Почему такая работа нужна, доказывать, надеюсь, не надо. Она имеет непосредственное отношение к «редукции преступности» – так квалифицирует И.В.Бестужев-Лада ослабление преступности как социального явления за счет нахождения подобающих профилактических решений и, в частности, инновационных /17/. Не буду, однако, теоретизировать – сразу факты.
В 1998-1999 годах отечественная периодика запестрела заголовками «Вуз за решеткой», «В тюрьме готовят юристов», «На свободу – с университетским значком»… Обозначилась необычная социальная инновация, у истоков которой целый букет причин. Выделю основную, сформулированную тогдашним начальником екатеринбургской колонии № 2 и кандидатом педагогических наук С. Ветошкиным: «Образование – важнейшая часть общей культуры человека, а уровень культуры – это, согласитесь, и уровень правосознания. Главная наша задача ведь не карательная, а воспитательная. Мы должны оступившегося человека сделать полноценным членом общества» /18/.
Не следует видеть за подобными словами ложный пафос. На фоне бесчисленных рецидивов и аномалий привычному к ним сознанию трудно «смириться» с социально здоровыми мыслями. Но смириться надо, ибо иначе никогда нам не выбраться из долговой ямы, на дне которой общество столь долго смиренно копит социальные пороки.
Так вот, в Екатеринбурге – не знаю, первыми ли – организовали вуз в колонии для осужденных на базе Социального института Уральского государственного профессионально-педагогического университета. Занятия здесь шли в очно-заочной форме. В год пять сессий, когда читаются лекции и проводятся семинары, сдаются экзамены и зачеты. Между сессиями студенты занимаются самостоятельно, пишут рефераты. Учеба платная, но цены льготные.
Любопытно, что существует специализация «социальная работа в пенитенциарных учреждениях». Выпускник с таким дипломом, впрочем, необязательно должен трудиться только в системе исполнения наказаний, ему не заказан путь и в органы соцзащиты, любые другие структуры, где требуются социальные работники.
Уже в процессе обучения студенты – прекрасные помощники вопитателям-администраторам. По оценке Центра социальной реабилитации, роль учащихся в укреплении морально-психологической атмосферы в колонии очень высока, она хорошо вписывается в общую программу ресоциализации, основу которой составляет система образования. Именно система, ибо в нее, кроме вуза, входят еще школа, ПТУ и колледж (горно-металлургический).
Существенно и то, что в данном случае это не какая-то особая, привилегированная колония. Тут те же типичные проблемы, как и везде. Но здесь не «мстят», а пытаются вернуть оступившегося человека в общество вполне морально, духовно здоровым. И именно в этом надо искать инновационный смысл и пафос.
Своя специфика отношений и свои учебные дисциплины были определены для студентов-колонистов Самарским филиалом Современного гуманитарного университета. Заочный курс обучения будущие экономисты из ИК-5 должны проходить пять лет /19/. В Красноярске под эгидой ЮНЕСКО вузовская программа для заключенных была запущена на базе Московского университета экономики, статистики и информатики /20/. Тверской филиал этого же университета в колонии № 4 города Торжка организовал дистанционное обучение. Все решившиеся учиться осужденные пожелали стать юристами. Это, похоже, первый случай подготовки специалистов по юриспруденции в тюрьме /21/.
Довольно экзотично выглядит другая инновация в пенитенциарных учреждениях: женские конкурсы красоты. Праздник для подопечных колонии ЖХ-385/2 в мордовском поселке Явас одними из первых устроили с согласия администрации журналисты газеты «Республика молодая» /22/. Нет необходимости рассказывать о самом сценарии соревнования, все последующие годы в разных колониях страны приобретавший свой колор. Подчеркну опять же стремление пробудить у осужденных женщин интерес к возвращению в нормальную жизнь, желание задуматься об иной для себя судьбе, нежели хождение годами в зоне, имея на плечах ватник отнюдь не «от Кардена».
Отмечу по пути и не совсем адекватную тональность публикаций в отечественной прессе. Подобие юмора (больше похожего на издевательско-менторский сленг), сопровождающее информацию о конкурсах, явно не к месту, когда речь идет о достаточно деликатной и уж точно – социально небезобидной теме (характерны в первую очередь заголовки: «Красотки за решеткой», «Мисс очарование» общего режима»). «Мастера» пера, по-моему, заведомо пренебрегают истинным смыслом нововведений, игнорируют их подлинное значение и совсем не думают о том, что их «информационным сопровождением» легко погубить полезное новшество, намного укоротить «длину его волн».
Кстати говоря, газетная тональность в этом информационном жанре не изменялась по меньшей мере на протяжении нескольких лет.
Вот один из сравнительно недавних уже примеров. Сообщается, что в мужской колонии строгого режима №9 научились и успешно вяжут носки и варежки для детдома. Заголовок: «На все руки от скуки». Делать нечего – стали вязать, заскучали – заметку написали… Конечно, когда нет другой работы, мужикам коротать срок за вязанием – занятие в известной мере вынужденное. Но в заметке ведь есть и нормальные человеческие мотивы выбора: многие осужденные знают, что такое безотцовщина, есть среди них и воспитанники детских домов, интернатов, да и у самих колонистов дети на воле остались, некоторые из них растут в сиротских учреждениях. Более того, в посылки к варежкам и носкам осужденные добавляют шоколадки, купленные на свои деньги в ларьке, а спустя какое-то время взялись за реставрацию столов, стульев, кроватей петрозаводского детдома №2 /23/. Нельзя забывать, что человек и в колонии человек и шерстяная нить в варежках детдомовцам – это для него и ниточка, пусть слабенькая, к потерянной пока в жизни естественной и желаемой опоре.
У нынешнего дефицита инноваций в социальной работе существуют, подчеркну еще раз, объективные и закономерные причины. Переход к рынку, «свободной» экономике чреват сложностями для любой страны. По крайней мере, это не только мотив чисто российский, как порой кому-то кажется.
Один из ведущих американских специалистов по проблемам социальной работы Г. Каргер, оценивая возможности социономов на фоне тенденций в мировой экономике, вынужден был констатировать, что в складывающихся условиях многие социальные и человеческие потребности, которые ранее удовлетворялись в государственном секторе, все более до определенного момента станут удовлетворяться частными организациями, а правительственные программы, соответственно, будут сокращаться. Находясь под влиянием рыночной психологии, политики потребовали большей конкуренции в обществе. И эта ориентация, помимо прочего, приводит к приватизации социальных услуг, их переводу от государства на контрактную основу /24/.
Не буду развивать столь откровенно сформулированный тезис. Он легко проецируется на Россию, на трудности наших социальных работников, поскольку за скромностью правительственных программ стоит ничто иное, как, во-первых, обеднение бедных, лишающихся еще больше возможности получать услуги социальных работников (с наличием у них инноваций или без оных), во-вторых, смещение профессионального внимания в сторону людей с полным кошельком – у них же, богатых, свои ценности и потребности, мало в чем совпадающие с традиционными ценностями социальных работников и приоритетами инновационной социальной практики.
Разумеется, сложности экономической ситуации и наличие общезначимых негативных тенденций не снимают самой важности инновационного поиска. Зарубежные параллели подтверждают поступательное движение «идей для людей» (ради и во имя людей), и некоторые из них, не исключено, могут оказаться полезными в инновационной практике российских социальных работников.
К примеру, в США сложилась своя система социальной работы с неполными семьями и, в частности, оформились группы самопомощи и группы поддержки, объединенные в организацию «Родители без партнера» (более 200 тысяч членов). Группы поддержки на уровне социально-территориальных сообществ состоят из 12-15 человек. Они организуют обмен педагогическим опытом, помощь в проведении выходных дней и отпусков, юридические консультации по различным жизненным проблемам и т. п.
В ФРГ государство ставит перед социальными работниками задачу преодоления их клиентами зависимости от социальной помощи, включения некогда безработных в процессы на рынке труда. Будущее строится на самоуправлении сферой социального обеспечения, развитии системы независимой благотворительной помощи /25/.
Профессор В.А.Луков описывает и другую особенность немецкого опыта. В Дортмунде, крупном индустриальном центре, местные социальные работники на вопрос о самом значительном социальном нововведении последнего времени назвали строительство в метро лифтов для инвалидов. Остальные идеи и проекты были меньше по масштабам. Один, например, основывался на наблюдении, что городские дети видят многих домашних животных лишь по телевизору. Чтобы познакомить своих чад с такими животными в живом общении, была снята в аренду ферма за городом. Туда поместили несколько пони, коз, кур, прочие экземпляры, а также установили две ставки социальных работников для обеспечения предусмотренной под это технологии обучающего труда и общения на ферме. Как замечает В.А.Луков, при нашей привычке к глобализму социальных идей такой приземленный вариант (30 детей неделю находятся в контакте с животными, потом им на смену приезжает следующая группа) усваивается не сразу. Между тем он исключительно эффективен в силу своей корректности, обозримости результатов и реальности ответа на насущную общественную потребность /26/.
К развивающимся инновационным методам социальной работы в Норвегии относятся Центры добровольцев (налаживание связей между людьми, которые хотят помочь, и теми, кто нуждается в помощи), приюты для женщин (убежище и лечение для тех, кто подвергается насилию в семьях), альтернативные полиции социальные службы, работающие с конфликтующими сторонами (обсуждение условий гражданского контракта, в результате которого преступник, например, выполняет определенную работу для пострадавшего). Часть подобных форм отрабатывается в порядке инновационного эксперимента /27/.
Во Франции после своего избрания президентом страны Ж. Ширак в рамках предвыборных обещаний о помощи обездоленным пошел на радикальное нововведение: создал совершенно новое министерство – по проблемам интеграции и борьбы с социальным отторжением. Чистка пригородов Парижа и других крупных городов от антисоциальных элементов, попытка расселения бездомных, высылки незаконных иммигрантов не во всем были удачными. Более результативными на какое-то время оказались профилактические меры против попрошаек, профессиональных нищих, бомжей. Боязнь перейти репрессивный Рубикон, конъюнктурные политические мотивы помешали нормальному инновационному началу /28/, но сама идея иметь структуру для социального оздоровления, на мой взгляд, содержит свое рациональное зерно.
Выбор инновационных проекций в социальной работе достаточно велик, несмотря на отмеченные ранее закономерности и объективные сложности. Остается уповать на профессионализм и силу духа отечественных социальных работников, которым стоит, по-моему, канонизировать несколько уже устоявшихся коллективных наблюдений:
а) социальная работа на каждом из своих иерархических уровней сопряжена с инновационным процессом, она не может делать самоцелью задачу контролировать рождение перемен (в виду многочисленности их источников), но может сопутствовать процессу перемен и обязана этому следовать;
б) нововведение в области социальной работы на микроуровне, в максимальном приближении к потребностям человека, с практической точки зрения намного эффективнее, чем глобальные социальные проекты с размытым диффузным эффектом;
в) следование новому трансформирует, но не уничтожает базовые ценности социальной работы, практическая инноватика была и остается естественным накопителем прогрессирующего системного качества этой экономически и организационно самой уязвимой отрасли социальной сферы.