Единственным человеком в утомительной комнате был мужчина с которым шепталась Люсинда. Люси знала тогда, что это был Уильям Шекспир. Уильям Шекспир. Она знала его. Они были тремя друзьями - Люсинда, Даниэль и Шекспир. Был летний день, когда Даниэль взял Люсинду посетить Шекспира в его доме, в Стратфорде. На закате, они сидели в библиотеке, и, пока Даниэль работал над своими эскизами у окна, Уил задавал ей вопрос за вопросом, все время яростно отмечая, - о том, как она впервые встретила Даниэля, как она относится к ему, думала ли она, что однажды может влюбиться.
Кроме Даниэля, Шекспир был единственным, кто знал тайну о личности Люсинды, её поле, любви к игрокам на общей сцене. В обмен на его усмотрение, Люсинда сохранила в тайне, что Шекспир присутствовал в ту ночь в "Глобусе". Все остальные в компании предполагали, что он был в Стратфорде, что он передал бразды правления театром Мастеру Флетчер. Вместо этого, Уил явился инкогнито, чтобы увидеть премьеру пьесы.
Когда она развернулась к нему, Шекспир посмотрел глубоко в глаза Люсинды. - Ты изменилась.
- Я... нет, я по-прежнему, - она почувствовала, мягкую парчу вокруг ее плеч. - Да, я нашла плащ.
- Плащ, не так ли?- Он улыбнулся ей, и подмигнул. - Он тебе идет.
Тогда Шекспир положил свою руку на плечо Люсинды, так, как он делал это всегда, когда он давал режиссерские инструкции: - Послушай, Все здесь уже знают Вашу историю. Они будут видеть Вас в этой сцене, и Вы не будете говорить и делать много. Но Анна Болеин - восходящая звезда при дворе. У каждой из них есть доля в Вашей судьбе. - Он сглотнул. - Также, не забудь попасть в цель в конце твоей речи. Ты должна быть на авансцене для начала танца.
Люси могла чувствовать, как ее линии в пьесе перебежали в её голове. Слова будут там, когда она нуждалась в них, когда она вышла на сцену на глазах у всех этих людей. Она была готова.
Зрители ревели и аплодировали снова. Актеры стремительно выходили на сцену и заполняли пространство вокруг нее. Шекспир уже ускользнул. Она могла видеть Даниэля на противоположном крыле сцены. Он возвышался над другими участниками, царственный и невероятно великолепный.
Это была ее реплика, чтобы выйти на сцену. Это было началом совместной сцены в имении лорда Уолси, где король-Даниэль- выполнит сложный театр масок прежде, чем взять руку Анны Болейн впервые. Они, как предполагалось, танцевали и сильно влюбились друг в друга. Это, как предполагалось, было самым началом романа, который изменил все.
Начало.
Но для Даниэля это не было началом вообще.
Для Люсинды, впрочем, и для персонажа, которого она играла, это была любовь с первого взгляда. При взгляде на Даниэля она чувствовала, что это первые реальные вещи, когда-либо случившиеся с Люсиндой, так же, как это ощутила Люси в Мече и Кресте. Весь ее мир вдруг что-то стал значить, как он не значил никогда прежде.
Люси не могла поверить, столько людей набилось в Глобус. Они были фактически возле актеров, прижаты так близко к сцене в яме, что по крайней мере двадцать зрителей держали их локти на прямо на сцене. Она могла чувствовать их запах. Она могла слышать их дыхание.
И все-таки, как-то Люси была спокойна, даже под напряжением, как если бы вместо того, чтобы паниковать при всем этом внимании, Люсинда возвращалась к жизни.
Это была общая сцена. Люси была окружена леди Анны Болеин - в ожидании; она почти смеялась над тем, как смешно ее "леди" выглядели. Эти кадыки мальчиков подростков, слегка бритые были очевидны под ярким светом софитов. Пот сформировал кольца под мышками их подбитых платьев. Через сцену Даниэль и его двор невозмутимо наблюдали за ней, его любовь отпечаталась на его лице. Она играла свою роль легко, собрав много восхищенных взглядов на Даниэля, чтобы задеть и его, и интерес аудитории. Она даже импровизировала, оттягивая ее волосы далеко от ее длинной, бледной шеи - что давало намек предчувствия того, что все знали, ожидая реальную Анну Болеин.
Два игрока приблизились, окружив Люс. Они были дворянами в пьесе, лорд Сандс и лорд Волси.
- Леди, вы не веселы. Кто тот джельтельмен, который виноват в этом? - Голос лорда Волси быстро рос. Он был хозяином вечара и злодеем, а у актера, играющего его, было невероятное сценическое обаяние.
Затем он повернулся и обвел всех взглядом, остановив его на Люси. Она замерла.
Лорда Волси играл Кэм.
Это было не то место, где Люси могла кричать, проклинать, или бежать. Она была профессиональным актером сейчас, так что она осталась собранной, и повернулась к спутнику Волси, лорду Сандсу, который читал свои строки со смехом.
- Красное вино сначала должно окрасить ее светлые щеки, мой лорд, - сказал он.
Когда настала очередь Люсинды, чтобы говорить ее слова, ее тело задрожало, и она украдкой взглянула на Даниэля. Его фиолетовые глаза успокоили тревогу, которую она чувствовала. Он верил в нее.
- Вы - веселый игрок, мой дорогой лорд Сандс, - Люси чувствовала, что она сказала это громко, высоким, дразнящим тоном.
Тогда Даниэль вышел вперед, и зазвучала труба, сопровождаемая барабаном. Танец начинался. Он взял ее руку. Когда он говорил, он говорил к ней, а не к аудитории, как это делали другие актеры.
- Самая справедливая рука, которой я когда-либо касался, - сказал Даниэль. - O Красота, до настоящего времени я никогда не знал Вас. - Как будто роли были написаны именно для них.
Они начали танцевать, и Даниэль не сводил с нее глаз ни на мгновение. Его глаза были совершенно прозрачными и фиолетовыми, и то, что он не никогда не отводил от нее взгляд, разбивало сердце Люси. Она знала, что он всегда любил ее, но до этого момента, когда она танцевала с ним на сцене перед всеми этими людьми, она действительно никогда не думала о том, что это означало.
Это означало, что, когда она видела его впервые в каждой жизни, Даниэль был уже влюблен в нее. Каждый раз. И всегда был. И каждый раз, она должна была влюбиться в него с нуля. Он никогда не мог давить на неё или подтолкнуть ее к любви к нему. Он должен завоевать ее заново каждый раз.
Любовь Даниэля была для нее одним длинным, непрерывным потоком. Это была самая чистая форма любви, даже чище, чем ответная любовь Люси. Его любовь текла, не нарушаясь, без остановки. Принимая во внимание,что любовь Люси стиралась с каждой её смертью, а Даниэля росла с течением времени, по всей вечности. Какой же она (любовь) должна быть мощной и сильной на этот момент? Сотни жизней любви, сложенных одна на другую? Это было почти слишком массивным для понимания Люси.
Он любил ее так сильно, и все же в каждой жизни, снова и снова, он должен был ждать ее, чтобы наверстать упущенное.
Все это время они танцевали с остальной частью труппы, уходящих и выходящих из-за кулис при перерывах в музыке, возвращающихся на сцену для большей храбрости, для более длинных эпизодов с большим количеством декоративных шагов, пока вся компания танцевала.
В конце сцены, хотя этого не было в сценарии, хотя Кэм стоял там и наблюдал, Люси крепко схватила руку Даниэла и потянула его к себе, вверх, к горшечным апельсиновым деревьям. Он посмотрел на нее так, словно она была сумасшедшей, и попытался стянуть ее на высоту продиктованную ей сценарным предписанием.
- Что ты делаешь? - пробормотал он.
Он сомневался прежде, за кулисами, когда она пыталась свободно поговорить о её чувствах. Она должна заставить его поверить ей. Особенно, если Люсинда умрет сегодня, понимание всей глубины её любви будет означать всё для него. Это поможет ему продолжать хранить её любовь за сотни лет, через все страдания и трудности, свидетелем которых она была, вплоть до настоящего времени.
Люси знала что этого не было в сценарии, но она не могла остановить себя: Она схватила Даниэла и поцеловала его.
Она ожидала, что он остановит её, но вместо этого он устремил её в свои объятия и поцеловал её. Тяжело и страстно, в ответ с такой силой, что она почувствовала то же, что когда они летели, хотя она знала, что ее ноги были поставлены на земле.
На мгновение публика молчала. Затем они начали кричать и насмехаться. Кто-то бросил туфлю в Даниэля, но он проигнорировал это. Его поцелуи сказали Люси, что он поверил ей, что он понял всю глубину ее любви, но она хотела быть абсолютно уверена.
- Я всегда буду любить тебя, Даниэль.- Только, похоже, что это не совсем правильно - или не совсем достаточно. Она должна заставить его понять, и плевать на последствия - если она изменила ход истории, так и будет. - Я всегда выбираю тебя.- Да, это ненужное (?) слово. - Каждую жизнь, я выберу тебя. Как ты всегда выбирал меня. Навсегда.
Его губы приоткрылись. Верил ли он ей? Знал ли он? Это был выбор, давний, глубоко укоренившийся выбор, который выходит за что-нибудь, на что еще Люси была способна. Что-то мощный было за этим. Что-то красивое и...
Тени начали кружить в оснащении наверху. Высокая температура дрожала в ее теле, заставляя ее биться в конвульсиях, отчаянно нуждаясь в том чтоб выпустить пламя, которое она знала, подступало.
Глаза Даниэла сверкнули от боли. - Нет, - прошептал он. - Пожалуйста, не уходи пока.
Так или иначе, это всегда заставало их обоих врасплох.
Тело её прошлого я взорвалось пламенем, послышался звук пушечного выстрела, но Люси не могла быть уверена. Ее взгляд размылся яркостью, и она была брошена далеко вверх и наружу из тела Люсинды, в воздух, в темноту.
- Нет! - она плакала когда стены Предвестника сомкнулись вокруг неё. Слишком поздно.
- Что за проблема сейчас? - спросил Билл.
- Я не была готова. Я знаю, Люсинда должна была умереть, но я - я просто... Она была на грани понимания, что-то про выбор, который она сделала - любить Даниэла. А теперь все, о тех последних минутах с Даниэлем ушло в огне вместе с её прошлым я.
- Ну, там не на что больше смотреть - сказал Билл. -Только обычная рутина огня и дыма, охватывающего здание, стены пламени, люди, кричащие и бросающиеся в паническое бегство к выходам, растаптывая менее удачливых ногами - вот такая картина. Глобус, сожжен до основания.
- Что? - сказала она, чувствуя себя больной. - Я начала пожар в Глобусе? - Конечно, поджог самого известного театра в английской истории будет иметь серьезные последствия во времени.
- Ох, не важничай. Это случилось бы так или иначе. Если бы ты не загорелась, то орудие на сцене дало бы осечку и целое место было бы уничтожено.
- Это намного больше, чем я и Даниэль. Все эти люди...
- Слушай, Мать Тереза, никто не погиб в ту ночь... кроме тебя. Никто другой даже не пострадал. Помнишь пьяного искоса смотрящего на тебя из третьего ряда? Его штаны загорелись. Это самое худшее. Чувствуешь себя лучше?
- Нет, на самом деле. Нисколько.
- А как насчет этого: Ты не для того здесь, чтоб добавить в твои горы вины. И не для того, чтоб изменить прошлое. Есть сценарий, и у тебя есть твои входы и выходы.
- Я не была готова выходить.
- Почему нет? Генри восьмой простак, все равно.
- Я хотела дать Даниэлу надежду. Я хотела, чтоб он знал, что я всегда выберу его, всегда буду любить его. Но Люсинда умерла до того, как я смогла убедиться, что он понял. - она закрыла глаза. - Его часть нашего проклятия намного хуже, чем моя.
- Это хорошо, Люси!
- Что ты имеешь в виду? Это ужасно!
- Я имею в виду, что маленькая жемчужина - что "вау, агония Даниэла бесконечно более ужасна, чем моя" - это то, что ты узнала здесь. Чем больше ты понимаешь, тем ближе ты к пониманию корня проклятия, и больше вероятность того, что ты в конечном итоге найдешь свой выход из него. Не так ли?
- Я... я не знаю.
- Я знаю. А теперь пошли, у тебя есть еще большие роли для игры.
Часть проклятия Даниэля была хуже. Люси могла это видеть теперь очень ясно. Но что это значит? Она не чувствовала себя ближе к тому, чтобы быть в состоянии преодолеть это. Ответ ускользал от нее. Но она знала, что Билл был прав в одном: Она больше ничего не может сделать в этой жизни. Все, что она могла делать, -это продолжать идти обратно.
Глава 14. Крутой склон
Центральная Гренландия. Зима, 1100 год.
Небо было черным, когда Даниэль ступил. Позади него портал вздымался в ветре подобно изодранному занавесу, налетая на корягу и разрывая себя на частицы, прежде чем упасть на ночно-синий снег.
Холод пополз по его телу. На первый взгляд, казалось, что здесь ничего нет вообще. Ничего, кроме арктических ночей, которые казались вечными, предлагая только тонкий проблеск дня в конце.
Он вспомнил теперь: Эти фьорды были местом, где он и его товарищи падшие ангелы проводили свои заседания: мрачно тусклые и сурово холодные два дня похода к северу от смертного урегулирования Батальоном. Но он не найдет её здесь. Эта земля никогда не была частью прошлого Люсинды, так что нет ничего для её Предвестников, чтобы привести ее сюда и сейчас.
Только Даниэль. И другие.
Он вздрогнул и двинулся по снегу в сторону фьорда к теплому свечению на горизонте. Семь из них собрались вокруг ярко-оранжевого огня. Издали круг их крыльев был похож на гигантский ореол на снегу. Даниэлю не нужно считать их блестящие очертания чтобы знать, что они все были там.
Никто из них не заметил его передвижение по снегу к их собранию. Они всегда держали одну звездую стрелу под рукой на всякий случай, но идея незваного посетителя, пришедшего на их совет, была настолько неправдоподобной, она не была даже реальной угрозой. Кроме того, они были слишком заняты грызней между собой, чтобы обнаружить Анахронизма(слово значит: что то не относящееся к этому времени) присевшего на замороженный валун, подслушивая.
- Это было пустой тратой времени. - Голос Габби было первым, что Даниэль смог разобрать. - Мы не собираемся никуда уходить.
Терпение Габби могло быть коротким. В начале войны ее восстание продлилось долю секунды по сравнению с Даниэлем. С тех пор его приверженность к ней была глубокой. Она вернулась в Изящество Небес, и колебавшийся Даниэль пошел против всего, во что он верил. Поскольку она шагала по периметру огня, кончики ее огромных белых крыльев тянулись по снегу позади нее.
- Ты нас позвала на эту встречу, - напомнил ей тихий голос. - Теперь ты хочешь её отложить? - Роланд сидел на коротком черном бревне в нескольких футах впереди, где Даниэль присел за валуном. Волосы Роланда были длинные и нечесаные. Его темный профиль и его отделанные золотисто-черным крылья блестели как угли в сумерках, объятые пламенем.
Это было все, что помнил Даниэль.
- Встречу я назначила для них. - Габби остановилась и вскинула свое крыло, чтобы указать на двух ангелов сидящих, рядом друг с другом за огнём от Роланда.
Тонкие переливающиеся крылья Аррианы все еще высоко возвышались над ее лопатками. Их мерцание было почти фосфоресцирующим в темной ночи, но все остальное в Арриане, от ее короткого черного боба до ее бледных, очерченных губ, выглядело мучительно мрачным и уравновешенным.
Ангел около Аррианы тоже был более тихим, чем обычно. Аннабель смотрела безучастно в далекие пределы ночи. Ее крылья были темным серебром, почти цвета олова. Они были широкими и мускульными, простираясь вокруг нее и Аррианы широкой, защитной дугой. Прошло много времени с тех пор, как Даниэль видел ее.
Габби остановилась позади Аррианы и Аннабель, и стояла перед другой стороной: Роландом, Молли, и Кэмом, которые совместно делили грубое шерстяное одеяло.Оно было накинуто на их крылья. В отличие от ангелов с другой стороны огня, демоны дрожали.
- Мы не ожидали вашу сторону сегодня вечером, - сказала им Габби, - и мы не рады видеть вас.
- Мы также заинтересованы в этом, - грубо сказала Молли.
- Не таким же образом, как мы, - сказала Арриана. - Даниэль никогда не присоединится к вам.
Если бы Даниэль не помнил, где он сидел на этой встрече за более чем тысячу лет до этого, то он, возможно, вообще не заметил бы свое прежнее я. Это раньшее я сидел один, в центре группы, непосредственно с другой стороны валуна. Позади скалы Даниэль сдвинулся, чтобы получить лучшее обозрение.
Крылья его прежнего я распустились позади него, большие белые паруса, тихие, как ночью. Поскольку другие говорили о нем так, будто его вообще там не было, Даниэль вел себя будто бы он был одним в мире. Он бросал горсти снега в огонь, наблюдая, как замороженные глыбы шипели и превращались в пар.
- О, правда? - сказала Молли. - Потрудись объяснить, почему он медленно двигается ближе к нашей стороне всю свою жизнь? Почему он проклинает того маленького Бога всякий раз, когда Люси взрывается? Я сомневаюсь, что он перейдет на вашу сторону.
- Он в агонии! - Аннабель кричала на Молли. - Ты не поймешь, потому что ты не знаешь как это - любить. - Она стремглав приблизилась к Даниэлю, кончики её крыльев волочились по снегу, и она обратилась к нему напрямую. - Это лишь временный всплеск. Мы все знаем, что твоя душа чиста. Если ты хочешь выбрать сторону, выбери нас, Даниэль - если в любой момент...
- Нет.
Чистая законченность слова оттолкнула Анабель так быстро, будто бы Даниэль достал оружие. Более ранний Даниэль не мог посмотреть ни на одного из них. И позади валуна, наблюдая за ними, Даниэль не забыл, что случилось в течение этого совета, и содрогнулся от ужаса воспоминаний.
- Если ты не присоединишься к ним, - сказал Роланд Даниэлю, - почему тогда не к нам? Из того, что я могу сказать, нет хуже ада, чем тот, через который ты проходишь каждый раз, когда теряешь её.
- О, дешевый трюк, Роланд!- сказала Аррианна. - Ты даже не это имел в виду. Ты не можешь поверить, - Она заломила руки.- Ты говоришь только для того, чтобы спровоцировать меня.
Вставая за Аррианой, Габби положила руку ей на плечо. Их крылья коснулись, сверкнула яркая вспышка серебра между ними.
- Аррианна имела в виду, что Ад никогда не лучшая альтернатива. Независимо от того, как страшна может быть боль Даниэля. Существует только одно место для Даниэля. Существует только одно место для всех нас. Вы видите, как каются Изгои.
- Избавь нас от проповедей, а? - сказала Молли. - Там есть хор, которому может быть интересно твое промывание мозгов, но не мне, и я думаю не Даниэлю, также.
Ангелы и демоны все повернулись и уставились на него вместе, как если бы они были все еще одним. Семь пар крыльев? бросающих светящуюся ауру серебряно-золотым светом. Семь душ? которые он знал так же хорошо, как свою собственную.
Даже из за валуна, Даниэль почувствовал, что задыхается. Он вспомнил этот момент: Они требовали слишком много от него. Когда он был настолько слаб из за его разбитого сердца. Он чувствовал, как Габби нападала с доводами присоединиться к Небесам снова. Роланд, также, присоединиться к Аду. Даниэль снова почувствовал состояние, когда говорил на встрече одно слово, как будто странный призрак во рту: Нет.
Медленно, с больным чувством содрогающим его, Даниэль вспомнил еще одну вещь: Что нет? Он не хотел этого. В тот момент, Даниэль был на грани сказать"да".
Это была ночь, когда он почти сдался.
Теперь его плечи горели. Внезапное желание освободить его крылья почти заставило его упасть на колени. Его внутренности мутило и заполняло позором и ужасом. Оно росло в нем, искушение, с которым он боролся так долго, чтобы подавить.
В кругу вокруг костра, прошлое я Даниэля посмотрела на Кэма. - Ты необычно тих сегодня вечером.
Кэм ответил не сразу. - Что ты хочешь мне сказать?
- Однажды ты сталкивался перед этой проблемой. Ты знаешь...
- И что бы ты хотел сказать мне?
Даниэль втянул в себя воздух. - Что-нибудь очаровательное и убедительное.
Аннабель фыркнула. - Или что-нибудь тайное и абсолютно злое.
Все ждали. Даниэль хотел вырваться из-за валуна и вырвать свое прошлое я отсюда. Но он не мог. Его Предвестник привел его сюда не просто так. Он должен пройти через это все снова.
- Ты в ловушке,- сказал наконец Кэм. - Ты думаешь, потому, что был однажды в начале, и потому, что ты где-то посередине сейчас, и что будет конец. Но наш мир не уходит корнями в телеологию. Это хаос.
- Наш мир не тот же, что у вас, - начала говорить Габби.
- Нет выхода из этого цикла, Даниэль, - продолжал Кэм. - Она не может разорвать его, и ты не можешь. Выбрать Небеса, выбрать Ад, мне действительно все равно, и тебе тоже. Это не имеет никакого значения...
- Достаточно. - голос Габби сломался. - Это будет иметь значение. Если Даниэль придет домой, в место, которому он принадлежит, тогда Люсинда... тогда Люсинда...
Но она не могла продолжить. Слова были кощунственны, чтобы их произнести, и Габби не стала этого делать. Она упала коленями в снег.
За скалой Даниэль наблюдал, как его прежнее я протягивает руку Габби и поднимает её с земли. Он увидел, как это выглядило в его прежних глазах сейчас, он будто вспомнил:
Он вглядывался в ее душу и видел, как ярко она горела. Он оглянулся и увидел других, Кэма и Роланда, Арриану и Аннабель, даже Молли, и он думал, как долго он тянул всех их через его эпическую трагедию.
И для чего?
Люсинда. И выбор двух из них был сделан давно, и снова и снова: определять их любовь превыше всего.
Той ночью на фьордах, ее душа была между воплощениями, недавно очищенная от ее последнего тела. Что, если бы он прекратил искать ее? Даниэль устал до своего основания. Он не знал, была ли все еще в нем эта усталость.
Наблюдая его более раннюю борьбу, ощущая неизбежное прибытие абсолютного расстройства, Даниэль вспоминал то, что он должен был сделать. Это было опасно. Запрещено. Но это было абсолютно необходимо. Теперь, по крайней мере, он понял, почему его будущее само не тронуло его той ночью - чтобы предоставить ему силу, держать его чистым. Он слабел в этот ключевой момент в его прошлом. И будущее, Даниэль не мог позволить той слабости быть увеличенной через промежуток истории, не мог позволить этому развращать возможности его и Люсинды.
Таким образом он повторил то, что случилось с ним девять сотен лет тому назад. Он покрыл бы причиненный ущерб сегодня ночью ни к кому не присоединяясь, отвергая свое прошлое.
Раскол.
Это был единственный путь.
Он опустил свои плечи до прежнего уровня, раскрывая его дрожащие крылья в темноте. Он мог чувствовать, как они поймали ветер. Победа света осветила небо на сто футов выше него. Это было достаточно ярко, чтобы ослепить смертных, достаточно ярко, чтобы привлечь внимание семи ссорящихся ангелов.
Волнение от другой стороны валуна.Крик и удушье, удар крыльев наступал ближе.
Даниэль начал движение от земли, летя быстро и сильно так, что он взлетел на валун вместе с Кэмом, летящим позади. Они пропустили друг друга взмахом крыла, но Даниэль, намеревающийся переместиться, напал на его прошлое со скоростью, с которой он мог влюбиться в Люси.
Его прошлое я отодвинулось назад и схватило его руки, удерживая Дэниэля.
Все ангелы знали риски раскола. После того, как соединение произойдет, будет почти невозможно освободить себя от прошлого «я», отделить две жизни, которые были расколоты вместе. Но Даниэль знал, что он был расколот в прошлом и выжил. Таким образом он должен был сделать это.
Он делал это, чтобы помочь Люси.
Он сложил свои крылья вместе, и нырнул вниз в его прошлое я, ударяясь столь сильно, что он должен был быть разбитым - если бы он не был поглощен. Он дрожал, и его прошлое я дрожало, Даниэль зажмурил глаза и стиснул зубы, чтобы противостоять странной, острой боли, которая затопляла его тело. Он чувствовал, как будто он падал с холма: опрометчивый и неостанавленный. Никакого пути назад, вплоть до того, как он достигнет низшей точки.
Затем все внезапно прекратилось.
Даниэль открыл глаза и мог слышать только свое дыхание. Он чувствовал себя усталым, но настороженным. Остальные смотрели на него. Он не мог быть уверен, что они имели представление, что случилось. Все они, похоже, боялись подойти к нему, даже говорить с ним.
Он развел крыльями, сделал полный круг и наклонил голову к небу. - Я выбираю любовь к Люсинде, - он призвал к Небу и Земле, ко всем ангелам вокруг него, и к тем, кого там не было. Для души одна правда, что он любит больше всего, где бы она ни была. - Теперь я вновь подтверждаю свой выбор: Я ставлю Люсинду превыше всего. И я буду ставить до конца.
Глава 15. Жертва
Чичен-Ица, Месоамерика • 5 Уаеб
(Приблизительно 20 Декабря, 555 Н.Э)
Предвестник выплюнул Люси в знойный летний день. Под ее ногами земля была пересохшей, вся в трещинах и в бурых, высохших травинках. Небо было бесплодно синее, ни одного облака, обещающего дождь. Даже ветер казался пересохшим.
Она стояла в центре плоского поля, ограниченного с трех сторон странной, высокой стеной. С этого расстояния это выглядело немного как мозаика, выполненная из гигантских бус. Они были неправильной формы,точно не сферической, по цвету начиная от цвета слоновой кости до светло-коричневого. Тут и там между бусинами были крошечные трещины, впускающие свет с другой стороны.
Кроме того, полдюжины стервятников каркали, устремляляясь в беспорядочных кругах, больше вокруг никого не было. Ветер с жаром дул в ее волосы, и пахло, как... она не могла вспомнить запах, но в нем чувствовался металл, почти ржавчина.
Тяжелый наряд, который она носила еще с бала в Версале, пропитался потом. Воняло дымом погони и потоотделениями каждый раз, когда она вдыхала. Надо было от этого избавится. Она сделала попытку дотянутся до шнурков и пуговиц. Она могла бы воспользоватся помощью даже маленького камешка.
Где Билл? Он всегда исчезает. Иногда у Люси было чувство, что горгулья имеет и свои собственные планы, и что она шагала вперед в соответствии с его расписанием.
Она боролась с платьем, разрывая зеленый шнурок вокруг воротника, расцепляя крючки во время ходьбы. К счастью, никого не было рядом, чтобы это увидеть. Наконец она опустилась на колени и затряслась, освобождаясь и снимая юбки через голову.
Когда она села на корточки в ее тонкой хлопчатобумажной рубахе, Люси натолкнуло на мысль о том, как исчерпана она была. Сколько времени прошло с тех пор, как она спала? Она спотыкалась, двигаясь к тени от стены, её ноги шуршали по хрупкой траве, она подумала, что возможно могла бы прилечь и закрыть глаза.
Ее веки затрепетали, так хочется спать.
Затем они распахнулись. По ее коже пробежали мурашки.
Головы.
Люси наконец поняла из чего была сделана стена. Забор цвета кости, так невинно выглядищий издалека, был связанными между собой кольями с нанизанными на них человеческими головами.
Она подавила крик. Вдруг она смогла узнать запах принесенный ветром - это был запах гнили и пролитой крови, загнивающей плоти.
В нижней части частокола были выгоревшие на солнце черепа, белые и чистые от ветра и солнца. Вверху черепа выглядели свежее. Это было ясно по ним: по толстым гривам черных волос, коже, в основном нетронутой. Но черепа в среднем были где-то между человеком и чудовищем: потертая кожа отгибалась, показывая засохшую коричневую кровь на кости. Лица были искажены тем, что можно было бы назвать ужасом или яростью.
Люси, шатаясь, пошла, надеясь на глоток воздуха, который не воняет гнилью, но не нашла его.
- Это не столь ужасно, как выглядит.
Она обернулась в ужасе. Но это был только Билл.
- Где ты был? Где мы находимся?
- На самом деле это большая честь получить здесь место, - сказал он, идя рядом с нижним рядом. Он посмотрел одной голове в глаза. - Все эти невинные агнцы попадают прямо на Небеса. Всего лишь то, о чем мечтают верующие.
- Почему ты оставил меня здесь с этими...
- Ай, ладно. Они не будут кусаться. - он посмотрел на нее искоса. - Что ты сделала со своей одеждой?
Люси пожала плечами. - Жарко.
Он протяжно вздохнул. - Теперь спроси меня, где я был. И на сей раз попытайся не допустить осуждения в своем голосе.
Её рот скривился. Было что то схематичное в случайных исчезновениях Билла. Но он стоял там сейчас, с его коготками, аккуратно спрятанными за спиной, даря ей невинную улыбку. Она вздохнула. - Где ты был?
- Шоппинг! - Билл радостно раскрыл свои крылья, показывая светло-коричневую юбку с запахом, висящую на одном крыле, и короткую тунику, соответственно, висящую на другом. – И… смертельный удар! - сказал он, вытаскивая из-за спины короткое белое ожерелье. Кость.
Она взяла тунику и юбку, но отмахнулась от ожерелья. Она видела достаточно костей. - Нет, спасибо.
- Ты хочешь не выделяться? Тогда ты должна это носить.
Превозмогая отвращение, она обмотала этим свою голову. Отполированные кости были натянуты вдоль некоторого волокна. Ожерелье было длинным и тяжелым, но Люс напустила довольный вид.
- И я думаю, это - он дал ей окрашенную металлическую ленту - пойдет к твоим волосам.
- Где ты взял все эти вещи? - спросила она.
- Это твое. Я имею в виду, это не твое - Люсинды Прайс, но это твое в большом космическом смысле. Это принадлежит тебе, это часть этой жизни - жизни Икс Куэт.
- Икс кого?
- Икс Куэт. Твое имя в этой жизни, означающее "маленькая змея". - Билл наблюдал, как изменялось её лицо. - Это было ласковое обращение в культуре Майя. Вроде.
- Это то же самое, что и твоя голова, насаженная на палку - честь?
Билл закатил каменные глаза. - Хватит быть этноцентричной. Это означает, что мышление твоей собственной культуры является высокомерным по отношению к другим культурам.