Текстовая запись отрывка лекции священника Константина Корепанова, прочитанной им в Храме на Крови 16 марта 2020 года.
Это о том, что надо слушаться. И тот, кто слушается, никогда не будет оставлен Богом. Даже заветы своих предков хранить хорошо. Если вы слушаете заветы своих родителей или своих бабушек и дедушек – Бог никогда вас не оставит. Неважно, что они сказали, может это просто народная мудрость, может это перефразированная заповедь Христа, может это просто их жизненный опыт, - но, если вы их слушаетесь, – Бог хранит вас. И очень важно, чтобы люди доверяли прежде жившим поколениям людей. Это уже лучше, потому что это делает человека укорененным в традиции и сделает его непоколебимым перед ветром перемен, которые всегда несет новая эпоха, - а она всегда несет соблазны. Только человек, умеющий хранить верность и преданность бывшим до него людям, способен хоть как-то сопротивляться греху и соблазну иного времени и иной эпохи. Если человек научился слушаться заповеди своих предков, то у него есть шанс научиться слушаться и Бога. Если же он не слушается даже своих предков, то никогда не будет слушаться Бога. Если человек не верен в малом, то он не верен и в большом, если человек верен в малом, то верен будет и в большом. (Лк 16:10) И поэтому народу Рехава дается такое благословение, и всегда, сколько ни живет вот этот народ, - пока он слушается заветов своих отцов, - среди этого народа будет по воле Божьей человек, которого Бог будет слушать в его молитвах за народ, предстоящий пред лицом Его. То есть, если люди просто слушаются постановлений своих предков – это уже хорошо. Они могут во всем другом быть не очень хорошими, но в чем-то они слушаются потому, что так им велено и это «велено» они хранят. И Бог благословляет эти народы.
Вот грузины – гостеприимные люди, они никогда не обидят гостя. Неважно, как они к нему относятся. Не знаю, как наши, русские грузины, - но те грузины, которые живут в Грузии, - как бы вы туда ни попали, - вас все равно накормят, напоят и будут вас охранять, чтобы никакой беды с вами не случилось, потому что это завет их предков. Потому что так они научены своими отцами, что закон гостя – это святой закон. Они много других пакостей делают, конечно, но за то, что они хранят этот закон, Бог будет хранить их. У каждого народа, например, у мусульман, есть послушание отцу: они воспитаны на том, что отца надо слушаться, они до сих пор его слушаются, - традиционные мусульмане. В христианстве нужно слушаться своего отца? Да. А кто-то слушается? Нет. Ну вот. А у них слушаются. И за то, что сын слушает своего отца, просто потому, что это отец, Бог не отнимет благоволения Своего от этого юноши и благословит его потому, что он слушается своего отца. Не за то, что он мусульманин, а за то, что он хранит верность заветам своего отца. Понимаете? И у каждого свое: кто-то свинину не ест, кто-то вина не пьет, кто-то детей рожает и считает это самым большим счастьем на Земле. Кто-то всегда милостыню подает, потому что такой завет получили, - у каждого народа свое. Но от того, что они до сих пор живут, эти народы, - а некоторые из них значительно древнее, чем русские или европейские народы, - они живут только потому, что хранят заветы своих отцов и матерей. Никак не соотнося это с Богом, а просто храня, потому что мне такой завет отец дал, а отцу дал такой завет его отец, а тому отцу дал его отец, - и мы храним, требуя, чтобы так было. И Бог хранит эти народы и благословляет эти народы. И среди этих народов будут праведники и до скончания века, - потому что Бог так велит.
А мы ничего не храним. Мы не храним ни заветы своих отцов, ни заветы своих матерей. Мы не храним ни заветы наших священников, ни наших святых отцов, ни наших первоиерархов, мы не храним заветы Бога Нашего, которые в Евангелии написаны. Мы ничего не храним. У нас нет ни одной традиции, которая передавалась бы, за исключением не поведенческих, а праздничных традиций, - таких как Пасха, масленица; через костры попрыгать, - это мы можем. Но это - не завет, это просто некий обряд, некий праздник, некое шоу. Вот это мы еще храним, но это не включено в план. Важен план, когда Господь выходит на защиту этого народа. Важно хранить именно поведенческую установку – заповедь: делать или не делать, любить – не любить, помогать – не помогать.
Скажем, житейский пример: человек пошел сдавать на права, учиться, потом сдавать. Едет он, инструктор учит его правилам дорожного движения. Скорее всего он не сирота, - с сиротой сложнее, - а у этого человека, который учится на водителя, скорее всего, 99 процентов, что отец - уже водитель. И вот папа, проверяя экзамен, то есть садясь за руль с ребенком своим, которому 20 или 40 лет, говорит ему: «Слушай, сынок, видишь на дороге машину, которая попала в беду – остановись. Никогда не проезжай мимо машины, которая попала в беду». Дает ему такой завет, - и человек, понимая, что отец ему это сказал, всякий раз, когда садится за руль, никогда не проезжает мимо машины, попавшей в беду. Этот человек сам может попасть в беду, потому что, кроме этого, есть еще и правила дорожного движения, которые надо соблюдать, но Бог никогда его, даже попавшего в беду, не оставит. Не потому, что он добрый, - ибо он может делать кучу других гадостей, - а потому, что он держит в памяти слова своего отца; он дорожит словами отца, он дорожит опытом, который важен был для его отца.
И эти вещи очень важны. Но у нас сейчас в этом плане почти ничего не осталось, - почти ничего. Мы вообще никак не сохраняем связи с заветами наших отцов, с заветами наших матерей, дедов, прадедов. И это больно. Ведь, если мы не слушаем их заветов, то и наши дети не будут слушать заветов наших. Значит, оторвавшись о нас, они попадут в полную зависимость от духа мира, от дьявольских соблазнов и искушений, и у нас нет силы им помочь, потому что они не слушают нас. Если бы послушали – Бог бы их сохранил, но они не слушают нас.
Простая, тоже, бытовая вещь: рассказать ребенку, скажем, что нельзя разговаривать с незнакомым человеком, - ну нельзя. От того, послушает он меня или не послушает меня, зависит его жизнь. Я-то это знаю, но он же не хочет слушать своего отца, он же считает, что он лучше знает.
Скажем, говоришь человеку, ребенку, - каждый родитель говорит когда – нибудь: «Идешь ты туда-то или туда-то, - если тебе будут предлагать наркотики – не бери их». Что стоит человеку послушаться и сказать: «Не буду», - где бы ни предлагали? И все: он будет жив–здоров. Но ведь каждый думает, что он умнее. Мы не можем защитить своего ребенка, если он нас не слушает. А с чего он будет нас слушать, если мы не слушались своих родителей? На каком основании? Мы жили непослушно, непослушно будут жить и наши дети. Вот, что в итоге происходит–то. Да, своими какими-то набитыми шишками мы можем, в конце концов, выстрадать свою нравственность, свою веру, свое церковное бытие, набив немало синяков, выстрадать, но это умрет вместе с нами. Опыт-то передать мы не можем. Для этого нужно послушание следующего поколения. А если его нет, то большая часть погибнет, - а те, которые прорвутся, в конце концов, к свету, сделают это с таким трудом, что святыми все равно не будут. И, опять-таки, передать никому ничего не смогут. И каждое поколение начинает как бы с нуля и в каждом поколении хороших, праведных людей все меньше и меньше, а святых-то и нет вообще.
Не случайно же, когда мы рисуем, скажем, биографии святых, вот в России было это принято, модно – не модно, скажем так, - мы всегда видим, что у святых родители праведные, - иногда святые, как у Сергия Радонежского или Александра Свирского, иногда просто праведные, иногда банально хорошие. Но любой из этих святых стал святым по какой причине? Он слушал, что говорили родители. Не о духовной жизни говорил преподобный отец Сергия Радонежского своему сыну Варфоломею. Не о духовной жизни, - но тот слушал заветы и однажды привел странника в дом. Потому что так учил отец, - как написано в развернутом житии: «Если встретишь у дороги монаха или священника – веди его в дом». И он завел его в дом - и это привело к тому, что Варфоломей научился читать. Но он исполнял всего лишь завет своего отца: так велел отец. И, когда мы читаем житие Кирилла и Марии, мы именно там читаем, что они были странноприимцы, они принимали всех странников. Они были очень бедные, но всегда могли приютить людей, которые оказались в беде, - этому учили своих детей, и Сергий слушался и научился этому. А, когда он хотел уйти в монастырь, и родители ему сказали: «Не уходи, пока за нами не доходишь до конца», - он и не уходил, - слушался. И так про каждого. Силуан Афонский, - любим мы про него говорить, - слушался своего отца. Он был для него как Бог. Что в результате получилось, - мы знаем.
Любого, кого ни возьми, - мы всегда видим, что в начале его святости лежит послушание своему отцу, своей матери, верность заветам, которые дали родители. Если человек этого не делает, - то все плохо, понимаете? Конечно, мы бы хотели, чтобы наши дети слушались нас, но, увы, это не всегда возможно, потому что сами-то мы не слушаемся. И вопрос: почему же мы не слушаемся Бога? Мы, - такие, какие мы есть, - не слушаемся. И вот, когда вы задумаетесь над этим, долго-долго будете думать, думать, думать, - вы поймете то, что я вам и говорил сейчас. Почему это происходит? Потому что вы просто не слушаетесь людей, которые старше вас, - родителей ваших. Если вы их слушали – вам легко послушаться Богу, если вы не слушали их – вам тяжело послушаться Бога. Почему? «А никто не знает жизнь лучше, чем знаю ее я. Я лучше знаю, что делать. Это моя жизнь. Никого не буду слушать. Никто в ней не разбирается». То есть человек чем живет? Гордостью. «Что я буду кого-то слушать: откуда он знает, что сейчас хорошо? Все устарело. Вот что я буду кого-то слушать? Это же я знаю, как делать жизнь, я умею, я сам, сам, сам справлюсь. Не лезьте ко мне. Не надо мне ваших советов, разберусь уж как-нибудь. Ну и что, что плохо? Зато сам сделал это».
Вот эта вот самость, именно она сначала мешает нам слушать наших родителей, потом мешает слушать просто мудрых людей - и, в конце концов, она, даже когда мы приходим к Богу, мешает нам слушать Бога. «Да что там Бог знает: Он там вот, а я - здесь. Ему дана моя жизнь? Нет. Я опытом жизни понял, что бей своих, чтобы чужие боялись. Вот это понимаю. А Он мне что говорит? «Подставь свою щеку». Жизни не знает, поэтому и говорит. А я знаю, - я вон уже сколько прожил, до двадцати восьми лет дожил. Шишек много конечно, синяков, здоровья никакого, - жены, правда, тоже нет и квартиры, и работы, и образования, - но зато я знаю, как жить. И буду так же идти дальше напролом, - глядишь, - чего-нибудь я добьюсь все равно. Я докажу, что я прав. На кладбище буду лежать - докажу, что я, хотя и лежу там, но вашему Богу я не покорился. Не сломался, не прогнулся, - ну и что, что жизнь оборвалась в тридцать восемь, ну и что, что после себя ничего не оставил, - зато, по крайней мере, умер достойным человеком, по крайней мере таким себе казался». Понимаете? И вот эта самость, эта гордыня, это вот «я», «я», «я», - оно проявляется с детских лет, когда мы не хотим слушать родителей.
«Сынка, не суй пальцы в розетку». Это же как сигнал: беру пальцы и сую, - а назло, а просто проверить. «Не прикасайся к печке, обожжешься». Когда это в быту проявляется, ты просто понимаешь: когда у тебя есть много детей, ты видишь, что одному скажешь: «Не трогай горячую дверку печки, не надо ее трогать». И один ребенок не трогает, он смотрит, как папа делает и делает как папа. И у родителя радость – ребенок слушается. А другой — иначе; все равно, да, - после того, как он прикоснется, - он будет делать как папа, но он сначала попробовал, - а потом понял, что папа прав. Он непослушный, - и больно, если он все будет проверять. Господь устроил жизнь именно так, чтобы мы опять транслировали, чтобы человек шишки-то не набивал, чтобы он силы-то тратил на другое.
Конечно, от того, что, скажем, он обжегся о печку или измазался в золе или засунул пальцы в розетку, - ну, глядишь, не убило, живым остался, все нормально, - но не это страшно. Когда он пойдет первый раз к друзьям и скажешь ему «Не пей, - что бы там ни было», - он же выпьет. Он, может, вернется домой пьяный, - а, может, и не вернется. Потому что с момента, как он выпил там, уже ни за что нельзя быть уверенным. Пока он будет сидеть там и не пить, потому что папа сказал - Бог его хранит. А когда он завет отца нарушил, уже ничего неизвестно. Может, он пойдет вместе с ними бить кого-нибудь, может, магазин грабить. Может, он так напьется, что упадет и захлебнется. Может быть, он так напьется, что будет переходить на красный свет, и его собьет машина. Может, он совершит еще что-то, - наркотик употребит или еще что, в беду попадет. А послушается - все будет хорошо.
И дело не в печках и даже, в конце концов, не в том, что он выпил на какой-то вечеринке, - а, в целом, в том, что человек уже не верит. Он не верит мне – не будет верить и Богу. И ничего с ним не сделаешь, - хоть там будет Иоанн Златоуст проповеди произносить с амвона, - он не будет его слушать. Хоть у него старцем будет Серафим Саровский – он не будет его слушать. А если человек не слушает никого, то он и становится добычей злых сил и злых людей. Так люди попадают в беду, только таким образом. Пусть, скажем, мы, - по крайней мере, когда-нибудь, - сможем смириться до такой степени, чтобы слушаться всех людей, которые вокруг нас. Смириться и слушаться с тайной молитвой за наших внуков: «Господи, я буду слушаться до смерти всех, всегда, - и Тебя, и людей, - только внуков моих научи послушанию». И, может быть, за наше послушание благословение перейдет и нашим внукам, ибо сказано, что люди, которые слушаются Бога, буду благословлены до третьего и четвертого колена. И - кто знает, - может быть наше, хотя и запоздалое, послушание, не напрасно будет для наших внуков, - по крайней мере, и они чему–нибудь важному научатся.
Записали Д. Волченкова и А. Плотникова.
Из цикла лекций «Ветхозаветные пророчества о Христе. Книга пророка Иеремии».