В предыдущей главе мы уже приводили свидетельства того, что миллениалы в целом сравнительно более удовлетворены своей жизнью, более оптимистичны и чаще считают себя счастливыми, чем предшествующие поколения [Радаев, 2018 а ]. И это соответствовало наблюдениям, сделанным ранее в специальной литературе по России и другим странам [Монусова, 2012; Родионова, 2015; Millennials in Adulthood, 2014]. Что же касается сельских миллениалов, то по уровню субъективного благополучия они мало чем отличаются от своих городских собратьев. Это касается и оценки изменений материального положения за последние 12 мес., и ожидания будущих улучшений, и оценки уровня удовлетворенности жизнью. Удовлетворенность жизнью, например, в большей степени зависит от возраста (снижаясь по мере взросления) и в какой‑то мере от уровня образования и дохода.
Поэтому в данной главе мы на этом вопросе подробно не останавливаемся. Добавим, что на другой (смежный) вопрос: «Испытываете ли Вы чувство одиночества?» в 2016 г. городские и сельские миллениалы дали совершенно идентичное распределение ответов. Но это лишь подтверждает сделанный выше вывод.
Основные выводы
Полученные результаты позволяют утверждать, что практики поведения сельских миллениалов по большинству параметров значимо отличаются от практик поведения их городских сверстников. В рамках одного поколения проявляются множественные и существенные различия, связанные с типом поселения. Таким образом, сформулированная нами первая гипотеза подтверждается почти во всех случаях. Исключения немногочисленны, среди них упомянем отсутствие различий между городскими и сельскими миллениалами в наличии детей и равную распространенность курения.
Характерно, что при этом векторы различий между городскими и сельскими миллениалами могут быть разнонаправленными. По одним параметрам сельские миллениалы отстают от своих городских собратьев по уровню распространения новых практик поведения, по другим параметрам сельчане их превосходят. В последнем случае это происходит, скорее всего, не потому, что сельская молодежь быстрее воспринимает новое, а в силу ограниченности ее материальных и социальных возможностей. Не случайно сельские миллениалы «опережают» городских миллениалов именно в тех случаях, когда молодежный тренд заключается в сокращении каких‑то практик (вступление в брак, выход на рынок труда) или в сокращении потребления каких‑то благ (например, потребление алкоголя или просмотр телевизора). Если же новый тренд проявляется в более широком распространении блага (образовательных услуг, новых гаджетов, банковских карт или занятий спортом), то здесь сельские жители (а часто вместе с ними и жители поселков городского типа) заметно отстают. В отдельных случаях ситуация оказывается противоречивой – например, среди сельских миллениалов больше верующих, но городские миллениалы чаще посещают церковные службы.
Противоречивой оказывается и ситуация при сравнении сельских миллениалов со старшими поколениями в целом (включая горожан). По одним показателям они ближе к предшественникам, чем городские миллениалы, – это касается в том числе пользования компьютером и Интернетом, обладания модными гаджетами, совершения онлайн‑покупок, чтения книг и других домашних занятий. Здесь при наложении поколенческого и поселенческого признаков их эффекты как бы уравниваются. В то же время по другим показателям (например, владение иностранными языками, посещение социальных сетей или развлечения вне дома) сельские миллениалы опережают не только сельские, но и городские старшие поколения. В этих случаях принадлежность к молодому поколению оказывается важнее, и различия в типах поселения разницу не устраняют. Это означает, что нашу вторую гипотезу во многих случаях приходится отвергнуть.
Наконец, по уровню распространения новых практик поведения сельские миллениалы, как правило, опережают сельские старшие поколения. Это соответствует предложенной нами третьей гипотезе, которая подтверждается в большинстве случаев. При сходном типе поселения проявляются значимые межпоколенческие различия. Исключением становится распространенность обобщенного доверия – здесь межпоколенческие различия отсутствуют, а тип поселения играет решающую роль.
Обобщая полученные результаты, можем ли мы утверждать, что идет сближение (конвергенция) между городом и селом с решительным размыванием границ между ними? Мы бы сделали несколько иной вывод. Конечно, существуют переходные группы, располагающиеся «между городом и деревней», наверняка немалые и плохо улавливаемые имеющейся статистикой. Однако по отношению к основной части населения можно заключить, что происходит параллельный рост новых практик поведения на селе и в городе, но разрыв между двумя типами сообществ по большинству параметров все же сохраняется в том числе внутри нового поколения миллениалов. И вопрос о том, насколько едино это поколение и в какой мере мы вообще можем считать его одним поколением, остается открытым.
Эссе
Далее я поделюсь некоторыми размышлениями о поколении миллениалов – об их мотивации, отношении к себе и к другим. Мои размышления будут построены на сочетании исследовательского и личного опыта, изложенного в несколько более свободной форме. В первом эссе мы обсудим отличительные характеристики молодых взрослых; проблемы, с которыми сталкивается молодое поколение; и новые вызовы, которые оно ставит перед обществом. А во втором эссе зададимся более прагматичным вопросом – как нам справиться с этими вызовами и эффективнее учить более молодые поколения студентов‑миллениалов и следующее за ними по пятам поколение Z.
Глава 7