ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои, задействованные в сценах сексуального содержания, вымышленные и достигли возраста 18 лет.
Глава 1. Trick or Treat
— Сделаете заказ?
— Нет, спасибо, я ещё подожду.
Лили посмотрела на часы. На лежавший рядом блокнот-коммуникатор. Вытащила и снова спрятала сквозное зеркало-пудреницу.
«Он не мог забыть». Она незаметно для себя закусила губу — и едва не прокусила её насквозь, когда по обложке блокнота заплясали зеленоватые блики — пришло сообщение. Лихорадочно пролистала до нужной страницы.
«Лили, не жди меня. Срочный вызов. Прости, пожалуйста. Папа»
Какое-то время она просто тупо таращилась на короткую запись, ещё тёплую от протеевых чар. Мыслей в голове не было, только холодный промозглый ветер, пробирающий до костей. «Прости, пожалуйста. Папа». Сквозь ледяную стужу пахнуло влажным солёным теплом, глаза защипало, размывая контуры и превращая стол с дешёвой клетчатой скатертью в неясное марево. Секунду назад Лили казалась себе отлитой из холодного мрамора, а сейчас стремительно превращалась в тающий воск, тряпичную куклу без костей, тяжело осевшую обратно на стул, ища опору. Пять лет, как она дала себе зарок. Не стоило его нарушать. Детская обида стёрла всё, что отделяло Лили от маленькой девочки, поздними вечерами ждавшей, что папа придёт с работы и почитает сказку на ночь. Даже пальцы потели совсем как тогда. Лили машинально вытерла ладони о скатерть, промокнула глаза салфеткой. Прикосновение ткани к коже помогло заново ощутить границы. Тело. Пространство. Время.
Лили снова, уже по-деловому посмотрела на часы и стала собираться. Она и так здесь задержалась. Захлопнула блокнот и зашвырнула в сумку. Но едва потянулась к круглой коробочке пудреницы, как та покраснела: срочный вызов. Лили выдохнула сквозь зубы и раскрыла её, из всех сил запихивая раздражение и кислый осадок невыплаканных слёз обратно в горло: вызывала начальница.
— Лили, как там кастинг? Читки уже начались, съёмки стартуют через две недели самое позднее.
Напористый голос и губы, накрашенные слишком яркой помадой. Они казались матово-липкими и неестественными, будто у целлулоидной куклы. Но сейчас Лили была рада, что начальница держит зеркало слишком близко ко рту, не видя её и полагаясь лишь на слух — светить покрасневший нос и глаза на мокром месте не хотелось.
Лили ещё раз глубоко вздохнула, стараясь не выдать себя хрипотцой или неосторожным шмыганьем, и зачастила:
— Да, Илва. Как раз в процессе. Встреча с очень перспективным кандидатом. Да.
Лили поднесла пудреницу ближе к губам, чтобы говорить тише, не краснея от откровенной лжи. И всё равно казалось, что чуть ли не все в кафе таращатся на неё. Лили не умела врать. И не любила. Но выхода не было. Она жестом подозвала официанта, шепнув: «Кофе. Чёрный без сахара», — и продолжила говорить, сбивчиво и нарочито убедительно, как двоечник у доски. Даже компания древних бабулек, резавшихся в карты в углу, казалось, смотрела на неё с подозрением. Даже угрюмого вида тип в тёмной мантии, наполовину заслонённый от Лили раскрытым меню. Ей самой было тошно от этой фальши.
Сколько раз она пожалела, что выбрала эту работу? «Директор по кастингу», название прямиком из мира маглов. Прекрасная идея — сделать кинематограф с нуля: маглам он приносил огромную прибыль, а чем волшебники хуже? И полностью отсутствовавшая индустрия: у магов не было даже театров — только люди, читавшие пьесы и книги по радио. В большинстве своём это были полные стеснительные волшебники и волшебницы с великолепным произношением, но без малейшего следа того, что называют «киногеничностью».
«Значит, мы будем первыми», — решила Лили Луна, как можно решить только в двадцать лет. Так она стала «директором по кастингу». Давала объявления в газетах, приставала к людям на улице — всё, чтобы отыскать вожделенный типаж. А дальше будущую звезду кино следовало ещё обучить актёрскому мастерству. С нуля. «Половина американских актёров были официантами!» — говорила Илва, их первый и единственный пока режиссёр. Лили кивала, но глубоко в душ е закатывала глаза.
Её библиотека теперь состояла из потрёпанных томов полузабытых русских, вещавших о «Методе», итальянцев, ратовавших за «традиции Дель Арте», и своих родных англичан. Она давно забыла, что хотела стать журналистом. Забыла, как выглядят выходные и праздники, а короткими ночами Лили снилась спокойная уютная работа «с девяти до шести».
Но нет, вместо этого она уже третью неделю ищет исполнителя роли Северуса Снейпа для исторической шпионской драмы. Сценарий барахлил, образ не складывался, архивные записи не помогали. Удивительно: при том, что Снейп учил большую часть магов Британии в течение восемнадцати лет, находилось фатально мало людей, способных сказать о нём что-то определённое. Лили даже изменила своим правилам и первая назначила отцу встречу — в надежде узнать побольше «из первых уст». В листе ожидания у неё стояло ещё пять ролей разной степени важности, но именно Снейп грозил стать провалом из провалов…
— И на кого он пробуется? — требовательно раздалось с той стороны зеркала.
— Снейп, — машинально ответила Лили, не до конца осознавая, что произнесли её губы.
Какую ошибку она только что совершила, Лили поняла, лишь услышав радостный визг.
— Лили, ты чудо! Если тебя отправить за философским камнем, ты и его добудешь! Рассказывай!
— Что? — тупо переспросила Лили, не переставая бранить себя за неосторожно сорвавшееся слово.
Как ей теперь выкручиваться? Она с беспомощностью загнанной лани скользила взглядом по барной стойке, окнам, украшенным хэллоуинской тематикой (силуэтами тыкв с улыбками котов и котов с улыбками тыкв), посетителям. Старушки, играющие в карты. Семейная пара с детьми. Вон там двое на свидании: смотрят друг на друга, не отрываясь, кормят мороженным с ложечки… Их идиллический вид кольнул сердце непрошенной грустью с вяжущим привкусом зависти. И Лили быстро перевела взгляд — на одинокого посетителя в углу. Тот смотрел в окно, оборотясь к ней тонким хищным профилем с выпуклой спинкой носа.
— Как он выглядит? — голос Илвы звенел от нетерпения. — Как ты на него вышла? Я хочу знать всё! Надеюсь, ты это не выдумала, девочка моя.
— Илва! — возмущение в голосе Лили самой ей казалось настолько наигранным, что таинственный русский с длинной польской фамилией Станиславски, вероятно, не взял бы Лили Луну даже на роль «кушать подано». — Я познакомилась с ним случайно. Подошла, дала визитку. Он… чуть выше среднего роста…
— Что, совсем карлик? — Илва, сама ростом едва ли не под потолок, питала слабость к высоким мужчинам. — Пять футов и какие-нибудь жалкие четыре дюйма? Я угадала?
Её голос был почти несчастным. Словно у ребёнка, подозревавшего, что на Рождество ему подарят вовсе не собаку, а что-нибудь скучное и полезное, вроде книги по этикету.
— Думаю, наберётся шесть. Футов, — Лили снова подняла взгляд в безуспешных поисках вдохновения. Влюблённая пара целовалась. Старушки играли в бридж. Мужчина напротив ел какое-то пюре, зачёрпывая его аккуратными маленькими порциями. — Худее среднего, довольно выдающийся нос, красивая осанка, длинные пальцы и… разные глаза.
Она не заметила, когда, вместо того, чтобы придумывать, начала описывать внешность посетителя, сидевшего в углу. Теперь он покончил с пюре и помешивал ложечкой кофе. Не глядя: в другой руке у него была газета, и он напряжённо водил глазами по строчкам. Иногда его взгляд делал резкий скачок, выбирая новую цель. И вот в один из таких моментов Лили с удивлением и даже некоторым шоком заметила, что глаза незнакомца разного цвета. Правый — совершенно чёрный, из тех неуловимо тревожащих глаз, где из-за беспросветной темноты радужки не видно зрачка. Левый же, безусловно, имел зрачок, окружённый бледно-голубым, как осеннее чуть пасмурное небо, кольцом. Выстиранная бледность этой голубизны, всего на пару тонов темнее белого глаза слепца, тоже производила в высшей степени тревожащее впечатление. Поэтому не было ничего удивительного, что Лили второй раз за разговор отвлеклась, позволив губам говорить нечто, не подконтрольное рассудку.
— У тебя интервью с Дэвидом Боуи? — ехидно спросило зеркало, возвращая Лили в реальность.
— Илва, Дэвид Боуи давно умер!
— Я на это и намекаю. Ты меня не разыгрываешь, Лили?
— Нет! И вообще мне некогда разговаривать, он уже идёт!
Лили захлопнула пудреницу, обрывая разговор. «Я должна срочно найти «Снейпа», иначе Илва меня убьёт. А потом уволит». Она бессмысленно уставилась на чашку с кофе, который успел не только появиться на столе, но и порядком остыть. Лили не хотелось кофе. В горле и без того было горько и неприятно, словно его уже сдавили прохладные пальцы неумолимого слова «дэдлайн»…
— Не советую это пить. Он и в горячем-то виде не слишком хорош.
Лили вздрогнула, оторвавшись от невесёлых размышлений, и посмотрела вверх. Тот самый незнакомец с разными глазами. «Ещё и бровь одна выше другой. Не иначе, какая-то травма или магическое поражение». Мужчина, между тем, пододвинул к столику ещё один стул, ловко крутанув его вокруг ножки, и уселся напротив, опершись локтями о скатерть.
— Я невольно подслушал разговор. Вы готовите спектакли?
Как большинство девушек, слишком симпатичных, чтобы привлекать адекватных людей в общественных местах, Лили ненавидела, когда к ней «подкатывали» (она и слово-то это ненавидела). Но мужчина говорил спокойно и серьёзно, без намёка на флирт, словно и правда был заинтересован в ответе.
— Фильмы, — со вздохом поправила Лили. — Для синематографов в Ковенте и Уайтчапеле.
При ближайшем рассмотрении было видно, что голубой глаз вовсе не слепой. Но почему-то именно его взгляд казался особенно неуютным, проникавшим под кожу. Лили ловила себя на том, что таращится на него самым что ни на есть неприличным образом, будто на ярмарочную диковинку или картинку в запрещённой книге. Ловила, но ничего поделать не могла.
— Я всегда хотел попробовать себя на сцене. В любительском спектакле или что-то вроде того, — он сопроводил свои слова извинительной усмешкой. — Но ещё не встречал людей, которые этим занимаются. Услышал вас и решил… Впрочем, неважно, — оборвал он себя. — Вы же ищете профессионалов, зачем вам со мной возиться? Кинематограф — дело серьёзное.
Он сделал лёгкое движение, собираясь уйти, и Лили, раньше, чем сумела сообразить, что делает, накрыла его ладонь своей, побуждая остаться. Незнакомец еле заметно вздрогнул, поднял на неё недоумённый взгляд, и Лили сразу выпустила его руку, поспешив оправдаться:
— Сейчас мы ищем новичков. В нашей… базе не нашлось подходящих кандидатов, поэтому пришлось объявить общий кастинг. Если хотите, можете прийти на пробы. Я ничего не обещаю, но… — она профессионально отработанным движением пожала плечами. — Кто знает?
Чем дольше она смотрела, тем яснее понимала: вот он, Снейп! Конечно, волосы гораздо короче, над левой бровью шрам, и эти разные глаза… Но с этим можно работать! Мозг Лили лихорадочно соображал. «Сегодня — кастинг, начиная с завтра — читки, по вечерам уроки сценического мастерства, и если всё будет хорошо, то… Мы можем успеть!» Только бы незнакомец согласился.
Он искоса смерил её взглядом, будто не решаясь.
— Будет обучение. И много репетиций, — Лили отчаянно скрещивала под столом пальцы.
Несколько мгновений стояла звенящая тишина. Только на заднем плане разливался тягучий джаз:
Волшебство, как туман,
Волшебство, как огонь:
То ли горький обман,
То ли призрачный сон
Хэллоуин отгулял ещё вчера, но у хозяина кафе были на этот счёт свои соображения.
Незнакомец между тем нерешительно улыбнулся: уголком губ, потом вторым — чуть невпопад, как будто не привык этого делать. И, наконец, одарил Лили внезапной пугающе-широкой улыбкой:
— Так вы серьёзно? Правда примете меня? Я даже не мог об этом мечтать! Мне… — он похлопал себя по карманам. — Мне где-то подписать?
— После официальных проб, — Лили хранила невозмутимое выражение лица, хотя ей хотелось вскочить из-за стола с поднятым вверх кулаком и воплем: «Йес!» — Но я почти уверена, что вы нам подходите.
Музыка, лившаяся из граммофона, словно стала громче, а скрипки звучали фанфарами.
То ли сладкий соблазн
Вновь шагнуть за порог.
Хэллоуин подари
Мне фонарь для дорог
Глава 2. Голос из прошлого
— Что там, Падма?
Гарри на ходу снимал верхнюю мантию, другой рукой принимая папку с материалами по делу и раскрывая на первой странице.
— Нападение на магловскую школу. Шестьдесят убитых, более сорока раненых. Преступника удалось схватить на месте, но…
Детектив-инспектор Падма Патил была крепким орешком, и её карьера в Отделе убийств красноречиво об этом свидетельствовала. Не слишком приятно признавать, но, если бы не былые заслуги Гарри, старшим детективом-инспектором стала бы мисс Патил, а вовсе не он. Собранная и уверенная, Падма умела молниеносно принимать решения. Её было сложно удивить. Поэтому, заслышав в голосе напарницы нотки сомнения, Гарри удивлённо вскинул голову:
— Но — что?
— Ему всего десять лет. Эдакий светловолосый херувим… — Падма нервно провела рукой по волосам и упёрла основание ладони в переносицу, отчаянно мотая головой, словно в надежде отменить сказанное. — Ему в Хогвартс только через год, Гарри! Пробрался в чужую школу под видом ученика, запер двери… И убил всех. Авадой.
Падму заметно трясло. Она выглядела хрупкой и почти юной, и Гарри очень хотелось её утешить — хотя бы погладить по спине, — но он сдержался: когда она придёт в себя, то не простит такого удара по самолюбию.
— Авадой? — переспросил он, открывая дело на отчёте судмедэкспертов. — Откуда тогда раненые? А, вижу: травмы во время бегства. Где он сейчас?
— В допросной, — сухо уронила Падма. — Его полагается допрашивать в присутствии родителей, либо кого-то из соцслужб. Я выбрала второе.
— Молодец, — похвалил Гарри. Действительно, только родителей юного чудовища ему не хватало. Сказать по правде, до сих пор старшего детектива-инспектора Поттера волновал не столько сам факт того, что десятилетний ребёнок на такое решился, сколько чисто технический аспект: как? Большинство в его возрасте даже люмос вызвать не умеют. — Тогда я к нему.
* * *
Кресло для допросов не было рассчитано на столь маленький рост обвиняемого. Ремни криво и косо опоясывали худое тело мальчика, а его ноги даже не доставали до земли. Полускрытый ворохом ремней он казался скорее жертвой, чем преступником.
Действительно, «херувим»: золотистые волосы, прозрачные голубые глаза, нежная кожа. Гарри невольно вспомнил Альбуса в этом возрасте: та же мечтательная хрупкость, намекавшая, что он никогда не будет силачом, но обещавшая талант нравиться людям.
Женщина из соцзащиты сидела в дальнем углу комнаты и явно нервничала, не вполне понимая, какова её роль в допросе. Гарри было не до неё. В сущности, её присутствие было всего лишь формальностью, уступкой новым законам.
Гарри сел напротив мальчика (согласно документам, его звали Лоуренсом), сцепив руки в замок.
— Допрос начался в 16:30 по лондонскому времени. Присутствуют: старший детектив-инспектор Поттер, представитель социальных служб Мириам Джонс, — Гарри повернулся к Лоуренсу. — Итак? Не хочешь сказать, зачем это сделал?
«Херувим» медленно поднял на Гарри взгляд. Запрокинул голову. И расхохотался. Обычный детский смех, чуть неестественный — как если ребёнка щекочут, — но когда Лоуренс резко оборвал хохот и уставился прямо на Гарри, тот против ожидания почувствовал тревогу. Что-то было не так с этим кристально чистым взглядом. Что-то взрослое, пристальное и злое отражалось в зрачках.
— Ты совсем не поумнел за эти годы, Гарри. Из тебя вышел «прекрасный» аврор. Мечта любого преступника. Зачем? Это весело.
Он подался вперёд, так что ремни натянулись, глубоко врезаясь в кожу. На лбу Лоуренса выступили бисерные капли пота. Гарри и бровью не повёл. Итак, мы сразу приступили к фазе номер три. Обычно вначале преступник молчит. Потом всё отрицает. И только потом начинает оскорблять следователя: в ход идут предположения о сексуальной несостоятельности и ориентации, жалобы на жестокость, обвинения в некомпетентности. Лоуренс выбрал последний вариант. Фаза три плюс накат в стиле «ты слабак» — нестандартная комбинация для мальчишки, попавшего в участок первый раз в жизни… Обычно так себя ведут матёрые рецидивисты. Но чего в жизни не бывает.
Гарри усмехнулся и откинулся на спинку стула.
— Весело? Что ж, признание у нас есть. И даже мотив какой-никакой. Больше мне от тебя ничего не надо. До совершеннолетия посидишь в Азкабане, потом — дементор.
Гарри встал, делая вид, что собирается уходить. Если мальчишка не просто сошёл с ума, а действовал под воздействием убеждений — секты в последние годы появлялись как грибы, — он будет говорить. Проповедовать. Стать мучеником за идею. Что угодно, но не быть скучным случаем, закрытым за пять минут.
И эффект превзошёл ожидания: Лоуренс буквально зашипел от ярости.
— Не особенно надейся на успех, Мальчик-которому-слишком-долго-везло! До совершеннолетия мне ещё семь лет. Кто знает, что может произойти…
Он снова усмехнулся, но торжества в его улыбке уже не было. А вот тщательно скрываемый страх чувствовался.
— Вижу, ты не особенно веришь, что твои друзья тебя вытащат, — наугад бросил Гарри. — Кто ты для них — пешка.
— Ты ничего о них не знаешь!!!
На сей раз тонкому мальчишескому дисканту удалось даже заглушить голос Гарри. Казалось, стены вибрируют от его визга. Соцработница, судя по всему, боялась не только двинуться, но даже вздохнуть.
«Итак, его действительно завербовали. Добровольно, без всяких заклинаний, — размышлял Гарри. — Потому что следов конфудуса и империуса врачи не нашли». И продолжил всё так же спокойно:
— Расскажи.
— Нет, — Лоуренс замотал головой так, словно хотел её оторвать. — Не поймаешь. Я слишком долго ждал, чтобы… — он оборвал сам себя и повторил: — Нет.
— Тебе просто нечего сказать, — безыскусно подначил Поттер. Чудовище или нет, Лоуренс был лишь десятилетним мальчишкой. Если даже взрослых головорезов можно иногда взять «на слабо», то с ребёнком и подавно прокатит. — Поэтому хватит тратить моё время. Посмотрим, что ты запоёшь через семь лет, когда никто не придёт.
Лоуренс дёрнулся так, что едва не задушил себя ремнём.
— Единственное, о чём я жалею, что не начал с тебя! Я так мечтал посмотреть, как тебе понравится Круцио… От империуса ты кайфовал… Помню твои мысли: «Зачем сопротивляться? Всё и так хорошо». Возможно, тебя удивит, Гарри, но большинство людей империус не выносит. Он похож на… — Лоуренс сладко улыбнулся, — изнасилование. Когда мысленно кричишь и вырываешься, но ничего не можешь сделать. День за днём, год за годом, — он нервно облизал сухие губы. — Ты живёшь только мыслями о мести. Ищешь любую лазейку. Вот что такое империус, — он сглотнул, переводя дух, и снова широко улыбнулся. — А тебе нравилось, Гарри. Что же ты за человек такой? Мазохист… Извращенец… — казалось, он пробует каждое слово на вкус. — Жертва?
До сих пор Гарри был уверен, что фраза о поднявшихся дыбом волосах — лишь художественное преувеличение, но сейчас мог бы поклясться, что волосы на его затылке не просто встали дыбом, а ещё и зашевелились. Он наклонился к микрофону:
— Допрос закончен в 16:50.
Собственный голос показался хриплым и надтреснутым, как у старого ворона. Гарри рывком встал со стула и, не оборачиваясь, вышел в дверь. Следом выскользнула соцработница, но Гарри её даже не заметил. Пошатываясь будто пьяный и держась рукой за стену, он кое-как добрёл до мужского туалета и пустил в раковине ледяную воду. Умывался, пока скулы не заломило от холода. Тяжело опёрся на край раковины, исподлобья глядя на своё отражение.
— Этого не может быть, — тихо пробормотал он, чувствуя, что голос предательски дрожит. — Не может.
* * *
На выходе из туалета его поймала Падма.
— Гарри, что за ерунда? Джонс сказала, что парень подвергался сексуальному насилию. Это правда? Тогда надо вызвать его родителей и…
— Это Барти Крауч-младший, — перебил её Гарри.
— Что? — на лице Падмы отразилось недоумение.
— Барти Крауч, — повторил он.
— Но он же умер, разве нет? В девяносто пятом…
— Вот именно, — через силу разлепил губы Гарри. Казалось, каждое слово весило несколько стоунов. — Умер. Но этот мальчик — Барти.
— Ты уверен?
Патил смотрела на него с беспокойством, но предельно серьёзно, подавая сигнал, что готова поверить, если только он сам себе верит. Это было удивительно много: практически любой другой аврор уже звонил бы в Мунго.
— Да, — коротко ответил Гарри.
— Мальчик — его... крестраж? — карие глаза Падмы расширились от ужаса.
Гарри только покачал головой. Он медленно успокаивался, и мысли приходили в порядок:
— Нет. Лоуренсу всего десять, а Крауч умер тридцать три года назад. Но мальчик мог контактировать с крестражем. Осколок души, заключённый в предмет, может влиять на человека и заставлять его делать… всё, что угодно.
Падма поняла его без слов:
— Я за ордером на обыск!
— Я с тобой. Заодно допросим родителей.