ПАРИКМАХЕРША в парикмахерской

Пауза. Хоттабыч, спрятавшийся за дверью, начал подсказывать Вольке и у того изо рта понеслась поразительная чушь:

Индия, о высокочтимый мой учитель, находится почти на самом краю земного диска. Индия – очень богатая страна, и богата она золотом, которое там не копают из земли, как в других странах, а неустанно, день и ночь, добывают особые, золотоносные муравьи, каждый из которых величиной почти с собаку. Они роют себе жилища под землею и трижды в сутки выносят оттуда на поверхность золотой песок и самородки и складывают в большие кучи. Но горе тем индийцам, которые без должной сноровки попытаются похитить это золото! Муравьи пускаются за ними в погоню, и, настигнув, убивают на месте. С севера и запада Индия граничит со страной, где проживают плешивые люди. И мужчины и женщины, и взрослые и дети - все плешивые в этой стране, и питаются эти удивительные люди сырой рыбой и древесными шишками. А еще ближе к ним лежит страна, в которой нельзя ни смотреть вперёд, ни пройти, вследствие того, что там в неисчислимом множестве рассыпаны перья. Перьями заполнены там воздух и земля: они-то и мешают видеть...

МАРЬВАННА. Постой, постой, Костыльков! Никто тебя не просит рассказывать о взглядах древних на географию Азии. Ты расскажи современные, научные данные об Индии.

ВОЛЬКА. То, что я имел честь сказать тебе, о высокочтимый, основано на самых достоверных источниках, и более научных сведений об Индии, чем те, которые я только что, с твоего разрешения, сообщил тебе - не существует.

МАРЬВАННА. С каких это пор ты, Костыльков, стал говорить старшим «ты»? И прекрати, пожалуйста, отвечать не по существу. Ты на экзамене, а не на костюмированным вечере. Если ты не знаешь этого билета, то честнее будет так и сказать. Кстати, что ты там такое наговорил про земной диск? Разве тебе не известно, что Земля - шар!

ВОЛЬКА. Да мне ли, действительному члену астрономического кружка при Московском планетарии не знать, что Земля - шар! Да ведь это знает любой первоклассник! (Пауза). Ты изволишь шутить над твоим преданнейшим учеником! Если бы Земля была шаром, воды стекли бы с неё вниз и люди умерли бы от жажды, а растения засохли. Земля, о достойнейший и благороднейший из преподавателей и наставников, имела и имеет форму плоского диска и омывается со всех сторон величественной рекой, называемой «Океан». Земля покоится на шести слонах, а те стоят на огромной черепахе. Вот как устроен мир, о учитель!

Женя Богорад поднялась со своего места, поправила очки, потому что они полезли у неё на лоб. Она совершенно забыла, что ей нельзя разговаривать во время экзамена, ведь она – обычная школьница!

ЖЕНЯ. Марьванна, а уж очень это забавно получилось у Вольки про страну плешивых, про страну, наполненную перьями, про золотоносных муравьев величиной с собаку, про плоскую Землю, покоящуюся на шести слонах и одной черепахе. Только ты не заболел, Волька, друг?

МАРЬВАННА. Евгения Богорад, я знаю, что ты дружишь с Костыльковым, но во время экзамена тебе надо помолчать! Хотя, действительно, ты не заболел, действительно, Костыльков, действительно?

ЖЕНЯ. Неужели Волька ни с того, ни с сего вдруг решил хулиганить, и где - на экзаменах?

МАРЬВАННА. Помолчи, Евгения! Нет, правда, ты всё это серьезно, Костыльков?

ВОЛЬКА. Серьезно, о учитель!

МАРЬВАННА. И тебе нечего добавить? Неужели ты полагаешь, что отвечаешь по существу твоего билета?

ВОЛЬКА. Нет, не имею чего добавить. Разве только, что горизонты в богатой Индии обрамлены золотом и жемчугами.

МАРЬВАННА. Невероятно. Садись, два. Завтра маму приведёшь. Нет, кол! Маму вместе с папой!

ЖЕНЯ. Марьванна, постойте, не может быть, чтобы Костыльков хотел подшутить над своими любимыми учителями.

МАРЬВАННА. По-моему, мальчик не совсем здоров. Хотя мне кажется, что он здоров, как Микула Селянинович!

ЖЕНЯ. Да какой там Микула Селянинович! Хотя, да, очень может быть. Попробуем задать ему вопрос исключительно для того, чтобы он успокоился. Разрешите задать из прошлогоднего курса?

МАРЬВАННА. Ну, Костыльков, успокойся, вытри слёзы, не нервничай. Правильно говорит Евгения. Можешь ты нам рассказать для начала о том, что такое горизонт? Это из курса четвёртого класса.

ВОЛЬКА. О горизонте? Это, Марьванна, очень просто: горизонтом называется воображаемая линия... (Пауза). Горизонтом, о высокочтимый учитель, горизонтом я назову ту грань, где хрустальный купол соприкасается с краем Земли.

Волька рыдал, говоря это – он ничего не мог с собой поделать.

МАРЬВАННА. Час от часу не легче! Как прикажешь понимать твои слова насчет хрустального купола небес: в буквальном или в переносном смысле?

ХОТТАБЫЧ. В буквальном, о учитель.

ВОЛЬКА. В буквальном, о учитель.

ЖЕНЯ. В переносном!

ХОТТАБЫЧ. Конечно, в буквальном.

МАРЬВАННА. Значит, как же? Значит, небо, по-твоему, твёрдый купол?

ВОЛЬКА. Твёрдый, о учитель.

МАРЬВАННА. И, значит, есть такое место, где Земля кончается?

ВОЛЬКА. Есть такое место, о высокочтимый мой учитель.

Хоттабыч за дверью одобрительно кивал головой и удовлетворенно потирал свои сухие ладошки. Марьванна встала из-за стола, озабоченно пощупала Волькин лоб. Температуры не было. Но Хоттабыч за стеной растрогался, отвесил низкий поклон, коснулся, по восточному обычаю, лба и груди и зашептал.

ХОТТАБЫЧ. Благодарю тебя, о великодушнейшая Мария ибн Ваня!

И Волька, понуждаемый той же недоброй силой, в точности повторил эти движения и тоже произнёс:

ВОЛЬКА. Благодарю тебя, о великодушнейшая Мария ибн Ваня!

МАРЬВАННА. Какая я тебе Мария ибн Ваня?! Меня зовут Мария Ивановна Иванова, директор школы, заслуженный, так сказать, работник, так сказать, образования, так сказать!

ВОЛЬКА. Благодарю тебя, о великодушнейшая Мария ибн Ваня! Благодарю тебя за беспокойство, но оно ни к чему. Оно излишне, ибо я, хвала аллаху, совершенно здоров.

МАРЬВАННА. Ничего, Костыльков, не унывай... Видимо, ты несколько переутомился, готовясь к экзамену. Придешь снова, когда хорошенько отдохнешь, ладно?

ВОЛЬКА (рыдая). Ладно. Только, Марьванна, я нисколько, ну совсем нисколечко не виноват!

МАРЬВАННА. А я тебя ни в чем и не виню. Знаешь, пусть Евгения Богорад навестит тебя сегодня дома, да? По-дружески, Женечка. После экзамена. Да? Забежишь к нему, проверишь, так сказать, а потом доложишь мне о семейной обстановке и так далее. А сейчас - иди-ка ты, дружище Костыльков, до дому, до хаты и отдыхай. Отдохнешь хорошенько - приходи и сдавай. Я уверена, что ты обязательно сдашь на пятерку... Такой богатырь? Да он меньше чем на пять с плюсом ни за что не сдаст! Микула Селянинович, да и только! Да что он ко мне, этот Микула, сегодня привязался?! Господи, мне надо самой вызвать «скорую помощь» …

Марьваннна села и выпила из графина воды. Ей было плохо. Бледный, заплаканный Волька выкатил в коридор школы.

ХОТТАБЫЧ. Заклинаю тебя, о юный мой повелитель, потряс ли ты своими знаниями учителей своих и товарищей своих?

ВОЛЬКА. Потряс!

Волька с ненавистью посмотрел на старика. Хоттабыч самодовольно ухмыльнулся.

И снова бегут, бегут за окном прохожие, несется круговерть: торопятся куда-то пионеры и пенсионеры, старушки с собачками, старички с авоськами, мужчины и женщины, звенят трамваи, едут машины, светит солнце – жизнь прекрасна!

Дома Волька сел у телефона и принялся звонить Жене Богорад.

ВОЛЬКА. Женя? Ты уже дома? Приходи скорей! Ну да, встретимся у меня! Я тебе такое расскажу и покажу …

ХОТТАБЫЧ. Почему ты, Волька, беседуешь с твоим и моим лучшим другом, точнее сказать - подружкой Женей ибн Колей тут, в прихожей? Это неучтиво. Не лучше ли было бы, если бы ты пригласил её к себе в комнату?

ВОЛЬКА. Да как она войдет сюда, если она сейчас у себя дома?

ХОТТАБЫЧ. Не понимаю, что побуждает тебя насмехаться над старым и любящим тебя джинном! Мои уши никогда ещё меня не обманывали. Я только что слышал, как ты беседовал с Женей ибн Колей.

ВОЛЬКА. Да какой ибн Коля! Я с ней по телефону разговаривал, понимаешь ты или нет? По те-ле-фо-ну! Ох, и беда мне с тобой! Нашел на что обижаться! Идем, я тебе сейчас всё покажу.

Волька снова сел у телефона, набрал номер и сказал:

Женя, ты? Поговори вот с моим другом. Я тебе потом всё объясню! Ну, это один старик, он вылез из бутылки. Да нет, он не лезет в бутылку, он из неё вылез! Ну потом объясню, говори!

Волька передал трубку Хоттабычу.

На, можешь поговорить с Женькой.

Хоттабыч осторожно прижал трубку к уху, и лицо его расплылось в растерянной улыбке.

ХОТТАБЫЧ. Ты ли это, о благословенная Женя ибн Коля?.. Где ты сейчас находишься?.. Дома?.. А я думал, ты сидишь в этой трубочке, которую я держу у своего уха... Это я, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб... Ты скоро приедешь? Да будет, в таком случае, благословен твой путь!

Сияя от восторга, он возвратил трубку ухмыляющемуся Вольке.

Поразительно! Я беседовал, даже не повышая голоса, с отроковицей, находящейся от меня в двух часах ходьбы!

Хоттабыч хитро оглянулся, щёлкнул пальцами левой руки, и в руках у него тотчас же появилось точное подобие телефона, который стоял в прихожей.

На вот тебе! Подарок! Телефон из чистого золота! Теперь ты сможешь сколько угодно беседовать с друзьями по телефону из чистого золота и пусть он стоит не у тебя в прихожей, а в твоей комнате, на твоём столе, у твоей кровати!

ВОЛЬКА. Вот спасибо! (Счастливый Женька быстро набрал номер). Новенький телефончик! Я его сейчас проверю! Алло! Алло! Никаких гудков не слышно...

Он встряхнул трубку, потом стал в неё дуть. Гудков всё равно не было.

Телефон испорчен. Сейчас я открою крышку. Посмотрим, в чём там дело.

Но коробка телефона, несмотря на все усилия Вольки, никак не открывалась.

ХОТТАБЫЧ. Да, да, и не старайся его открыть! Он сделан из цельного куска самого отборного чистого золота!

ВОЛЬКА. Значит, внутри там ничего нет?

ХОТТАБЫЧ. А разве внутри должно что-нибудь быть?

ВОЛЬКА. В таком случае, понятно, почему этот телефон не действует. Ты сделал только макет телефона, без всего, что полагается внутри. А внутри аппарата как раз самое главное.

ХОТТАБЫЧ. А что там должно быть внутри? Объясни, и я тотчас же сделаю всё, что необходимо.

ВОЛЬКА. Этого так просто не объяснишь. Для этого нужно сначала пройти всё электричество.

ХОТТАБЫЧ. Так научи же меня тому, что ты называешь электричеством!

ВОЛЬКА. Для этого нужно еще раньше пройти всю арифметику, всю алгебру, всю геометрию, всю тригонометрию, всё черчение и ещё много разных других наук.

ХОТТАБЫЧ. Тогда обучи меня и этим наукам.

ВОЛЬКА. Я... я... я сам еще не всё это знаю.

ХОТТАБЫЧ. Тогда обучи меня тому, что ты уже знаешь.

ВОЛЬКА. Для этого потребуется много времени.

ХОТТАБЫЧ. Всё равно я согласен. Так отвечай же, не томи меня: будешь ли обучать меня наукам, которые дают каждому человеку такую чудесную силу?

ВОЛЬКА. Только чтоб аккуратно готовить уроки! Вот тебе мой старый букварь первого класса, учись!

Хоттабыч низко поклонился, приложив руку к сердцу и лбу. Волька тут же разыскал среди своих книжек старый, замусоленный букварь по которому давным-давно обучался грамоте, и вручил его Хоттабычу.

В дверь позвонили, Волька кинулся открывать, на пороге стояла отличница школы четырёхглазая Женя Богорад.

ЖЕНЯ. Слушай, Костыльков, объясни мне, что за чушь ты нёс сегодня на экзамене. Раз. Второе. Что за старик говорил со мной по телефону. Третье …

ВОЛЬКА. Четвертое. Пятое, десятое. Помолчи, Евгения. Это настоящий джинн. Он вылез вот из этой бутылки. Его зовут Хоттабыч. Мои друзья - его друзья. Он к тебе очень хорошо относится. Молчи! Он сейчас учится читать. Смотри!

Волька раскрыл дверь. На ковре по-турецки сидел Хоттабыч и с наслаждением читал несколько нараспев:

ХОТТАБЫЧ. «Мы не ра-бы», «Ра-бы не мы», «Мо-я ма-ма лю-бит ме-ня», «Вот я вы-ра-сту боль-шой, по-сту-плю я в шко-лу», «Я мо-ю у-ши мы-лом», «Дедуш-ка, го-луб-чик, сде-лай мне свисток».

Тут он совсем обезумел от радости и кинулся в пляс, приговаривая:

Дедушка, голубчик, сделай мне свисток! Дедушка, голубчик, сделай мне свисток! Дедушка, голубчик, сделай мне свисток! Вот я вырасту большой, поступлю я в школу! Вот я вырасту большой, поступлю я в школу! Вот я вырасту большой, поступлю я в школу! Я мою уши мылом! Я мою уши мылом! Я мою уши мылом! Я мою уши мылом!

ВОЛЬКА (поражённо). Знаешь, Хоттабыч, у тебя неслыханные способности! Познакомься, это – Евгения.

ХОТТАБЫЧ. Приветствую тебя, свет очей моих Женя ибн Коля!

ВОЛЬКА. Смотри, какой я способный учитель. Придется мне поступать в педагогический институт после школы, раз такие у меня успехи. Ну-ка, почитай вот газету, Хоттабыч!

Волька сунул в руки Хоттабычу газету и они вместе с Женей с изумлением услышали, как тот затараторил, словно радио:

ХОТТАБЫЧ. Ясир Арафат! Левый берег реки Иордан! Соединённые Штаты Америки! Горбачев! Перестройка! Путин – наш президент! Афиша театров, в 18-30 «Кармен жива»! Алкомаркет «Магнум» предлагает! Темнота – друг молодёжи!

ВОЛЬКА. О, правильно. Знаете что, давайте сходим в кино.

Хоттабыч не унимался:

ХОТТАБЫЧ. Хотели как лучше, а получилось как всегда! Кучма наш президент! Всех будем мочить в туалете! Лукашенко наш президент! Человек, похожий на генерального прокурора! Назарбаев наш президент! Лучший досуг в бане! Трубы и трубопрокат! Ремонт холодильников! Пусть всегда будет солнце, пусть всегда буду я!

ВОЛЬКА. Хоттабыч, миленький, пошли в кино!

ХОТТАБЫЧ (с большим неудовольствием отложил газету в сторону, кисло улыбнулся). Твои слова для меня закон, о Волька ибн Алёша. Но скажи мне, сделай милость, что ты подразумеваешь под этим непонятным словом «кино»? Не баня ли это? Или, может быть, так у вас называется базар, где можно погулять и побеседовать со своими друзьями и знакомыми?

ЖЕНЯ. Ну и ну! Любой ребенок знает, что такое кино. Кино - это... Ну, в общем, придём, господин товарищ Хоттабыч и всё увидишь!

Бежит город, бежит жизнь, бегут в кино Женька, Волька и Хоттабыч. Прохожие поражённо оглядываются на странного старика в халате, шароварах и в туфлях с загнутыми носками.

Над кассой кинотеатра «Сатурн» висел плакат: «Детям до шестнадцати лет вход на вечерние сеансы воспрещён». Волька помрачнел.

ХОТТАБЫЧ. Что с тобой, о красивейший из красавцев?

ВОЛЬКА. А то со мной, что мы опоздали на дневные сеансы! Уже пускают только с шестнадцати лет. Прямо не знаю, что делать. Домой идти не хочется...

ХОТТАБЫЧ. Ты не пойдёшь домой! Не пройдёт и двух мгновений, как нас пропустят, и мы пройдём, окружённые уважением, которого ты заслуживаешь своими поистине бесчисленными способностями! Только гляну, какие листочки показывают посетители той суровой женщине, что стоит у входа в любезное твоему сердцу кино...

ВОЛЬКА (пробормотал). Старый хвастунишка!

И вдруг он обнаружил в правом кулаке два билета. И Евгения тоже!

ЖЕНЯ. Ничего себе. У меня вдруг в руке оказался билет в кино. И у тебя?

ХОТТАБЫЧ. Ну, идём! Идём, теперь-то они нас пропустят.

ВОЛЬКА. Ты уверен?

ХОТТАБЫЧ. Так же, как в том, что тебя ожидает великое будущее! Трах-тиби-дох!

Хоттабыч вырвал волосок из своей бороды, что-то звякнуло в воздухе. Он подтолкнул Вольку и Евгению к зеркалу, висевшему в фойе кинотеатра и - о ужас! - из зеркала на Вольку, оторопело разинув рот, смотрел мальчик с роскошной русой бородой на пышущем здоровьем веснушчатом лице. А рядом стояла старушка с палочкой – Женька Богорад! Вот в таком виде они втроём направились к дверям кинозала.

БИЛЕТЁРША. Ужас! Мальчик с бородой! Девочка - старушка! Пришли в кино! Пожалуйста, разойдитесь, граждане! Что вы, бородатого ребёнка не видели, что ли? Несчастный мальчик! Такое уродство! Неужели медицина бессильна помочь?.. Ваши билетики, пожалуйста. Три звонка! Начинаем сеанс!

В толпе зрителей они прошли к своим местам. Женька рыдала.

ЖЕНЯ. Я чувствую, как из меня сыпется песок!

ХОТТАБЫЧ. Если тебе столь неугодна борода, которой я тебя украсил в твоих же интересах, то я тебя освобожу от неё, лишь только мы усядемся на наши места. Пойдём же туда, куда пошли все остальные, ибо мне не терпится узнать, что такое кино. Сколь прекрасно оно должно быть, если даже умудрённые опытом мужи посещают его в столь изнурительный летний зной!

Как только они втроём уселись на свободные места в шестом ряду, Хоттабыч щёлкнул пальцами левой руки. Но вопреки его обещаниям, ничего с Волькиной бородой не произошло.

ВОЛЬКА. Что же ты мешкаешь? А ещё хвастал!

ХОТТАБЫЧ. Я не хвастал, о прекраснейший из учащихся пятого класса «Б». Я, к счастью, вовремя передумал. Ведь если у тебя не станет бороды, тебя выгонят из любезного твоему сердцу кино.

ВОЛЬКА. Ничего, отсюда уже не выгонят. Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб?!

ХОТТАБЫЧ. Слушаю, о юный мой повелитель?

БИЛЕТЁРША. Нельзя ли потише, граждане? Или я обращусь к охране!

ВОЛЬКА. Сделай так, чтобы немедленно не стало у меня этой глупой бороды!

ХОТТАБЫЧ. Нисколько она не глупая! Это в высшей степени почтенная и благообразная борода.

БИЛЕТЁРША. Да тихо, сказала, смирно! Уже картина началася, товарищи?!

ВОЛЬКА. Сию же секунду! Слышишь, сию же секунду?!

ХОТТАБЫЧ. Слушаю и повинуюсь.

ВОЛЬКА. Ну?

ХОТТАБЫЧ. Еще один миг, о благословеннейший Волька ибн Алёша...

ВОЛЬКА. Хоттабыч, миленький, ну что тебе стоит, ну постарайся поскорее!

Старик тяжело вздохнул, вырвал из своей бороды один волос, другой, третий, затем в сердцах выдернул из неё сразу целый клок и стал с ожесточением рвать волоски на мелкие части, что-то сосредоточенно приговаривая и не спуская глаз с Вольки. Растительность на пышущей здоровьем физиономии его юного друга даже не шелохнулась. Тогда Хоттабыч принялся щёлкать пальцами в самых различных сочетаниях: то отдельными пальцами, то всей пятерней правой руки, то левой, то сразу пальцами обеих рук, то сразу пальцами правой руки и два раза левой, то наоборот. Но всё было напрасно. И тогда Хоттабыч вдруг принялся с треском раздирать свои одежды, царапать себе лицо.

ВОЛЬКА. Ты что, с ума сошёл? Что ты делаешь?

ХОТТАБЫЧ. О горе мне! Тысячелетия, проведённые в проклятом сосуде, увы, дали себя знать! Отсутствие практики губительно отразилось на моей специальности! О горе бедному джинну Гассану Абдуррахману ибн Хоттабу! О драгоценнейший из отроков, не обрушивай на меня свой справедливый гнев! Я не могу избавить тебя от бороды! Я позабыл, как это делается!

БИЛЕТЁРША. Имейте совесть, граждане! Успеете наговориться дома. Ведь вы мешаете! Охрана! Начинается индийский фильм! Я смотрела его сто семь раз и каждый раз плачу! Только-только приготовилась, платок достала, а вы тут, - бур-бур-бур, бур-бур-бур, ну что, блин на фиг?!

ХОТТАБЫЧ. Позор на мою старую голову! Забыть такое простое волшебство! И кто забыл? Я, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, могущественный из джиннов, я, тот самый Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, с которым двадцать лет ничего не мог поделать сам Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими!

ВОЛЬКА. Не хнычь! Скажи по-человечески, надолго ты меня наградил этой бородой?

ХОТТАБЫЧ. О нет, успокойся, мой добрый повелитель! К счастью, я околдовал тебя малым колдовством. Завтра лицо у тебя снова станет гладким, как у новорождённого...

ВОЛЬКА. Всё. Помолчи. Смотри вперёд. На экране кончились титры, начинается кино.

На экране задвигались, заговорили люди.

ХОТТАБЫЧ. Ну, это я всё понимаю. Это очень просто. Все эти люди пришли сюда сквозь стену. Это я тоже умею.

ВОЛЬКА. Ничего ты не понимаешь! Кино, если хочешь знать, построено по принципу...

Возле Хоттабыча появилась официантка из кафе при кинотеатре.

ОФИЦИАНТКА. Кто хочет мороженого? Кто-то хочет мороженого?

ЖЕНЯ. Ой, я хочу, но я старая, у меня нет зубов …

ХОТТАБЫЧ. Это вкусно? Дай мне, отроковица, сорок шесть порций!

Не успел Волька оглянуться, как Хоттабыч, разрывая зубами обертку мороженого, проглотил все сорок шесть порций.

ВОЛЬКА. Ты заболеешь, Хоттабыч!

ХОТТАБЫЧ. Ничего не случится, о драгоценнейший! О, это так вкусно!

ЖЕНЯ. Я еле-еле сижу, я стала такая дряхлая, у меня шатаются и выпадывают зубы! Волька, сделай что-нибудь!

ХОТТАБЫЧ. О, помолчи, отроковица! И вообще ты мне надоела! Я тебя продаю в царство Бэнем в рабство! Трах-тиби-дох!

Он щёлкнул пальцами и Женя Богорад исчезла.

ВОЛЬКА. Что ты наделал? Мерзкий старикашка! Верни её из рабства!

ХОТТАБЫЧ. Я забыл как это делается!

Вдруг могучий паровозный гудок прорезал тишину. Хоттабыч схватил Вольку за руку.

О царственный Волька! Я узнаю этот голос! Это голос царя джиннов Джирджиса! Бежим, пока не поздно!

ВОЛЬКА. Ну что за чушь! Сиди спокойно! Ничто нам не угрожает. Это просто паровоз там, на экране!

ХОТТАБЫЧ. Нет, нет! Бежим, о Волька ибн Алёша! Бежим, пока не поздно!

БИЛЕТЁРША. Граждане, идёт индийская картина про любовь, а вы...

Билетёрша преградила дорогу Хоттабычу и Вольке, но в ту же секунду она совершила в воздухе красивую длинную дугу и очутилась на эстраде, перед экраном...

Волька и Хоттабыч выскочили на улицу. На улице шла всё та же круговерть – все спешили по своим делам.

ВОЛЬКА. Чего ты кричал? Чего ты развел эту дикую панику?

ХОТТАБЫЧ. Как же мне было не кричать, когда над тобой нависла страшнейшая из возможных опасностей! Прямо на нас нёсся, изрыгая огонь и смерть, великий шайтан Джирджис ибн Реджмус, внук тётки Икриша!

ВОЛЬКА. Какой там Джирджис? Какая тётка? Самый обычный паровоз! К тому же на экране!

ХОТТАБЫЧ. Не собирается ли мой юный повелитель учить старого джина Гассан Абдуррахмана ибн Хоттаба, что такое шайтан? Это была шайтан-арба, а не паровоз! Ну, всё позади, слава аллаху. Чего бы тебе хотелось сейчас, о драгоценнейший зрачок моего глаза?

ВОЛЬКА. Будто не знаешь? Избавиться от бороды!

ХОТТАБЫЧ. Увы, я всё ещё бессилен выполнить это твое желание. Но нет ли у тебя какого-нибудь желания? Скажи, и я его в тот же миг исполню.

ВОЛЬКА. Побриться! И как можно скорее!

Они вбежали в парикмахерскую, где одиноко, без дела сидела в парике из белых и красных волос парикмахерша. Она курила, положив одну ногу на другую и лениво покачивала носком сапога. Как только Хоттабыч и Волька влетели в парикмахерскую, парикмахерша встала и, затушив сигарету в цветочном горшке, грозно сказала:

ПАРИКМАХЕРША. Следующий, кричит заведующий!

Волька сел в кресло.

Прикажете постричь вас, молодой мальчик? Или вы хотите чего другого?

ВОЛЬКА. Другого! Побрейте меня!

Волька снял шаль, закрывавшую его лицо по самые глаза. Парикмахерша с ужасом закричала:

ПАРИКМАХЕРША. Ужас! Мальчик с бородой! Пожалуйста, разойдитесь, граждане! Что вы, бородатого ребёнка не видели, что ли? Несчастный мальчик! Такое уродство! Неужели медицина бессильна помочь?.. Начинаем сеанс!

Причитая, она вывалила на голову Вольки пять килограмм мыльной пены и принялась его брить. Бритье продолжалось долго, Хоттабыч ждал у входа, склонившись в полупоклоне.

За окнами по улице всё так же бежали куда-то пионеры и пенсионеры, старушки с собачками, старички с авоськами, мужчины и женщины … Все спешили и спешили куда-то, неслась круговерть …

Как только побритый Волька вышел вместе с Хоттабычем на улицу, Хоттабыч принялся чихать.

ХОТТАБЫЧ. О, прости меня, драгоценнейший! Не пойму, откуда свалился на меня снова этот недуг!

ВОЛЬКА. Это всё твоя жадность. В кино ты съел сорок шесть порций мороженого, вот и всё.

ХОТТАБЫЧ. Но зачем же эта негодная предлагала мне это мороженое, если она знала, что меня свалит недуг?! О, я отомщу ей!

Не успел Волька что-то ответить, как разъярённый старик схватил его за руку и помчался по улице так, что только полы его красивого халата развевались на ветру! В мгновение ока они оказались у кинотеатра и ворвались в буфет при кинотеатре.

Заметив старичка, который совсем недавно сделал ей такую выручку, продавщица мороженого с улыбкой сказала ему:

ОФИЦИАНТКА. О, знакомые всё лица. Не хотите ли ещё парочку эскимо?

ХОТТАБЫЧ. А-а-а! Ты хочешь извести меня своим проклятым экс-скимо! Так нет же, это тебе не удастся, презренная! Мне хватит на всю жизнь тех сорока шести порций, которые я, старый дуралей, съел в кино и чуть было не отправился к праотцам! Трепещи же, несчастная, ибо я сейчас превращу тебя в безобразную жабу!

Промолвив это, он встал и уже приподнял над головой свои сухие, морщинистые руки, но тут Волька испуганно выкрикнул:

ВОЛЬКА. Она не виновата, что ты пожадничал и объелся мороженым! Сядь, пожалуйста, и не делай глупостей. Сядь. Отдохни. Выпьем водички. Пожалуйста, дайте нам две бутылки лимонной воды.

Официантка недоумённо кивнула головой и пошла к стойке, но Хоттабыч сердито окликнул ее:

ХОТТАБЫЧ. А ну, подойди-ка поближе, недостойная прислужница! Мне не нравится, как ты ответила на приказание моего юного друга и повелителя.

ВОЛЬКА. Хоттабыч, перестань, слышишь? Перестань...

Но Хоттабыч ласково закрыл ему рот своей сухой ладошкой:

ХОТТАБЫЧ. Не мешай хоть мне вступиться за твое достоинство, если сам ты, по свойственной тебе мягкости, не выбранил её...

ВОЛЬКА. Хоттабыч, я же тебе русским языком говорю, что...

ХОТТАБЫЧ. Как ты ответила на приказание моего юного друга?!

ОФИЦИАНТКА. Я вас не понимаю, гражданин. Приказания никакого не было. Была просьба, и я пошла её выполнять. Это во-первых. А во-вторых, у нас не принято «тыкать». У нас принято обращаться к незнакомым людям на «вы». И меня удивляет, что вам это неизвестно, хотя это известно любому культурному советскому, так сказать, человеку.

ХОТТАБЫЧ. Ты что ж, учить меня хочешь? На колени! Или я превращу тебя в пыль!

ОФИЦИАНТКА. Стыдитеся, гражданин! Разве мож