбнулась публике в зале в количестве двух человек, почти не сомневаясь, что смахиваю на сумасшедшую. Боб по‑прежнему сидел с серьезным лицом, а Делия еще ни разу не пнула меня под столом, поэтому я решила, что победа осталась за мной.
– Интересно, – произнес мистер Спенсер. – Очень интересно.
Когда‑то мы с мистером Спенсером были лучшими друзьями: он водил меня на бранчи в «Пастис» и посылал в сказочные командировки в Париж. Эту идиллию разрушила досадная случайность – я позволила себе в имейле ряд красочных и весьма нелестных эпитетов в адрес его внучки Сиси, близняшки Делии, а потом еще врезала ей по носу на Рождество. После этого мы с Бобом несколько охладели друг к другу. Он дал нам с Делией шанс запустить проект журнала «Глянец» – мы получили маленький офис в здании «Спенсер медиа» и кое‑какое офисное оборудование – и скрепя сердце согласился поддержать мое заявление на рабочую визу, но этим все и ограничилось. Халявы в семействе Спенсеров не существует, особенно в отношении сквернословящей британки, которая, нарядившись Санта‑шлюхой, отправляет в нокаут одну из Спенсеров на рождественской вечеринке. Это длинная история, но, уверяю, Сиси нарывалась долго и старательно. Делия со мной согласилась (в основном). Лично у меня сестры нет, но я не отказалась бы от такой, как Делия, – доброй, дальновидной и на два порядка умнее любого участника шоу «Кандидат»[1]. Вот чего бы мне точно не хотелось, так это близняшки вроде Сиси. Она была словно Урсула для Ариэль, словно полоска кофейного крема в спиральных завитках орехового. В общем, воплощение зла! Но сейчас Сиси исчезла из виду. По крайней мере последние пару месяцев она не прилагала усилий, чтобы испортить мне жизнь. Ну и слава Богу, у меня работы было невпроворот.
Сейчас у нас уже все было готово: имелся крутой пробный выпуск, не лишенный смысла бизнес‑план, авторы, готовые приступить к работе по нашему сигналу, и даже свой дистрибьютор. Недоставало только рекламы. Поэтому пришлось обратиться к дедуле Бобу с просьбой включить нас в ежегодную конференцию по продажам «Спенсер медиа». Делия не сомневалась, что дело верное, зато сомневалась я. Да, мистер Спенсер выдержал всю нашу презентацию, не сделав попытки слинять в туалет или еще куда‑нибудь, всего однажды вынул свой айфон и теребил его не так долго, чтобы можно было успеть сыграть во «Фруктового ниндзя». Разве что он очень хороший игрок. Которым, вероятно, он и был.
– Значит, у вас и дистрибьютор есть? – спросил он Делию.
– «Тринити», – подтвердила та. – Как тебе известно, второй из крупнейших дистрибьюторов женских журналов о моде в США.
– И вы будете продавать через них напрямую? – снова спросил он у внучки.
– Будем, – кивнула Делия.
– И она действительно босиком? – Мистер Спенсер едва заметно качнул головой в мою сторону.
Ой…
– Да, – подтвердила Делия. – А еще она очень хорошо пишет, предлагает замечательные творческие идеи и потому является, безусловно, ценным приобретением для твоей компании.
Я постаралась не покраснеть. Вот еще глупости!
– Даже если она немного эксцентрична.
С этим замечанием трудно было не согласиться, но комплимент оно, безусловно, подпортило.
– Предвижу, что мне придется пожалеть о своем вопросе, – сказал Боб, наконец повернувшись ко мне, – но что случилось с вашими туфлями?
– Я была у своей подруги Дженни… – Едва открыв рот, я поняла, что остановиться уже не смогу. – Понимаете, я некоторое время ходила в ее туфлях, но сегодня утром Дженни превратилась в пьяную плачущую идиотку и заставила меня отдать туфли, буквально с ног сняла…
– Не понимаю. У вас нет своей обуви? – перебил Боб.
– Может, вернемся все же к вопросам журнала? – предложила Делия. – И позволим Энджел решать ситуацию с туфлями самой? У тебя есть вопросы по нашему бизнес‑плану?
Боб посмотрел на Делию, на меня и на свой телефон.
– Нет. Все было очень четко и емко.
Делия просияла.
– Вопросы по творческой части?
– Ни единого. В этой сфере рынка ты разбираешься лучше меня.
– Значит, нет вопросов? – Она поправила воротник небесно‑голубого платья‑рубашки. – Дед, сейчас самое время задавать вопросы.
Величественный седовласый медиамагнат подался вперед и поставил локти на наш стеклянный конференц‑стол.
– Честно говоря, Делия, мне очень хочется знать, почему она без туфель.
Делия откинулась на спинку стула, потерла лоб и быстро кивнула мне.
– Ну, тогда…
* * *
– Вовсе и не страшно оказалось, – сказала я, крутясь на своем офисном стуле после ухода Боба. – Что теперь делать будем?
– Все нормально. – Делия подняла над головой руки, изящные благодаря занятиям йогой. – Он скажет «да». У него нет причин отказывать. У меня хорошее предчувствие.
– Хорошо, что хоть у тебя, – мрачно отозвалась я. У меня хороших предчувствий не было. Я лишь чувствовала, что у меня грязные подошвы, и ужасно хотелось ветчины. – Тогда почему он сразу не сказал «да»?
– Не паникуй, Энджел, я своего деда знаю, – сказала Делия. Ее уверенность действовала успокаивающе. – Он никогда не говорит «да» сразу. Сперва подумает, все взвесит. К тому же в душе он хочет видеть меня в журнальном бизнесе – похоже, Сиси не оправдала его надежд.
Несмотря на давнее желание работать в издательском деле, Делия долго избегала «Спенсер медиа» из‑за своей вредной придурочной сестрички, которая уже подвизалась в журнале «Лук». Но если амбиции Сиси не заходили дальше мелких краж из модного буфета и создания всяческих проблем британским фрилансерам (то есть мне), Делия жаждала настоящего успеха. За внешностью светловолосой принцессы из Верхнего Ист‑Сайда скрывалась невероятно честолюбивая и конгениальная натура. Этакая Серена ван дер Вудсен с мозгами Руперта Мердока и самоуверенностью, по сравнению с которой Леди Гага покажется чересчур строгой к себе. Не дай Бог нечаянно встать у Делии на пути!
– Не могу смириться с мыслью, что столько сил потрачено зря! – Положив голову на прохладную столешницу, я разглядывала свой айфон. В деревне смурфиков пора убирать горох. – Если он не клюнет, тогда целых полгода коту под хвост.
– Этого не будет, – раздельно произнесла Делия с экспрессией и уверенностью, ощутить которые я даже не пыталась. – Знаешь, бери сегодня отгул на остаток дня. Все равно мы ничего не можем, пока дед не ответит.
– Я хотела переговорить с Мэри о новых идеях по сенсационным материалам, – сказала я, крутя изумрудное кольцо на пальце. Мэри Штейн согласилась быть нашим редактором. Честно говоря, меня немного удивило ее согласие. Мы с Мэри работали над моим блогом, когда я только приехала в Нью‑Йорк и была ходячей головной болью, но меня не покидало ощущение, что ей не терпится отделаться от блогов и вернуться в настоящий журнал. Пока мы не получили финансирования, она продолжала работать в «Лук», находя при этом время для беспощадной критики моих идей. Я ее обожала. – Еще я могу поработать над интернет‑планом.
Делия улыбнулась мне из своего угла.
– Знаешь, что ты делаешь всякий раз, когда нервничаешь? Крутишь свое кольцо, подаренное в честь помолвки.
– Да? – Я посмотрела на бриллиантово‑изумрудную радугу, и от моего мрачного настроения вдруг не осталось и следа. – Не замечала.
– Красивое кольцо, – улыбнулась Делия. – Когда ты напряжена, оно тебя успокаивает. Настраивает на счастливое будущее?
– Наверное! – Мысль мне понравилась. – Или я просто очень боюсь его потерять.
– Кстати, о свадьбах. У меня для тебя кое‑что есть. – Из своей прелестной «Биркин» от «Эрмес» Делия вытащила толстый глянцевый журнал и ловко бросила мне на стол. Журнал приземлился с приятным полновесным звуком и распахнулся на странице с изумительными свадебными платьями.
– Что это? – Я открыла обложку в поисках названия. – Как это у меня его еще нет? У меня все журналы имеются. – Действительно, стопки скопившихся дома глянцевых журналов я уже использовала в качестве кофейных столиков. Ничего не поделаешь, побочный эффект от затягивания свадьбы. Раз у меня лежат журналы, значит, я якобы что‑то делаю.
– А он британский, – пояснила Делия. – Я носила кое‑какие вещи этого дизайнера, когда она занималась обычной модой, но сейчас она шьет только свадебное. Прекрасные платья. Я отметила стикером страницу, на которую тебе стоит взглянуть.
Обычная мода. Будто на свете существует подобный феномен. Я наугад открыла журнал на череде до боли прекрасных моделей в до боли прекрасных свадебных платьях и провела пальцами по гладкой странице, притворяясь, что я не босиком и не в чужой водолазке вместо собственной изгаженной блузки. Как я управлюсь со свадебным платьем?
– Я заложила страницу с ее платьями. Скажешь, если тебе захочется поговорить с этим дизайнером, она с удовольствием возьмется помочь. – Глаза Делии сияли. У меня потеплело на сердце оттого, какими чудесными порой бывают люди, особенно в такое утро, как выдалось у меня сегодня. – И если с выбором места проведения свадьбы надо помочь, тоже говори. У меня столько связей… Ты и без меня справишься, но если что, только скажи.
– Обязательно, – пообещала я, подтирая размазанную тушь под глазами и добавляя «место для свадебного приема» к бесконечному списку дел, о которых мне еще предстоит позаботиться. И погрузилась в свадебное порно. О‑о, перчатки… винтажные, кружевные, до локтя… – Мы еще ничего не планировали. Пока я знаю только, чего мы не хотим.
– Интересно.
Оторваться от обольстительных фотографий было свыше моих сил.
– «Агаду»[2]. Животных всех сортов. Наших родителей.
– «Агаду» я не знаю, насчет животных – согласна, но вот как не пригласить на свадьбу родню, не представляю.
– Ну, если я им не скажу, они и не узнают, – надулась я. – Иногда я думаю – надо было нам пожениться в Вегасе.
– Ты сама понимаешь, что это не всерьез, – пожала плечами Делия. – Свадьбы в Вегасе – это 2008 год, старая мода. Как Алекс поживает?
– Пишется, – чуть улыбнулась я. – Вечные записи.
Все, кого я знаю, считают, что быть обрученной с рок‑музыкантом суперкруто. Они воображают себе галлоны шампанского, рок‑н‑ролльные развлечения ночи напролет и пламенные серенады со сцены. Реальность куда менее романтична. Шампанскому мы предпочитаем сидр, а самое интересное предрассветное приключение – это размышления на тему: вставать в туалет или нет. Что до пламенных серенад, лгать не стану: слушать песни, написанные специально для тебя, очень приятно. Однако сам процесс извлечения песни из головы Алекса и отшлифовывания записи, чтобы каждая девушка поверила – песня написана только ей, невероятно мучителен и труден.
В начале января у Алекса появилось знакомое стеклянное выражение глаз, и в одну ночь он превратился в ночную птицу. С первых зимних морозов и до первой апрельской оттепели он работал над песнями ночи напролет, отсыпаясь днем. Буквально с утра до вечера. Сейчас май, а он еще пишет. Каждый вечер он выходит из спальни на закате, заспанный и растрепанный, и сосредотачивается, лишь взяв в руки гитару, чашку кофе или ключи от студии. Сперва это умиляло, но когда мне в третий раз пришлось самой выносить мусор, я устроила Алексу взбучку.
– Слушай, иди домой, – велела Делия. – Я приказываю тебе взять отгул. Иди домой к своему жениху, полистай свадебные журналы и не возвращайся без колористического решения.
– Колористического решения?!
– Иди! – приказала она. – Ты сегодня была в ударе: показала деду свой лифчик, босиком провела очень убедительную презентацию, купировала психоз Дженни Лопес – и все до обеда! Остаток дня твой.
При таком изложении событий вывод показался мне вполне убедительным.
* * *
В квартире стояла тишина. Пусть отгул дала моя полуколлега‑полуначальница, все равно казалось, будто я что‑то выиграла. Есть ли что‑нибудь лучше, чем быть дома, когда полагается быть на работе?
– Есть кто дома? – спросила я. Мне ответило лишь слабое эхо. Квартира у нас не очень большая, но в ней много воздуха – окна от пола до потолка, свободная планировка, деревянные полы. Квартира была бы прекрасной, не будь она так замусорена. Повсюду коробки из‑под еды навынос, горы журналов вместо кофейных столиков и недопитые бокалы. Мы просто ско… животные.
На автоответчике мигали два сообщения, которые я намеренно проигнорировала, отправившись сперва мыть свои бедные ноги. Единственными людьми, звонившими на домашний, были моя мать, боявшаяся, что скайп украдет ее душу, и представители телефонной рекламы, у которых вовсе нет души. Ни с кем из них разговаривать не хотелось.
Когда мои ступни перестали напоминать хоббитские, я оглядела гостиную. Бардак здесь царил еще тот. Когда мне приходилось всего‑навсего вести блог, я много часов проводила на диване, временами прибирая в квартире и выходя посмотреть, что происходит в мире. Целые дни я болталась по городу, мечтая об очередном приключении, а бесчисленные выходные проводила в Нижнем Ист‑Сайде с Дженни и нашей подругой Эрин за неумеренным потреблением коктейлей. Теперь в священные свободные часы я отбивалась от обязанности мыть посуду, Эрин сидела дома с отекшими ногами, а Дженни, дважды брошенная человеком, которому она отдала свою любовь, съезжала с катушек быстрее, чем какой‑нибудь несовершеннолетний участник «Икс‑фактора». Я посмотрела в окно в направлении дома Дженни, гадая, пошла ли она на работу. Эмпайр‑стейт‑билдинг подмигнул мне в солнечном свете. Это показалось насмешкой…
От громкого зевка, послышавшегося из спальни, я буквально подскочила. Алекс все‑таки дома. Я включила кондиционер на полную мощность, стараясь не смотреть на гору грязной посуды. Было жарко, слишком жарко для конца весны, и больше всего на свете мне хотелось залечь в кровать рядом с Алексом и свернуться под одеялом, но трудно уютно нежиться под одеялом, если потеешь, как лошадь. Медленно и тихо открыв дверь в спальню, я улыбнулась при виде крепко спящего бойфренда, раскинувшегося на спине поперек кровати. Темные волосы падали со лба, когда он шевелился, бледная кожа стала почти прозрачной от добровольного затворничества. Футболка, в которой он спал, перекрутилась, ноги запутались в наших белых крахмальных простынях. Это было прекрасно. И сексуально. От этого бросало в (приятный) жар.
Мне совершенно не хотелось его будить, так мирно он спал. Приятно было смотреть на него, не пробуждая в Алексе чувства неловкости и не чувствуя себя извращенкой. К сожалению, я неуклюжая корова, неспособная снять юбку‑карандаш иначе, чем повернув ее молнией вперед, а когда юбка‑карандаш врезается в кожу, крутить ее на талии труднее, чем вы думаете. Устав бороться с крючком и петелькой, я рванула юбку изо всех сил и триумфально врезалась прямо в тумбочку. Лосьоны и прочие мои зелья с грохотом и стуком посыпались на пол и раскатились по комнате. Я замерла, вцепившись в край стола, ожидая, когда банка «Крем де ла мер», подарок от Эрин на Рождество, остановится, ткнувшись в стенку шкафа.
– Доброе утро, Энджел, – пробормотал Алекс, не двигаясь.
В этом и состоит проблема с женской одеждой. Как я уже поняла, надевать ее и снимать опасно для моего здоровья.
Кровать была прохладной, а простыни мягкими, когда я легла рядом с Алексом. Для тощего парня он был удивительно приятным на ощупь и незаменимым, когда в кровати хочется к кому‑нибудь прижаться. Широкие плечи и сильные руки раскрылись и обняли меня кольцом.
– Эй! – Он поцеловал меня в волосы и снова зевнул. – Ты в постели.
– Взяла отгул, – отозвалась я, прижимаясь к нему спиной. По телу пробежала радостная дрожь. – Захотелось увидеть твое лицо.
– Мое лицо любит твое лицо, – прошептал он. – Подожди, сейчас день?
Благослови Боже его сонное, неразобравшееся сердце.
– Ты лег спать в пять утра, – напомнила я. – Поэтому для тебя сейчас скорее всего глубокая ночь.
– У тебя сегодня деловая встреча, – пробормотал он, найдя мою руку и переплетая пальцы с моими. – Как прошло?
– Честно говоря, не знаю, – призналась я. Одним из пунктов нашего обручения была полная откровенность друг с другом, и мне казалось, Алекс уже начал жалеть об этом. – Делия говорит, все будет нормально. А как продвигается твоя запись?
Алекс нашарил айпод на своем ночном столике и сунул мне в руку.
– Закончена.
Я быстро повернулась и поцеловала Алекса прямо в губы.
– Поразительно! – сказала я, целуя его снова (потому что была возможность). – Ты правда все закончил?
– Ты же знаешь, что в противном случае я не дал бы тебе слушать, – ответил он. – Я добил альбом.
– С удачным добитием! – Я отбросила назад слишком длинные, отчаянно нуждавшиеся в приличной стрижке волосы, чтобы лучше рассмотреть любимого человека. Какой красавец… – Я по тебе соскучилась. Что теперь будет?
– Теперь я буду спать, – сказал он, целуя меня в кончик носа. – И очень долго.
– Что ж, справедливо! – Я позволила себе еще поцелуй. Вкуснейший. – А после этого что будет?
Я очень надеялась, Алекс не скажет – гастроли; в таком случае мне придется привязать его к кровати и не отпускать. Никто никогда не заводил меня так, как этот мужчина.
– Я тут думал… – Ярко‑зеленые глаза приоткрылись, и ленивая улыбка, которая слышалась в голосе, появилась на губах. Я по уши влюблена в этого парня. – Пожалуй, я женюсь на своей девушке.
Я прижалась лбом к его лбу, не в силах удержать самую радостную улыбку, когда‑либо появлявшуюся у меня на лице.
– Неплохая мысль, – похвалила я. – А что, уже есть планы?
Алекс отбросил простыни, обхватил меня голыми ногами и придвинул к себе.
– Я много думал о медовом месяце, – сказал он, пододвигаясь, пока его теплое тело не оказалось на мне. – Есть кое‑что, надо бы опробовать.
Мы так давно не использовали кровать для чего‑то, кроме сна, еды и просмотра сериала «Настоящая кровь», что меня охватила легкая паника. Я не помню, когда в последний раз мы оба были в сознании и в настроении. Я занервничала, словно снова все было в первый раз. Я задержала дыхание, укоряя себя за свои прикосновения, но против воли поддавалась тающему ощущению в груди и покалыванию в губах. Я забыла, что за окном белый день. Я забыла, что у меня бюстгальтер не подходит к трусам, и неожиданно, без всяких усилий с моей стороны, все снова стало как в первый раз.
Потрясающе.
Глава 2
Когда пару часов спустя в гостиной в сумке зазвонил мобильный, я была обнаженной и полусонной. Алекс рядом спал как убитый – хотелось думать, что это мое непревзойденное сексуальное мастерство так его вырубило. Ну а я, не в меру любопытная особа, скатилась с кровати, натянула трусы, достала телефон и потащилась в кухню, чтобы не ослеплять своим неглиже соседей напротив.
Естественно, мобильник перестал звонить сразу, как только оказался в моих потных лапах, но зато я увидела устрашающее количество пропущенных вызовов и сообщений от Луизы, моей давней лучшей подруги в Великобритании. Я провела пальцем по экрану айфона, силясь прогнать жуткие мысли, закружившиеся в голове. Наверняка кто‑то умер, пока я тут дома динамлю работу ради дневного секса. Сообщения от Луизы ясности не добавили, в них лишь повторялась настойчивая просьба позвонить как можно быстрее, что всполошило меня окончательно. Мы с Луизой общались по скайпу раз в неделю и обменивались сообщениями, когда у нее были «окна» в расписании ухода за ребенком, и я твердо знала, что не пропустила очередного телефонного разговора. С тех пор как Луиза два месяца назад родила Грейс, мы болтали куда меньше обычного, поэтому семь сообщений «позвони немедленно», отправленных в десятом часу вечера по английскому времени, не предвещали ничего хорошего. Я ковырялась в «Контактах», намереваясь перезвонить Луизе, но мои попытки оборвал входящий звонок.
От моей матери.
Ну все, точно кто‑то умер.
Или лежит при смерти.
С ужасно неприятным ощущением под ложечкой я нехотя нажала «ответить» и, схватив со стола кухонное полотенце, прикрыла грудь. Я физически не могу говорить полуголой по телефону с матерью. Слава Богу, трусы надела.
– Да, мам? Случилось что‑нибудь?
Последний раз мать звонила мне в неурочное время, когда отец попал в больницу, переев освежающих «космических кексов»[3]в доме моей тетушки. С тех пор я ожидаю от папы звонка с признанием, что он ушел от матери к молочнику или бросил выплачивать ипотеку, чтобы оставались деньги на наркоту, не берусь решить, что вероятнее.
– Энджел Кларк, ты ничего не хочешь мне сказать?
Сдерживаемое бешенство в голосе мамы сразу заставило меня предположить, что в опасности не отец, а как раз я. И я уже догадывалась почему. Сообщения от Луизы вдруг приобрели до ужаса ясный смысл, я сложила два и два и получила большую, толстую, сверкающую изумрудно‑зеленую четверку.
– Да вроде нет, а что? – сладким голосом ответила я. Игра в дурочку меня очень выручила в восемнадцать лет, когда я ночью «одолжила» мамину машину и вернула ее с тремя оригинальными новыми вмятинами. Мне показалось, они добавляют машине характера, но мать сочла, что они добавляют денег к страховой премии.
– Ты… – сделав паузу, она очень глубоко и очень театрально вздохнула, – помолвлена со своим музыкантом или нет?
Черт…
Я не то чтобы хотела сохранить свое обручение в тайне от родителей. Просто так сложились обстоятельства, под которыми я подразумеваю леденящий ужас. Я звонила на Рождество, чтобы сообщить приятную новость, но мать была в такой ярости, что я не прилечу домой на сухую индейку и кипящую обиду, а остаюсь в «той» стране с «тем музыкантом», что я не смогла придумать подходящий способ сообщить, что только что приняла предложение от «того музыканта» остаться в «той» стране в обозримом будущем. А через несколько недель чем больше я проигрывала разговор в голове, тем меньше мне хотелось ненароком упомянуть о нашей помолвке.
– Помолвлена ли я?
– Да.
– С Алексом?
– Да, Энджел, с Алексом. Надеюсь, другим ты еще не успела обзавестись.
Она произнесла имя моего жениха с особым выражением, которое обычно предназначалось для соседки Сандры и Имонна Холмса. А надо сказать, что мать ненавидит Сандру и Имонна Холмса.
– Ну, зато я не умру бесплодной старой девой, правда? – Дразнить мать морковкой в виде внуков было нечестным приемом, но нужда всему научит, если дьявол гадит вам в чайник.
– О Боже мой, Энджел, ты беременна? – завопила мать прямо в трубку и оглушительно крикнула немного в сторону: – Дэвид! Она беременна!
– Я не беременна, – безнадежно сказала я, уткнувшись головой в колени. Может, я и сижу полуголой на грязном кухонном полу с замызганным посудным полотенцем на сиськах, но я не беременна. Насколько мне известно. – Честное слово.
– О Боже, я должна была догадаться, – нудила мать, якобы не слыша. – Съехаться с этим музыкантом, не звонить, не приезжать… Какой у тебя срок?
– Я не беременна, – повторила я самым убедительным тоном, одновременно пытаясь вспомнить, приняла я утром противозачаточную таблетку или нет. – Ма‑ам, я не беременна!
– Какой у нее срок? – послышался в трубке запыхавшийся голос отца, который чуть не бегом спустился по лестнице. – Это от ее музыканта? Она поэтому обручилась?
– Да прекратите, ради Бога! – Они не могли меня видеть, но я не удержалась от того, чтобы вытаращить глаза и энергично махнуть рукой. – Я правда не беременна. Алекс сделал мне предложение не потому, что я залетела. Насколько мне известно, он искренне хочет на мне жениться.
– Понятно, – процедила мать с едва уловимой ноткой сарказма.
– Спасибо, мама.
– Мне брать билет на самолет? Надо лететь и забирать ее? – Папа говорил, по‑моему, уже от дверей. – Придется заехать на почту снять доллары.
– На почту!.. – прошипела мать. На почте тоже обитали ее заклятые враги. – Иди обратно к себе наверх. Она говорит, что не беременна.
– Пусть это лучше будет правдой, – сказал он достаточно громко, чтобы я слышала. – Она еще не настолько взрослая, чтобы я не мог ее выпороть. И ее музыкантишку тоже.
Я подавила желание напомнить, что выпорол он меня один раз в жизни, когда в пятилетнем возрасте я наведалась к нему в комнату, вышла в сад и выбросила его лучшие кожаные водительские перчатки в пруд, чтобы избежать поездки к тетке Шейле. Я была нахальная маленькая мисс. Но когда мне было двадцать пять, папа извинился и сказал, что я была права, ибо тетка Шейла, цитирую, «сущая заноза в заднице».
– А еще я никак не могу понять, с чего ты взяла, что матери лучше узнать о помолвке ни больше ни меньше с музыкантом, которого она, мать, в глаза не видела, потому что он живет за десять тысяч миль, от деревенских сплетниц в провинциальном «Уэйтроузе».
На это я не нашла что возразить.
Дело в том, что из‑за периодической отмены моих визитов в родительский дом мимолетные придирки к Алексу и его выбору профессии превратились в откровенные нападки. К концу января мать записала его в дитя любви Гитлера и Мика Джаггера. Для большинства людей музыкант – это человек, умеющий играть на музыкальном инструменте. Для моей матери это непременно лживый, бесчестный наркоман, чья единственная цель в жизни – обрюхатить ее бедную глупую дочь и бросить без гроша с героиновыми «дорожками» на руках в придорожном мотеле. Это уже было откровенной натяжкой – Алекс даже от головной боли лекарств не пьет.
– Ты сказала Луизе раньше, чем родным родителям?
«Ну, Луиза, – подумала я, – младенец у тебя или нет, но тебе не жить».
– Слушай, я не то чтобы не хотела тебе говорить, – начала я, решив поменять тактику. И встать с кухонного пола – я ужасно отсидела задницу. – Я просто не хотела сообщать об этом по телефону. Мне это казалось неправильным.
Оцените, какая я почтительная дочь. Для импровизированного предлога очень даже неплохо. Я на цыпочках прошла к дивану и завернулась в одеяло вместо полотенца. Шикарно.
– Наверное, потому, что это и вправду неправильно, – ворчливо сказала мать, но у меня возникло ощущение, что наследства меня на этот раз не лишат. – Мы еще даже не знакомы с этим твоим Алексом. Так не годится.
– Он не «этот мой», он хороший. – Я глубоко вздохнула, представив, как после дождичка в четверг Алекс будет распивать чаи с моими мамашей и папашей. – Вот вы с ним познакомитесь и сразу полюбите.
– Когда?
Вот блин.
– Скоро? – полувопросительно отозвалась я таким высоким голоском, что заскулили собаки в соседней квартире.
– Привези его домой на мой день рождения.
И это не было робкой просьбой.
– Мы будем отмечать – ничего особенного, праздник в саду для своих, – продолжала мать. – И я хочу, чтобы ты приехала. А если он собирается стать частью нашей семьи, ему тоже лучше появиться.
Я поставила маму на спикерфон и открыла свой календарь. Ее день рождения через три недели. Три очень коротких недели. Не то чтобы я забыла, просто пока мне «Фейсбук» не напомнит, я как‑то игнорирую очевидное.
– Это слишком скоро, – медленно сказала я. – И перелет обойдется дорого…
– Перелет оплатим мы с отцом.
Запахло скандалом. Аннет Кларк не сдастся, пока добыча не перестанет трепыхаться.
– Вам обоим. В качестве подарка на обручение.
– Понятно! – Мне стало совсем худо. Дом. Лондон. Англия. Марк. Все, что я оставила в прошлом.
– И остановитесь вы у нас. – Мать уже откровенно наслаждалась победой. – Под одной крышей со мной и твоим отцом. Все, Энджел, ты будешь у меня на дне рождения. Дэвид, открывай «Экспедию»[4], она едет домой!
В ту минуту я могла думать только о двух вещах: во‑первых, что я убью Луизу, во‑вторых, что Лондона мне не избежать.
* * *
– Не говорила я ей, – жалобно оправдывалась Луиза, когда утром я спешно садилась в такси. До метро далеко, а я уже опаздывала в офис, потому что накануне остаток вечера наливалась домашними «маргаритами», а Алекс гладил меня по голове и отговаривал прыгать из окна. – Это Тим сказал, по ошибке!
– И как же Тима угораздило проболтаться моей матери, что я обручилась? – осведомилась я, ощупью ища в сумке темные очки. Солнце было слишком ярким, а похмелье – слишком сильным. – Отомстил за то, что я ему руку сломала?
Каюсь, было дело. Практически случайно, в день их свадьбы. Не уверена, простил ли Тим меня хотя бы сейчас, два года спустя.
– Нет, – устало сказала Луиза. Говорят, усталость – один из побочных эффектов наличия младенца, и, если верить моей матери, я об этом все узнаю сполна. – Он был в супермаркете, его увидела мать Марка и начала распространяться, что ее Марк собирается в Нью‑Йорк на конференцию…
– Марк? – Меня вдруг прошиб пот и затошнило. От ярости. – Тот самый Марк?
– Да, Энджел, тот самый Марк, с которым ты была помолвлена целую вечность.
– Марк, стало быть, – процедила я. – Я только хотела убедиться, что мы говорим об одном и том же человеке.
– Да, Марк. – Это слово будто утратило все свое значение. – По словам его мамаши, он едет в Нью‑Йорк на какую‑то конференцию, потому что он важная шишка, и Тим упомянул, что ты тоже в Нью‑Йорке. Ясное дело, она пристала к нему с расспросами, и он нечаянно проболтался, что ты обручилась. Не нарочно, клянусь, он и не подозревал, что она скажет твоей матери. Согласись, откуда ему было знать, что твоя мать тоже окажется в супермаркете?
– Моя мать там днюет и ночует, – ответила я, глядя, как позади остался Вильямсбург, сменившись магазинными вывесками «Гринпойнта» на польском языке и разнообразными изделиями из «кислотного» денима. – Она живет и умрет в «Уэйтроузе». Удивляюсь, как ей еще не дали там работу.
– Я только объясняю, что это вышло не специально. Честное слово, Тим пытался оказать тебе услугу, – повысила голос Луиза, перекрикивая музыкальную заставку «Топ гир». – Он всегда болел за команду «Энджел».
– Подожди, давай еще раз о важном. Значит, Марк прилетает в Нью‑Йорк? – Мне не понадобилось смотреться в зеркало, чтобы убедиться – в моем лице не осталось красок. – Когда? Зачем?
– Я не знаю, – вздохнула Луиза. – Подробностей Тим не выяснил – мужчина, что с него взять?! К тому же сейчас они практически не общаются. Не волнуйся, не наткнешься ты на Марка в Нью‑Йорке.
– Еще как наткнусь! – шумно и длинно выдохнула я. Мой «экс» в Нью‑Йорке. Да как он посмел? Разве нет закона, запрещающего изменившим бойфрендам подходить к нам ближе, чем на пять тысяч миль? – Сработает закон подлости. Вот увидишь, я буду шагать на работу в зажеванной задницей юбке, а он невзначай выйдет из‑за угла.
– Не выйдет, не глупи! – У Луизы уже прорезался строгий голос. Из нее получится прекрасная мать. – Даже если и выйдет, пройдешь мимо, не повернув головы.
– Или заору, как банши, и врежу ему ниже пояса, – предположила я.
– На мой взгляд, это будет вполне уместно, – согласилась Луиза. – Видит Бог, я тоже об этом думала.
– Хорошо, что он изменил мне до того, как я открыла в себе склонность к насилию, – сказала я, хотя на самом деле горько жалела об этом. – Луиза, какого лешего ты смотришь «Топ гир» днем во вторник?
В голосе Луизы послышалось напряжение – она подняла что‑то тяжелое. Видимо, младенца.
– Это единственное, от чего она перестает плакать. Я иногда гадаю, что из нее вырастет.
– Крошечный Джереми Кларксон женского пола? – содрогнулась я. Меня ужасно пугала сама мысль о ребенке Луизы, а он, оказывается, еще и успокаивается исключительно при виде взрослых мужчин с плохими волосами, которые превращают «форд мондео» в трейлер. – Слушай, на всякий случай ты об этом почитай.
– «Топ гир» и «Только Эссекс», – вздохнула Луиза. – Три месяца от роду – и уже готовый гонщик с фальшивым загаром и стразами на гениталиях.
– Я не поняла и половины того, что ты сказала, – запротестовала я. Витрины магазинов сменились складами, склады