БАЛЛАДА О КОВАРНОМ ФОЛЬКСВАГЕНЕ
Почем страховка для попа?
Водительские права я получил задолго до того, как у меня появились старенькие "жигули-шестерка». Права лежали мертвым грузом до тех пор, пока на приходском совете не было принято решение: далее без автомобиля строить храм невозможно. Два месяца я кое-как ездил по городу, вспоминая, как это делается, несколько раз создал аварийную ситуацию, кое-что помял. Занимался я тогда бумажными делами, просил подачки у спонсоров, доставал стройматериалы.
Параллельно со строительством храма надо было содержать иконописную школу, а вскоре появилась гимназия, которая тоже требовала вложений. Учитывая ситуацию в первой половине 1990-х, свести концы с концами было практически нереально, однако они чудесным образом сводились. Выручала нас иконописная школа, которая появилась одной из первых в перестроечной России. Конкуренции тогда не было, а количество вновь открытых храмов и монастырей росло в геометрической прогрессии. Несколько лет мы работали в Новодевичьем монастыре Санкт-Петербурга и как-то держались на плаву. Состояние финансов – то густо, то пусто.
Однажды звезды сошлись на редкость удачно: после очередной росписи мы рассчитались со всеми долгами по строительству храма и по зарплате учителям гимназии. Более того, осталась некая сумма на приобретение нового автомобиля, конечно, с пробегом, но, желательно, в хорошем состоянии. Бесконечный ремонт "жигулей" обходился в копеечку, приходилось больше ремонтировать, чем ездить.
К удачному сошествию звезд добавился вызов от родственников из Германии, который совпадал с моим отпуском. Мы с женой собрались в первое путешествие заграницу. Тогда процветал бизнес: перегоняли автомобили из Германии в Россию, преимущественно "жигули", так сказать, реэкспорт. Вот мне приходской совет и поручил не просто отдохнуть в Германии, а пригнать оттуда более-менее приличный автомобиль.
Кто в те годы оформлял немецкую визу, представляет, что такое хождение по мукам. Однако и мукам однажды приходит конец. Визы получили, теперь нужна страховка, а это проще простого: страховщики приставали на каждом шагу, хватали за рукава. Я ходил в подряснике, что в те поры было редкостью, и одна женщина-страховщик подошла ко мне под благословение. Естественно, наш выбор пал на нее. Она была лет сорока пяти, небольшого роста, веселая, одета по-простому. Я спрашиваю:
– Почем у вас страховка для попа?
Она махнула рукой:
– Да, что вы, батюшка, я вам благотворительную оформлю!
Заполняя страховку, разговорились так, что расставаться не хотелось, и она пригласила нас на чашку чая, благо жила рядом с посольством. До поезда оставалась уйма времени, и мы согласились.
Светлана, так ее звали, была из неофитов, у нее ко мне куча вопросов. Между прочим, спросила и о нашем храме. Мы рассказали, что храм только строится, служим во временном помещении, матушка регентует, сейчас собрались к ее родственникам, а я, можно сказать, еду в командировку за автомобилем. Вот только деньжат маловато, хватит на "жигули", а хотелось бы микроавтобус – для стройки полезнее.
Поговорили, стали в прихожей прощаться, и тут она вернулась в комнату, достала из шкафа полторы тысячи марок и подала мне:
– Это добавка на микроавтобус.
– Да, что вы, Светлана, это огромные деньги, у вас дети, – заупрямился я.
– Они взрослые и так ко мне относятся, что никаких денег не заслужили, я лучше в храм пожертвую, – в голосе Светланы прозвучали обида и решительность.
– Во дела! Я в Дубне все пороги обил, хоть бы кто копейку пожертвовал, а тут такое... Дорого вам страховка обошлась!
– Нормально! – засмеялась она, выталкивая меня с деньгами в руках за дверь и провожая до лифта.
По возвращении из Германии мы со Светланой подружились, она не раз приезжала в Дубну и даже стала крестной одной из моих дочерей.
А вот с микроавтобусом все было сложнее.
Европейское благочестие
Мы ехали в спальном вагоне, купе на двоих, полный комфорт. Ночью в Бресте застряли на несколько часов – у поезда меняли колеса под европейские дороги, они немного уже. Перед отправлением проводница предупредила, чтобы мы закрыли купе и, пока проезжаем Польшу, никуда не выходили: в поезд могут ворваться бандиты, здесь полный беспредел – нападают на поезда как в ковбойских фильмах. Однако обошлось.
Остановились у родственников жены в Ганновере. Меня удивило: полумиллионный город, а застройка большей частью малоэтажная и огромный частный сектор. Это, конечно, не для бедных.
Уже тогда начиналось нашествие мигрантов: турки, арабы, негры заселяли целые кварталы, к ним добавлялись выходцы из стран соцлагеря, особенно много сербов, сбежавших от войны. «Русских немцев» относительно немного. Стены домов и заборов разрисованы граффити, только в центре города и в богатых кварталах можно наблюдать знаменитый «немецкий порядок».
В мои планы входило пробыть в Германии дней десять, купить микроавтобус и уехать на нем домой, жена оставалась еще на две недели. Шел Успенский пост, на праздник Преображения мы попросили родственников отвезти нас в православный храм. Оказалось, что здесь только «зарубежники». Ладно, пусть будут "зарубежники". Их храмом считался внешний придел в католическом соборе, но на дверях висел замок, и никаких объявлений. Позже выяснилось, что в Германии, да и вообще в Европе, по будням даже в большие праздники богослужений не бывает, их переносят на ближайшие выходные. Дело в том, что приходы не в состоянии содержать священников, и они вынуждены трудиться на светских работах, а попытка отпроситься у начальства приравнивается к саботажу, человек автоматически попадает в черный список.
В воскресенье родственники отвезли нас в сербский храм – огромное двухэтажное здание в византийском стиле, в верхнем этаже проводились богослужения, а внизу - помещение для проведения праздников и общения земляков. Настоятель храма отец Милан принял меня с распростертыми объятиями, тогда русские редко бывали заграницей, разрешил даже послужить, но я отказался, поскольку служба велась на сербском языке, только на проскомидии помянул своих.
После службы он вывел меня на амвон, представил прихожанам и попросил сказать слово. Сам он немного говорил по-русски, мы понимали друг друга. Но что я скажу прихожанам? Тем не менее я сказал несколько слов о исторической связи наших народов и о русско-сербской дружбе. В речи старался употреблять больше славянизмов. Не знаю, что они поняли, но слушали очень внимательно, а по окончании благодарили и чуть не аплодировали. Один молодой серб подошел ко мне и сказал с заметным акцентом:
– Я учил русский язык в школе, мне понравились ваши слова. Спасибо!
Достоин удивления уровень преподавания русского языка в странах соцлагеря. Мне не раз встречались выходцы из этих стран, которые говорили на русском лучше, чем я на английском.
Затем нас пригласили на первый этаж храма, атмосфера здесь веселая и раскрепощенная, я бы даже сказал, слишком. Работал буфет, где можно купить кофе, пиво и разные закуски. Женщины одеты, по нашим меркам, не очень благочестиво (это мягко говоря), платков вообще не носят. На столах стояли пепельницы и практически все курили, хорошо, что были открыты окна, и сквозняк разгонял дымовую завесу.
Ради интереса решили зайти в греческий храм, благо он находился совсем рядом и походил на сербский, как брат-близнец. Застали часть литургии, видимо, они позже начали. Центральную часть храма занимали ряды стульев, почти как в католических костелах. Мужчина на клиросе в микрофон читал Символ веры, затем начался канон. Мы решили задержаться, послушать пение. А пели греки замечательно: древним распевом с характерными восточными переливами, становилось понятно, почему греки – это скорее Восток, чем Запад.
Тем временем в открытом алтаре не прекращалась суета, сновали алтарники, выполняя какие-то поручения. Один из них, проходя мимо престола, запросто положил на него какую-то книгу, на обратном пути забрал ее, что-то шепнул священнику на ухо, тот усмехнулся в ответ. Почетное место в центре престола рядом с дарохранительницей занимал микрофон.
А на первом этаже, как и в сербском храме, жизнь шла своим чередом, из окон валил табачный дым, смешиваясь с запахом ладана. Нам, русским, все это казалось странным, но я далек от того, чтобы осуждать. Здесь свои порядки, своя уже новая, непривычная нам, традиция, но нет никаких оснований считать, что наша вера крепче и мы чем-то лучше. Боже, упаси!
Игумен Максим
О покупке микроавтобуса речь пойдет в следующей главе, а сейчас, забегая вперед, я расскажу о поездке на этом «басе» в сербский Успенский монастырь близ Ганновера на престольный праздник, куда нас с женой пригласил один серб, с которым мы познакомились в подклети храма. Он и сел за руль микроавтобуса, поскольку ни я, ни мой свояк Сергей дороги не знали. Монастырь соответствовал своему названию: ворота, стены, храм – все на месте, хотя монахов раз-два и обчелся. А вообще в Европе православные монастыри могут быть в самых неожиданных местах и очень необычного вида.
Первое, что меня поразило, – огромный пустой храм. И это на престольный праздник монастыря! Что поделаешь – рабочий день. Невольно вспомнился праздник Успения Богородицы в Псково-Печерском монастыре, тысячи богомольцев, все утопает в цветах, в храм не протиснешься! Здесь же человек двадцать от силы, при этом некоторые из этих двадцати поют на клиросе, иные прислуживают в алтаре. Нам потом объяснили, что в ближайшее воскресенье, задним числом, еще раз будут праздновать Успение, и тогда храм будет полным, яблоку негде упасть.
Служба к нашему удивлению и удовольствию проходила на славянском языке. После службы в храме был совершён «чин благословения кóлача» – круглого хлеба, калача по-нашему. Все присутствующие собрались в круг в центре храма, только мы с изумлением наблюдали за действом со стороны. Сербы подняли «колач» (символ единения) на вытянутых правых руках и стали его вращать, что-то при этом пели. Затем священник прочитал молитву, разрезал «колач» и начал раздавать прихожанам, подозвал и нас. Мы тоже взяли по кусочку и съели, а еще нам предложили по ложке колива.
Когда мы собрались уходить, подошел иеромонах и на хорошем русском языке пригласил остаться на трапезу. Он, оказалось, учился в Московской духовной академии в Сергиевом Посаде, тогда еще Загорске.
В просторной светлой комнате с высокими окнами и плюшевыми гардинами стоял овальный стол персон на двенадцать, покрытый белоснежной скатертью. Обстановка напоминала званый обед в каком-нибудь «дворянском гнезде». Все по высшему разряду: в центре стола - фарфоровые супницы и две группы бутылок: вино и коньяк; каждой персоне полагалась стопка тарелок, несколько ложек, вилок и ножей по обеим сторонам и накрахмаленная салфетка. Стояли также бокалы и рюмки различных размеров. Стулья, конечно, не от Гамбса, но тоже ничего – с мягкими сиденьями и спинками. От одного вида этого аристократического натюрморта пропадал аппетит, лучше бы нам накрыли где-нибудь на кухне или в дворницкой. Однако положение, в которое мы попали, все-таки обязывает.
В комнату вошел игумен монастыря Максим, небольшого роста старец лет под восемьдесят, но бодрый и приветливый. Он без акцента говорил по-русски: лет тридцать прослужил в Америке в Русской зарубежной церкви. Все встали, пропели «Отче наш» и тропарь Успению, отец Максим благословил трапезу и сел во главе стола. Второй священник (забыл имя, пусть будет Иоанн) сел одесную, я – ошуюю. Слева от меня матушка, ни жива, ни мертва, а рядом Сергей, простой парень, бывший шахтер, он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
Отец Иоанн взял половник и в пределах досягаемости разлил по тарелкам суп, остальные сами ухаживали за собой и друг за другом. Вино или коньяк наливали по желанию. Отец Максим поздравил всех с праздником и предложил тост по этому поводу. Кроме нас за столом сидела русская супружеская пара, судя по всему, не из бедных, и еще несколько сербов различного пола и возраста. Мы изо всех сил старались соответствовать этикету: нож в правой руке, вилка в левой, ну и все такое.
Разговор в нашем «углу» стола шел в основном на русском языке. И надо сказать, разговор интереснейший. Отец Максим обращался в основном ко мне с матушкой и русской паре, отец Иоанн, наверное, это уже слышал. Старец рассказывал о своем служении в Сан-Франциско, общении с архиепископом Иоанном (князем Шаховским), со святым чудотворцем Иоанном (Максимовичем), о служении с архиепископом Аверкием (Таушевым) в Джорданвилле и о многих других легендарных личностях русского зарубежья. Как жалко, что тогда не было смартфонов, вот бы записать эти удивительные рассказы. А еще отец Максим почему-то оказался после войны в Германии, видел, что союзники оставили от Ганновера – всего три дома, все остальное – руины. Хотя в городе не было никаких военных объектов.
Старец расспросил меня о месте служения, а когда узнал, что я строю деревянный храм, загорелся желанием познакомить меня с одним немцем, который занимается реставрацией деревянной архитектуры, у него свой музей под открытым небом. Серб, который нас привез, не мог с нами поехать, его место за рулем занял Сергей, я же пока боялся немецких автобанов.
Отец Максим оделся, обернул шею шарфом. Хоть и лето, а погода уже осенняя. Ехать надо по автобану, а потом свернуть направо, всего около часа. Старец говорил Сергею, где поворачивать. На автобане Сергей разогнался, не услышал, что сказал старец, и проскочил нужный поворот. Решили развернуться, но не тут-то было: мы ехали уже около часа, но ничего похожего на поворот или разворот не попадалось.
В машине холодно, отец Максим начал кашлять и сказал, что надо возвращаться в монастырь, пока он совсем не заболел. Наконец-то нашелся этот треклятый разворот, и мы поехали обратно.
Жалко, что не удалось попасть в музей, и особенно жалко, что не удалось продолжить общение с отцом Максимом.
Фольксваген из бундесвера
Купить малоподержанный автомобиль не так-то просто, в каждом варианте свои pro и contra. После целого дня, проведенного на автомобильных рынках во всех концах города, мы со старшим братом жены Виктором возвращались домой усталыми и хмурыми. На каждой стоянке сотни автомобилей, но микроавтобусов мало, то они в хлам старые, то наоборот слишком новые и дорогие. На безрыбье стали рассматривать грузопассажирский вариант типа «универсал», таких много, но ни один не подошел. Вечером, просматривая объявления в газетах, Виктор обзвонил десятки номеров.
Наконец подвернулся приличный вариант: девятиместный фольксваген, списанный из бундесвера. Цена приемлемая и пробег не большой. Договорились о встрече. Продавал молодой, спортивного вида немец. Для приличия поторговались, он немного уступил, и я стал счастливым обладателем иномарки. Документы о купле-продаже заполнили на коленке, ни в какие конторы обращаться не надо, только за получением новых номеров.
Больше всего мне понравилось, что армейский «бас» походил на броневик, покрашен в цвет хаки, а железо кузова чуть не с палец толщиной (шучу, конечно). Но сто лет не сгниет – это точно! Я был весьма доволен, но потом выяснилось, что вражина-бундесвер заложил в свой «бас» несколько мин замедленного действия, и они скоро начали срабатывать.
Осваивать новую технику мы с Виктором и Сергеем отправились на платный автополигон, там были всякие препятствия, горки, светофоры и дорожные знаки. Моего двухмесячного опыта вождения явно не хватало, но его замещал спортивный азарт и самоуверенность новичка, у которого что-то начало получаться. Возвращался я, уже сидя за рулем, правда, в сопровождении двух консультантов. В Ганновере ездить не страшно, немцы строго соблюдают скоростной режим - не более 50 км/час, не сравнить с Москвой, где все носятся, как угорелые после бани.
В Россию, «Drang nach Osten», меня провожали всем миром. Родственники напихали полный автобус подарков, большей частью одежды, а в багажник сзади положили двухкамерный холодильник «Siemens». Выезжая со стоянки задним ходом, я внимательно смотрел в зеркало справа и заднего вида, налево посмотреть забыл и тут же получил удар в левую дверь – оказывается, я не заметил фонарный столб. Помял броню, хотя и не сильно, но первую звездочку на фюзеляже можно нарисовать. Родственники заволновались, как это я без опыта вождения собрался ехать за тридевять земель через четыре «царства». Но жребий брошен, отступать некуда, оставалось только молиться! Виктор поехал впереди меня, проводил до автобана, махая рукой, указал направление, а сам свернул в сторону.
Ехать по автобану одно удовольствие, хотя поначалу страшновато, здесь вообще нет ограничения скорости, есть только рекомендованная скорость 130 км/час. Немцы стараются ее не превышать, зато русским или итальянцам есть где разгуляться. На каждом километре указатели, не заблудишься. Маршрут: Ганновер – Берлин – Франкфурт-на-Одере – Варшава – Брест – Минск – Москва – Дубна. В путь! «Безумству храбрых поем мы песню...»
«Еще Польска не сгинела»
Ночью проходил таможню во Франкфурте-на-Одере, затем на другом берегу реки. Там поляки сняли мои красивые немецкие номера, отливающие перламутром, и прилепили скотчем на стекла спереди и сзади транзитные номера, напечатанные на дешевой желтоватой бумаге огромными цифрами и буквами. Это как специально для польских бандитов, которые, буквально охотились по всей трассе за перегонщиками автомобилей. Восемьсот километров риска, такова протяженность Польши с запада ни восток. Профессиональные перегонщики сбивались в стаи по десять или двадцать автомобилей, нанимали вооруженную охрану. А «одинокого странника» каждый может обидеть, я таких рассказов наслушался, что кровь в жилах стынет. Но, была – не была, Господи, благослови!
Польскую границу я пересек около двух часов ночи. Расчет был такой: большинство бандитов, по моему наивному разумению, должны в это время спать или находиться в состоянии алкогольного опьянения. Поэтому за ночь надо преодолеть максимальное количество километров. После немецких автобанов польские дороги – это что-то с чем-то: двухполосные, с разбитыми обочинами и ямами, впрочем, как и в России.
Чтобы не заснуть и оградить себя от нападения «темных сил» во плоти и бесплотных, я беспрерывно пел церковные песнопения в полный голос. Тем не менее, раза три конкретно засыпал и спохватывался, когда машина уже сворачивала в кювет. Наконец понял, что продолжать движение в таком состоянии равно самоубийству. Справа по курсу увидел костел, объехал его так, чтобы меня не было видно с дороги, лег на задние сиденья и заснул. Сколько проспал, не помню, проснулся – уже светло, сквозь туман вырисовывался силуэт костела с высокой колокольней. Попил едва теплый кофе из термоса и продолжил путь.
С указателями в Польше проблема, не то, что в Германии: лезут в глаза через каждые сто метров. Так и хочется крикнуть им: «Да понял я, понял!» Добрался до Варшавы, въезжаю в город, и вдруг последние указатели пропали. На интуиции далеко не уедешь. Занесло меня прямо в центр, надо спросить у кого-нибудь. Повезло, что первый попавший поляк, интеллигентный мужчина средних лет, немного говоривший по-русски, вполне доброжелательно объяснил, как мне выбраться из центра в нужном направлении.
Вот я на трассе Варшава – Брест, и тут обрушился настоящий тропический ливень. Включил ближний свет, дворники едва справлялись со своей работой. На посту меня останавливает полицай в плащ-палатке. Я открыл дверь, он немного растерялся, увидев меня в подряснике.
– Нурушач, пан ксёнз!
– А что не так? – возмутился я.
Поляк понял, что я не говорю по-польски, однако продолжал вразумлять на родном языке. Я сидел за рулем, а он терпеливо стоял под дождем, придерживая дверь. Из всего услышанного до меня с трудом дошли два слова «рефлекторы самоходове» (фары машины).
– Но они включены! – настаивал я.
Полицай спокойно и доброжелательно пытался сказать что-то важное. Наконец до меня дошло – при таком сильном ливне надо было включить не ближний, а дальний свет. Я сложил руки в молитвенном жесте и понес околесицу:
– Прошу пана пардону, сорри в общем, я уже включил «рефлекторы»…
Полицай улыбнулся, покрутил жезлом на ремешке и попрощался:
– До видзения, пан ксёнз!
– Зинкую, пан полицай! – вспомнил я еще пару польских слов.
Какой вежливый и терпеливый полицай! Незначительный эпизод на дороге, а у меня разлилась приятная теплота в груди, а по лицу, наверное, блуждала глупая улыбка. Вскоре дождь кончился, сквозь тучи пытались пробиться лучи солнца.
И тут загорелась лампочка индикатора – бензин на исходе, вдалеке вижу заправку. Это не такая заправка, какие сейчас понастроили с навесами и супермаркетами, здесь стояли четыре ржавые колонки под ясным небом и обшарпанный киоск. Подбегает заправщик – мужичонка лет сорока, худой, одетый в грязную спецовку, но очень подвижный, веселый и разговорчивый. Увидав меня в подряснике, он пришел в восторг, начал креститься и объяснять, какой он глубоко верующий, – общий смысл его пшикающих скороговорок я понял. Пока заправлялся бак, он сбегал в киоск и принес мне в подарок аудиокассету с фотографией папы римского Иоанна Павла II, которого особенно почитали поляки как земляка.
– Папеж, папеж, он ест добри! – радостно пояснил он.
Я приготовил деньги для расчета, но он возмутился и запихал их мне обратно в карман. И в этот самый момент подъехал хозяин заправки, вышел из машины, мужик испугался, но успел сбросить цифры на табло. Кажется, пронесло! Однако хозяин все равно разразился руганью, чем-то ему мой благодетель не угодил.
Провожая меня, заправщик бежал за машиной, беспрерывно крестился и повторял:
– Папеж, папеж, слухай!
Не скрою, к полякам у меня было, да и сейчас остается, двойственное отношение: много у нас накопилось исторических претензий. Но русские, как народ, давно всем всё простили, а наши соседи до сих пор холят и лелеют свои обиды. Видя такое отношение, хочется послать их куда-нибудь подальше и платить той же монетой. Но встретишь такого добродушного мужичка и начинаешь верить: «Еще Польска не згинела»!
Погоня
Далее развернулась прямо-таки детективная история. Через зеркало заднего вида я заметил белый мерседес, который подозрительно долго не отставал от меня. Попытался оторваться от него, но это сделать не просто, учитывая мощность наших двигателей. Мой «бас» развивал скорость не более 120 км/час, а «мерин» – 220. Но я все-таки нашел способ убежать. Дороги, как я уже заметил, двухполосные, а по трассе идут караваном фуры, обгонять их очень проблематично. Я ловил момент, когда нет встречных машин, и обгонял сразу несколько фур или вклинивался между ними. Но только появлялся свободный участок дороги, мерседес возникал ниоткуда и повисал у меня на хвосте. Это заставляло меня нервничать, но тут я добрался до брестской таможни и пристроился в конец длинной-предлинной очереди. Подумал: при стольких свидетелях бандиты не посмеют безобразничать.
Мерседес остановился немного в стороне, и из него вышел молодой парень, прилично одетый, совсем не похожий на бандита. Он подошел ко мне и завел разговор на хорошем русском языке, но с акцентом:
– Знаешь, сколько ты будешь здесь стоять? Два дня, не меньше. Если хочешь, я покажу тебе новую таможню, о ней мало кто знает, к вечеру будешь в Бресте.
– Покажи, – заинтересовался я.
– Пятьдесят марок!
– Да ты что! А так не можешь показать?
– Так не могу. Выбирай. А ночью тут неспокойно, – загадочно произнес он.
Я насторожился:
– Это как, неспокойно?
– Всякое бывает. Подходят, например, бандиты, дань собирают. Не дашь, могут колеса проколоть или стекло выбить, или самого побить.
Пугает, наверное, – сообразил я, – хочет денежками моими разжиться.
– Нет, я лучше здесь как-нибудь, с Божией помощью!
– Как знаешь, мое дело предупредить, – он сел в машину и уехал.
Я же подумал: не лень ему было сто километров гнаться за мной, чтобы предложить другую таможню? Одного бензина сколько сжег.
Тем временем подъехали еще два автомобиля и пристроились в конец очереди. Водители вышли, обозрели бесконечную вереницу машин, один из них говорит:
– Здесь мы застрянем надолго, поехали через Домачево, там быстрее.
Они развернулись и поехали обратно. Я пристроился за ними, но немного отстал, свернул с дороги, там развилка, а мужиков и след простыл. Куда ехать – понятия не имею! Остановился, вышел посмотреть, ничего полезного не увидел. Сажусь обратно, завожу машину, стартер крутит, а двигатель не заводится. Прямо беда, я в ремонте машин ничегошеньки не понимаю. Это была первая мина замедленного действия.
И тут вижу, подъезжает знакомый мерседес, наверное, продолжает охоту за клиентами. Я к нему за помощью. И надо отдать должное – парень не отказал, начал ковыряться, бегает вокруг машины, а я бегаю вокруг него. После ряда магических действий он сел за руль, повернул ключ, и машина завелась. С благодарностью жму испачканные руки. Он же, протирая их тряпкой, сказал:
– Поезжай сюда, Домачево там! – и указал мне правильную дорогу.
Я протягиваю ему пятьдесят марок:
– Это тебе за работу и за информацию.
– Спрячь, со своих не беру, – сказал он, улыбаясь.
Удивительная перемена произошла с поляком: за полчаса из охотника за дойчмарками он стал великодушным и бескорыстным. Наверное, не только человек, который тебе помог, но и человек, которому ты помог, становится «своим», ближним.