Хелстон, Англия. 26 июля, 1854
Одежда Даниила выгорела на солнце, и его щеки были в песке, когда он проснулся на пустынном побережье Корнуолла. Можно было бы предположить, что он был там день, неделю, месяц, блуждая в одиночку. Сколько времени прошло, все это время он провел, наказывая себя за свою ошибку.
Встреча с Люсиндой у портнихи была настолько серьезной ошибкой, что душа Даниэля сгорала каждый раз, когда он думал об этом.
И он не мог перестать думать об этом.
Ее полные розовые губы обвивались вокруг слов: "Я думаю, что знаю тебя. Пожалуйста. Подожди."
Такая прекрасная и такая опасная.
Ох, почему это не случилось немного по другому? Некоторый краткий обмен во время их ухаживания? Потом это, возможно, не имело бы столько значения. Но первая встреча! Люсинда Биско сначала встретила его, неправильного Даниэля. Он мог подвергнуть опасности всех. Он мог исказить будущее настолько сильно, что его Люси могла быть уже мертва, мог изменить до неузнаваемости.
Но нет: если бы это было так, то у него в памяти не было бы его Люси. Время пересмотрело бы себя, и тогда ему никогда не было бы прощения, потому что его Люси была бы другой.
Его прошлое само должно отреагировать на Люсинду Биско таким образом, чтобы скрыть ошибку Даниэля. Он не мог вспомнить, как это началось, только то, как все закончилось. Но независимо от того: Он бы не пошел в любое ближайшее свое прошлое сам, чтобы предупредить его, опасаясь нарваться на Люсинду снова и нанести еще больший ущерб. Все, что он мог сделать, отступить и переждать.
Он привык к вечности, но это был Ад.
Даниэль потерял счет времени, дрейфуя в звуках океана, обивающегося о берег. На некоторое время, по крайней мере.
Он мог легко возобновить свои поиски, войдя в Предвестник и преследуя Люси в следующей жизни, которую она посетила. Но по некоторым причинам, он находился поблизости от Хелстона, ожидая, пока жизнь Люсинды Биско не закончится здесь.
Проснувшись в тот вечер, небо было окрашено багровыми тучами, и Даниэль почувствовал это. Летнюю ночь, когда она умрет. Он стряхнул песок с кожи и почувствовал странную нежность в его сложенных крыльях. Его сердце билось все чаще.
Время пришло.
Смерть Люсинды не произойдет, пока не наступит темнота.
Прежний Даниэль был бы один в зале Констанции. Он рисовал бы Люсинду Биско в один последний раз. Его сумки стояли бы за дверью, пустые, только пенал в кожаном переплете, несколько альбомов, его книги о Наблюдателях, дополнительная пара обуви. Он действительно планировал уплыть следующим утром. Какая ложь.
В моменты, ведущие к ее смерти, Даниэль редко был честен с самим собой. Он всегда терял себя в своей любви. Каждый раз он обманывал себя, опьянев от ее присутствия, и забывал то, что должно быть.
Он помнил особенно хорошо, как это закончилось в этой жизни в Хелстоне: отрицание, что она должна была умереть прямо вплоть до момента ее смерти, он прижал ее к бархатным рубиновым занавескам и поцеловал ее в забвении.
Он проклял свою судьбу тогда; он устроил уродливую сцену. Он мог все еще чувствовать муки, новые как железное клеймо на его коже. И он помнил кару.
Пережидая закат, он стоял один на берегу и позволял воде целовать его босые ноги. Он закрыл глаза, раскинул руки, и позволил крыльям вырваться из шрамов на плечах. Они вздымались позади него, качаясь на ветру и давая ему невесомость, которая дарила какой-то мимолетный покой. Он мог видеть, насколько яркими они были в своем отражении в воде, каким огромным и жестоким они заставляли его выглядеть.
Иногда, когда Даниэль был наиболее безутешен, он отказывался выпускать крылья. Это было наказание, которое он применял к себе. Глубокий рельеф, осязаемый, неправдоподобный, смысл свободы, который давало разворачивание крыльев, давало душе осознание лжи, подобно наркотику. Сегодня ночью он позволил себе этот порыв.
Он согнул колени к песку и поднялся в воздух.
В нескольких футах над поверхностью воды, он быстро повернулся, так что его спина была повернута к океану, его крылья под ним, как великолепный мерцающий плот.
Он осматривал поверхность, напрягая мускулы с каждым длинным ударом крыльев, скользя вдоль волн, пока вода не изменилась от бирюзового до ледяного синего цвета. Тогда он погрузился вниз под воду. Океан был прохладен, его крылья были теплыми и создавали небольшой фиолетовый след, окружавший его.
Даниэль любил плавать. Холод воды, непредсказуемый удар потока, синхронность океана с луной. Это было одно из немногих земных удовольствий, которые он действительно понимал. Больше всего он любил плавать с Люсиндой.
С каждым ударом крыльев, Даниэль представлял Люсинду там, с ним, грациозно скользя через воду, так как она делала это так много раз, наслаждаясь теплым мерцанием.
Когда луна была яркой в темном небе и Даниэль был где-то у берегов Рейкьявика, он вынырнул из воды. Прямо вверх, ударяя своими крыльями с жестокостью, избавившись от холода.
Ветер хлестал его, высушивая в считанные секунды, когда он поднимался все выше и выше в воздух. Он прорвался сквозь толстые серые гряды облаков, а затем повернул назад и начал возвращаться под звездным пространством небес.
Его крылья бились свободно, глубоко, сильно с любовью и страхом и мыслями о ней, колыхая воду под ним так, чтобы она мерцала будто алмазы. Он развил огромную скорость, когда он пролетел обратно над Фарерскими островами и над Ирландским морем. Он проплыл вниз вдоль Канала Св. Георгия и, наконец, назад в Хелстон.
Чтобы против своей натуры смотреть как девушка, которую он любил, появилась только чтобы умереть!
Но Даниэль должен был видеть не только этот момент и эту боль. Он должен был смотреть на каждую Люсинду, которая будет после этой жертвы — и та, которую он преследовал, последняя Люси, которая закончит этот проклятый цикл.
Смерть Люсинды сегодня вечером была единственным путем, обе они на могли победить, единственный путь, которым у них когда-либо будет шанс.
К тому времени, когда он достиг имения Констанс, дом был темным, и воздух все еще был горяч.
Он подобрал крылья близко к телу, замедляя свой спуск вдоль южной стороны имения. Вот белая крыша вышки на крыше дома, вид садов с воздуха. Вот залитая лунным светом дорожка из гравия, по которой она должна была пройти только несколько мгновений назад, крадясь из дома ее отца по соседству после того, как все остальные заснули. Ее длинная ночная рубашка, покрытая длинным черным плащом, ее скромность, о которой она забыла в своей поспешности найти его.
И там — свет в комнате, единственный канделябр, который привлек ее к нему. Занавески были немного приоткрыты. Достаточно для Даниэля, чтобы заглянуть без риска того, чтобы быть замеченным.
Он достиг окна комнаты на втором этаже большого дома, и сделал удары своих крыльев тихими, паря снаружи как шпион.
Была ли она еще там? Он медленно вдохнул, пусть его крылья наполнются воздухом, и прижался лицом к стеклу.
В комнате был только Даниэль, неистово делающий набросок на подушке в углу. Его прошлое я выглядело опустошенным и несчастным. Он точно помнил свои ощущения от взгляда на черные тикающие часы на стене, каждый момент ожидая ее, что она ворвется через дверь. Он был столь ошеломлен, когда она кралась к нему, тихо, почти из-за занавеса.
Он был ошеломлен снова, когда она сделала так сейчас.
Ее красота была выше всех его нереальных ожиданий этой ночью. Каждой ночью. Щеки вспыхнули от любви, которую она чувствовала, но не понимала. Ее темные волосы, падающие от длинного, блестящего шнурка. Замечательная прозрачность ее длинной ночной рубашки, подобно паутинке, покрывающей всю, ее прекрасную кожу.
Именно тогда он в прошлом воплощении встал и обернулся. Когда он увидел великолепное зрелище перед ним, было видна боль на его лице.
Если бы было что-то, что Даниэль мог сделать, чтобы потянуться и помочь прошлому себе, пройти через это, он сделал бы это. Но все, что он мог сделать, читать по его губам.
"Что ты здесь делаешь?"
Люси приблизилась, и краска прилила к ее щекам. Они оба двигались вместе как магниты под силой большей, чем они сами, то сближаясь, то отталкиваясь почти с той же силой.
Даниэль замер на улице, от боли.
Он не мог на это смотреть. Но он должен был.
То, как они достигли друг друга было предварительно вплоть до момента когда его кожа прикоснулась к ее. Затем они стали мгновенно, жадно страстными. Они даже не целовались, просто разговаривали. Когда их губы почти прикасались, их души, почти прикасались, жжение, чистая, белая горячая аура формировалась вокруг них, что они не осознавали.
Это было что-то. Даниэль никогда не был свидетелем со стороны.
Было ли это то, что случалось с его Люси после? Визуальное доказательство того, как истинна была их любовь? Для Даниэля, их любовь была такой же частью его, как и его крылья. Но для Люси, она должна быть разной. У нее не было доступа к великолепию их любви. Только к ее огненному концу.
Каждый момент был полным откровением.
Вздыхая он приложил щеку к стеклу. Внутри его прошлого я происходили разрушения, он отказывался от решения, которое, так или иначе, было фарсом с самого начала. Его сумки были собраны, но это была Люсинда, которая должна была уйти.
Теперь его прошлый я взял ее на руки, и даже через окно Дэниель почувствовал запах: богатый, сладкий аромат ее кожи. Он завидовал себе, целующему ее шею, обводящему руками по всей её спине. Его желание было настолько сильным, что он мог бы разрушить это окно, если бы не изволил себя сдерживать.
О, растяни это мгновение, пожелал он своему прошлому я. Заставь это продлиться немного дольше. Еще один поцелуй. Еще одно сладкое прикосновение перед тем, как задрожит комната и Предвестник начнет дрожать в их тенях.
Стекло у его щеки нагрелось. Это произошло.
Он хотел закрыть глаза, но не мог. Люсинда корчилась в объятиях его прошлого я. Ее лицо было искажено болью. Она искала, и ее глаза расширились при виде теней, танцующих на потолке. Полуродившаяся реализация чего-то была уже слишком большой для нее.
Она кричала.
И разразилась пылающей башней огня.
Внутри комнаты прежний Даниэль был отброшен спиной к стене. Он упал и лежал сжавшись, не более чем контур человека. Он уткнулся лицом в ковер и дрожал.
Снаружи Даниэль смотрел с благоговением, он так и не успел закрыть глаза до того, как огонь поднялся в воздух и на стены. Он шипел, как кипящий соус в кастрюле, а потом он исчез, не оставив никакого следа от нее.
Чудесно. Каждый дюйм тела Даниэля покалывало. Если бы это не разрушило его прошлое я настолько полно, он мог бы найти зрелище смерти Люсинды почти красивым.
Его прошлое я медленно поднялся на ноги. Он разинул рот, его крылья вырвались из под его черного пальто, занимая большую часть комнаты. Он поднял кулаки к небу и ревел.
Снаружи Даниэль не мог смотреть это больше. Он разбил окно крылом, разбрасывая осколки стекла в ночи. И влетел через зубчатое отверстие.
— Что ты здесь делаешь? — его прошлое я задыхалось, слезы текли по щекам. С обеими парами крыльев, полностью разложенных, для них почти не было места в огромной комнате. Они опустили плечи до прежнего уровня в максимально возможной степени, чтобы отойти далеко друг от друга. Оба знали опасность соприкосноввения.
— Я наблюдаю, — сказал Даниэль.
— Ты — что? Ты возвращаешься чтобы посмотреть? — Его прошлое я вскинуло руки и крылья. — Это — то, что ты хотел видеть? — Глубина его страдания была болезненно понятна.
— Это должно было случиться, Даниэль.
— Не корми меня этой ложью. Не смей. Ты вернулся снова, прислушавшись к совету Кэма?
— Нет! — Даниэль почти кричал на свое прошлое я. — Послушай: есть время, не так далеко от этого времени, когда у нас будет шанс изменить эту игру. Что-то изменилось, и вещи отличаются. Время, когда у нас есть возможность прекратить проходить через это снова и снова. Когда Люсинда наконец могла бы…
— Разорвать круг? — прошептало его прошлое я.
— Да. — Даниэль начинал чувствовать себя легкомысленным. Один из них был лишним в этой комнате. Ему пора было уходить. — Это займет время, — проинструктировал он, оборачиваясь, когда он дошел до окна. — Но продолжай надеяться.
Тогда Даниэль выскользнул через разбитое окно. Его слова в звучали эхом надежды в его голове, когда он взлетал, глубоко в тени ночи.
Глава 9 Так мы победили
Таити. 11 декабря, 1775
Люси пришлось балансировать на осколке деревянной балки.
Балка скрипнула, когда она чуть наклонилась влево, потом скрипнула опять, когда она вдруг очень медленно перевесила вправо. Качания были устойчивы и непрерывны, как будто лучи были прикреплены к очень короткому маятнику.
Горячий ветер дул ей на волосы, свисающие с ее лица, и рушил капну волос прислуги на голове. Балка качнулась еще раз, и ее ноги соскользнули. Она упала на балку и едва успела обнять себя, прежде чем она упала…
Где она была? Перед ней было лишь бесконечно синее открытое небо. Темно-синее, похожее на то, что должно было быть горизонтом. Она посмотрела вниз.
Она была невероятно высоко.
Заболоченный полюс растягивался на сто футов ниже ее, заканчиваясь в деревянной колоде. Ой. Это были мачты. Люс сидела на верхней мачте очень большого парусника.
Очень большая парусная шлюпка, потерпевшая кораблекрушение рядом с черным побережьем острова в океане.
Яхта была разбита яростным ударом об острый как бритва кластер вулканической лавы, и все было в пыли. Грот был потерт: рваные куски темно-желтого холста свободно хлопали на ветру. В воздухе пахло, как утром после сильного шторма, но этот корабль был настолько ветхим, что было похоже, что он был там в течение многих лет.
Каждый раз, когда волны спешно ударяли в берега черного песка, вода распылялась десятками струй от щелей в скалах. Волны сделали аварию — и Люси схватилась за балку, качаясь почувствовав себя больной.
Как она собиралась спускаться? Как она собиралась добраться до берега?
— Ага! Смотрите, кто приземлился, как птица на жердочке. — Голос Билла прорвался сквозь грохот волн. Он появился на дальнем кончике гниящего двора судна, гуляя со своими вытянутыми руками из его стороны, как если бы он был на бревне.
— Где мы находимся? — Люс слишком нервничала, чтобы делать какие-либо резкие движения.
Билл набрал полные легкие воздуха. — Разве ты не узнаешь? Побережье к северу от Таити! — Он плюхнулся рядом с Люси, свесил свои короткие ноги, вытянул серые руки вверх, и заложил их за голову. — Разве это не рай?
— Я думаю, что меня сейчас вырвет.
— Чепуха. Ты просто должна найти свои морские ноги.
— Как мы выберемся… — Люси огляделась вокруг в поисках Предвестника. Она не видела ни одной тени, только бесконечно чистый синий цвет пустого неба.
— Я позаботился о логистике для тебя. Думай обо мне, как о своем турагенте, и о себе, как будто ты в отпуске!
— Мы не в отпуске, Билл.
— Разве нет? Я думал, что у нас Гранд Тур Любви. — Он потер лоб, и кремнистые хлопья осыпались с его головы. — Разве я что-то не понял?
— Где Люсинда и Даниэль?
— Держись. — Он парил в воздухе перед Люси. — Разве ты не хочешь небольшую историю?
Люси проигнорировала его и стремглав двинулась к мачте. Она неуверенно протянула ногу к самой высокой из ступенек, которые торчали из мачты.
— Ты уверена, что не хочешь хотя бы руку?
Она затаила дыхание и старалась не смотреть вниз, когда ее нога соскользнула с деревянных колышек в третий раз. Наконец она сухо глотнула и протянула руку, чтобы взять холодный, грубый коготь Билла, указывающий на нее.
Когда она взяла руку Билла, он потянул ее вперед, с мачты полностью. Она взвизгнула, мокрый ветер бил ей в лицо, подол ее платья клубился вокруг ее талии. Она закрыла глаза и ждала того, чтобы окунуться через гнилой настил ниже.
Только она не сделала этого.
Она услышала дрозда и чувствовала восторг от того, что парила в воздухе. Она открыла глаза. Короткие крылья Билла поднялись, наполненные воздухом, и поймали ветер. Он поддерживал ее вес только одной рукой, неся ее медленно, чтобы удержать. Это было удивительно, насколько ловким он был, каким легким. Люси была удивлена и даже расслаблена, состояние полета было естественным для нее теперь.
Даниэль. Поскольку воздух окружил ее, боль, от того что она не с ним, настигла ее. Услышать его голос и прикоснутся к его губам — Люси не могла думать ни о чем другом. Что она не отдала бы, чтобы быть в его объятиях именно сейчас!
Даниэль, с которым она встретилась в Хелстоне, хоть и был счастлив видеть ее, он действительно не знал ее. Не так, как ее Даниэль знал. Где он сейчас?
— Чувствуешь себя лучше? — спросил Билл
— Почему мы здесь? — спросила Люс, когда они взлетели над водой. Она ясно могла видеть чернильные тени, движущиеся подводной гигантской стаей рыб, плавая легко, следя за береговой линией.
— Видишь пальму? — Билл указал вперед своей свободной лапой. — Самая высокая здесь, третья из разрыва в косе?
Люс кивнула, щурясь.
— Вот где твой отец в этой жизни построил свою хижину. Красивейшиую хижину на пляже! — Билл закашлялся. — На самом деле, это только хижина на берегу моря. Британцы еще даже не обнаружили эту часть острова. Поэтому, когда вы всплываете после рыбной ловли, ты и Даниэль владеете этим местом, главным образом, для себя.
— Даниэль и я….жили здесь….вместе?
Рука об руку, Люс и Билл приземлиллись на берег с мягкой элегантностью двух танцоров в па де ша. Люси была благодарна и немного шокирована тем, как он опустил ее на мачту корабля, но, как только она была твердо на земле, она убрала свою руку из его грязных когтей и вытерла ее о фартук.
Здесь было очень красиво. Кристально-чистые воды омывали странные и прекрасные пляжи черного песка. Рощи цитрусов и пальм склонились над побережьем, нагруженные яркими плодами апельсинов. За деревьями низкие горы возвышались из туманов дождевого леса. Водопады прорезали их стороны. Ветер здесь не был столь жестоким; он был густо наполнен ароматом гибискуса. Было трудно мечтать провести каникулы здесь, уже не говоря обо всей жизни.
— Вы жили здесь. — Билл начал идти по кривой береговой линии, оставляя небольшие отпечатки когтистых ног в темном песке. — Твой папа и все десять других уроженцев, которые жили в пределах расстояния, которое можно переплыть на каноэ, звали тебя — ну, это звучало как Лулу.
Люси шла быстро, чтобы не отставать, путаясь в слоистых юбках своей одежды слуги в Хелстоне, чтобы помешать им испачкаться в песке. Она остановилась и скривилась.
— Что? — спросил Билл. — Мне кажется, это мило, Лулу. Лулулулулулулу.
— Прекрати это!
— В любом случае Даниэль был своего рода изгоем-исследователем. Та яхта там? Твой первоклассный друг украл ее у Джорджа на Третьей частной регате. — Он оглянулся на разбитый корабль. — Но Капитану Блаю и его мятежной команде потребуются еще несколько лет, чтобы выследить Даниэля здесь, и к тому времени … Ну ты знаешь.
Люси сглотнула. Даниэль, вероятно, давно ушел к тому времени, потому что Люсинда была бы давно мертва.
Они дошли до разрыва в линии пальм. Солоноватая река текла в водоворотах между океаном и небольшим внутренним пресноводным водоемом. Люси прошла по нескольким плоским камням, чтобы пересечь воду. Она потела из-за своих юбок и думала о том, чтоб выбраться из своего душного платья и пойти поплавать прямо в океан.
— Как много времени у меня будет вместе с Лулу? — спросила она. — До того как это случится?
Билл поднял руки. — Я думал все, что ты хотела видеть, это доказательства, что любовь, которую ты делишь с Даниэлем, настоящая.
— Я хотела.
— Для этого тебе не потребуется более десяти минут…
Они наткнулись на короткую дорожку, увитую орхидеями, которая изгибалась на другой старый пляж. Небольшая крытая соломой хижина возвышалась на сваях у края голубой воды. Позади хижины дрожала пальма.
Билл поднялся над ее плечом, паря в воздухе. — Проверь ее. — Его каменный коготь указал на пальму.
Люси смотрела в страхе, так как пара ног появилась из ветвей высоко на дрожащем стволе дерева. Затем девушка, носившая небольшую сотканную юбку и огромные цветочные леи, бросила четыре косматых коричневых кокосовых ореха на пляж перед тем, как спустится вниз по узловатому стволу к земле.
Ее длинные и распущенные волосы ловили в свои темные сети алмазы, светящиеся от солнца. Люси точно знала это ощущение, как они щекочут ее руки, как они колеблются волнами вокруг ее талии. Солнце сделало кожу Лулу темно-золотой, коричневой — более темной, чем у Люси когда-либо была, даже когда она проводила целое лето в пляжном домике своей бабушки в Билокси — и ее лицо, и руки было раскрашены темными геометрическими татуировками. Она была где-то между совершенно неузнаваемой и абсолютной Люси.
— Ничего себе, — прошептала Люси, поскольку Билл тащил ее назад к убежищу кустарникового дерева с фиолетовыми цветами. — Эй-ой! Что ты делаешь?
— Сопровождаю тебя в более безопасное место. — Билл снова потащил ее в воздух, пока они не поднялись через лиственный шатер. Как только они пролетели деревья, он направил ее к высокой, крепкой ветви и бросил ее так, что она смогла увидеть весь пляж.
— Лулу!
Голос проникал сквозь кожу Люси прямо в сердце. Голос Даниэля. Он звал ее. Он хотел ее. Нуждался в ней. Люси двигалась на звук. Она даже не заметила, что начала подниматься с ее места на высокой ветке, как будто она могла уйти с верхушки дерева и полететь к нему — пока Билл не схватил ее локоть.
— Именно поэтому мне пришлось перетащить твою задницу сюда. Он говорит не с тобой. Он говорит с ней.
— О. — Люси тяжело опустилась вниз. — Верно.
По черному песку бежала девочка с кокосовыми орехами, Лулу. И ниже по пляжу, к ней бежал, Даниэль.
Он был без рубашки, очень загорелый и мускулистый, одетый только в обрезанные темно-синие брюки, потрепанные по краям. Его кожа блестела от морской воды, от недавнего купания в океане. Босые ноги поднимали песок. Люси завидовала воде, завидовала песку. Завидовала всему, что могло прикасаться к Даниэлю, тогда, как она застряла на этом дереве. Она завидовала своему прошлому я больше всего.
Двигаясь к Лулу, Даниэль выглядел более счастливым и более естественным, чем Люси когда-либо его видела. Она захотела закричать.
Они подбежали друг к другу. Лулу обняла его, и он подхватил ее поднимая вверх, и кружа в воздухе. Он поставил ее на ноги и осыпал ее поцелуями, целуя ее пальцы, ее предплечья, и даже плечи, шею, губы.
Билл улегся на плечо Люси. — Разбуди меня, когда они дойдут до чего то более интересного, — сказал он зевая.
— Извращенец! — Она хотела отодвинуть его, но она не хотела к нему прикосаться.
— Я имею в виду татуировки, пустая твоя голова. Я отдохну, хорошо?
Когда Люси оглянулась назад на пару на пляже, Лулу привела Даниэля к сотканной циновке, которая была разложена на песке недалеко от хижины. Даниэль вытянул короткое мачете из-за пояса своих брюк и вскрыл один из кокосовых орехов. После нескольких ударов он снял верх и отдал остальную его часть Лулу. Она пила залпом, молоко капало с углолков ее рта. Даниэль поцеловал их, чтобы вытереть.
— Они не делают татуировку, они только… — Люси, прервалась, когда ее прошлое я исчезло в хижине. Лулу вновь появилась, мгновение спустя неся маленький пакет, связанный из пальмовых листьев. Она развернула инструмент, который был похож на деревянную расческу. Зубцы блестели на солнце, как если бы они были острыми как иглы. Даниэль лег на спину на циновке, наблюдая как Лулу опустила гребенку в большую мелкую морскую ракушку, заполненную черным поршком.
Лулу быстро его поцеловала и начала.
Начиная с его груди, она прижала расческу к его коже. Она работала быстро, нажимая сильно и быстро, и каждый раз она передвигала гребень она оставляла мазки черного пигмента татуировки на его коже. Люси начала узнавать дизайн: узор шахматной доски. Он должен был охватить всю его грудь. Люси только раз была в тату-салоне, когда-то в Нью-Гемпшире с Келли, которая хотела крошечное розовое сердечко на бедре. Оно было сделано менее чем за минуту и Келли ревел все это время. Однако, Даниэль лежал молча, не издавая ни звука, не отводя глаз от Лулу. Потребовалось много времени, и Люси чувствовала как пот стекает небольшой струйкой с ее спины, когда она смотрела.
— А? Как насчет этого? — Толкнул ее Билл. — Я обещал показать, любовь, или я обещал показать, что ты любишь?
— Конечно, мне, кажется, будто они любят. — Люси пожала плечами. — Но…
— Но что? Ты представляешь как это должно быть больно? Посмотри на этого парня. Он позволяет делать себе татуировки, выглядя в это время так, будто его ласкает мягкий бриз.
Люси корчилась на ветке. — Это — урок? Боль равняется любви?
— Ты говоришь это мне, — сказал Билл. — Возможно, ты удивишься, услышав это, но дамы не часто стучат в дверь Билла.
— Я имею в виду, если бы я татуировала имя Даниэля на теле, это означало бы, что я люблю его еще больше, чем я уже люблю?
— Это символ, Люси. — Билл выпустил скрипучий вздох. — Ты слишком буквальна. Подумай об этом так: Даниэль это первый красивый мальчик, таких Лулу никогда не видела. Пока его не выбросило на берег несколько месяцев назад, весь мир этой девушки был ее отец и несколько толстых туземцев.
— Она — Миранда — сказала Люси, вспоминая любовный роман "Буря", который она прочитала в десятом классе на семинаре про Шекспира.
— Как это цивилизовано для тебя! — Билл одобряюще скривил свои губы. — Они похожи на Фердинанда и Миранду: красивый иностранец терпит кораблекрушение на ее берегах…
— Так, конечно это была любовь с первого взгляда для Лулу, — пробормотала Люси. Это было тем, чего она боялась: та же самая беспечная, автоматическая любовь, которая обеспокоила ее в Хелстоне.
— Правильно, — сказал Билл. — У нее не было выбора, кроме как влюбиться в него. Но вот что интересно, так это Даниэль. Ты видишь, он не должен был учить ее обрабатывать сотканный парус, или получать доверие ее отца, принося стоящую сезона рыбу, лечить, или показывать, — Билл указал на влюбленных на пляже — соглашается татуировать все его тело полностью, согласно ее местному обычаю. Этого было достаточно, даже если бы Даниэль только что обнаружился. Лулу любила бы его все равно.
— Он делает это, потому что — подумала Люси вслух. — Потому, что он хочет заслужить ее любовь. Потому что иначе, он только использовал бы в своих интересах их проклятие. Потому что независимо от того, каким кругом они связаны, его любовь к ней … настоящая.
Значит, почему Люси не была полностью убеждена?
На пляже сидел Даниэль. Он обнял Лулу за плечи и начал ее нежно целовать. Его грудь кровоточила от сделанной татуировки, но ни один из них, казалось, не заметил. Их губы только разошлись, они не переставали смотреть друг на друга.
— Я хочу уйти сейчас, — внезапно сказала Люси Биллу.
— Правда? — Билл моргнул, вставая на ветке дерева, как будто она поразила его.
— Да, правда. Я получила то, для чего я пришла сюда, и я готова идти дальше. Прямо сейчас. — Она, тоже, попыталась встать, но ветка, закачалась под ее весом.
— Гм, хорошо. — Билл взял ее руку, чтобы удержать ее. — Куда?
— Я не знаю, но давай поспешим. — Солнце опускалось за горизонт позади них, удлиняя тени влюбленных на песке. — Пожалуйста. Я хочу оставить в памяти хоть что-то хорошее. Я не хочу видеть, как она умирает.
Лицо Билла менялось и гримасничало, но он ничего не говорил.
Больше Люси не могла ждать. Она закрыла глаза, и позволила ее желанию призывать Предвестника. Когда она открыла глаза снова, она смогла различить дрожь в тени соседнего дерева маракуйи. Она сконцентрировалась, вызывая ее со всей своей энергией, пока Предвестник не начал дрожать.
— Давай же. — сказала она, стиснув зубы.
Наконец, Предвестник освободился, пронесся от дерева по воздуху, и завис прямо перед ней.
— Полегче, — сказал Билл, паря над ветвью. — Отчаяние и Путешествие в предвестнике не очень хорошо совмещаются. Как соленые огурцы и шоколад.
Люси уставилась на него.
— Я имею в виду: не поддавайся отчаянию настолько, чтобы потерять из виду то, что ты хочешь.
— Я хочу убраться отсюда, — сказала Люси, но она не могла превратить тень в устойчивую форму, независимо от того как сильно она старалась. Она не смотрела на влюбленных на пляже, но тем не менее она чувствовала, что темнота сгустилась в небе над пляжем. Это не были облака дождя. — Поможешь мне, Билл?
Он вздохнул, достигнув темной массы в воздухе, и потянул ее к себе. — Это твоя тень, твоя реализация. Я управляю ею, но это — твой предвестник и твое прошлое.
Люси кивнула.
— Это значит, ты не знаешь, куда она перенесет нас, и я не несу за это ответственности.
Она опять кивнула.
— Тогда ладно. — Он потер Предвестник, пока он не стал более темным; тогда он поймал темное пятно пальцем и дернул за него. Это работало как своего рода ручка двери. Хлынул запах плесени, заставляя Люси кашлять.
— Да, я тоже чувствую этот запах — сказал Билл. — Он старый. — Он жестикулировал пропуская ее вперед. — Дамы первые.
ПРУССИЯ 7 января 1758
Снежинка поцеловала нос Люси.
Потом еще и еще, и больше, пока буря порывами не заполнила воздух и пока весь мир не стал белым и холодным. Она выдохнула большое облако воздуха в холод.
Так или иначе она знала, что они в конце концов окажутся здесь, хотя она была не совсем уверена в том, где они были. Все, что она знала, это то, что после-полуденное небо было темным, бушевал яростный шторм, а мокрый снег просачивался сквозь ее ботинки, промораживая ее до костей.
Она шла на свои собственные похороны.
Она почувствовала это в момент, когда проходила через этот Предвестник. Надвигающаяся враждебность, неумолимая как слой льда. Она оказалась в воротах кладбища, всего покрытого снегом. Позади нее была усаженная деревьями дорога, голые ветки, цепляющиеся за небо в свинцовых тучах. Перед нею была невысокая из покрытой снегом земли, надгробная плита и крест, выступающие как белые неровные, грязные зубы.
В нескольких шагах позади нее кто-то присвиснул. — Ты уверена, что готова к этому? — Билл. У него был запыхавшийся голос, будто он только догнал ее.
— Да. — ее губы дрожали. Она не повернулась, пока Билл не развернул ее, взяв за плечи.
— Здесь, — сказал он, протягивая темное пальто из норки. — я думаю, для тебя будет слишком холодно.
— Где ты…
— Я взял это у дамы которая вернулась домой с рынка. Не беспокойся, у нее достаточно одежды.
— Билл!
— Эй, тебе это было нужно! — Он пожал плечами. — Носи на здоровье.
Он накинул толстое пальто на плечи Люси, и она потянула его ближе. Оно было невероятно мягким и теплым. Волна благодарности прошла по ней; и она взяла его лапу, даже не заботясь о том, что она была липкой и холодной.
— Ладно, — сказал Билл, сжимая ее руку. На мгновение Люси почувствовала какое-то тепло в кончиках его пальцев. Но затем это закончилось, и каменные пальцы Билла опять стали твердыми и холодными. Он глубоко и нервно вздохнул. — Гм. Мм. Пруссия, середина восемнадцатого столетия. Ты живешь в небольшой деревне на берегу реки Гендел. Очень хорошо. — Он откашлялся и выплюнул большой комок мокроты перед тем, как продолжить. — Я должен сказать, э, что ты жила. Ты на самом деле, только что…
— Билл? — Она вытянула шею, чтобы посмотреть как он сидит сгорбившись вперед на ее плече. — Все в порядке, — сказала она тихо. Тебе не нужно объяснять. Позволь мне, знаешь ли, почувствовать это.
— Это, наверное, лучше всего.
Поскольку Люси шла спокойно через ворота кладбища, Билл опять взлетел. Он сидел со скрещенными ногами на крыше поросшей лишайником церкви, осыпающейся песком из-под его когтей. Люси опустила платок на голове, чтобы больше скрыть свое лицо.
Впереди были скорбящие, одетые в черное и мрачные, сжатые так плотно вместе, чтобы согреться, что они были похожи на одну массу горя. За исключением одного человека, который поддерживал группу и стоял в другой стороне. Он склонил непокрытую светлую голову.
Никто не говорил и даже не смотрел на Даниэля. Люси не могла сказать, был ли он обеспокоен, будучи не со всеми или это его устраивало.
К тому времени, когда она достигла конца малочисленной толпы, похороны приближались к концу. Имя было вырезано на плоской серой надгробной плите: Люсинда Мюллер. Мальчик, не старше чем двенадцать лет, с темными волосами, бледной кожей и слезами, текущими по его лицу, помог своему отцу — ее отец в этой другой жизни? — сделать первую насыпь земли на могилу.
Эти мужчины, должно быть, были связаны с ее прошлым я. Они, должно быть, любили ее. Были женщины и дети, кричащие позади них; Люсинда Мюллер, должно быть, значила что-то и для них тоже. Возможно она значила для них все.
Но Люси Прайс не знала этих людей. Она чувствовала себя черствой и странной, понимая, что они ничего не значили для нее, как раз когда она видела, что боль исказила их лица. Даниэль был единственным здесь, кто действительно имел значение для нее, тот, кем она хотела управлять и, тот, от которого она должна была держатся подальше.
Он не кричал. Он даже не уставился на могилу как все остальные. Его руки были сжаты перед ним, и он смотрел далеко — не в небо, но далеко. Его глаза были фиолетовыми в один момент, и серыми в следующий.
Когда члены семьи бросили несколько полных лопат земли на гроб, и могила была усеяна цветами, посетители похорон разделились обособленно и шатко шли назад к главной дороге. Это был конец.
Только Даниэль остался. Такой же неподвижный как мертвые.
Люси спряталась позади приземистого мавзолея через несколько участков от могилы, наблюдая, чтобы видеть то, что он сделает.
Наступили сумерки. Они все еще были на кладбище. Даниэль опустился на колени рядом с могилой Люсинды. Снег, падавший вниз на кладбище, покрыл плечи Люси, толстые хлопья, запутывались в ее ресницах, кончик ее носа замерз. Она выглянула из-за угла мавзолея, все ее тело напряглось.
Она пропустила это? Цеплялся ли он за замороженную грязь, или бил могильный камень, кричал ли, или плакал, пока не было больше слез, которые он мог пролить? Он не мог чувствовать себя так спокойно, как он выглядел. Это было невозможно, он притворялся. Но Даниэль только смотрел на могилу. Он лег рядом с ней в снег и закрыл глаза.
Люс смотрела. Он был все еще так великолепен. С его закрытыми веками он смотрелся абсолютно умиротворенно. Она была наполовину влюблена, наполовину смущена, и осталась так стоять в течение нескольких минут — пока она не замерзла до такой степени, что она должна была потереть руки и топать ногами, чтобы согреться.
— Что он делает? — Прошептала она, наконец.
Билл появился позади нее и мелькал вокруг ее плеч. — Похоже, что он спит.
— Но почему? Я даже не знала, что ангелы нуждаются во сне…
— Нуждаются — неправильное слово. Они могут спать, если они чувствуют себя так. Даниэль всегда спит в течение многих дней после того, как ты умираешь. — Билл опустил голову, как будто вспомнил что-то неприятное. — Хорошо, не всегда. Большую часть времени. Должно быть довольно больно, потерять того, кого ты любишь. Ты можешь винить его?
— Вид — запнулась Люси, — Я всегда воспламеняюсь.
— А он тот, кто остается один. Извечный вопрос: Кто хуже?
— Но он даже не выглядит грустно. Он выглядел скучающим все похороны. Если бы это была я, я бы… я бы…
— Ты что?
Люси двинулась к могиле и резко остановилась на рыхлой земле, где начиналась ее могила. Гроб лежит под этой землей.
Ее гроб.
От этой мысли дрожь прошла по позвоночнику. Она опустилась на колени и положила свои ладони вниз, в грязь. Было сыро, темно и холодно. Она зарыла руки в земле, чувствуя холод почти мгновенно и не заботясь об этом, приветствуя ожог. Она хотела, чтобы это сделал Даниэль, чувствовал ее тело в земле. Сходил с ума от желания держать ее живую в своих объятиях.
Но он просто спит, как будто мертвым сном, он даже не ощущает ее на коленях рядом с ним. Ей захотелось прикоснуться к нему, чтобы р