Часть вторая. Распродажа века 8 глава




– На следующей неделе предполагается провести собрание членов городской управы для обсуждения городского бюджета… – начал Алан.

– Точно, – буркнул Китон.

– …а это тонкое политическое дело, – продолжил Алан. – Я понимаю, и ты тоже. Штрафной талон, выданный тебе на вполне законном основании я разорвал тоже из политических соображений.

Китон криво усмехнулся.

– Ты достаточно долго живешь и работаешь в городе, Алан, чтобы быть в курсе всех дел. Рука руку моет.

Алан поерзал в кресле. Оно тут же отозвалось знакомым поскрипыванием – звуки, которые Алан частенько слышал в своих снах после особенно трудных дней. Таким днем собирался оказаться и нынешний.

– Да, – согласился он. – Рука руку моет. Но не вечно.

Китон снова нахмурился.

– Это еще что значит?

– Это значит, что даже в таких небольших городах, как наш, политика не всесильна. Ты не должен забывать, что у меня должность выборная, я могу осуществлять контроль и дергать за веревочки, но меня могут и переизбрать. Выбирают для того, чтобы я защищал своих избирателей, строго соблюдая букву закона. И если я взялся за гуж, должен быть дюж, как говорится.

– Ты что, угрожаешь мне? Если мол тебя…

В этот момент послышался фабричный гудок. В кабинете за закрытыми окнами он был приглушен, но Китон подпрыгнул так, как будто его оса ужалила. Глаза расширились, а пальцы с такой силой вцепились в ручки кресла, что побелели костяшки.

И вновь Алан удивился. Этот тип нервничает, подумал он, как кобыла в жару. Что с ним такое творится?

И тут он впервые заподозрил, что Дэнфорт Китон, служивший в должности городского головы Касл Рок с тех времен, когда Алан еще слыхом не слыхивал об этом городе, замешан в каких‑нибудь не слишком чистых делишках.

– Я тебе вовсе не угрожаю, – сказал он вслух. Китон уже начал успокаиваться, но взгляд оставался настороженным, как будто он ждал, что фабричный гудок снова напомнит ему о неприятностях.

– Вот и правильно. Потому что дело не только в том, чтобы дергать за веревочки, шериф Пэнгборн. Совет членов городского управления вместе с тремя представителями от округа по‑прежнему имеет решающий голос при назначении на должность – впрочем как и в увольнении с нее – помощников шерифа. И это помимо многих других исключительных прав, о которых, я не сомневаюсь, тебе известно.

– Это всего лишь право вето на пользование печатью.

– Ничего себе «всего лишь»! – Китон достал из кармана сигару Рой‑Тан и провел по ней пальцами, издав целлофановый хруст. – А если мы этим правом воспользуемся?

Кто кому теперь угрожает, подумал Алан, но вслух не произнес. Он только откинулся на спинку кресла и посмотрел на Китона в упор.

Тот встретился с его взглядом, но почти сразу опустил глаза на свою сигару и продолжал вытаскивать ее из целлофановой упаковки.

– В следующий раз, когда ты припаркуешься в неположенном месте, я пришлепну тебе талон сам, лично, и тогда, обещаю, штраф заплатить придется, – сказал Алан. – А если ты еще хоть раз потянешь на кого‑нибудь из моих помощников, я привлеку тебя к уголовной ответственности. И это случится вне зависимости от того, какими бы идиотскими правами не были облечены члены городского управления. Ведь у меня тоже есть права, ты понимаешь?

Китон продолжал разглядывать свою сигару. Когда он снова поднял глаза на Алана, они превратились в крохотные льдинки.

– Если ты взял себе целью проверить мою задницу на прочность, шериф Пэнгборн, валяй, проверяй. – На лице Китона была, очевидно, написана ярость, но кроме нее. Алан не сомневался, из глубины глаз проглядывало еще кое‑что. И ему показалось, что это страх. Он видел его? Чувствовал? Трудно сказать, да это и неважно. Гораздо важнее то, чего именно боялся Китон. Вот именно это было важно чрезвычайно. – Ты меня понял? – повторил он.

– Да, – сказал Китон.

Неожиданно резким движением он сорвал наконец целлофан и швырнул его на пол. Сунув сигару в рот, промычал:

– А ты меня понял?

И снова заскрипело кресло, когда Алан подался вперед. Он смотрел на Китона не мигая.

– Я понял то, что ты сказал, Дэнфорд, но убей меня Бог, если я понимаю что ты делаешь и зачем. Мы никогда не были с тобой лучшими друзьями…

– Это уж наверняка, – перебил Китон и откусил кончик сигары. Алану показалось, что он сплюнет на пол и уже заранее приготовился сделать вид, что не заметил – политика есть политика, но Китон сплюнул себе в ладонь, а потом аккуратно сбросил в чистую пепельницу на столе. Огрызок остался там лежать как маленький кусочек собачьего дерьма.

– …но мы с тобой тем не менее всегда превосходно сотрудничали. А теперь – на тебе. Что‑нибудь случилось? Если так, я готов помочь…

– Ничего не случилось, – тут же выпалил Китон, вздрогнув. Он снова разозлился, даже более чем разозлился. Алану казалось, что у него вот‑вот пар из ушей повалит. – Просто я уже не в силах выносить бесконечного… преследования.

Во второй раз он употребил это слово. Алану оно казалось совершенно неуместным. Впрочем и весь разговор в целом был несуразен.

– Ну, короче, ты знаешь где меня найти, если что.

– О, Господи, да, – Китон направился к выходу.

– И прошу тебя, Дэнфорт, помни о правилах парковки.

– К чертям собачьим все правила! – Китон захлопнул за собой дверь.

Алан еще долго смотрел на закрытую дверь и на лице его застыло выражение беспокойства. Наконец он встал, поднял с пола целлофановый пакетик и, бросив его в корзину для мусора, пошел звать следующего посетителя – Пароход Вилли.

 

 

– Мистер Китон кажется очень расстроился, – сказал Роуз. Он удобно расположился в кресле, которое только что освободил городской голова, брезгливо взглянул на окурок сигары в пепельнице и возложил свою белую Библию на сдвинутые колени.

– Вероятно, озабочен предстоящими собраниями и заседаниями, – небрежно откликнулся Алан. – Это наверняка очень утомительно.

– Да, – согласился Преподобный Роуз. – Господь учил: – Кесарю – кесарево. Богу – богово.

– Угу, – неопределенно промычал Алан. Ему вдруг непреодолимо захотелось закурить что‑нибудь покрепче и позанозистей, типа Пэл‑Мэл или Лаки. – Чем могу служить Ро… Преподобный Роуз?

Он испугался, что чуть было не назвал посетителя Преподобным Вилли.

Роуз снял круглые очки без оправы, тщательно протер их и водрузил на место, спрятав два красных следа на переносице. Его черные волосы, прилизанные с помощью снадобья, запах которого Алан отчетливо чувствовал, но не мог определить, блестели в свете лампы дневного света, укрепленной на потолке.

– Речь пойдет о гнезде разврата, которое Отец Джон Брайам именует Казино Найт, – соизволил наконец доложить Преподобный Роуз. – Если припомните, шериф Пэнгборн, я уже обращался к вам с требованием не давать санкции на организацию такого мероприятия в свете его в высшей степени аморальности.

– Если вы припомните, Преподобный Роуз…

Роуз театральным жестом поднял одну руку, а другую засунул в карман. Оттуда он извлек небольшую книженцию, размером с дешевое издание в мягкой обложке. С глубоким вздохом, но без всякого при этом удивления Алан увидел, что это сокращенный вариант Свода Законов Штата Мэн.

– И вот теперь я снова обращаюсь к вам, – продолжил Роуз уже на слегка повышенных тонах. – И снова требую, чтобы вы запретили упомянутое мероприятие не только в силу его аморальности, но также во имя Закона!

– Преподобный Роуз…

– Раздел 24, подраздел 9, параграф 2 Свода Законов Штата Мэн, – перебил Роуз. Щеки и скулы его к этому времени уже покрылись красными пятнами, и Алан внезапно подумал, что за последние несколько минут он умудрился сменить у себя в кабинете одного психа на другого. – Где сказано э‑э‑э, – Преподобный Роуз уже читал, доведя голос до того полуистерического визга, –который вызывал восхищение у его прихода. – Азартные игры, вышеупомянутые в разделе 23 данного э‑э‑э. Свода, в ходе которых денежные ставки считаются одним из условий, должны быть оценены как противозаконные. – Он захлопнул книжицу и поднял глаза на Алана. Взгляд его метал громы и молнии. – Должны быть оценены как э‑э‑э противозаконные! – завопил он истошно.

Алан чуть было не воздел руки к небу и не взмолился в фанатическом порыве: «Слава Господу нашему Иисусу!» – Когда желание прошло, он сказал:

– Я знаком с теми разделами Свода, которые связаны с азартными играми. Преподобный Роуз. Я тщательно изучил их сразу же после вашего первого визита и более того, показал Альберту Мартину, который занимается законопроектами штата. Его мнение таково: учреждение Казино Найт не противоречит содержанию указанных разделов. – Он помолчал и добавил: – Должен вам признаться, что таково и мое личное мнение.

–Безобразие! – прорычал Роуз. – Они намерены превратить обитель Господа в притон, а вы утверждаете, что это законно!

– Точно так же законно, как лото, в которое играли в Монастыре Дочерей Святой Изабеллы с 1931 года.

– Это не лото… э‑э‑э, тут речь идет о рулетке, азартная игра на деньги. Это… – голос Преподобного Роуза задрожал. – Это – грех!

Алан снова вовремя перехватил свои руки, которые собирались изобразить очередную птицу, и на этот раз крепко сцепил пальцы в замок.

– Я просил Альберта сделать письменный запрос Джиму Тирни, Генеральному Прокурору Штата. Ответ был тот же. Мне очень жаль, Преподобный Роуз. Я понимаю, что это вас оскорбляет. Меня, например, возмущает, когда детишки катаются по улицам на роликовых досках, подвергая опасности себя и окружающих, я бы с удовольствием наложил запрет на такое развлечение, – но не в праве. Имея в виду демократическую основу нашего существования, частенько приходится мириться с тем, что нам не по душе.

– Но ведь тут речь идет об азартных играх! – Не унимался Роуз, и в голосе его слышался неподдельный ужас. – Игры на деньги! Как это может быть законным, если в Своде ясно сказано…

– Дело в том, что они организуют это не как игру на деньги. Каждый участник платит за вход. И взамен получает равноценную сумму для участия в игре. А в конце разыгрываются призы… заметьте: не деньги, а призы. Кондиционер, микроволновая печь, фарфоровый сервиз, и тому подобное. – Неожиданно для себя он добавил: – Думаю, со входной платы будут даже браться налоги.

– Грех, разврат, – как заведенный повторял Роуз. Краска сползла с его лица. ноздри трепетали.

– Это вопрос морали, а не закона. – сказал Алан. – И так принято по всей стране.

– Да, – торжественно произнес Роуз, поднимаясь и защищая грудь томом Библии, как щитом. – Да, так принято у католиков. Католики жить не могут без азартных игр. И я намерен положить этому конец, шеф э‑э‑э Пэнгборн. С вашей помощью или без нее.

Алан тоже поднялся.

– Еще пару замечаний, Преподобный Роуз. Во‑первых, шериф Пэнгборн, а не шеф. И, во‑вторых, я не могу вам указывать, какие именно проповеди читать с кафедры, не могу и Отцу Брайаму советовать, чем именно заниматься во вверенном ему храме, или запрещать то, что происходит в Монастыре Дочерей Святой Изабеллы, во всяком случае до тех пор, пока все, что там происходит, не ломает рамок закона – вот так. Но зато я могу предупредить вас – будьте осмотрительны. Я имею право вас предупредить и предупреждаю – будьте осмотрительны!

Роуз подозрительно сощурился.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду то, что вы расстроены. Листовки, которые ваши люди расклеивают по всему городу опасений не вызывают, письма в газету – тоже, но старайтесь не переходить черту разумного. Мой вам совет – оставьте это дело в покое.

– Когда Иисус увидел блудниц и менял в Храме, он не стал сверяться со Сводом Законов, шериф Пэнгборн. Когда наш Господь увидел этих грешников в доме Божьем, он не задумался переступать черту или нет. Наш Господь сделал то, что считал единственно э‑э‑э верным.

– Да, – спокойно согласился Алан. – Но вы – не Он.

Роуз снова метнул в него взгляд, да такой испепеляющий, что Алан поежился. Ого, подумал он, этот парень кажется совсем спятил.

– Всего доброго, шеф Пэнгборн, – холодно произнес Преподобный Роуз.

На этот раз Алан даже не стал его поправлять. Он лишь кивнул и протянул руку, понимая, что она останется не пожатой. Роуз повернулся и направился к выходу, по‑прежнему прижимая Библию к груди.

– Пусть все будет как есть, правда, Преподобный Роуз? – крикнул ему вслед Алан.

Не оглянувшись и не удостоив Алана ответным словом, Роуз вышел и с такой силой хлопнул дверью, что стекла в окне задрожали. Алан снова опустился в кресло и сжал ладонями виски.

Несколько минут спустя в дверь просунулась любопытная мордочка Шейлы Брайам.

– Алан?

– Он ушел? – спросил шериф, не поднимая головы.

– Проповедник? Да. Вылетел со свистом как мартовский ветер.

– Элвис вышел из дома, – невнятно пробормотал Алан.

– Что?

– Ничего. – Он наконец поднял голову. – Мне срочно нужно принять что– нибудь от головной боли. Лучше всего наркотик и покрепче. Загляни‑ка в наш шкафчик с вещественными доказательствами.

Шейла улыбнулась.

– Уже заглядывала. Пусто. Могу предложить лишь чашку крепкого кофе.

Он улыбнулся в ответ. Началась вторая половина дня, и она должна быть лучше, чем первая. Должна быть.

– Идет, – согласился Алан.

– Вот и хорошо. – Шейла закрыла за собой дверь, и тогда Алан выпустил на свободу свои руки. Вскоре по солнечной дорожке, на стене, к окну летела целая стая черных дроздов.

 

 

По четвергам вторая половина дня в средней школе Касл Рок отводилась под общественную работу. Как отличник Брайан Раск был от этой работы освобожден вплоть до того времени, когда должны были начаться репетиции к рождественскому спектаклю «Зимняя Сказка», поэтому он уходил в этот день рано, что компенсировало его длинные вторники.

В этот четверг он вышел из дверей школы еще до того, как отзвенел звонок на шестой урок. Кроме учебников и тетрадей в его рюкзаке лежал свернутый плащ, который заставила с утра взять мама, и теперь он потешным горбом топорщился у него на спине.

Он ехал на велосипеде, как только мог быстро, и сердце бешено колотилось в груди. Ему предстояло сделать очень важное ДЕЛО Дело необходимое и при этом в некотором роде забавное. Он теперь точно знал, какое именно. Его осенило, когда он ковыряла носу на уроке математики.

Пока Брайан катил по Школьной улице, сползающей с Касл Хилл, солнце впервые за этот день показалось из‑за облаков. Он посмотрел налево и увидел мальчика‑тень на велосипеде‑тень, торопящегося вслед за ним по влажному асфальту.

Крути колеса, подруга‑тень, подумал Брайан, если хочешь за мной угнаться. Мне сегодня надо побывать во многих местах и переделать кучу дел.

Брайан проехал по торговому центру, даже не взглянув на Нужные Вещи, останавливаясь лишь на мгновение на перекрестках, чтобы посмотреть направо– налево и сразу же мчаться дальше. Подъехав к пересечению улиц Понд (на которой он жил) и Форд, вместо того, чтобы поехать дальше по Понд к дому, он свернул направо. На пересечении Форд и Уиллоу он повернул налево. Задние дворы домов на этих улицах примыкали друг к другу, разделенные в большинстве случаев деревянными оградами. Пит и Вильма Бржик жили на Уиллоу Стрит. Здесь надо быть поосторожнее.

Но Брайан знал, как именно, так как по дороге все самым тщательным образом обдумал, и план действий выстраивался легко и свободно, будто всегда был заложен у него в голове вместе с самим мероприятием, которое ему предстояло провести.

В доме Ержиков было тихо и на подъездной дороге пустынно, но это не обязательно означает, что все так уж в порядке. Обычно Вильма в это время работала в магазине Хемфилла на Маршруте 117, он это знал, так как видел ее там за кассовым аппаратом в излюбленном шарфе, повязанном чалмой на голове, но это не значит, что она обязательно там и теперь. Видавший виды маленький «юго», на котором она ездила, мог благополучно стоять в гараже, которого Брайану отсюда не видно.

Он подъехал по дороге к дому, спешился и поставил велосипед на опоры. Сердце колотилось так, как будто собиралось выбраться на волю через уши и горло. Не сердце, а какая‑то ритм‑группа. Он подошел к входной двери, репетируя про себя фразу, которую скажет в том случае, если Вильма все же окажется дома.

Здравствуйте, миссис Ержик, скажет он, я Брайан Раск из соседнего квартала. Я учусь в Средней школе и мы вскоре собираемся распространять подписку на журнал, чтобы на вырученные деньги приобрести новые костюмы нашим оркестрантам. Вот я и опрашиваю людей, не желают ли они подписаться на журнал. Если хотите, я приду позже, когда у меня на руках будут бланки. Нам обещают премии, если много продадим.

Звучало вполне убедительно и тогда, когда он только составлял этот монолог по дороге и теперь, но все равно Брайан нервничал. Он еще постоял некоторое время на крыльце, прислушиваясь, не донесутся ли из дома какие– нибудь звуки – радио, телевизор (если, конечно, Вильма смотрит что‑нибудь кроме «Санта Барбары», а до начала очередной серии еще добрых два часа), пылесос, наконец. Ни звука, полная тишина. Но опять‑таки, это означает не больше, чем пустая подъездная дорога.

Брайан позвонил. Где‑то в глубине дома он услышал слабое дивь‑динь.

Он еще постоял, оглядываясь вокруг, не заметил ли его кто‑нибудь из соседей, но Уиллоу Стрит, казалось, вымерла: И еще перед домом Ержиков была изгородь. И это прекрасно. Когда ты собираешься сделать ДЕЛО которое вряд ли одобрят люди – папа и мама, например, изгородь, – это предмет первой необходимости.

Прошло не менее полминуты, но никто так и не открыл. Ну что ж, чем дальше, тем лучше. И все же семь раз отмерь – один отрежь. Брайан позвонил снова, нажав при этом кнопку дважды, и поэтому из чрева дома донеслось динь‑динь, динь‑динь. Ни ответа, ни привета.

Тогда все. Все хорошо. Но, честно говоря, все было очень страшно и еще более неловко.

Брайан еще раз на всякий случай оглянулся, довольно воровато, надо сказать, и повел велосипед, так и не подняв опоры, в небольшое пространство между домом и гаражом, которое весельчаки из Обшивки и Дверей Дика Перри в Южном Париже называли ветродуем. Там он велосипед и оставил, а сам направился на задний двор. Сердце забилось еще сильнее, чем прежде. Обычно, когда он так нервничал, у него дрожал голос, и теперь Брайан молился в душе, если Вильма окажется в саду, мало ли, может быть, цветы какие‑нибудь сажает, и ему придется завести свой вызубренный монолог насчет подписки на журнал, чтобы голос дрожал не слишком явно. Если он будет блеять, Вильма Ержик может с успехом заподозрить, что он врет. А эти подозрения могут привести к таким последствиям, о которых даже думать не хотелось.

Завернув за угол, он остановился. Отсюда ему был виден задний двор, но не весь. И вдруг вся эта затея перестала казаться забавной. Теперь она показалась гадкой шуткой, не больше, но и не меньше. Тут ожил и заговорил внутренний голос. Почему бы тебе снова не сесть на велосипед, Брайан? И не поехать домой? Выпьешь стакан молока и все тщательно обдумаешь.

Да, эта идея была чрезвычайно заманчива. Он уже хотел развернуться, но тут перед глазами возникла картина, и гораздо более убедительная, чем прозвучавший голос. Он увидел длинную черную машину

– «кадиллак» или «линкольн Марк IV», остановившуюся у его дома. Дверь открылась, и из машины вышел мистер Лилэнд Гонт. Только на Гонте на этот раз не было смокинга, какой носил Шерлок Холме в некоторых рассказах Конан Дойла. Этот мистер Гонт был одет в черный строгий костюм директора похоронного бюро – таким он предстал в воображении Брайана – и лицо его было отнюдь не дружелюбным. Темно‑синие глаза еще больше потемнели от гнева, а губы растянулись, обнажив кривые желтые зубы, но не в… улыбке. Длинные худые ноги, словно ножницами, разрезали вдоль дорогу к подъезду дома, и мужчина‑тень, приклеенный к каблукам его башмаков, походил на палача из фильмов ужасов. Подойдя к двери, он не остановится и не позвонит в звонок, о нет! Он просто‑напросто просочится сквозь нее. Если мама Брайана попытается преградить ему путь, он отшвырнет ее в сторону. Если на его пути встанет папа Брайана, он собьет его с ног. А если младший братишка Брайана, Шон, помешает ему пройти, он запульнет его через всю комнату как футбольный мяч с одиннадцатиметровой отметки. Он станет подниматься по лестнице на второй этаж, бормоча имя Брайана, и розы на обоях завянут в тех местах, где на них упадет его тень.

Уж он меня найдет, думал Брайан, прислонившись к углу дома Ержиков, и лицо его при этом представляло из себя образец уныния. Не будет никакого смысла прятаться. Хоть бы я до самого Бомбея добежал. Он и там меня разыщет. А когда найдет…

Он пытался отгородиться от этого жуткого видения, выключить его, и не мог. Глаза мистера Гонта виделись ему как будто наяву, они росли и росли, превращаясь в синюю бездну, а затем в ужасающе непостижимую вечность цвета индиго. Он ощущал, как одинаково длинные тонкие пальцы мистера Гонта цепкими когтями впивались в его плечи. И он слышал, как трещит и лопается его кожа от этого хищного прикосновения. В ушах клокотал голос мистера Гонта: ты получил от меня то, что хотел, Брайан Раск, и до сих пор не расплатился.

Я все верну, слышал Брайан свой собственный вопль, летящий в искаженное, горящее яростью, лицо. О, прошу вас, пожалуйста, я все верну, все верну, только отпустите меня!

Брайан пришел в себя настолько же потрясенный, как когда‑то покинув магазин Нужные Вещи. Но на сей раз потрясение было далеко не такое приятное.

Дело в том, что он ни в коем случае не хотел возвращать карточку Сэнди Куфэкса.

Он не хотел ее возвращать потому, что она принадлежала ему..

 

 

Майра Иванс остановилась под навесом Нужных Вещей как раз в тот самый момент, когда сын ее лучшей подруги наконец отважился ступить на задний двор дома Ержиков. Взгляд Майры, сначала назад, через плечо, потом по обе стороны вдоль Мейн Стрит был еще более вороватый, чем недавний взгляд Брайана на Уиллоу Стрит.

Если бы Кора – на самом деле ее лучшая подруга – узнала, что Майра здесь, а тем более зачем, она больше никогда не посмотрела бы в ее сторону. А все потому, что Кора тоже хотела приобрести эту фотографию.

Ну и пусть, уговаривала себя Майра. Ей в голову пришло сразу две поговорки, подходящие к данному случаю: «Кто первый пришел, тому и суп с лапшой» и «Не пойман – не вор».

И все же, прежде чем выйти из дома, Майра надела огромные темные очки, «Береженого Бог бережет» – еще один неплохой совет.

Теперь она медленно подошла к двери и прочла объявление: ПО ВТОРНИКАМ И ЧЕТВЕРГАМ ТОЛЬКО ПО ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ДОГОВОРЕННОСТИ.

Предварительной договоренности у Майры не было. Она отправилась сюда по молниеносному порыву души, не далее как двадцать минут назад переговорив с Корой.

– Я о ней целый день думаю! Мне просто необходимо ее купить, Майра. Я должна была сделать это еще в среду, но у меня в кошельке было всего четыре доллара, и я решила, что чек он не согласится принять. А знаешь как неловко, когда тебе отказывают. Но с тех самых пор я себя, не переставая, кляну. Представляешь, ночью глаз не сомкнула! Ты наверняка сочтешь это глупостью, но это святая правда.

Майра вовсе не считала это глупостью и полностью верила в правдивость подруги, потому что сама тоже ни минуты не спала прошлой ночью. Зато Кора категорически неправа, если считает, что фотография должна принадлежать ей только потому, что она первая ее увидела – как будто первенство в таких вещах дает особые права.

«Тем более, что я не верю, будто она первая ее увидела, – бормотала Майра. – Я как раз думаю, что все наоборот».

На самом деле вопрос, кто первый увидел эту великолепную фотографию, был абсолютно несущественным, гораздо более существенным было то, как бы почувствовала себя Майра, придя в дом к Коре и увидев фотографию Элвиса над камином как раз между керамическим бюстиком Элвиса и фарфоровой кружкой с изображением Элвиса. Стоило Майре об этом подумать, как кишки сжимались в комок, поднимались к сердцу и повисали там, как выстиранный коврик на веревке. Точно такие же чувства она испытывала в первую неделю войны против Ирака.

Это несправедливо. У Коры была блестящая коллекция вещей, так или иначе изображавших или напоминавших об Элвисе, она даже однажды побывала на его концерте. Концерт проходил в Портленд Сивик Сентер приблизительно за год до того, как Король отправился на небеса, чтобы воссоединиться со своей любимой мамочкой.

«Это фотография должна быть моей» – пробормотала Майра и, собрав всю свое мужество, постучала в дверь.

Дверь открылась до того, как Майра успела опустить руку, и на нее чуть не налетел узкоплечий мужчина, выскочивший оттуда.

– Простите, – промычал он, не поднимая головы, и Майра едва успела узнать в нем мистера Константина, фармацевта из Ла Вердьер Супер Драг. Он чуть не бегом пустился по улице в сторону к Таун Коммон, зажав под мышкой бумажный пакет и не глядя по сторонам.

Когда она снова повернулась к двери, на пороге уже стоял улыбающийся мистер Гонт.

– У меня нет предварительной договоренности, – нерешительно произнесла Майра. Брайан Раск, который все свои одиннадцать лет привык слышать от Майры заявления, произносимые категоричным и уверенным тоном, ни за что бы ни поверил, что перед ним старая знакомая, услышав этот тихий голос.

– Считайте, что она у вас есть, – сказал Гонт, улыбнувшись еще радушнее, и отступил, пропуская Майру. – Добро пожаловать и оставьте здесь хоть частичку радости, которую принесли с собой.

Еще разок оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто из знакомых ее не видит, Майра проскользнула в магазин. Дверь за ней плотно закрылась.

Длиннопалая рука, бледная как сама смерть, протянулась в полумраке к кольцу над дверью, схватилась за него и задернула шторы.

 

 

Брайан не осознавал, что не дышит до тех пор, пока не выпустил воздух одним долгим свистящим выдохом. На заднем дворе Ержиков не было ни души. Вильма, несомненно, вдохновленная неуклонно улучшающейся погодой, вывесила для просушки белье перед тем, как идти на работу или куда бы там ни было. Оно трепыхалось и весело хлопало на трех рядах бельевых веревок, искрясь на солнце и освежаясь на ветерке. Брайан подошел к черному ходу и заглянул внутрь через дверное стекло, приставив к лицу с обеих сторон ладони, чтобы лучше видеть. Дверь вела в кухню, и там было пусто. Он хотел постучать, но тут же решил, что этот поступок станет лишь еще одним свидетельством того, что он оттягивает время. Никого там нет. Лучше всего сделать то, зачем пришел и поскорее выкатиться.

Он медленно спустился с крыльца и снова очутился в заднем дворе. Веревки, завешенные сорочками, нижним бельем, простынями, и наволочками, находились слева. Справа располагался огород, где росли всевозможные овощи, за исключением, пожалуй, карликовых тыкв. Дальше тянулась живая хвойная изгородь. По другую его сторону жили, Брайан это знал, Хэйверхиллзы, а еще через четыре дома стоял его собственный.

Дождь, пролившийся ночью, превратил огород в болото, большинство овощей потонуло в вязкой разбухшей земле. Брайан нагнулся, зачерпнул обеими руками пригоршни жирной, мокрой, добросовестно унавоженной огородной почвы и, роняя стекающие между пальцев ручейки бурой жижи, направился прямо к бельевым веревкам.

Ближайшая к огороду веревка была завешена простынями по всей длине. Они были еще сырые, но сохли прямо на глазах, обдуваемые ветерком. И прихлопывали при этом, восхищаясь собственной сверкающей белизной, Иди, нашептывал в ухо Брайану голос мистера Гонта, давай, Брайан, иди и сделай это. Будь смелым и решительным как Сэнди Куфэкс.

Брайан поднял руки ладонями вверх. Он был несказанно удивлен собственным неожиданным возбуждением, как недавно во сне. Теперь он радовался, что не струсил. Ведь это и в самом деле забавно.

Он вытянул руки вперед разглядывая причудливые, грязные полосы, веером расползавшиеся до локтей. И вот комья грязи полетели на чистые простыни – шлеп‑шлеп.

Он вернулся в огород, зачерпнул еще две пригоршни и залепил их на другие простыни, потом еще и еще. Он носился взад и вперед, как помешанный, зачерпывал и швырял, зачерпывал и швырял.

Он бы так весь день безумствовал, если бы не услышал крик. Сначала ему показалось, что кричат на него. Брайан съежился и даже испуганно взвизгнул. Но тут же понял, что кричала миссис Хэйверхилз, подзывая свою собаку.

Так или иначе ему пора было убираться отсюда. И поживее. Осмотрев плоды своего труда, он сразу почувствовал прилив стыда и сожаления.

Простыни некоторым образом защитили остальное белье, но сами превратились в грязные тряпки. Только кое‑где остались белые нетронутые островки, как будто для того, чтобы напомнить, какого цвета были когда‑то эти несчастные простыни.

Брайан оглядел свои руки, на которых тоже не было живого места, и поспешил за угол дома, где заметил водопроводный кран. Вода не была отключена, и стоило Брайану отвернуть кран, как из него хлынула холодная струя. Он тер руки изо всех сил до тех пор, пока не смыл все до последнего бурого следа, включая полоски под ногтями, не обращая внимания на то, что руки немели от холода. Он даже манжеты сорочки постирал.

Закрыв кран, он вернулся к своему велосипеду, поднял опоры и повел его обратной дорогой. Сердце екнуло, когда он увидел неподалеку желтую небольшую машину, но это оказался «сивик», а не «юго». Водитель проехал мимо, не затормозив и не заметив маленького мальчика с покрасневшими от холода руками, вцепившимися в руль велосипеда, на дороге, ведущей к дому Ержиков, маленького мальчика с лицом, похожим на доску объявлений, где было на писана: ВИНОВЕН!



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2021-01-31 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: