Описание основных подходов
К концептуализации понятий самореферентных
и рефлексивных систем и их сравнение
Автор:
Калиновская Полина Александровна
Социология, 2 курс
Научный руководитель:
Сорвин Кирилл Валентинович
Москва, 2019 г
Часть 1. Рефлексия и системы.
Новый взгляд на субъект-объектные отношения.
«Reflection», «reflexion», «reflectivity» и «reflexivity»;
«рефлексия», «саморефлексия», «рефлексивность» и «саморефлексивность»
Прежде чем приступить к рассмотрению рефлексивных систем, необходимо разобраться в особенностях словоупотребления. Между словами, список которых стал заголовком данного фрагмента, существуют принципиальные различия, понимание которых открывает новые грани рассматриваемых в этом тексте вопросов. Важным предварительным наблюдением стало то, что в Кембриджском словаре есть слово «reflection», но нет слова «reflexion» и есть слово «reflexivity», а «reflectivity» - нет. Рассмотрим эти слова подробнее.
Согласно Кембриджскому словарю, помимо, во-первых, отражения предмета в зеркале, во-вторых, возвращения света/звука/тепла/энергии от поверхности и, в-третьих, результата события, слово «reflection» принимает также значение «основательной и внимательной мысли»[1]. В последнем выделяется также «reflection on sb/sth», то есть «нечто, заставляющее окружающих сложить определённое мнение о ком-либо или о чем-либо, в особенности – негативное мнение»[2]. Профессор Пол Хибберт, который посвятил сравнению «reflection» и «reflexivity» одно из своих исследований, высказывается похожим образом: «Рефлексия имеет дело с непростыми вопросами о том, что вы хотите понять. Мы могли бы сказать, что она связана с использованием ваших «умственных инструментов» с целью построения знания и решения проблем и затруднений, которые заботят вас»[3] [2].
Также в Кэмбрижском словаре есть «reflexivity». Именно в этом слове появляется обращенность на себя: «способность кого-либо исследовать свои чувства, реакции и мотивы (= причины действий) и их влияние на то, что сам исследующий, он или она, думает в какой-либо ситуации»[4]. Это значение единственно.
Согласно мнению профессора Пола Хибберта, «рефлексия предполагает некоторое обучение, но обучающийся так или иначе «остается собой» (не меняется – прим. пер.). Рефлексивность включает в себя некоторое обучение, но при этом в результате меняет и самого обучающегося. Таким образом (очень грубо говоря!) мы могли бы скзать, что рефлексивность – это рефлексия + самоизменение. Хотя, важно отметить, что спор по поводу рефлексивности очень насыщен и полон нюансов и что есть разные взгляды на данный предмет»[5] [2]. Стивен Пэйдж соглашается с коллегой и отмечает, что «центральный вопрос, который стоит рассматривать при проведении различия [между рефлексией и рефлексивностью] –воспринимается ли «я» (например, «я» исследователя) как некий пассивный инструмент наблюдения или же как активный участник в процессе создания смысла (meaning)»[6] (там же).
Таким образом, понимание «reflection» и «reflexivity» исследователями сходно с их значениями в словаре. Но именно здесь наблюдается интересный нюанс. Когда Пэйдж соглашается с мнением Хибберта, он, говоря о том же самом («reflection»), использует слово «reflectivity». Последнего в Кэмбриджском словаре нет. Однако в англоязычных текстах оно встречается, причем употребление его позволяет сделать вывод, что «reflectivity» выступает как способность или само действие, а «reflection» - как результат. Это видно и морфологически. Вероятно, более глубокое изучение данного нюанса могло бы внести большой вклад в понимание феноменов, но на данном этапе мы не будем делать сильного различия между «reflection» и «reflectivity».
Слова «reflexion» в Кэмбриджском словаре также не существует, однако среди английских текстов его можно встретить, причем оно часто принимает значение «reflection». Активное признание и использование «reflexion» характерно для Среднеанглийского языка 1350–1400-х годов. Свои корни оно находит в позднем латинском, где существовало слово «reflexiōn»[7].
Итак, оставив два предыдущий абзаца как эскиз возможного более глубокого анализа лингвистической стороны вопроса, мы остановимся на двух словах, которые и будем активно использовать ниже: «reflection» и «reflexivity».
Образно говоря, «reflection» – это когда человек смотрит в зеркало, осознает себя смотрящим, но при этом самого себя видит такой же частью отраженной картины, как стул или ковер, располагающиеся рядом. «Reflexion» предполагает, что, смотря в зеркало, человек осознает, что он-в-зеркале отличен от иных объектов. Более того, он «ловит себя на мысли», что именно в этот момент он стоит и смотрит в зеркало и видит себя.
Обратимся теперь к русскому языку. В русскоязычной литературе перемежевываются понятия «рефлексии» и «саморефлексии», а также добавляются «рефлексивность» и «саморефлексивность». Трудности сопоставления английских и русских вариантов проистекают, возможно, отчасти из-за того, что сочетание букв «ct» и буква «x» в данном случае переводятся как единое «кс». Например, «в самом общем виде рефлексия в понимании Лефевра – это способность некоторых систем строить модели себя и одновременно видеть себя строящими такие модели. На этом пути удается провести конструктивные различия между знанием о себе и осознанием себя как носителя такого знания» [5, с. 29]. В определении явно имеется в виду «reflexivity». Но если у отечественного ученого Лефевра «рефлексия» является именно способностью и выступает в значении «reflexivity», то понятия «саморефлексии», «рефлексивности» и уже тем более «саморефлексивности», кажется, приобретают черты плеоназмов, ведь главной особенностью рефлексивной системы по Лефевру уже является осознание себя как существующей и действующей. Лепский, анализируя теорию Леферва, также указывает, что «в многовековой философской традиции рефлексия понималась как способность анализировать собственные мысли» [5, с. 29]. Вероятно, и здесь мы сталкиваемся с «reflexivity». Впрочем, стоит отметить, что эта «многовековая философская традиция» не полностью англоязычна. Исследование нюансов иных языков могло бы расширить понимание вопросов, связанных с рефлексией.
Таким образом, четыре словесные формы, связанные с рефлексией, есть как в английском, так и в русском языках: «reflection», «reflexion», «reflectivity» и «reflexivity»; «рефлексия», «саморефлексия», «рефлексивность» и «саморефлексивность». Их употребление исследователями разнообразно и, как правило, в контексте научных работ можно осознать, что именно имеет в виду автор (хотя некоторой путаницы все же порой не избежать). На данном этапе мы останавливаемся на двух английских словах «reflection» и «reflexivity». Что же до русскоязычных терминов, здесь мы будем более осторожны в виду пока еще недостаточного, на наш взгляд, рассмотрения лингвистической стороны вопроса. Впрочем, «рефлексия» явно будет здесь базовым понятием, модификации которого будут рассмотрены по ходу анализа теоретических построений.
Проделанный небольшой анализ видится существенным для понимания теоретических вопросов.
Субъектный подход и изучение рефлексии
В теории рефлексивных систем нашел свое отражение так называемый «субъектный подход», который, начиная с 20-ого столетия, все более распространяется среди как естественных, так и среди социальных наук. В. Е. Лепский характеризует его следующим образом: «Принципиальным для субъектного подхода является снятие (курсив мой – П. К.) противопоставления между «исследователем» и «объектом исследования». В контексте субъектного подхода появляется возможность перехода от парадигмы «субъект – объект» к парадигме «субъект – субъект»» [5, с. 13]. Этот подход противопоставляется как идее естественных наук об объективности знания о природе как независящей от исследователя, так и и классическому взгляду социальных наук, согласно которому ученый «объективно» возвышается над социальным, изучая общество как клетки растений. Новый подход развенчивает постулаты естественнонаучных традиций. Вот эти постулаты. «Постулат первый: «Теория об объекте, имеющаяся у исследователя, не является продуктом деятельности самого объекта» [6]. Этот постулат фиксирует доминирующее положение исследователя по отношению к объекту. Тезис о том, что «природа не злонамеренна», является одной из форм осознания этого постулата. Постулат второй: «объект не зависит от факта существования теории, отражающей этот объект» (там же). Второй постулат дает возможность говорить о свойствах и законах, присущих вещам. Они существуют объективно и лишь фиксируются исследователем. Постулат третий: «Истинно знание, полученное (проинтерпретированное) только на основе естественнонаучных методов исследований». Третий постулат приводит к игнорированию правомерности и специфичности «гуманитарного знания», источником которого могут быть субъективный опыт и представления, искусство и др.» (там же). Итак, эти три постулата и подвергаются критике (впрочем, можно было бы пойти дальше и показать, как когнитивная модель «деления на части» рождает именно три постулата и как данная модель сама «производит» эти «недостатки» традиционного подхода).
Лефевр и Щедровицкий
В 1960-х отечественный академик В. А. Лефевр вывел понятие рефлексии из сферы личностного и психологического, предложив теорию рефлексивных систем. Следует отметить, что для Лефевра данные теоретические построения имеют, прежде всего, практический управленческий характер[8]. Оппонентом Лефевра был Г.П. Щедровицкий, который, хотя изначально противился введению в состав базовых понятий Московского Методологического кружка идей «рефлексия, рефлексивная система, рефлексивный процесс, субъект рефлексии, сознание и др.» [5, с.28], затем признал их необходимость и построил свою теорию на подобных основаниях. Оба автора начинают свои теории с рефлексии применительно к индивидам.
Для Щедровицкого рефлексия – не явление внутри сознания. «Если мы хотим понять фундаментальные моменты рефлексии, ее исходную, если можно так выразиться, природу, то мы должны, прежде всего, постулировать, что это не работа сознания, не механизм расщепления сознания и не самосознание в классическом смысле, все это будет объясняться как проявление более высоких форм существования рефлексии, а это есть особая связь кооперации, или, другими словами, связь нескольких первоначально независимых актов деятельности» 13, с. 9].
Вот и вышеупомянутое определение рефлексивной системы по Лефевру: «в самом общем виде… это способность некоторых систем строить модели себя и одновременно видеть себя строящими такие модели. На этом пути удается провести конструктивные различия между знанием о себе и осознанием себя как носителя такого знания» [5, с. 29].
Сам Щедровицкий так объяснял различия между своим подходом и подходом Лефевра: «В. А. Лефевр выделял в акте рефлексии момент появления (курсив мой – П. К.) на «табло сознания» индивида изображения его деятельности, самого индивида и «табло сознания», а я выделял в акте рефлексии момент перехода (курсив мой – П. К.) от одного объекта – объекта деятельности индивида, принимающего сообщение, – к другому объекту самой деятельности индивида, – объекту, объемлющему первый… У меня содержательный смысл рефлексии сводился к тому, что появлялись все более широкие системы объектов, объемлющие предшествующие системы, проблема рефлексии сводилась к проблемам организации онтологии, возникающей первоначально по принципу «матрешки». У В. А. Лефевра содержательный смысл рефлексии сводился к появлению в образе на табло сознания образа образа, потом образа образа образа и т.д. проблема рефлексии приобретала ярко выраженный эпистемологический и логический характер» [13, c.10]. Для Лефевра рефлексия возникает тогда, когда мыслящий субъект начинает мыслить себя мыслящим, а при том еще в момент мышления о себе, и так далее.
Вероятно, дальнейший, более глубокий анализ подходов Лефевра и Щедровицкого, будет построен на этом нюансе, различии, зафиксированном самим Щедровицким: «момент появления» у Лефевра и «момент перехода» у Щедровицкого.
Таким образом, рефлексивная система – это такая система, которая способна осознать себя как отдельность и при этом «поймать» себя за процессом этого осознания. В дальнейшем мы увидим, что у Лумана такой системой в полном смысле этого понятия мы сможем назвать социологию.
Часть 2. Самореференция и системы
Постановка проблемы
«Начиная с классиков, то есть вот уже, примерно, сто лет, в общественной теории социология не сделала никаких успехов, достойных упоминания» [7, с. 18] – так социолог Никлас Луман представляет своему читателю скромные достижения предшествующей ему социологии. Академик указывает, что проблема подхода классиков и их последователей заключается, прежде всего, в типе субъект-объектных отношений, которые принимаются как данность при изучении общества [7, с. 20]. Речь идет о вышеупомянутом противостоянии нового «субъектного» подхода и старой дихотомии «субъект-объект». В случае последней ученый стоит как бы вне общества и изучает его как некую бактерию, «объективный» элемент природы. Субъектный же подход смотрит на ученого и общество иначе: невозможно изучать общество и не влиять на него, а изучая общество, ученый изучает себя, так как он – его часть. Исследуя общество, ученый также его меняет. Именно об этом говорит Луман: «…попытку описания общества невозможно осуществить вне общества… Эта попытка активирует социальные отношения» [7, с. 16]
Никлас Луман известен академическому сообществу своим системным подходом к обществу. «Теория систем – это его “фирменный знак”[9], обозначающий связь его социологии с кибернетикой Н. Винера, радикальным конструктивизмом в теории познания Х. фон Фёрстера, логикой Джорджа Спенсера-Брауна, нейробиолога и эпистемолога У. Матураны, а также с первым теоретиком социальных систем социологом Т. Парсонсом» [4, с. 87]. Как известно, Луман был учеником последнего. Согласно Н. А. Головину, теория Лумана является «вторым этапом системно-теоретического направления в социологии после Парсонса» [4, с. 86]. В то время как теория Парсонса – это теория социального действия, в основе которой лежит парадигма “система – окружающий мир”, то парадигма Лумана – это парадигма аутопойэтических систем. Луман ставит в центр своей теории социальную коммуникацию в отличие от социального действия Парсонса. Однако «социальное действие не уходит из социологии, а остается в ней в духе гегелевского снятия в лумановском тезисе о редукции коммуникации к действию. Иными словами, теория социального действия входит в теорию социальной коммуникации в качестве охватываемой, а не отбрасывается как устаревшая» [4, с. 93]. Наконец, принципиальным отличием выступает отношение теоретиков к человеку. Для Парсонса «конечное основание» социальной системы «кроется в систематизирующих свойствах человеческого сознания, благодаря которым оно вносит порядок в разнообразие социальногоопыта, типологизирует его» (там же). Луман выражает иную позицию. Приведем полную цитату Н. А. Головина, в которой он цитирует Лумана по одной из его статей из сборника «Проблемы теоретической социологии»: «социальные системы как системы смысловой коммуникации вызваны к жизни в результате событий и изобретений социокультурной эволюции. При этом человек отнесен Луманом к необходимому окружающему миру социальных систем, образованных только коммуникациями. Столь радикальное повышение уровня абстрагирования в теории социальных систем, исключающее из них человека, может быть тривиальным даже в обычной жизни, например, когда организацию рассматривают как юридическое лицо. Однако в социологии такое абстрагирование находит мало сторонников, так что Луману часто приходилось специально пояснять, что “общество не состоит из людей или отношений между ними”, что такое “гуманистическое предубеждение” лишь мешает развитию теории общества» (там же).
Попробуем же разобрать основные положения системной теории Н. Лумана.
Самореферентная система и ее свойства
Исправляя ошибки «классики», Луман задается одним из основополагающих вопросов социологии, который поднимался многими учеными до него: как возможно общество и социальный порядок в нем? Социолог здесь определяет общество как самореферентную систему, то есть такую, которая ссылается на саму себя. Этот подход Луман заимствует у чилийских нейрофизиологов Умберто Матураны и Франциска Варелы. Интересно, что во вступительной статье к «Социальным системам» Лумана Н. А. Головин отмечает, что ключом к эффективности развития теории общества является «равноправное взаимодействие социологии с общенаучным процессом накопления нового методологического знания в его передовых областях – биологии и кибернетике» [9, с. 6]. Самовоспроизводящиеся системы Варелы и Матураны способны воспроизводить элементы и связи между ними исключительно из себя самих, а не посредством сил окружающей среды. Такова и система Лумана: она закрыта и воспроизводит себя благодаря аутопойэзису и с помощью коммуникаций.
Луман отмечает разграничение (differentiation) системы и окружающей среды (такое разграничение коренным образом отлично от отношений «часть-целое»). При этом среда рассматривается не как существующая где-то за объективной границей системы реальность: разделение на систему и окружающую среду – это дифференциация, порождаемая операциями самой системы, и граница между ней и средой «снова копируется внутри системы» [7, с. 21]. То есть для того, чтобы система могла сказать: «это я, система, а это – внешняя среда», нужно, чтобы эта система уже знала, что она есть нечто, что потенциально не что-то иное (среда). То есть нужна предварительная рефлексия этой системы, благодаря которой наблюдатель понимает, что сам он существует как некая отдельность. Для того, чтобы сказать, что «там стоит человек», нужно сперва понять, что существует некое «тут», против которого и возникает «там», которое, безусловно, не «тут».
Таким образом, рефлексия как способность есть и в теории Лумана. Вероятно, она является базовым условием самореференции. Когда система обращается на самое себя, она после этого может начать на себя ссылаться. Но эта рефлексия, кажется, не рефлексия «в полном смысле» этого слова. Она позволяет осознать себя, но не позволяет осознать вместе с тем и процесс этого осознания (см. ранний пример с зеркалом). То есть это пока только reflection, но еще не reflexivity.
Эта дифференциация «тут» и «там» непрерывно воспроизводится в системе с помощью бинарного кода, который, «исключая третью возможность, фиксирует позитивное и негативное значения» [7, с. 31]. Позитивное значение характеризует наличествующую в системе способность операций соединяться друг с другом», а негативное служит только для «рефлексии условий, в которых может быть использовано позитивное значение» (там же). Впрочем, черты позитивного и негативного могут поменяться местами в случае, например, медицины, где в центре стоит болезнь, а здоровье помогает «очерчиванию» ее (там же, с. 195).
Наблюдающий за системой, проводя различия в ней, «может различать только в пределах ему доступных различений. Не зная другого языка, он будет различать своего и чужого, грека и варвара. Этот эффект ограничения, отбора определенных актуальных различий Луман определяет понятием «селекция» (selection), которая также является реальной и актуальной операцией» [12, c. 3]. То есть селекция направляет процесс различения, будучи сама направляема уже существовавшими различениями. То есть рекурсия такова, что «пределах ему доступных различений» сформированы благодаря ссылкам на предыдущие различения.
Коммуникация как главная единица системы
Основной структурообразующей единицей такой системы выступает не лицо, не действие, но коммуникация, процесс обмена сообщениями, в котором социальное действие выступает лишь как ее «моментальный конденсат» [9, с. 14]. Система коммуникации основана на «согласовании взаимных ожиданий» ее участников (там же). Она состоит из сообщения, информации и понимания, причем эти элементы не являются чем-то внешним и существующим даже тогда, когда коммуникация прекращена. «Коммуникацию делает возможным отношение этих элементов, конститутивное для нее различение сообщения и информации» [3, с. 8]. Таким образом, и сам социальный порядок становится продуктом «“кругового отношения” коммуникации к коммуникации». Естественно, что в теории Лумана в этом замкнутом состоянии не существует порядка как «надындивидуальной реальности».
Информация тоже не представляет собой что-то «данное» и неизменное. Это происходящий «здесь и сейчас» процесс выделения различий из речи другого, констатация их. Вновь мы видим здесь лишь различия, одно определяется относительно другого. При этом коммуникация «порождает дифференцию не только благодаря одному лишь своему протеканию в виде операции (хотя благодаря этому тоже!), но и благодаря использованию специфического различия, а именно, различия между информацией и сообщением, посредством которого она наблюдает за тем, что операция имеет место» [7, с. 90].
Внутри каждой системы есть свои коды-оппозиции, направляющие коммуникацию. Код «издержки и выгода» – в экономической системе, код «отношение к власти» – в политической и т.д. Если код устоялся, значит, мы можем выделить новую отдельную систему. Самореферентная система живет за счет постоянной ссылки те самые коды, которые она произвела, то есть на саму себя. Вот почему такая система закрыта, процессы в ней протекают по замкнутому циклу, «любой продукт системы автоматически превращается в ее исходный цикл, то есть сырье» [10, с.31]. Цикл разрывается лишь в сознании наблюдателя, который наделяет систему атрибутами «входа и «выхода», которых у нее («онтологически») нет. Но есть ли, в таком случае, начало у этой рекурсии?
Двигатель системы: аутопойэзис
Раз система является закрытой, значит, она творит себя из себя самой, и свой «источник жизни» также обретает в себе. Этот источник назван Луманом аутопойэзисом. Термин вновь заимствуется у Матураны и Варелы. «Отказываясь от онтологического способа объяснения общества с неизбежным поиском инвариантов бытия, дифференциации на субъект и объект, Луман прибегает к эволюционной теории, основывающейся на понятии аутопойэзиса» [10, с. 32]. Сам Луман указывает на то, что если «единицей (квантом жизни) является живущая (выживающая) особь, а не эволюционирующий вид» (там же), то единицей общества выступает коммуникация, с помощью которой оно созидается и воспроизводится. «Аутопойэзис жизни являет собой единственное изобретение эволюции» – добавляет Луман (там же).
Однако многие ученые выражали свое критическое отношение к данному концепту: если система замкнута и находит жизнь в самой себе, то она претендует на абсолютную самодостаточность. Но возможно ли это? Если онтология имеет «биологический характер», то разве общество не нуждается во внешнем, в природе, чтобы черпать жизнь? Источником жизни также может быть абсолютная духовная реальность, Бог, но это явно не входит в онтологические взгляды Лумана. Эпистемология Матураны и Варелы часто именуется солиптической, а Золо Данило, например, назвал такой подход «бездушной теологией» [1]. Вероятно, более глубокое ознакомление с работами Варелы и Матураны могло бы прояснить позицию Лумана.
Тем временем, возникает и еще один важный вопрос: как обществу-саморферентной системе познать самое себя?
Наука об обществе как «саморефлексия общества»
Для Лумана социологическая наука как подсистема науки (которая, в свою очередь, есть подсистема общества), имеет большое значение. Именно она выступает как полнота рефлексии. Общество, «вбирая в себя все коммуникации, получает настолько широкое определение, что его теоретические описания уже не могут осуществляться где-то вне его и, следовательно, образуют часть его самого, а именно научную подсистему коммуникаций, социологию, теорию познания. Эта парадоксальная самообращенность, представление об обществе как о «само себя толкующем» – стержневой мотив лумановской концепции» [3, c. 7]. Таким образом, «Теория общества учреждает саму себя» [10, с. 31]. Социология тоже «организует себя… как аутопойэтическую систему, что означает опору на все ее наличные теоретические ресурсы» [10, с. 31]. И именно в этом моменте мы видим рефлексивность («reflexivity») у Лумана. Социология является частью общества и, более того, понимает это. Во вступительной статье Головина к изданию «Социальных систем» Лумана социология определяется как «саморефлексия общества» [9, c. 13]. Возвращаясь к анализу слов, отмечу, что такое словоупотребление кажется мне наиболее уместным: из проведенного выше анализа следует, что система общества, по Луману, уже рефлексивна; однако социология, кажется, являет собой апогей этой рефлексивности, в связи с чем ее можно было бы описать так, как это сделал Головин.
Что уже так же отмечалось выше, система не видит других систем, а всю информацию извне перекодирует на свой язык и код. Поэтому так важно обращать внимание на категории, которыми социология описывает общественные явления. В этой логике размышления Эмиля Дюркгейма о том, что необходимо отрываться от «житейского» понимания тех или иных вопросов общественной жизни и заменить их «объективными» и «научными»[10], выглядят нерелевантными. Например, если мы обнаруживаем некое явление и даем ему название, то это означает, по Луману, что в системе совокупность ссылок самореференции выстроилась таким образом, чтобы не только породить это явление, но и явить его название. А до того – нежелание использовать «обыденный термин», ощущение разрыва между субъектом и объектом, эти два последние слова, да и сам алфавит.
Так меняется образ самой социологии. Исчезает «таинственность» высокой кафедры, за которой работают ученые, знающие, «как на самом деле» все происходит. Противопоставление ошибочного «common sense» (в русском языке он все-таки называется «здравым»!) и «объективной», всеведущей науки сглаживается. Социология вынуждена встать рядом с теми, кого она до этого момента изучала как объект под микроскопом.
Такой видится Луману социология. Она – часть социальной системы. Но как же в таком случае изучать последнюю? Методологические вопросы представляют цель следующей работы.
Приложение. Изображение рекурсии.
Автору кажется, что анализ рекурсии в изобразительной сфере содержит в себе большой потенциал для теоретических исследований. Например, на данном изображении мы осознаем, что у рекурсии есть начало: самый первый художник – это живой человек. Кажется, такая интерпретация не соответствует Лумановской теории, в которой у аутопойэзиса явно нет рук. Но ведь они точно есть у того, кто первым вступает в коммуникацию…
Источник: https://img.fonwall.ru/o/84/263279.jpg?route=mid&h=750
Список использованной литературы
1. Kenny V., Gardner G. The constructions of self-organizing systems. The Irish Journal of Psychology. 1988. V.9.
2. What is difference beteween reflexivity and reflectivity? // Researchgate [website]. URL: https://www.researchgate.net/post/What_is_difference_beteween_reflexivity_and_reflectivity (accessed: 11.06.2019)
3. Антоновский А. Никлас Луман: эпистемологическое введение в теорию социальных систем. М.: ИФ-РАН, 2007.
4. Головин Н. Социология Н. Лумана – этап развития общей теории социальных систем // Социологические исследования. 2014. № 2.
5. Лепский В. Лефевр и рефлексия // Рефлексивные процессы и управление, Международный научно-практический междисциплинарный журнал. 2006. № 1.
6. Лефевр В. Конфликтующие структуры. М.: Сов.радио, 1973. Цит. по: Лепский В. Лефевр и ревлексия // Рефлексивные процессы и управление, Международный научно-практический междисциплинарный журнал. 2006. № 1.
7. Луман Н. Общество как система / Пер. с нем. А. Антоновского. М.: «Логос», 2004.
8. Луман Н. Реальность массмедиа. М.: «Праксис», 2005.
9. Луман Н. Социальные системы: очерк общей теории. СПб.: «Наука», 2007.
10. Михайлова Т. Аутопойэзис как способ моделирования психических и социальных систем (2009)
11. На пути к постнеклассическим концепциям управления / Под ред. В. И. Аршинова и В. Е. Лепского. — М.: Институт философии РАН. 2005.
12. Озирченко Д. Некоторые понятия системной теории Никласа Лумана // Социологический журнал, 1995.
13. Щедровицкий Г. Рефлексия и Лефевр. Из доклада Г.П. Щедровицкого на семинаре ММК (1972 г.) и комментарий В.А. Лефевра // Рефлексивные процессы и управление, Международный научно-практический междисциплинарный журнал. 2006. № 1.
[1] «Serious and careful thought», см. https://dictionary.cambridge.org/dictionary/english/reflection
[2] «Something that makes other people have a particular opinion about someone or something, especially a bad opinion» (там же)
[3] «Reflection is concerned with thoughtful questions about something you want to understand. We might say it is about using your "mental tools" in order to build your understanding and so solve problem or puzzle you are interested in»
[4] «The fact of someone being able to examine his or her own feelings, reactions, and motives (= reasons for acting) and how these influence what he or she does or thinks in a situation», см. https://dictionary.cambridge.org/dictionary/english/reflexivity
[5] «Reflection achieves some learning, but learner is the “same person” afterwards. Reflexivity achieves learning but also leaves the learner changed as a result. So (very crudely!) we could say that reflexivity is reflection + self change. It's important to point out, though, that debate on reflexivity is rich and nuanced, and there are different ways of looking at it»
[6] «A central question to consider to make the distinction is whether self (e.g., the researcher’s self) is perceived as a somewhat passive instrument of observation, or as an active participant in the process of meaning construction»
[7] См. https://www.dictionary.com/browse/reflexion-
[8] Интересно, что вышеупомянутый исследователь лингвистических особенностей слов о рефлексии, профессор Пол Хибберт, также связан с этой сферой - является академиком Школы Менеджмента в «Университете Святого Андрея».
[9] Здесь Головин цитирует самого Лумана по его работе «Социальные системы: очерк общей теории».
[10] См. работу Э. Дюркгейма «Метод социологии»