«Белый лотос сердца твоего…»
Ирина Сереброва
С аратовский губернатор А.М. Фадеев и его жена Е.П. Долгорукова (Фадеева) имели четверых детей - трёх дочерей и сына. От старшей дочери Е.А. Фадеевой (Ган), рано умершей, известной в России писательницы, Фадеевы имели двух внучек, тоже писательниц - Е.П. Блаватскую (1831-1891) и В.П. Желиховскую (1835-1897). Три Елены: бабушка, дочка и внучка - прославили род Фадеевых литературным трудом. Мой рассказ о внучке - Елене Петровне. Известность Блаватской стала всемирной. Талантливая писательница, путешественница, объездившая все континенты, проникшая в Тибет; пропагандистка учения теософии, основавшая в 1875 году «Теософическое общество» в Нью-Йорке. стоявшая у истоков русского космизма. Кредо Блаватской: «Искать и добиваться правды во всём. Стремиться к достижению возможного человеку усовершенствования. Рост его научно-философского понятия. Стремление к международному братству, водворение всеобщего мира и упрочения человеколюбия».
В СССР книги Е.П. Блаватской были запрещены, а в энциклопедическом словаре 1953 года теософию называли «одной из форм мракобесия». Философ Е.И. Рерих писал: «Елена Петровна Блаватская, истинно, наша национальная гордость». Лев Толстой в своём дневнике записывал: «Апрель 1884 года. Львов рассказывал о Блаватской, переселении душ, силах духа, белом коне, присяге новой веры». Блаватская послала Толстому свою книгу «Голос безмолвия» с дарственной надписью: «Графу Льву Николаевичу Толстому «Одному из немногих» от автора». Толстой так откликнулся, прочитав книги автора: «В них много хорошего, нехорошо только то, что они говорят о том, что не надо знать человеку!» Композитор А.Н. Скрябин относился с восхищением к Блаватской, говоря, что в её произведениях его привлекают смелая попытка грандиозного синтеза, широта и глубина её замыслов. Преосвященный архиепископ армян Айвазовский (брат художника) так отзывался о работах Блаватской: «Выше феномена появления такого сочинения из-под пера женщины - и быть не может». Японский философ Дайсэцу Судзуки: «Несомненно, г-жа Блаватская каким-то образом была посвящена в более глубокие положения учения махаяны». Редактор журнала «Русский вестник» М. Катков писал Блаватской: «Я высоко ценю и талант Ваш, и Ваши поиски в изотерических сферах. Радуюсь тому, как крепко и живо в Вас - русское начало, которое так хорошо сказывается в Вашем языке и Ваших русских симпатиях». Художник В.В. Кандинский: «Е.П. Блаватская, пожалуй, первая, после долголетнего пребывания в Индии, установила крепкую связь между этими «дикарями» и нашей культурой». Вклад Блаватской в мировую культуру высоко ценили М.Ганди, Д. Неру, Н. Рерих. Дипломат и поэт князь Э. Ухтомский отмечал, что «для Индии настоящего и будущего Е.П. Блаватская не умерла и не умрёт». Блаватская умерла в Лондоне. Тело её было сожжено и пепел разделён между тремя центрами теософии Лондоном, Нью-Йорком и Адьяром. День смерти 8 мая отмечался под именем «дня белого лотоса». Урна с прахом («Дагоба») в её комнате сплошь покрыта белыми цветами: розами, жасмином, лилиями. А в Индии - Бомбее, Калькутте, Адьяре - лотосами. На Цейлоне все девичьи буддийские училища закрываются на 3 дня и на проценты от средств, собранных в память Блаватской, цейлонский фонд вечно воспитывает трёх сирот. В Англии, Америке, Индии имя этой русской женщины пользуется необычным уважением и популярностью. Брат философа Сергея Соловьёва Всеволод переписывался с Е.П. Блаватской. Она ему советовала: «Чтобы владеть людьми, необходимо их обманывать…» и поэтому Вс. Соловьёв назвал писательницу «ловцом душ». Подозревали Блаватскую и в шпионаже. А Блаватская считала, что «нет религии выше истины». «Обязанность защищать ближнего, ужаленного ядом клеветы, столь же жизненный принцип истинного теософа, как и воздержание от осуждения вообще». Как писала её младшая сестра Вера Желиховская, «Блаватская имела цель спасения Западной Европы, пожалуй, всего мира, от наплыва материализма, от козни безбожников, не верующих ни во что духовное, отрицающих бессмертие». Англичанин Ходжсон посвятил анализу трюков Блаватской сотни страниц: «Госпожа Блаватская самая образованная остроумная и интересная обманщица, какую только знает история, так что её имя заслуживает быть переданным потомству». Её имя попало в книгу «100 великих авантюристов», изданную в 2006 году издательством «Вече». Одно из значений слова «авантюрист» - это искатель приключений, и Стефан Цвейг, один из описателей авантюристов, говорил: «Всё это под шуршащими складками, непро 
ницаемым покровом необычайности и тайны - неразгаданной и, благодаря этому, вдвойне интересной». Рассказывали, что когда Блаватская поправляла рукой причёску, раздавались звуки арфы, которые исходили от спрятанного в накидке маленького серебряного колокольчика. А на киностудии «Центрнаучфильм» в 1991 году была снята картина «Кто вы, мадам Блаватская?» с Ириной Муравьёвой в главной роли. Кузен Блаватской, известный государственный деятель С.Ю. Витте говорил о её духе «который поселился в Блаватской на время её земной жизни». А современные блоггеры на форуме назвали её «Человек-Индиго».
«О русском начале», замеченным Катковым, об истоках ясновидения и путешествий этой многознающей и аристократичной писательницы «Радды-Бай», игравшей в Лондоне вместе с Кларой Шуман и Арабеллой Годдард музыкальные пьесы композитора Шумана для трёх фортепиано, гастролирующей по Италии и России под псевдонимом «Мадам Лаура», путешествующей по миру в мужской одежде с огромным псом-ньюфаунлендом на тяжёлой золотой цепочке, можно сказать одно - это Саратов и Волга.
В 1837 году дед Блаватской А.М. Фадеев занимал пост «Главного попечителя кочующих народов в Астрахани. Под его началом было 80-100 тысяч калмыцких буддистов. И маленькая внучка Елена, приезжавшая в гости к деду, часто общалась с ламаистскими калмыками и их первосвященниками. Бывала она со своим дядей Р. Фадеевым, армейским офицером на границе с Монголией, где находилась резиденция Тархан Ламы. К 15 годам девочка уже много знала о ламах и тибетцах. А в 1839 году, когда дед окончательно переехал в Саратов, обе внучки Елена и Вера поселились в саратовском доме Фадеевых. Здесь же в 1840 году родился их брат Леонид. В своих мемуарах Блаватская вспоминает детство: «Моё детство? В нём баловство и проказы с одной стороны, наказание и ожесточение с другой. Бесконечные болезни до 7-8 лет, хождение во сне по наущению дьявола. Две гувернантки-француженки мадам Пенье и мисс Августа София Джефрис, старая дева из Йоркшира». (Когда Елена первый раз приехала с отцом в Лондон в 1844 году для занятия музыкой, лондонцы смеялись над её английским произношением - смесью екатеринославского диалекта с йоркширским). У внуков Фадеева в его саратовском доме на Армянской улице было несколько нянек. Одна из них рассказывала детям сказки: «Иван-Царевич», «Кащей бессмертный», «Серый волк», «Ковёр-самолёт». Вспоминала Блаватская о саратовской гувернантке, которая прятала фрукты в ящик письменного стола. Они лежали там, пока не сгнивали. Однажды гувернантка заболела, и дочь губернатора Фадеева, тётка Блаватской решила очистить ящики от гнилья и выбросила испорченные фрукты. В это время больная попросила, чтобы ей принесли одно из «поспевших» яблок из ящика стола. Тётка распорядилась, чтобы больной принесли какое-нибудь гнилое яблоко. И тут домашние узнают, что больная гувернантка скончалась. Все бросились наверх. И Елена, пробегая мимо комнаты, где стоял письменный стол, увидела живую гувернантку, грызущую яблоко, а когда вошла в спальню - умершая лежала на постели. Вот такое ясновидение 10-летней девочки. «В возрасте от 8 до 15 лет ко мне приходил каждый вечер какой-то странный дух, чтобы через мою руку передать письменное сообщение». Дух этот был женщиной и называл себя Тёклой Лебендорф. Это происходило в присутствии отца, капитана артиллерийского полка Пьера де Гана, тёток Фадеевых, жителей Саратова. Эта Тёкла родилась в Ревеле. Она рассказывала о своих детях захватывающие истории, о прошении царю Николаю. И всё это Елена записывала своим детским почерком на немецком языке, которому ещё не обучалась. (Только в 10 лет Елена приступила к изучению немецкого языка, и отец хвалил её, называя достойной наследницей своих славных предков, германских рыцарей).
По семейному преданию, род Ганов восходит по женской линии к династии Каролингов, по мужской - к германским рыцарям-крестоносцам, о чём свидетельствует и древний родовой герб: красный шагающий петух на серебряном щите (Однажды рыцарь-крестоносец граф фон Ротерштерн, разбуженный криком петуха (hahn) обнаружил в своей палатке сарацина. Незваный гость намеревался убить его. Спасший ему жизнь петух был включён в родовой герб и родовое имя, которое теперь стало звучать Ган фон Ротерштерн-Ган).
Прадед Блаватской Иоханн Густав фон Ган (родился между 1724 и 1730 - умер в С.-Петербурге 26 декабря 1799) переехал из Мекленбурга в Россию по приглашению императрицы Екатерины ІІ в 1789 году. Густав Ган, как младший сын в семье, не мог рассчитывать на наследство и вынужден был искать лучшей доли на чужбине. Он родился в Анхальт-Цербсте и есть предположение, что с детства был знаком со своей сверстницей, принцессой Анхальт-Цербстской, будущей императрицей Екатериной II, из рук которой позже получил высокую должность Санкт-Петербургского почт-директора, чин действительного статского советника, российское дворянство и новый герб (в основе рыцарский герб Ганов), а также пожалованные земли (в том числе на Приднепровье). В России Густава Гана стали звать Августом Ивановичем и с него началась история российской ветви знатного немецкого рода. Он был трижды женат и имел семерых детей. Его сыновья заняли важные посты, получили награды и земли в новом отечестве, которому верно служили, врастая в него корнями и любовью.
Один из них, Алексей Августович Ган (около 1780 -1815), был суворовским генералом, увенчанным боевыми подвигами и орденами, а также дедом Е.П. Блаватской по отцовской линии.
Последним пристанищем семьи стала, очевидно, Каменецкая крепость в Подольской губернии, где генерал-майор Ган прослужил более десяти лет. Семьи тогда, как правило, были многодетными. Трое из сыновей Алексея Гана - Пётр, Густав и Иван - получили образование в престижном Пажеском корпусе.
Пётр Алексеевич Ган (1798 - 1875)- отец Е.П. Блаватской, в семнадцать лет завершил образование в Пажеском корпусе Петербурга, и в 1815 году в чине прапорщика получил назначение на службу в Екатеринославскую губернию, в Екатеринославский гренадёрский полк, которым командовал когда-то его отец. Случилось это 31 мая 1815 года. К тому времени отца уже не было в живых. Служил в артиллерии. «В воинскую службу я вступил из дворян Лифляндской губернии, сын генерал-майора», - писал Пётр Ган.
В 1830 году в Екатеринославе женился на Елене Андреевне Фадеевой, отец которой, А.М.Фадеев писал: «В этом году старшая дочь моя Елена вышла в замужество за Петра Алексеевича Гана, артиллерийского штабс-капитана, умного, отлично образованного молодого человека… Мы с женою очень неохотно согласились на брак нашей дочери по причине её слишком ранней молодости, ей было всего шестнадцать лет; но я испытал многократно в своей жизни, что того, что определено Провидением, никак нельзя предотвратить».
Есть об этом несколько строк и у Е.П. Блаватской: «Отец был капитаном артиллерийского полка, когда женился на моей матери», - вспоминала она в одном из писем.
Елена Андреевна Ган (Фадеева) по линии своей матери — Елены Павловны Долгоруковой, была потомком великого князя Киевского Ярослава Мудрого. Она приходилась двоюродной сестрой поэтессе Евдокии Ростопчиной и мемуаристке Екатерине Сушковой, приятельнице Лермонтова, с которым Ган общалась в её доме. «Его я знаю лично… Умная голова! Поэт, красноречив», — писала она родным. Её родственниками по матери был известный поэт того времени Иван Михайлович Долгоруков, внук автора «Своеручных записок» Натальи Долгоруковой и первый их издатель, а также поэт Ф. И. Тютчев.
В 1831 году у Ганов родилась первая дочь Елена (Елена Блаватская), а в 1835 — вторая дочь Вера (Желиховская). Елена Ган вместе с маленькими детьми и мужем всё это время путешествовала по Украине. Весной 1836 года семья прибыла в Петербург, здесь Елена Андреевна увидела на выставке Пушкина, о чём написала родным: «Я узнала — Пушкина! Я воображала его чёрным брюнетом, а его волосы не темнее моих, длинные, взъерошенные… Маленький ростом, с заросшим лицом, он был не красив, если бы не глаза. Глаза блестят, как угли, и в беспрерывном движении. Я, разумеется, забыла картины, чтобы смотреть на него. И он, кажется, это заметил: несколько раз, взглядывая на меня, улыбался… Видно, на лице моём изображались мои восторженные чувства». (Известно, что Пушкин во время южной ссылки бывал в кишиневском и одесском домах Фадеева). «В этой женщине было и горячее русское сердце, и опыт жизни женской, и страстность убеждений, — и не отказала природа в тех „простых и сладких“ звуках, в которых счастливо выражается внутренняя жизнь», — писал Иван Сергеевич Тургенев о Елене Ган, прослывшей "русской Жорж Санд". Более того, в скудной специальной литературе последних ста пятидесяти лет существует мнение, что в России Елена Ган одной из первых затронула тему равноправия женщин. На Елену Ган нередко смотрят как на основоположницу русской женской литературы, а иногда даже называют "первой русской феминисткой».
24 июня 1843 г., посланная врачами для лечения на юг, Е.А.Ган умирает в Одессе на двадцать девятом году жизни, после шести лет напряжённой литературной деятельности, в полном расцвете многообещавшего таланта.
А П.А. Ган, прослужив в армии тридцать лет, был награждён орденами Св. Анны 3-й степени, Св. Владимира 4-й степени, Георгия Победоносца 4-го класса, знаками отличия за беспорочную службу. Вышел в отставку в 1845 году в должности командира конно-артиллерийской лёгкой №6 батареи 3-й конно-артиллерийской бригады и чине подполковника. При увольнении со службы был награждён «чином, мундиром и пенсионом полного жалования» (т.е. получил звание полковника с правом ношения мундира).
Завершив службу в Белоруссии, из местечка Деречин Гродненской губернии Пётр Алексеевич Ган переезжает в Саратов, где в то время в семье тестя - губернатора жили трое его детей: Елена, Вера и Леонид.
И в эти, и во все последующие годы до конца жизни он - заботливый отец всем своим детям.
П.А. Ган всегда был другом и поддержкой старшей дочери - Елене, как бы далеко от него она не находилась. Такое же чувство любви испытывала к отцу и Е.П. Блаватская.
Последние годы жизни П.А. Ган провёл в Ставрополе, в семье сына. Там же в 1875 году он завершил свой жизненный путь.
Полковник П.А. Ган оставил портрет своей безвременно ушедшей супруги и любимой дочери, в родовом имении Шандровка на Приднепровье, где он хранился долгое время и передавался Ганами из поколения в поколение, как семейная реликвия. Из рук последнего владельца в 1991 году он передан в дар Музейному центру Е.П. Блаватской и её семьи.
Елена Петровна Блаватская знала о своих корнях и чтила семейные традиции: её личную печать венчает корона, повторяющая корону герба древнего отцовского немецкого рыцарского рода. Об этом свидетельствует и одно из писем А.П.Синнетту от 1882г., подписанное: «Е.П. Блаватская, урождённая Ган фон Роттенштерн-Ган».
Из любопытства один из дядей Елены поехал в Ревель и выяснил, что там когда-то жила богатая женщина по имени Тёкла Либендорф. А в Петербурге, в архиве, обнаружилось упомянутое прошение царю, идентичное записанному ясновидящей племянницей. В июле 1842 года мать, Елена Андреевна Ган (Фадеева), умирает в Одессе от чахотки. Перед смертью она пророчит, что доля Елены будет не женской, что ей придётся много страдать. Губернатор А.М. Фадеев забирает сирот в Саратов, так как они находились под опекой ординарцев отца, их баловали как «детей полка». Любимая тётя Надежда Фадеева, бывшая не на много старше Елены, вспоминала: «Её беспокойный и нервный темперамент, её неразумное тяготение к умершим и, в то же время, страх перед ними; её страстная любовь и любопытство в отношении всего неизвестного, скрытого, необыкновенного, фантастического - всё это соединялось с необычайно богатым воображением и исключительной чувствительностью. Она часами и днями спокойно сидела и сама с собой шептала, об удивительных случаях, сверкающих звёздах и других мирах. Гувернантки называли это глупыми выдумками». Родные всё прощали «бедной сиротке». Однажды Елену нашли на тёмном чердаке под самой крышей, разговаривающей с голубями. Она объясняла, что укладывает птиц спать и голуби воркуют ей интересные сказки. Любимым местом Елены был бабушкин кабинет, где было много чучел разных животных и птиц: медведи и тигры, маленькие колибри, совы, соколы и ястребы, под самым потолком огромный орёл. Самым впечатляющим был белый фламинго, вытянувший, как живой, свою длинную шею. Елена садилась на белого тюленя верхом, как на коня. Она представляла, что чучела оживают, и она рассказывала домашним страшные и захватывающие истории, например, о фламинго, чьи бело-розовые крылья, казалось, были забрызганы кровью. Другим любимым местом Елены была бабушкина библиотека, доставшаяся Елене Павловне от своего отца Долгорукого. Особенно ей нравились книги по средневековому оккультизму. Позже, в Тифлисе, её тетя Надежда Андреевна Фадеева расширит эту библиотеку, превратив её в частный музей с гербами и оружием, старинной посудой, китайскими и японскими статуями богов, византийской мозаикой, персидскими и турецкими коврами, картинами и портретами. В длинном, высоком и мрачном холле старинного таинственного замка князя Чавчавадзе, где жили Фадеевы в Тифлисе, висели семейные портреты Фадеева и князя Долгорукого, а стены были покрыты гобеленами - подарком Екатерины Великой. Вот там, уже взрослая Елена Блаватская, писавшая под псевдонимом Радда-Бай, вызывала духов. А пока строгая саратовская бабушка Елена Павловна воспитывала одарённую, но очень своенравную девочку. Однажды Елена закатила пощёчину своей няне. Бабушка долгоруковского огненного темперамента звоном колокола собрала всех слуг и при всех сказала внучке, что та вела себя недостойно, ударила беспомощную, беззащитную, и должна просить прощения у няни и поцеловать руку, в противном случае Елена будет отправлена обратно к отцу. Девочка залилась слезами, упала перед няней на колени и поцеловала руку, прося прощения. Возможно, сквозь слёзы девочка так запомнила безрукого слугу Фадеевых горького пьяницу Петра Кучерова, что через много лет на гробнице фараона в Каире прочитала о его смерти совершенно в другой стране. Возможно, поэтому, как вспоминала Н.А. Фадеева «в детстве все симпатии Елены сосредотачивались на людях низших сословий. Она предпочитала играть с детьми прислуги…»
Летом вся семья Фадеевых переезжала в летнюю резиденцию: большой особняк, построенный ещё бывшим губернатором Панчулидзевым (ныне территория городского парка). В. Желиховская вспоминала: «Дача, на которой мы жили в Саратове, была старым громадным зданием с подземными галереями, давно покинутыми ходами, башнями и укромными уголками. Это был скорее полуразрушенный средневековый замок, чем дом постройки прошлого века. Нам было разрешено в сопровождении слуг обследовать эти старые «катакомбы». Мы в них нашли более битого бутылочного стекла, чем костей, и больше паучьих сетей, чем железных цепей, но в каждой тени, отражённой на стене, нам чудились какие-то духи. Елена из сломанных столов и стульев соорудила в углу под окном, закрытым решёткой, некое подобие башни. Там она пряталась, читала книги с разными легендами. Одна из книг называлась «Мудрость Соломона». Она «глотала» книги днём и ночью. 
У дома был старинный запущенный сад, вернее парк с разрушенными и полуразвалившимися беседками. Парк этот переходил в девственный лес с еле заметными тропинками, покрытыми мхом. Лес славился тем, что в нём скрывались беглые преступники…» В этом лесу дети ловили бабочек для бабушкиной энтомологической коллекции. Елена старалась уберечь бабочек, называемых «сфинксами», на тёмных пушистых тельцах которых ясно виделся череп. Она говорила, что природа нарисовала череп какого-нибудь умершего героя, и поэтому эти бабочки священны. Например, маленькая ясновидящая видела какого-то величественного индуса в белом тюрбане и называла его своим хранителем, или «маленького горбунка», которого считала своим товарищем по играм. (Позже, в её жизни будет случай, когда она пыталась спасти маленького горбатого мальчика). Лошадь, на которой ехала тринадцатилетняя Елена, внезапно испугалась и встала на дыбы. Девочка была выброшена из седла и повисла, запутавшись в стременах. Она чувствовала, что кто-то невидимый поддерживает ее тело.
Верстах в десяти от дачи была песчаная площадка, где можно было найти окаменелости, останки рыб, ракушек, зубов неизвестных животных. Зарывшись в песок, Елена будила фантазию собравшихся вокруг неё детей рассказами о подводном царстве. Рисовала на песке морских чудовищ. В лесном овраге жил столетний старец «Баранит-Буряк», лечащий больных, знал целебные свойства растений, цветов, умел предсказывать будущее. Рядом с его избушкой была пасека с множеством ульев. Весь облепленный пчёлами, он беседовал с ними. Елена интересовалась у старца, как понимать язык птиц, животных, насекомых. «Баранит-Буряк» говорил: «Эта маленькая барышня отличается от всех. Большие события ожидают её в будущем». И, действительно, Блаватской были свойственны черты характера мальчишки - она любила путешествия и приключения, презирала опасности. Она ненавидела «высшее общество», наряды, украшения, презирала балы. И однажды, когда её насильно заставили одеться, вернее, раздеться, чтобы идти на бал, она умышленно сунула ногу в кипяток, и полгода сидела дома. Она говорила: «Во мне нет никакой женственности. Если бы какой-то молодой человек посмел заговорить со мной о любви, я застрелила бы его как собаку, стремящуюся меня укусить». Однако в 17 лет Елена сама сделала предложение старому генералу Блаватскому, которого, смеясь, называла «ощипанной вороной», и обручилась с ним. О любви не было речи, это было сделано в отместку гувернантке, утверждавшей, что даже этот старик не сможет стать её мужем. Сама Блаватская называла этот брак смехотворным и через короткое время они расстались.
Одна американка вспоминала, как проводила лето 1873 года в Саратове (оказывается, был такой город в Штатах) и встретила там госпожу Блаватскую, «сворачивавшая себе сигаретки и непрерывно курившей. У неё был замечательный кисет для табака из меха какого-то животного, который она постоянно носила на шее. Она выглядела очень полной, широкое лицо и плечи. Волосы светло-каштановые и завивались, как у негра. Весь её облик говорил о силе». И недаром Блаватская, переодетая мужчиной, в 1867 году участвовала в битве при Ментане на стороне гарибальдийцев. Она была ранена. Её посчитали убитой, подобрав на поле боя. Американский полковник Генри Олькотт, основавший вместе с Блаватской в 1875 году Теософическое общество в США, вспоминал: «Меня сразу же привлекла ярко-красная гарибальдийская рубаха, которую в это время носила мадам Блаватская. У неё была пышная светлая шевелюра; шелковистые вьющиеся волосы спускались на плечи, напоминая собой тончайшее руно». Более 5 лет Е.П. Блаватская прожила в Нью-Йорке в квартире на 8-й Авеню и 47-й Стрит. Как и в бабушкином кабинете в Саратове, в нью-йоркской квартире Блаватской хранились трофеи её путешествий: редкости от сиамских идолов до парижских безделушек, чучела животных и коллекция тропических растений. Её дом назывался «Домом Свободы». «На диспуты на религиозные и философские темы, сюда приезжали со всех концов света», - писали американские газеты.
Столько же лет провела Блаватская в доме деда, саратовского губернатора. Гуляя в лесах на даче или верхом на норовистом коне с казацким седлом, она чувствовала себя счастливой. На мировоззрение и характер будущей ясновидящей влияли вхожие в дом Фадеевых талантливые люди.
Одна из них саратовская писательница Мария Жукова (1804-1855), урождённая Зевакина. Её отец уездный стряпчий из Арзамаса Нижегородской губернии Семён Зевакин, который позже был переведён в Саратов. Она вышла замуж за выборного уездного судью, помещика Р.В. Жукова. Детство и юность Жуковой прошли в деревне близ Саровской пустыни, поэтому в её произведениях преобладает религиозная тема: повести «Инок», «Чёрный демон». Старшей внучке Фадеевых, будущей писательнице, нравились эти книги. Кстати, как и В.Г. Белинскому, который отмечал талант автора, пишущего «живым языком сердца». В Саратове Мария Жукова жила с 25-летнего возраста, воспитывала сына. Была вхожа в семью Фадеевых, спорила с молодым учителем Н. Чернышевским, общалась с ссыльным историком Н.И. Костомаровым. Тема женской судьбы пронизывает её произведения. Она любила убаюкивающие тихие волжские пейзажи с Увеком и Соколовою горою, саратовских соловьёв в «тенистой липовой роще над ковром ландышей». В её повестях подробности провинциальной жизни: прибытие гостей к помещику, горничные, мечущиеся с утюгами; дамы, проехавшие десятки вёрст по осенней деревенской дороге в колымагах, заваленных картонками. Именинные пироги, приветствие кандидата в предводители - разве можно сравнить с петербургскими великосветскими балами или нарядным немецким Баден-Баденом. Писательница так сравнивала столичную жизнь с провинциальной: «Провинциальная жизнь относится к столичной, как первый грубый оттиск гравированной доски к наилучшему». Уже в 1840 году в Петербурге появились отдельно изданные «Повести Марьи Жуковой». В.Г. Белинский писал: «Нам больше нравятся те из повестей г-жи Жуковой, герои которых русские, а место действия - Россия…» Волга, степное приволье, небольшие губернские городки очень полюбились писательнице: «Да, я люблю их и люблю, несмотря на их не мощёные улицы и плохие тротуары. Люблю деревеньки и дачи, и богатые нивы, где спеет золотая пшеница и тянется бахча с душистыми дынями или высокие подсолнечники…» Влюблённая в природу мест, ставших родными, Жукова не просто восхищается их красотой, но влюбляет в них своих читателей.
Впечатлительная девочка Елена Ган впитывала рассказы писательницы о ставшем родным Саратовском крае. Побывав в путешествиях по Италии и Франции, Жукова в гостях у Фадеевых взахлёб рассказывала о Ницце и Лазурном береге, сравнивая «родимую Волгу» у Саратова: «Так же широко, так же величаво, как широкий залив Ниццы, разливается широкая Волга между двумя горами - Увеком и Соколовой… Для чего же здесь, как в заливе Ниццы, не развеваются разноцветные флаги и чёрный дым пароходов не клубится? Я спрашивала, и южный ветерок, прилетая из-за Волги вместе с ароматами степей, доносил до меня ответ их…» В речах саратовской писательницы будущая эмансипированная теософка услышала о бесправии и унижении женщины: «Власть принадлежит мужчине, который не пренебрегает правом сильного и нередко позволяет себе многое, несообразное с понятиями о равенстве, о котором так часто толкуют нам…» (Это сказано задолго до героини романа Н.Г. Чернышевского «Что делать?») Близкий друг Костомарова Иван Палимсестов, преподаватель Саратовской духовной семинарии, так отзывался о М. Жуковой: «Около этого прекрасного самородка группировались молодые люди, …и она их считала лучшими друзьями…»
В дом Фадеева были вхожи местные провинциальные знаменитости: разорившийся саратовский помещик, проигравший тысячи крепостных Л.Я. Рославлев, чья дочь Мария Львовна была женой выдающегося демократического деятеля Н.П. Огарёва; писатель-историк Г.В. Есипов (1812-1899). Григорий Васильевич начинал работать цензором в цензурном Комитете под руководством П.А. Ширинского-Шихматова, друга отца Есипова, академика, министра народного просвещения. Про Ширинского-Шихматова ходил анекдот, что его назначение министром означало не только «шах», но и «мат» российской системе образования. Г.В. Есипов называл себя «книжным палачом». В его инквизиторские обязанности входило вырезать запрещённые страницы. Гость Фадеевых рассказывал интересный случай с книгой поэта Байрона. Когда приехавший в Россию англичанин узнал из уст Есипова, что надо вырезать несколько страниц из сборника стихов Байрона, он разорвал книгу и бросил на пол. А когда председателем Комитета стал А.И. Красовский, то запрещался ввоз в Россию картин с изображением Венеры Медицейской - богини любви, из коллекции семьи Медичи. Рассказывал Григорий Васильевич о работе в архиве Тайной канцелярии, где он заведовал общим архивом Министерства императорского двора. Саратовский губернатор А.М. Фадеев был охоч до истории, и Есипов удовлетворял любопытство деда Блаватской рассказами о подлинных делах Тайной канцелярии: судьбе первой жены Петра I, смерти царевича Алексея, о староверах и самозванцах XVIII века, князе А.Д. Меньшикове, Ваньке Каине, Тушинском воре И.Т. Посошкове. Подноготная правда Тайной канцелярии - «правда», добытая вырыванием ногтей. И старшая внучка Фадеева Елена заслушивалась рассказами архивиста о бытовом колдовстве XVII-XVIII веков, о кликушах и чревовещателях.
В Саратовской конторе опекунства иностранных переселенцев и Казённой палате служил дворянин Н.П. Залетаев. Его дочь, начинающая поэтесса, а позже собирательница русского фольклора Анна Никаноровна Пасхалова удивляла своей эпатажной внешностью. «Живая стриженая барынька» - так величали её, владеющую семью языками. Останавливался в доме губернатора знаменитый английский геолог Родерик Мурчисон, путешествующий по России, по Волге от Астрахани до Вольска. Мурчисон (1792-1871) член Королевского общества, президент Лондонского геологического и географического обществ оставил описание окрестностей Саратова. В 1845 году шотландец проводил исследование в районе Камышинской горы Уши. Там им были найдены оттиски листьев двудельных деревьев, которые относятся к третичному периоду. А жители Камышина хранили эти оттиски - отпечатки тех листьев, как изящные пресс-папье.
Вот таким был саратовский источник деяний будущей ясновидящей Е.П. Блаватской. Примеры её ясновидения были многочисленны. Так она в письме описала ранение двоюродного брата А. Витте, майора Нижегородского драгунского полка, чудом избежавшего гибели во время Русско-Турецкой войны 1876-1877 годов. На одном из спиритических сеансов отец Блаватской задал вопрос «Как звали мою любимую лошадь?» - (её кличка, написанная на бумажке, была спрятана в карман). Верный ответ дочери не заставил себя ждать: «Зайчик». С.Ю. Витте вспоминал о подобном сеансе своей знаменитой кузины «с громаднейшими голубыми глазами»: «Так при мне по желанию одного из присутствующих в другой комнате начало играть фортепиано, совсем закрытое, и никто в это время у фортепиано не стоял». Присутствующий на одном из таких чудных сеансов «один сумасшедший грек» чуть не застрелил Блаватскую, и она поклялась навсегда покончить с подобными сеансами. Теософическое общество, которое создала Блаватская, провозглашало следующие цели: 1. Образовать ядро Всемирного Братства без различия расы, цвета кожи, пола, касты и вероисповедания. 2. Исследовать скрытые тайны Природы и, в особенности, психосущность всех религий и философий. Она стремится объединить их стройной мировоззренческой системой. Перед смертью в Лондоне в 1891 году Блаватская признавалась сестре, что «готова умереть, положить жизнь и душу свою за Россию, что нет в России русского подданного более приверженного Государю и родине, нежели я - гражданка Америки». Узнав о смерти редактора журнала «Русский вестник» М.Н. Каткова, она писала: «Страшно обидно, что вот только появится из ряда вон русский человек - Скобелев ли, Аксаков, кто другой - так и прихлопывает смерть… Ведь не подыхает же Бисмарк! Чем был для России Катков?.. Эта утрата для неё незаменимая! Много у России «правителей» до кандидатов на них, но другого такого верного стража её национальных интересов нет!.. Ставит эта родина Россия-Матушка статуи да памятники своим поэтам, музыкантам, актёрам. Поставит ли Москва первопрестольная памятник тому, кто, думаю, сделал для России своим могучим словом не менее, чем Минин и Пожарский?»
Я думаю, что такой же вопрос можно было задать руководителям Саратова о памяти той, которой восхищался весь мир, природную силу которой, заложил город на Волге - ясновидящей писательнице Е.П. Блаватской.
