МБУДО «Центр детского творчества «Приокский»
Материалы на открытый фестиваль по патриотическому воспитанию учащихся «Память о прошлом - в наших сердцах»
Номинация «Дневник читателя»
Автор: Сорокина Людмила Викторовна, педагог-организатор
Константин. Симонов – один из моих самых любимых писателей. Это связано не только с его творчеством, но и с тем, что мои родители были современниками и участниками тех великих и героических событий в истории нашей Родины, которые легли в основу его произведений. Когда я читаю произведения Симонова, я словно встречаюсь с любимыми, ушедшими в вечность, но еще такими юными, моими родителями…. Мне близко произведение Симонова «Разные дни войны» еще и тем, что в нем описываются события зимы 1941 года.
В октябре 1941 года линия фронта подощла к границам Рязанской области. Город Михайлов был занят немцами 24 ноября 1941. В Михайлове были размещены 41-й и 63-й мотополки и 422-й артполк 10-й мотодивизии второй танковой армии Гудериана. Здесь же находился штаб 10-й мотодивизии. Немцы построили точки обороны на высотах, окаймляющих город. Совершенно открытые места на северных и восточных подступах к Михайлову позволяли противнику организовать систему огня. Большое количество каменных зданий облегчало оборону улиц. Наиболее важные подходы к городу с севера, востока и юго-востока были заминированы. В этих же направлениях было выставлено боевое охранение, оснащенное пулемётами, миномётами и противотанковой артиллерией.
В ноябре 1941 года в рязанском обкоме партии была сформирована подпольная группа комсомольцев для проведения разведывательной и диверсионной работы в тылу врага. Были сформированы боевые группы, получив взрывчатку, гранаты, личное оружие, они спешно отбыли в районы боевых действий. В состав одной группы из семи человек вошел и мой отец, Ерохин Виктор Александрович.
В начале декабря 1941 года продвижение фашистов было приостановлено. В числе первых освобождённых от захватчиков городов был Михайлов. 6 и 7 декабря 1941 года войска 10-й армии под командованием генерала (впоследствии Маршала Советского Союза) Филиппа Голикова в результате ожесточённого боя выбили фашистов из этого древнего населённого пункта.
Тогда же туда на самолёте, а затем на попутной машине прибыл военный корреспондент газеты «Красная звезда» Константин Симонов. К тому времени он уже был автором знаменитых произведений: стихотворений «Родина», «Жди меня, и я вернусь...», «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины...», пьесы «Парень из нашего города».
Детство Симонова прошло в Рязани, и потому его приезд на памятную землю был, конечно же, особым. Военкор «Красной звезды» посвятил началу контрнаступления советских войск под Москвой свой пронзительный очерк «Дорога на запад».
Произведение стоит того, чтобы вновь привести его строки, как яркое свидетельство тех героических событий. Поездка стала для писателя знаковой – многое из увиденного легло в основу сюжетной линии романа «Живые и мертвые».
Я считаю, что очень важно знакомить детей с историей на примере таких произведений, документально свидетельствующих о трагических и героических испытаниях, выпавших на долю нашей Родины.
Декабрь 1941. Первые фотографии из освобожденного Михайлова.
Далее обратимся к автобиографическому произведению «Разные дни войны».
Старый тракт из Рязани на Михайлов — Епифань — Богородицк. Старинные русские города, названия которых записаны еще в летописях времен татарского нашествия. Древняя, родная русская земля, сердце России. Русские войска снова идут по этим старым дорогам, изгоняя чужеземцев, опоганивших и испепеливших все, что нами, нашими руками, возведено, на этой земле. Все чаще на дороге попадаются немецкие танки, транспортные машины, грузовики, мотоциклеты, штабные машины, орудия.
Михайлов. Город разбит артиллерией. Ни в одном доме нет стекол. Ясли, городская библиотека, школа — все загажено. На полу валяются обломки обгоревшей мебели, обожженные листы книг. Немцы осквернили город, но сжечь не успели! В жестоком бою стремительным натиском части генерала Голикова [прим.: 10-я армия — «Сталиногорск 1941»] обошли город с двух сторон и ночью, в трескучий мороз, пошли на штурм. [Прим.: город Михайлов был освобожден в ночном бою 7 декабря 1941 года силами 330-й стрелковой дивизии полковника Г. Д. Соколова — «Сталиногорск 1941»] Немцы не выдержали и бежали после яростного ночного уличного боя. В каждом дворе остались их машины. По улицам рассыпаны пачки документов, задрав к небу стволы, стоят на перекрестках брошенные зенитные орудия. У оврага, на задворках, полузанесенные снегом торчат жерла 8-дюймовок. Помпы даже не успели вынуть замки у большинства орудий. Рядом валяются ящики с неизрасходованными снарядами.
Несмотря на приказ Гудериана, немцы не успели сжечь большинство брошенных ими машин. Иные из них только наспех попорчены, иные совсем целы. Трупы немецких солдат и офицеров валяются вперемежку с разбросанным снаряжением, с кучами ворованных вещей, с расстрелянными гильзами, дневниками, письмами, — великим множеством чужим языком исписанной бумаги. [Прим.: см. например, дневник старшего ефрейтора 5-й роты 35-го мотопехотного полка 25-й моторизованной пехотной дивизии Германа Шварца: «4-я танковая дивизия очень рьяно выполняет приказ об уничтожении всего, что не может быть захвачено с собой. Полевые кухни, наполненные продуктами питания, дорогостоящие консервы взлетели на воздух. Тяжелые, совершенно новые грузовики, четырехосные броневики, большое количество машин и танков уничтожено. Миллионные ценности взлетели на воздух.» — «Сталиногорск 1941»]
Еще до сих пор в городе, то в одном, то в другом подвале, вылавливают спрятавшихся немцев. Они пытаются уйти, переодевшись кем угодно — красноармейцем, рабочим, даже женщиной. Они пытаются уйти, но уйти уже некуда. Они могут бежать дорогами и полями на юго-запад 10, 15, 50, 100 километров, — они уже не догонят своих частей, которые катятся все дальше и дальше — на Гремячее, Епифань, Богородицк.
Метель и гололедица. Дорогу беспрерывно заметает, она еле видна. Черными пятнами прямо на дороге, справа и слева от нее виднеются кинутые немцами машины, танки, броневики. Их бросали по разному поводу: потому что они отказались служить, потому что не хватало бензина, потому что они застряли в снегу, потому что испортилась какая-то мелочь, которую некогда исправить, некогда, ибо русские идут по пятам и не дают передышки.
Особенно много брошено транспортных машин, которые возили хваленую немецкую мотопехоту. Можно себе представать, какая волчья грызня шла на этой дорого из-за каждого места, в каждой исправной машине. [Прим.: см. например, дневник старшего ефрейтора 5-й роты 35-го мотопехотного полка 25-й моторизованной пехотной дивизии Германа Шварца за 7 декабря 1941 года: «Отступление проводится лихорадочно. Наше солдатье уже впадает в панику. Каждый хочет со своей машиной удрать первым, поэтому получается пробка и это продолжается еще больше» — «Сталиногорск 1941»]
Гремячий — широко раскинувшееся вдоль дороги старинное село. У въезда в него, прямо вдоль домов, целой полосой тянется наспех вырытое немецкое кладбище. Несколько сот березовых крестов с касками, с вкривь и вкось исписанными черной краской железными и деревянными дощечками.Так они хоронили во время наступления.Отступая, они уже не успевали ставить этих крестов. Скрюченные трупы валяются по обочинам дорог...Но довольно о них, о них не стоит говорить! Собаки нашли свою собачью смерть, все правильно. А кресты — эти кресты мы выроем и вышвырнем с дороги вместе с касками, которые повешены на них, вышвырнем потому, что мы уважаем солдата и солдатскую смерть, но у нас нет и не будет уважения к ворам и убийцам, — ни к их воровской смерти, ни к их грязным могилам. Мы их сюда не звали, пусть не рассчитывают ни на пощаду при жизни, ни на память после смерти.В том же Гремячем односельчане еще не успели похоронить только что снятых с виселиц 15 своих родных и соседей. Эти люди не хотели быть холуями у немцев, они вели себя с достоинством русского человека, и этого было достаточно для того, чтобы немцы их повесили и не давали снять с виселиц их трупы до самого своего ухода.
Город Епифань. Вернее, то, что было городом Епифанью, и то, что будет городом Епифаныо. Да, будет, потому что исчезнет с земли вся эта немецкая сволочь, все эти убийцы, мародеры и насильники, а русские города, разрушенные ими, восстанут из праха, как они восставали уже не раз, и будут стоять еще века на тех самых местах, где они уже веками стояли.Но сейчас Епифани нет. Среди огромного пожарища высятся только несколько остовов полуразрушенных церквей. Темнеет. В полутьме по развалинам еще бегут то здесь, то там низкие языки пламени. Пахнет гарью, — через город почти невозможно проехать. И все-таки вслед за нашими войсками люди пришли на пепелище, они стоят, сжимая кулаки, глядя на развалины города сухими от ненависти глазами. Они возвратились сюда жить и работать и, пока они не построят этого города вновь, они будут работать на этих развалинах. Немцы не могли осилить нас огнем своих орудий, они не остановят нас и пожарами наших городов.
Велик и вынослив русский народ. Велик, вынослив, но в то же время и страшен в гневе. Я проехал по опустошенным дорогам, по выжженным деревням, по местам, где чаша страданий, кажется, перелилась через край, и все-таки я видел мало слез. Когда очень ненавидишь — у тебя мало слез. Когда хочется мстить — не хочется плакать. Когда рядом с пепелищем родного дома видишь труп заклятого врага — не слезы, а ярость подступает к горлу.
Десятый день с жестокими боями идут вперед части генерала Голикова. Алферьево, Серебряные Пруды, Михайлов, Гремячий, Епифань — на некоторых участках наши дивизии за эти десять дней прошли 200 километров. Каждый день — 20 километров отвоеванной, своей, родной, политой кровью русской земли.
За Епифаныо немцы вырыли окопы, сделали эскарпы, облили их скаты водой — все напрасно, бойцы ринулись вперед, и окопы были захвачены, эскарпы пройдены, обледенелые скаты взяты штурмом, беспощадным штыковым уларом. [Прим.: Епифань была освобождена в боях 13 декабря 1941 года силами 1086-го и 1088-го стрелковых полков 323-й стрелковой дивизии 10-й армии; в братской могиле числится 398 погибших бойцов и командиров Красной армии — «Сталиногорск 1941».]
Под Гремячим немцы бросили в бой танки и бронемашины — пехота остановилась, но стойко встретила их удар, отбила и пошла дальше. Рязанские, пензенские крестьяне, тульские и горьковские рабочие, люди, оставившие свои дома и семьи не для того, чтобы отступать перед ненавистным врагом, шли вперед, по бездорожью, по гололедице, сквозь метель и ветер, пробивая себе путь от хаты к хате, от деревни к деревне, от города к городу. [Прим.: немецкий опорный пункт в Гремячее был взят 8−9 декабря 1941 года силами 1103-го стрелкового полка 328-й стрелковой дивизии 10-й армии; в братской могиле села Гремячее лежат 224 бойца вместе с командиром полка майором И. М. Талубьевым — «Сталиногорск 1941».]
Ночь. Сквозь вьюгу видно, как по всему горизонту полыхают громадные зарева пожаров. Немцы, уходя, жгут, жгут все, что могут, все, что успевают, все, что им попадается под руку. Мы движемся все дальше по дороге па юго-запад. Теперь уже совсем близко перед глазами громадное зарево пожара — это горит Богородицк.
Короткая остановка в деревне Кондуки [прим.: ныне в Узловском районе Тульской области, в 13 км западнее Епифани — «Сталиногорск 1941»]. Все сожжено, отсюда немцы ушли только несколько часов тому назад. Пожар еще крутит свои огненные языки над домами. В стороне, на пригорке, четыре дома, нетронутые огнем. Сюда сбились все, кто остался в живых в этой деревне. Обмороженные, голодные, с грудными детьми на руках женщины, двое суток ночевавшие в поле в стогах и сугробах, сквозь разбитые стекла смотрят на догорающие остатки своих жилищ.
Седая старуха с обидой в голосе требует, чтобы мы подождали, пока она сварит картошки.
— Они и картошку-то хотели сжечь, ироды, — говорит она. — Дверь погреба открыли, хотели, чтобы она сгорела, да она, вот, накось, выкуси, не сгорела. Не сгорала, да и все тут, моя картошка. Останьтесь, милые, покушайте, — небось, как и мы, по холоду сколько дней идете. Сейчас я вам стол помою, не садитесь за него, поганый он. Они, как придут, так сейчас лампу зажгут, разденутся и на стол голой задницей, вшей давить. Манька! — кричит она девчонке, — принеси нож, я стол ножом поскребу, а то совсем загадили паршивцы, русскому человеку сесть за него тошно. [Прим.: см. также, например, интервью жителя деревни Ново-Яковлевка В. Т. Кортукова: «На досуге они [немцы] в карты играли и вшей били. Очень нахальные немцы были: бывало, сидит в доме и при всех прямо ножом вшей с себя смахивает.» — «Сталиногорск 1941».]
После Кондуков — Колодезная [прим.: деревня Колодези Богородицкого района Тульской области, в 10 км к северо-востоку от Богородицка — «Сталиногорск 1941»]. Отсюда немцы ушли еще позже, совсем недавно. Те же обгоревшие трубы, то же пожарище, те же дрожащие от холода, сбившиеся в сараях и среди развалин женщины и дети.
К командиру приводят двух немцев. Их только что поймали за соседними домами. Не успев бежать, отчаявшись спастись, они, в своей поистине волчьей ненависти, решили дожечь то, что не успели сжечь их собратья. Их поймали с горящей соломой в руках.Разве можно назвать нелепыми этих убийц и поджигателей, да и вообще, разве применимо к ним какое-нибудь человеческое слово? Пуля в лоб — единственное, чего они заслуживают.
[Прим.: см. например, дневник старшего ефрейтора 5-й роты 35-го мотопехотного полка 25-й моторизованной пехотной дивизии Германа Шварца: «Приказано так же сжигать без остатка все оставляемые нами населенные пункты... Это самая жестокая из всех войн, которые когда-нибудь велись. Все гражданское население лишается крова и пищи и обрекается на замерзание и голод. Нам, однако, нет основания для пощады, если подумать,что русские беспощадно бомбят все населенные пункты, в которых размещаемся мы — немецкие солдаты. Если при этом бывают убитые, то это как правило, из гражданских. Они обращаются со своими людьми не лучше, а наоборот могут взять первенство.»; из дневника неизвестного солдата 35-го полка 25-й моторизованной пехотной дивизии: «Нужно создать безлюдную пустыню, все находящиеся здесь деревни — уничтожаются.»; из дневника другого немецкого военнослужащего: «Весь сектор наступления отошел на 100 километров, при этом сжигаются почти все селения, чтобы русские не имели возможности в них укрепиться.» — «Сталиногорск 1941»]
А Богородицк все еще горит. Грохочет артиллерийская канонада. Когда на секунду стихают порывы ветра, слышится частая трескотня пулеметов.Метель такая, что ничего не видно за три шага. В эту ночь Богородицк должен быть взят. Может, он уже взят, но донесений все еще нет. Генерал Голиков отправляет вперед одного из своих штабные командиров.
Через секунду командир скрывается за метелью. Все сильнее и сильнее доносится артиллерийская канонада. Теперь сплошное зарево заняло весь горизонт, и даже летящий крупными хлопьями снег на фоне его кажется красным.Утром наши части во главе с полковником Немудровым [прим.: Г. М. Немудров — командир 326-й стрелковой дивизии 10-й армии Западного фронта — «Сталиногорск 1941»] ворвались в Богородицк. Улицы дымились. То там, то здесь возвышался одинокий, сохранившийся от пожара дом. В одном из этих домов бойцы нашли семерых немецких солдат, полураздетых, напившихся с вечера и продолжавших спать во время боя. Это было бы невозможно в июле, мало вероятно в сентябре и возможно сейчас. Они стоят посиневшие, дрожащие от холода и страха. Они боятся, что их расстреляют. Их не расстреливают, хотя по всей человеческой справедливости они только этого и заслуживают. В подвале одного из сожженных домов только что, вот сейчас, нашли трупы запертых там и заживо сожженных немцами четырнадцати наших взятых в плен красноармейцев.Два красноармейца ведут по улицам выжженного города семерых немцев. Они ведут их далеко в тыл, через сожженные города и деревни, через разрушенные села. Они поведут их и доведут, потому что таков приказ, но они с удовольствием, не сделав и трех шагов, воткнули бы, штык в глотку каждого из этих мерзавцев. Они поведут их через сожженные деревни, мимо женщин, которые будут проклинать немцев и плевать им в глаза, они должны будут защищать их от народного гнева, от стариков, которые готовы повесить их на первом дереве или задушить своими руками. Красноармейцам захочется зайти в избу погреться, но они должны будут взять с собой в избу этих семерых негодяев, которые день или два назад вытащили из этой избы все, что смогли, и повесили на стропилах ее хозяина.Красноармейцы доведут их, потому что таков приказ, но я не знаю, у кого из нас поднялась бы на конвоиров рука, если бы они не выполнили этого приказа.Да, их — эту немецкую мерзость — нельзя назвать людьми. Нельзя, и не надо.
[Прим.: см. например, дневник старшего ефрейтора 5-й роты 35-го мотопехотного полка 25-й моторизованной пехотной дивизии Германа Шварца за 3 декабря 1941 года: «Партизанская война усиливается. Наконец-то берутся за это железной рукой. Уже давно пора. У меня одно сознание: я вспомнил о смерти Эрвина, неужели и я тоже так останусь лежать на поле, поэтому я заранее отдаю возмездие в десятикратном размере. Я так озлоблен против этой презренной русской сволочи, что я бы их совершенно истребил. Однажды я стоял на посту.... Так сгорело все это отродье — в доме было еще 6 человек. Я уверен, что если бы все так поступали, то партизанская война скоро исчезла бы. Страх перед немецким солдатом должен быть больше, чем страх перед комиссаром. Тогда было бы покончено с партизанами.» — «Сталиногорск 1941»]
* * *
Я лечу обратно на связном самолете Олейникова. Сверху как-то особенно хорошо видны эти сожженные города и деревни, эти провалившиеся крыши и обугленные трубы.На дорогах валяются немецкие броневики и машины, много броневиков и машин, — и все-таки мало, надо больше, больше, как можно больше, — до последнего.В придорожных канавах валяются окоченевшие трупы немцев — трупов много, очень много, и все-таки мало, мало, надо больше, как можно больше,— до последнего.
К. Симонов.
Западный фронт, войска генерала Голикова [прим.: 10-я армия — «Сталиногорск 1941»].
Источник: Симонов К. М. Дорога на Запад (Михайлов — Епифань — Богородицк) // Красная звезда № 296 (5051) от 17 декабря 1941 года. — С. 2.